Искупление

Первое, что я сделала, – достала носовой платок и закрыла им ее раскрытые глаза и рот, из которого что-то капало. Стараясь не смотреть на Эмили, аккуратно взяла пальцами край ее футболки и раскрутила ее вниз. По всему животу было что-то белое, липкое, но я тогда не имела представления, что это такое. Я опустила и юбку тоже. Когда присела на корточки, увидела, что ее скомканные трусики валяются в стороне, на нижних шкафчиках.

Что мне делать с ее трусами? Я не знала, как поступить. Я смогла привести в порядок ее футболку и юбку, не трогая тело, но с трусами это было невозможно. Я бросила взгляд на широко раздвинутые длинные белые ноги Эмили и увидела, как по ним стекает кровь.

Вот тогда я действительно перепугалась и бросилась вон из раздевалки.

Думаю, я смогла, отдавая себе отчет в том, что она мертва, дотронуться до ее одежды, потому что Эмили была задушена и не было крови. Как только я выскочила на улицу, увидела перед собой бассейн, и он напугал меня. Я замерла на месте. Очень скоро солнце почти закатилось и поднялся ветер. Я смотрела на рябь на воде, и мне казалось, что меня могут утащить в глубь бассейна. Говорят, что во время Обона – праздника призраков – если пойти купаться, то мертвец может схватить тебя за ногу. Я слышала это предупреждение каждый год, и сейчас оно звучало у меня в голове. Мне стало казаться, что Эмили может ожить и, чтобы забрать меня в страну мертвых, столкнуть в бассейн. Я закрыла глаза, села на корточки, зажала уши руками и стала пронзительно кричать – аааааааа!!! – так громко, что, казалось, горло разорвется.

Почему я не могла потерять сознание? Если б я упала тогда в обморок, то сейчас моя жизнь была бы совсем другой.

Не знаю, как долго это продолжалось, но первая, кого я увидела, были вы, Асако. Уверена, вы помните, что произошло потом, поэтому здесь я напишу только о том, что случилось со мной.

Юка вернулась с местным полицейским, потом появилась моя мама, обеспокоенная моим отсутствием. Она подозревала – что-то случилось. Мама посадила меня к себе на спину и унесла домой. Мне кажется, я плакала еще громче, чем кричала у бассейна.

Мама сперва не приставала ко мне с расспросами. Она положила меня на подушки для сидения, дала мне холодный ячменный чай, погладила меня по спине, а потом прошептала: «Какое счастье, что с тобой ничего не случилось, Саэ».

Ее голос меня успокоил, я закрыла глаза и провалилась в сон.

То, что я пишу здесь, мало чем отличается от моих слов, произнесенных сразу после убийства. Думаю, что все четверо дали достаточно четкие показания, учитывая, чему мы стали свидетелями.

Однако есть одна вещь, которую мы не могли сказать с уверенностью, и даже сейчас я очень об этом сожалею. Никто из нас не смог это вспомнить.

Все, что случилось в тот день, я вижу очень ясно, как на экране телевизора, но почему-то не в состоянии вспомнить лицо этого мужчины.

– У мужчины на голове было повязано белое полотенце.

– На нем была серая рабочая одежда.

– Разве она не была чуть зеленоватого оттенка?

– Сколько ему было лет? Ну, сорок, или, может быть, пятьдесят…

Хотя все мы помнили общий облик этого человека, никто не в состоянии был вспомнить его лицо. Был он высокий или нет? Толстый или худой? Лицо круглое или узкое? Глаза большие или маленькие? Его нос, рот, брови? Родинки или шрамы? Даже когда его внешний вид разобрали на части, мы не могли ничего толком сказать и только мотали головой.

Одно было точно – раньше мы никогда его не видели.

Какое-то время это убийство было единственной темой разговоров в нашем маленьком провинциальном городке. Один родственник даже специально пришел к нам, чтобы расспросить меня об убийстве, просто из чистого любопытства. Мама выставила его вон.

Люди стали вспоминать кражу французских кукол и связывать ее с тем, что произошло в бассейне. Может быть, говорили они, в городе или где-то поблизости появился извращенец, который любит маленьких девочек. Он украл кукол, на этом не успокоился и убил девочку, красивую, как куколка.

Жители города нашептывали друг другу эти слухи как нечто очень вероятное.

Полиция снова начала допрашивать тех, у кого пропали куклы, и это окончательно убедило всех в том, что оба преступления совершены одним и тем же извращенцем, любителем девочек. Однако я совсем так не думала. Меня тоже можно было описать как маленькую невинную девочку.

С момента убийства, если я не была на чем-то сосредоточена, все время представляла мертвую Эмили. Изображение всегда бывало черно-белое, а кровь, стекающая у нее по ногам, – ярко-красная. При этом мое собственное лицо накладывалось на лицо Эмили и голова начинала страшно болеть. Чтобы унять эту пульсирующую боль, я обхватывала голову руками. И одна и та же мысль пролетала в моем сознании:

Слава богу, что это случилось не со мной.

Уверена, что вы считаете – как ужасно так думать!

Понятия не имею, что чувствовали три мои подруги. Возможно, они просто расстраивались, а может, считали себя виноватыми в том, что не могли спасти Эмили. Я же могла только переживать за себя.

Сразу после мысли «слава богу, это случилось не со мной» приходила следующая – «почему с Эмили?». И у меня был четкий ответ на этот вопрос. Потому что из нас пятерых только она достигла зрелости. Эмили стала взрослой, и поэтому тот мужчина сделал с ней что-то ужасное и убил ее.

Мужчина – убийца – искал девочку, которая только недавно стала взрослой.

Прошел месяц, потом полгода, год, а преступника так и не нашли. Мне кажется, Асако, вы вернулись в Токио через три года после убийства. Интересно, понимаете ли вы, что я пишу это письмо из-за той договоренности?

Время шло, и чем реже люди вспоминали про убийство, тем больше во мне рос страх. Даже если я не помню лицо убийцы, он вполне мог запомнить мое. Он мог считать, что мы знали его в лицо, и прийти убивать меня и остальных девочек. Взрослые долго держали нас под постоянным присмотром, но постепенно он ослабевал. А вдруг убийца выжидал, когда все мы окажемся снова сами по себе, без взрослых?

Мне постоянно казалось, что он за мной наблюдает. То в щелочку окна, то в тени здания или из проезжающей мимо машины.

Я жила в страхе, в ужасе. Я не хотела, чтобы меня убили. Для того чтобы избежать этой участи, надо было во что бы то ни стало добиться одного – не повзрослеть.

Со временем образ убийцы слегка поблек в моем сознании, хотя иногда мне казалось, что за мной кто-то наблюдает. В средней и старшей школе я играла в ансамбле духовых инструментов и помногу репетировала каждый день, поэтому для воспоминаний о прошлом оставалось не так много времени.

Правда, это не означало, что я морально и физически освободилась от убийцы навсегда. Обстоятельства заставили меня понять это, когда мне исполнилось семнадцать – я была самой младшей ученицей в старшей школе.

В семнадцать у меня все еще не было месячных, и хотя я отличалась хрупким телосложением, это не объясняло ситуацию. Возможно, в таком возрасте еще можно было считать положение дел нормальным, но мама хотела, чтобы я обязательно показалась врачу. Поэтому я поехала в отделение гинекологии префектурной больницы в соседнем городке.

Школьнице требуется немало смелости, чтобы пойти в женскую клинику. И хотя до этого момента я вообще не задумывалась о том, почему у меня нет менструаций, я предполагала, почему так происходит, и в то же время надеялась, что это не может быть истинной причиной. Мне, разумеется, очень не хотелось иметь какую-то реальную гинекологическую проблему, поэтому я взяла себя в руки и отправилась к врачу.

В нашем городе была частная женская клиника, но я не могла допустить, чтобы кто-то увидел, как я туда захожу. Я практически не общалась с мальчиками, ни с кем не встречалась, но меня приводила в ужас мысль о грязных слухах, которые сразу же все начнут смаковать. Поэтому я и поехала в соседний городок.

Анализы не показали никаких отклонений, и врач сказал, что проблема может быть психологического характера.

– У тебя в школе или дома нет стрессовых ситуаций? – спросил он.

Когда я узнала, что месячные могут начинаться и прекращаться по психологическим причинам, все стало понятно. «Если я стану взрослой, меня убьют, – думала я. – Если у меня начнутся месячные, меня убьют». Я все время навязывала это своему организму, сперва целенаправленно, потом постепенно это стало подсознательным. Даже если я и не думала постоянно про убийство, оно все равно находилось где-то глубоко в моем подсознании.

В больнице посоветовали консультации и регулярные инъекции гормонов. Я сказала, что посоветуюсь с родителями. Больше я в клинике не была. Отчиталась маме, что у меня всё в порядке, просто позднее развитие. Сама же еще больше стала просить судьбу, чтобы у меня не начинались месячные до того, как истечет срок давности по убийству.

Даже если б я уехала из города, затерялась в токийской толпе и жила бы среди тех, кто ничего не знает о происшедшем, – кто мог бы с уверенностью сказать, что я снова не встречусь с убийцей? Мой организм, еще детский, будет меня охранять, давать чувство безопасности, которое мне так необходимо.

Я не очень надеялась, что убийцу арестуют. Мысли о нем поднимали в душе все переживания. Я радовалась тому, что срок давности скоро истечет и я буду свободна от своего прошлого.

Асако, это не имеет никакого отношения к нашей договоренности.

И тем не менее я никогда не думала, что увижу вас снова.

После окончания женского колледжа с дипломом специалиста по английскому языку я попала на работу в небольшую компанию, которая в основном занималась красителями. Независимо от того, получили ли выпускники дипломы в области естественных или гуманитарных наук, все новые сотрудники проводили первые два года в лаборатории. Делали это для того, чтобы научить нас разбираться в продукции, с которой имеет дело фирма.

Впервые после уроков химии в старших классах школы я взяла в руки пробирки и мензурки и в первый раз увидела приборы, которые стоили десятки миллионов иен. Газовая хроматография, жидкостная хроматография – вот что делают эти прямоугольные и квадратные приборы, объясняли нам. Но все это пролетало у меня мимо ушей. Однако логотип на машинах привлек мое внимание.

«Адачи маньюфэкчуринг». Оказывается, их сделали в моем родном городе, с его чистым хрустальным воздухом. Я почувствовала некоторое родство с ними, когда поняла это. Но одновременно нахлынуло чувство отвращения, как будто город не отпускал меня. И сразу после начала работы в компании у меня в душе ощущалась смесь этих эмоций.

На третьем году моей работы на фирме ко мне вдруг подошел заведующий лабораторией, чтобы поговорить о возможном кандидате мне в мужья. Это произошло сразу после завершения двухгодичного пребывания в лаборатории, когда меня официально перевели в отдел бухгалтерского учета.

– Он сын двоюродного брата управляющего директора одного из наших важных клиентов. Он видел тебя где-то и попросил, чтобы его с тобой официально познакомили.

Если б заведующий обратился ко мне с этим, когда рядом никого не было, я, скорее всего, отказалась бы знакомиться, хотя меня и просил об этом один из руководителей компании. Но он громко заговорил при всех – как раз в тот момент, когда сотрудники, начавшие вместе со мной свою карьеру в лаборатории, упаковывали вещи в связи с переходом в другие отделы фирмы. Он вручил мне фотографию этого человека и папку с его личным делом. Все мои коллеги собрались вокруг с очень серьезными лицами.

Я раскрыла папку, где лежала фотография, и услышала женские голоса одобрения:

– Симпатичный!

Когда я достала его резюме, мужчины поддержали:

– Впечатляет!

Увидев их реакцию, заведующий спросил:

– Как тебе? Довольно неплохо, да?

– Отличная партия для тебя! – сказал кто-то. – Прекрасный шанс!

После этого я окончательно утратила возможность увильнуть от свидания и в итоге ответила, что буду очень рада познакомиться с ним.

Совершенно непонятно, почему такой крутой молодой человек, выпускник престижного университета, работающий в известной корпорации, к тому же привлекательной наружности, просил о встрече со мной – сотрудницей третьеразрядной компании, ничего из себя не представляющей, – и еще полагал, что я подхожу ему в качестве жены? Что я делала, когда он меня заметил? Такие мысли постоянно крутились у меня в голове в преддверии нашего свидания, и в конце концов я решила, что он меня с кем-то перепутал.

Мы оба не хотели традиционного свидания, устроенного с участием посредников; вместо этого договорились просто поужинать вдвоем. Но я чувствовала себя подавленной. Я теперь уже самостоятельно зарабатывала на жизнь, могла спокойно общаться с мужчинами, но никогда еще не ужинала наедине с мужчиной, с которым только что познакомилась.

Я надела весеннее розовое платье по совету одной назойливой коллеги, поступившей на работу в компанию одновременно со мной, и приехала в лобби отеля, где мы договорились встретиться. Там ко мне подошел человек с фотографии. Это был Такахиро.

Очень весело и вежливо он попросил прощения за то, что обратился к моему начальнику с просьбой о знакомстве, и поблагодарил за то, что я пришла в свой выходной день. Я как-то не смогла сразу найти правильные слова. Мы поднялись на верхний этаж в итальянский ресторан, и после того, как нашли подходящий столик, я протянула ему копию своего резюме, не очень-то впечатляющего. Однако Такахиро положил его на край стола, даже не взглянув.

– Вы же родом из… – и он назвал мой город. – Правда?

При упоминании моего города с хрустально-чистым воздухом я сглотнула. Он продолжал с улыбкой:

– Я тоже там жил, три года, с шестого класса начальной школы по второй средней. У нас разница два года, так что вряд ли вы помните меня.

Помню? Как я могла его помнить, когда я его и не знала? Если он учился в шестом классе, значит, я была в четвертом. В тот год как раз открыли фабрику и в школе появилось много новых учеников, переехавших к нам.

– Мне жаль, что вы не помните, – сказал он. – Но один раз мы играли вместе. Французские куклы. Вы там были главная и водили нас по домам посмотреть их.

А, значит, он тогда участвовал в нашем походе… Но все равно я не могла вспомнить его ребенком. Однако он поменял тему разговора прежде, чем я испытала неудобство, и до того, как вспомнила кражу французских кукол. Он прожил в городе три года и, конечно, не мог не знать о краже, о том, что я тоже имела к этому отношение. Может быть, он ушел от этого разговора специально, чтобы не будить во мне неприятные воспоминания?

Такахиро работал в отделе продаж наручных часов и часто ездил в Швейцарию. Как-то, предаваясь воспоминаниям о моем родном городе, он подумал, что тот немного похож на Швейцарию, потом увидел меня и захотел встретиться.

– Где же это произошло? – спросила я.

Такахиро ответил, что на вечере, устроенном компанией в честь окончания года.

Я назвала китайский ресторан, где происходила та вечеринка.

– Да, – обрадовался он, – там! Я был с другом, сидел рядом с вами и думал: «Неужели случаются такие совпадения?»

Он даже слегка смутился, сказал Такахиро, подумав, не судьба ли это сводит нас вместе? Сейчас, правда, я понимаю, что он говорил первое, что приходило ему в голову.

После этого мы с Такахиро начали встречаться раз или два в неделю. Обычно ужинали вместе, шли в кино или художественную галерею, и удивительно, что, когда я была с ним, исчезал страх того, что кто-то за мной следит. Поэтому каждый раз при прощании мне хотелось побыть с ним подольше.

Такахиро ни разу не предложил пойти с ним в отель, никогда не говорил, что хотел бы подняться в мою квартиру, где я жила одна. Разумеется, когда он подвозил меня домой на такси, я не приглашала его выпить у меня кофе. «Если б ты позвала его и он зашел бы, что тогда?» – задавал мне этот вопрос внутренний голос.

На нашем седьмом свидании Такахиро неожиданно сделал мне предложение.

Мы в тот день впервые держались за руки. Ничего особенно романтического не происходило. Мы пошли на премьеру известного мюзикла, и он держал меня за руку, чтобы мы не потеряли друг друга в толпе. Этого хватило, чтобы заставить мое сердце биться сильнее. Чуть позже, когда мы уже сидели в темном театральном зале, я впала в грустное настроение и даже пролила несколько слезинок.

– Я получил назначение на долгосрочную работу в Швейцарии и очень надеюсь, что ты поедешь со мной.

Такахиро сделал предложение за ужином, когда подали шикарный французский десерт и мы пили вино. Ресторан был очень уютный – каждый столик имел собственное изолированное пространство; идеальное место для предложения. Я чувствовала себя как во сне. Как я была бы счастлива, если б могла безоговорочно принять его…

Но я не могла. Причина существовала.

– Прости, – сказала я, поклонившись, – но я не могу принять твое предложение.

– Почему?

Нельзя сказать, что предложение было уж совсем неожиданным, но я очень разволновалась. Мне хотелось бы, чтобы я могла назвать любую другую, обычную причину для отказа. Сказать, например, что ему нужен более подходящий человек рядом. Но это было бы ложью. Поэтому я пошла прямым путем и раскрыла истинную причину.

Никогда я не думала, что мне придется открывать столь ненавистную правду в тот момент, когда мне делают предложение.

– Я не совсем полноценная женщина.

У него был ошарашенный вид. Думаю, он вообще не предполагал услышать такой ответ. До того, как меня успело полностью поглотить чувство стыда, я пояснила:

– Мне уже двадцать пять, но у меня ни разу не было месячных. Мое подсознание не хочет, чтобы я стала женщиной. У меня не может быть нормальных сексуальных отношений, я не могу родить ребенка. Такой человек, как ты, с таким прекрасным будущим, не может жениться на ущербной женщине вроде меня.

Впервые в жизни я проклинала то, как мой организм меня защищал. С сожалением я подумала, что нужно было еще тогда, в старшей школе, сделать все, что мне рекомендовали, – будь то уколы или консультации.

Я сдерживала слезы, чувствуя, что нельзя их показать. Зачерпнула кусочек десерта – это был воздушный белый мусс, украшенный разными ягодами: клубникой, малиной, клюквой, голубикой… С тех пор как я впервые услышала все эти названия, мой родной провинциальный городок не ослабил своей хватки.

– Это не имеет значения, – сказал Такахиро. – Если ты просто поедешь со мной, будет отлично. Видеть тебя дома, когда я, уставший, прихожу с работы, – все, что мне нужно. Я буду рассказывать тебе, как провел день, обнимать тебя и ложиться спать. Ничего более прекрасного не могу себе представить. Разве ты не хочешь поехать со мной, начать вместе новую жизнь?

А потом добавил:

– Для тебя было бы очень кстати уехать из Японии. Скорее всего, с тобой это происходит из-за убийства. Может быть, ты беспокоишься из-за того, что город вдруг напомнит тебе твой собственный и вернет в твое сознание все, тогда случившееся там? Но я могу гарантировать тебе, что в новом месте не будет убийцы и что я буду рядом, чтобы тебя защитить.

Я удивилась, когда Такахиро сказал, что надо бы пригласить на свадьбу вас, Асако, с мужем. Тогда я впервые узнала, что отец Такахиро и ваш муж – двоюродные братья.

– Когда Асако с мужем увидят меня, – спросила я его, – не вспомнят ли они сразу убийство и не начнут снова переживать по поводу всех тех событий?

Но он ответил, мол, вы говорили ему, что очень хотели бы присутствовать на нашей свадьбе.

Говоря начистоту, Асако, я не хотела видеть вас снова. Я боялась, что вы никогда не простите мне, что я не выполнила нашу договоренность и вместо этого стала искать собственное счастье. Но у меня не было права голоса. Это была семья Такахиро, в конце концов, его родители оба входили в руководство «Адачи маньюфэкчуринг». Они платили за все это экстравагантное мероприятие, которое должно было состояться в музее искусства, построенном известным архитектором и где уже проводили свадьбы знаменитые люди. Единственное, что я могла решить самостоятельно – какое у меня будет платье.

Но в день свадьбы вы, Асако, сказали мне, чтобы я забыла про убийство и наслаждалась жизнью. Вы даже не представляете, какая радость переполнила меня, когда я это услышала… И вторым, что так подняло мне настроение в тот день, был сюрприз, который подготовил мне Такахиро.

Когда мы с ним приступили к обсуждению свадьбы, я была уверена, что во время празднования переоденусь в коктейльное платье. Однако Такахиро полностью отверг эту идею, сказав, что я должна быть в белом платье до конца свадебного приема. Причина выяснилась позже, уже во время празднования: он неожиданно вручил мне коробку с бантом, и меня вместе с ней отвели в комнату ожидания.

Открыв коробку, я обнаружила там розовое платье. Вырез и подол были окантованы белыми перышками, а на талии и плечах красовались большие темные розы. Из таких же роз и белых перьев было сделано украшение для волос. Такой туалет мог бы быть у французской куклы, подумала я. Посмотрела в зеркало – и увидела перед собой нашу куклу, выставленную в гостиной моего старого дома.

Но почему? Не сразу я догадалась, что мы впервые встретились с Такахиро во время «французского тура». Тогда я, деревенская девочка, с гордостью показывала детям из большого города наши старинного вида куклы. Наверное, он вспомнил меня такой и заказал точную копию платья моей куклы, чтобы удивить меня и порадовать.

Когда я вернулась к гостям, Такахиро смотрел на меня затаив дыхание, а потом широко улыбнулся.

– Ты прекрасна! – воскликнул он.

Все произносили тосты в нашу честь и шутили. А через два дня после этого радостного события мы с Такахиро отправились в путешествие. Из окна самолета я видела, как удаляется земля, и все мое существо наполнилось чувством свободы.

«На новом месте не будет убийцы, и я всегда буду рядом, чтобы защитить тебя».

Но преступник был.

Город, в котором я оказалась, и вправду может похвастаться таким же свежим и чистым воздухом, как наш, но больше ничего общего у них нет. Этот город очарователен и красив. Прошло две недели нашей совместной жизни, и в ней есть только Такахиро и я.

Трудно поверить, что прошло всего две недели…

Кое-что меня немного удивило. До сих пор я могла рассуждать обо всем совершенно спокойно, но я не совсем уверена, что могу описать последующие события. Однако я должна сказать то, что у меня на душе.

Начну с того дня, когда мы приехали в этот город.

Такахиро сказал мне, что в нашем новом доме есть абсолютно все, что нужно, – мебель, посуда и прочее. Поэтому я избавилась от большинства вещей, которые были у меня, пока я жила одна. Я отправила сюда только минимум одежды и другие личные вещи. После нашей помолвки Такахиро несколько раз ездил в Швейцарию в командировки и подготовил дом для нашего приезда.

Мы прилетели в местный аэропорт утром, и несколько людей из его компании приехали нас встретить. Я пошла с Такахиро в офис, чтобы познакомиться с его коллегами. Мы вместе пообедали, меня всем представили, и мы даже получили симпатичные свадебные подарки. А потом вдвоем поехали в наш новый дом – машину дала фирма.

Я восхищалась в тот день всем, что видела, но у меня прямо перехватило дыхание от радости, когда мы оказались в престижном районе и увидели наш дом, похожий на старинный кукольный домик.

В нем было два этажа, внизу – просторная гостиная, столовая, совмещенная с кухней, и еще две комнаты. В гостиной стояли диван и книжный шкаф; я решила поместить там еще и большие напольные часы, которые нам подарили на свадьбу. Но в целом комната казалась пустой. В кухне хватало посуды и хозяйственных принадлежностей, однако я подумала, что неплохо было бы иметь для нас две парные чашки.

– Рыжая скатерть будет неплохо смотреться на обеденном столе, – заметила я и с восторгом добавила: – И мне хотелось бы расставить много фотографий около окна с эркером.

Такахиро улыбнулся и сказал, что я могу украшать все по своему вкусу.

– Но сперва давай распакуем вещи. – Коробки, отправленные из Японии, были сложены в одной из комнат на первом этаже.

На втором этаже были четыре комнаты разного размера.

– Самая большая, в глубине, – спальня, – сказал Такахиро, – остальные можешь использовать как захочешь.

Я всюду заглянула. «Квартира слишком велика для нас», – думала я, идя по широкому коридору к последней комнате. Уже взялась за дверную ручку, когда Такахиро попросил:

– Давай зайдем сюда попозже. Я тут уже все подготовил, когда приезжал без тебя. Сначала поедим.

Его слова и моя собственная застенчивость, когда речь зашла о нашей совместной спальне, помешали мне открыть дверь. Вместо этого я пошла с ним в ближайший ресторан.