Красный Вервольф 4
– Да не придут они, говорю же! – снова повторил Серега. – Я фрицев нюхом за версту чую!
И сразу после его фразы бухнул первый взрыв и застрекотала пулеметная очередь.
– Подвел тебя твой нюх! – хмыкнул я.
– Так ведь больше версты тут… – растерянно ответил Серега, схватившись за мосинку.
– Погодь, рано еще, – притормозил я его и снова приник к окулярам бинокля. Откуда эти фрицы выползли? И почему наш дозорный сигнал не подал?
На опушке появились первые мотоциклы. И тут же встали перед огромной лужей.
Опа! Первого догнала пуля кого-то из наших!
Остальные «серые» тут же со своих железных коней слетели и залегли кто в грязи, кто в кустах.
Я бросил быстрый взгляд в то место, где должен был над лесом затрепыхаться флажок, как только появятся немцы. Флажка не было.
Ладно, хрен знает, что там случилось. Может дозорный наш уснул, может фрицы сквозь лес пробирались, а может заметили его и сняли, тоже ведь не первый день воюют, всякое случается. Потом узнаю.
А сейчас пора работать.
– Держи, – я бросил Сереге бинокль. – Ты куда это намылился? Приказ забыл? Сиди здесь, следи за окрестностями. Подавай знак, если вдруг еще один отряд появится.
– Да помню я! – Серега порывисто вздохнул. – Ступай с богом, Санек! Задай им жару!
Я живенько скатился с холмика в сторону берега и аккуратно двинул вдоль забора.
План обороны деревни был, конечно, не ахти какой – по дороге устроить засаду, посечь, сколько успеем из пулемета и гранатами забросать. Но дорога там не только для проезда неудобная, она и для засад не то, чтобы очень. Нет нам узких мест, где можно было бы зажать колонну. Лес, конечно, сплошной, но с дороги пешим ходом запросто можно сойти и укрыться за ближайшим деревом. Так что, как ни пытайся, всех все равно не положишь.
А тех, что дойдут, бить уже в деревне. Там засели и наши бойцы, и местные мужички, в основном пожилые дядьки и суровые бабы. Детей и прочих частично вывели в лес, частично попрятали по погребам.
За углом забора присел крепенький мужичок с двустволкой. На мои шаги дернул стволом, но за секунду буквально опознал и снова подался вперед, как сторожевая собака.
– Прут, собаки сутулые! – пробормотал он в усы. – Ох, и много их что-то в этот раз…
– Ничего, сейчас проредим, – усмехнулся я. – Давай, вон к той избе, прикроешь меня, если что.
Мужичок понятливо кивнул, и мы принялись обходить приземистый сруб с наглухо закрытыми ставнями с двух сторон.
Ага, а вот и первые! Сначала шепоток на немецком, потом из-за забора показалась каска. Хрен, я на это поведусь, до темноты еще далеко, и мне отлично видно, что каска на прикладе винтовки держится.
– Никого нет! – раздался уже более громкий голос, и сразу же показалась голова.
Вот этого я и ждал, жопа фашистская! Ухватил за ухо, дернул, полоснул по сонной артерии, толкнул обратно, чтобы кровью меня не забрызгал.
– Ааа! Засада! – успел крикнуть второй, но его крик заглушил взрыв гранаты неподалеку. Я перескочил через труп его товарища, отбил в сторону дуло винтовки и воткнул в его горло нож.
Минус два.
Кивнул высунувшемуся из-за дома дядьке с ружьем и двинул вдоль забора дальше.
Выглянуть из-за следующего дома не получилось – от леса заработал пулемет, высекая искры из кирпичей и щепки из забора. Я залег в палисаднике за углом дома.
Отполз под прикрытие, поднялся на ноги, дождался, когда трещотка выдохнется, перебежал открытое место и снова залег.
Давайте, гады! Одними патронами вы деревню не захватите!
Пулемет вдруг заткнулся. Раздалась беспорядочная пальба и крики. Быстро выглянул.
Десяток фрицев залегли на краю леса и пытаются отстреливаться от наших, а остальные ломанулись так форсировать огромную лужу, из-за которой они не смогли триумфально въехать в село на мотоциклах.
Многовато, бл*ха, не меньше сотни! Почему наш второй пулемет молчит, тот, что на колокольне?
Я привстал, чтобы посмотреть, что там случилось.
Бах! Бах!
Заметили!
Перекат, подлезть под забором и прыжком сквозь малинник в соседний огород.
В то место, где я только что был, прилетела граната.
В голове зазвенело, перед глазами запрыгали цветные пятна.
Да что там с нашим пулеметом?!
Так, вон там высокий забор, можно за ним проскочить, и как раз будет видно колокольню.
Опачки… «У меня две новости для тебя, дядя Саша, – пробормотал я себе под нос. – Хреновая и еще хреновее». С колокольни свешивалось тело нашего бойца. Скорее всего в селе Свободном имелся фашистский прихвостень, который ударил его в спину.
Ладно, сволота, мы и без пулемета справимся… А гниду эту я потом самолично найду и в сортире утоплю, заррраза такая!
Главное в уличном бою – не дать противнику загнать себя в угол и сосчитать. Когда я понял, что поддержки пулемета у нас нет, то начал действовать по плану Б – в смысле перемещаться по деревне с максимально возможной скоростью, чтобы создать впечатление, что защитников сильно больше, чем на самом деле.
Вынырнуть из-за угла, прицелиться, бах!
Есть! Фриц нелепо взмахнул руками и повалился в грязь. В то место, где я только что был, тут же принялись палить, но поздно, камрады, поздно! Ваш вервольф уже занял позицию за старой раскидистой яблоней и…
Бах! Бах!
Минус два!
Успею еще пальнуть!
Бах! Эх, черт, промазал!
Теперь перемахнуть через забор, бегом вдоль сарая, там дальше очень удобный куст, для очередной огневой позиции.
Ну давай, немчура, высунься из-за угла сельсовета, я знаю, что ты там засел!
В образовавшееся внезапно затишье вдруг вклинился негромкий хлопок. И над холмом, где засел Серега, взлетела красная сигнальная ракета.
Глава 6
Твою ж мать… Кого-то еще фрицы подтянули! Будто этих нам мало, да еще и среди своих какой-то предатель затесался! Я быстро взобрался по приставленной к сараю лестнице, чтобы оценить обстановку.
Ага, правый фланг деревни, похоже, пока еще за нами. Трое партизан азартно отстреливаются из-за высокого забора. Левый… Хрен пойми. А вот и то самое подкрепление, о котором ракета была.
Бл*ха! Лужу форсировали фрицы с громоздкими рюкзаками и чем-то вроде пожарных брандспойтов в руках. Тяжелые огнеметы.
Фрицы вовсе даже не собираются захватывать Свободное и призывать его к порядку. Хлопотно это, возиться с мятежными отдаленными деревеньками. Они просто хотят пожечь тут все под корень.
Плохи наши дела. Я живенько скатился с лестницы, пока в мою сторону не начали палить все, кому не лень.
Так. Я быстро огляделся. Пулеметчика нашего некий неизвестный убрал. Но пулемет все еще торчит с колокольни. Значит надо всего лишь занять его место, пока огнеметчики месят глубокую грязь и не расчехлили свои орудия.
Из сложного – перебежать небольшой кусок открытого пространства между сельсоветом и церквушкой.
Я пригнулся и нырнул за угол. Пара пуль тут же высекли из стены искры за моей спиной. Так, теперь обойти здание с другой стороны… Бл*ха, надо будет местному парторгу пистон вставить за то, что свалку устроили прямо за сельсоветом. Ноги переломать можно, сколько мусора навалили. Какая-то мебель сломанная, хлам непонятный…
Теперь самое сложное. Следующие метров двадцать простреливаются на «ура». Наверняка там засело несколько фрицев и будут палить по мне, как только я высунусь. Не к месту вспомнился какой-то боевичок, где адептов не то культа, не то секты учили, что все пули летят по определенным траекториям, и если определенным образом двигаться, то ни одна в тебя не попадет. И главный герой там еще очень эффектно кувыркался в потоках вражеских пуль. Хорошая теория. Жалко, что звиздеж.
Самое неприятное, что все еще очень светло. Солнце почти закатилось, но на фоне белой стены церкви я буду сиять прямо-таки идеальной мишенью.
Ладно, ничего тут не попишешь. Время тратить запас на крайний случай, думать вообще некогда.
Гранат у меня было всего две. Взял на всякий случай, не думал, что понадобится. Поработают завесой.
Рванул чеку с одной, высунулся из-за угла, швырнул, отскочил на секунду.
Бабах!
Теперь вперед, пока пыль от взрыва не осела. Пули щелкали по стене, но частота и прицельность такая себе, если повезет…
Теперь вторая граната, прямо на бегу.
Бабах!
Близко рванула, заррраза… Взрывной волной меня ощутимо так швырнуло в стену, едва на ногах устоял. Кто-то заорал на немецком по ту сторону взрыва. Но я не разбирался. Взлетел на крыльцо, рванул дверь.
За мгновение чуть было не поседел и кони не двинул. Дверь же могла быть и ЗАКРЫТА, только я об этом не подумал.
Ф-ух, пронесло. Тяжелая дубовая створка скрипнула и впустила меня внутрь.
Хлоп… И вот я уже в сумрачном пахнущем ладаном помещении церкви. Выстрелы зазвучали глуше. Пара пуль попала в дверь, но ни одна не пробила.
Надо чем-то это заклинить… Тут явно раньше был засов, но кто-то позаботился, чтобы его под руками не было – петли были пусты.
Что бы такое приспособить? Я быстро огляделся. О, скамья! Годится…
Я метнулся вправо, подхватил скамейку и с силой втолкнул ее в петли засова. Да уж, храм вроде маленький, а двери как в средневековой крепости.
Святые укоризненно смотрели на меня со стен и потолка. Ну, простите ребята, такая уж работа. Вас, можно сказать, тоже спасаю, вряд ли те ребята с ранцами фламменверферов падут ниц перед образами православной деревенской церквушки.
Любоваться искусством времени не было, в любой момент огнеметчики могли запустить свои адские машины, и спалить гордое Свободное со всех четырех концов. Дело, конечно, небыстрое, но лучше бы поймать их до того, как куча дворов заполыхает вонючим пламенем.
Ага, лестница на колокольню, похоже, вон там, за кирпичным простеночком.
Я втиснулся в узкий проход почти вертикальной лестницы с высокими ступенями.
Сейчас главное – не навернуться на этой гениальной конструкции. По всем законам фортификации построено – чтобы максимально затруднить проход врага наверх.
Вот только расшибить голову о ступени в мои планы не входило.
Опа…
Что-то загородило тусклый свет наверху. На фоне темнеющего неба четко обозначился силуэт человека, который целился в меня из винтовки.
Внутри что-то оборвалось. Ну вот и все. Из такой позиции даже слепой не промажет.
Вот так бесславно ты свои дни и закончишь, дядя Саша…
Но неизвестный противник, вместо того, чтобы радостно давить на спусковой крючок, принялся махать в мою сторону штыком. Патронов у него что ли нет?
– Шуруй давай отседова! – проскрипел он. А голос-то дрожит, психует, тварь такая!
– Ага, уже хвост поджал, сучий потрох! – я уклонился от штыка, прянул вперед и ухватил винтовку. Рванул на себя. Принял в свои горячие, так сказать, объятия, это тело и со всего маху шваркнул его о кирпичную стену. Эх, коридор узковат, удар получился не так силен, как мог бы! Незнакомец выпучил глаза и захрипел. Винтовка выпала из его ослабевших пальцев.
Я выволок эту сволочь на колокольню и еще раз со всей дури приложил его башкой об пол. Подхватил винтовку, думал всадить в него штык, но передумал. Это же он, гнида позорная, убил нашего Кольку! Если замочу его вот так просто, то тварь даже испугаться как следует не успеет. Нееет, паскуда, ты у меня еще поживешь. Недолго и несчастливо, правда, но такая уж судьба у тебя!
Я приложил его прикладом по башке, и он отрубился. Если убил, то повезло гаду.
Но надо будет поглядывать, пока стрелять буду, чтобы в себя не пришел раньше времени.
Колька наполовину свешивался наружу, зацепившись ногой за колесо. Ну да, картина преступления ясна, как божий день. Наш пулеметчик заправлял ленту, привстал над станком. А эта сволочь подкралась со спины и всадила ему чуть ниже шеи штык.
Я втянул Кольку обратно на колокольню. Земля тебе пухом, брат-партизан… Спи спокойно, Колян, я у пулемета подежурю.
Пулемет Максима – совершенно безотказная машина. Я даже в своем времени пару раз из такого стрелял. В 1910 году машинка сделана, а убойной силы не потеряла.
В мое время. А этому-то не больше тридцати. Но судя по его виду, судьба у него была очень даже героической.
Я плюхнулся на живот и схватился за станок. Крайний дом в селе заполыхал. Сразу следом за ним – второй. Ну все, гаврики, теперь мое соло!
Поймал в прицел первого фрица с рюкзаком за спиной. Ага, вот он семенит, переваливаясь, как утка. И два других типа в касках его прикрывают. Плавно надавил на гашетку. Пулемет затрясся, выплевывая смертоносные кусочки свинца. Уши заложило от грохота, но на эти неудобства я внимания уже не обращал. Ранец огнеметчика лопнул, разбрызгивая густое содержимое. Большая часть плеснула на самого огнеметчика, но на его прикрытие тоже изрядно попало.
Через секунду горючая смесь вспыхнула, и чудом оставшийся после моей короткой очереди на ногах фриц заплясал взбесившимся факелом.
«Тра-та-та!» – запел пулемет свою грохочущую песню. Второй огнеметчик успел упасть на землю, так что пули прошили его ранец сверху. Жижа растеклась по его трупу огнеопасной лужей.
Какая удобная позиция, все поле боя как на ладони, хрен спрячешься, вражина! Пули безжалостно секли фрицев, а я продолжал давить и давить на гашетку, ворочая тяжелый станок из стороны в сторону.
Бл*ха, патроны кончились. Я ухватил из кучи рядом с пулеметом новую ленту. Так, заряжается он как-то очень просто – сунуть в паз, дернуть рычаг… Я приподнялся, и тут же что-то ужалило мое плечо. Ну да, где-то на опушке засел снайпер, ясное дело.
Но с тобой мы еще разберемся. А пока надо проредить наступающих. И выключить из боя долбаных огнеметчиков! Их осталось еще трое. Где там следующая мишень?..
Бой завершился уже в ночи. Наши ребята еще дорезали последних ныкающихся среди домов фрицев, а местные мужички уже принялись тушить горящие дома. В сгустившейся темноте от озера до полыхающих крайних домов выстроилась цепочка, по которой передавали ведра, кастрюли, котелки и крынки. В ход шли любые емкости.
Расстреляв все патроны, я еще разок проверил, что там с предателем. Еще дышит, гнида позорная… Я скрутил ему руки за спиной и сволок вниз. Выбил скамью из петель и бросился помогать тушить пожар.
У одного из горящих домов причитала крепкая баба в обнимку с охотничьим ружьем. Пыталась броситься в огонь.
– Дочка! Доченька моя там! – голосила она.
– Стой, дура! – мужик, тот самый, с которым мы уже сталкивались в самом начале боя, обхватил ее за талию и крепко держал. – Сама сгоришь! Сейчас потушим…
Чадное пламя, дым режет глаза…
– Топоры! Топоры несите!
– Сюда лей!
– Сейчас обрушится!
– Водой на меня плесните!
В снопах искр рухнули перекрытия. По полыхающим углям на пожарище бросились трое мужиков с лопатами.
– Живая девка, не реви мать!
* * *Я сидел в уголке кабинета местного сельсовета и вполуха слушал, как партийные лидеры двигают горячие речи о нашей победе. Судя по виду, местный председатель сам в бою не участвовал, где-то отсиделся. И пожар потом тоже не тушил – серый костюмчик мятый, на рукаве хвоя налипла. Воротник белой рубашки несвежий, но в отличие от остальных он выглядел прямо как на дипломатическом приеме. Другие партийцы смотрелись куда менее презентабельно. Грязные, обгоревшие, одежда мокрая, подпаленная, а у некоторых еще и в крови.
Бл*ха, плечо-то как саднит… Пуля чиркнула по коже, оставив только царапину. В горячке боя боль не ощущалась вообще, но сейчас все закончилось, и рана дала о себе знать.
– …погибли Сеня, Гришка и Афонины оба, – невысокий крепенький мужичок с перевязанной головой загибал пальцы, монотонно считая потери. – Четыре двора выгорело подчистую, на дом Супониных перекинулось, но успели потушить, только крыша немного прогорела. Также…
– Товарищи партизаны обещали нам свою защиту, – веско произнес председатель и бросил взгляд в мою сторону. – Товарищ Слободский говорил, что лучших бойцов пришлет. А оно вона как получается… Лучших, да не совсем, да? Тут до зимы осталось шиш да маленько, а запасы нам пожгли. Частично…
– Вы бы, товарищ председатель, за своими людьми получше смотрели, – устало проговорил я и, не поднимаясь, пнул ногой тело предателя. Я притащил его на заседание, и с самого начала он валялся мешком на полу рядом с моим стулом. Но все были настолько взвинчены, что не обратили внимания. – Поднимай голову, сучий потрох, ты давно уже очнулся…
– Братушки, не губите… – застонало тело. Куча под ногами зашевелилась, мужик поднял голову. Волосы с правой стороны головы спеклись в кровавый комок, этим местом я его к стене приложил. Рукав ватника оторван, болтается на соплях. Это я его волок по лестнице. Рожа… Да хрен знает… Хотелось бы, чтобы рожа была мерзкая, рябая, с уродливыми тараканьими усами или козлиной бородой. Но мужик выглядел обычно. За исключением повреждений, во всяком случае. Нормальный такой справный мужичонка, следов злоупотребления самогоном явственных не просматривается, рожа вполне благопристойная. Лет тридцать ему, наверное. Побледнел, губы трясутся, струйка слюны на подбородок стекает. Глаза дикие.
– Паша?.. – председатель захлопал глазами и приоткрыл рот. – Что с тобой приключилось?
– Да ничего необычного, – зло усмехнулся я. – Ваш Паша нашего пулеметчика убил в спину. Поэтому и бой так затянулся.
– Это не я! – завопил Паша, поднимаясь кое-как на колени. Руки я ему не развязывал. – Не я это, христом-богом клянусь! Ребятушки, вы же меня знаете? Да зачем бы я мог…
– Ну да, – хмыкнул я. – И штыком в меня тоже не ты тыкал…
– Да я… – глаза Паши забегали. – Да я когда пришел, он уже был мертвый. А винтовка там же валялась. И я… Я думал, что это фрицы лезут на колокольню, вот и… Но я не убивал, я христом-богом… ребятушки…
– Это ошибка какая-то, товарищ… эээ… – по лицу председателя было видно, что мою фамилию он забыл. – Товарищ партизан. Я его с детства знаю, он и мухи бы не обидел, а вы говорите убил… Попутали вы что-то, по голове вам, видать, чем-то попало.
– И что тогда ты делал на колокольне? – спросил я. В голове зашевелились сомнения. Могло ли быть так, как этот селянин говорит? Хм…
– Дак я это… свечку заскочил поставить, а потом вдруг стрельба началась, вот я и испужался и бросился наверх, на колокольню, значит… – быстро залопотал Паша. Глаза снова зыркнули в мою сторону. – Ребятушки… Товарищи… Вы же меня знаете все, как облупленного! Не я это! Чем угодно клянусь, не я!
– Не мог он, – веско подтвердил председатель. – Зачем бы ему убивать вашего пулеметчика?
– Вот! – приободрился Паша. Приосанился и снова бросил на меня быстрый взгляд. – Меня же вы все знаете, а этого вот… Кто он такой вообще? Мы ведь его раньше не видели никогда! Может он сам диверсию и устроил? Может он с этим пулеметчиком счеты хотел под шумок свести, а теперь на меня сваливает, а?
Сонность моментально с меня слетела. Даже рана на плече перестала саднить. Я подался вперед.
– Ты бы думал, прежде чем говорить, – сквозь зубы сказал я.
– А я и подумал! – запальчиво заявил он и попытался встать. Не вышло, ноги его не держали, он завалился на бок и уперся мне в колени. – Я хорошо подумал! Ты сам, получается, и душегуб, больше некому!
– Паша, охолонись, – тихо проговорил председатель.
– Да? – почти завизжал он. – Так это же он меня в предатели записал!
– Ты же вчера по утру с Климом и Никитой в зимовье ушел, – сказал вдруг один из мужиков. – Детей охранять. Ты как с Свободном-то оказался?
– Так я же… – Паша осекся и побледнел. Взгляд его снова заметался. – Я же это… За припасами вернулся… У нас это… Оказия…
– Что-то ты крутишь, Павел! – тот мужик поднялся и шагнул в нашу сторону. – Отвечай толком! Вы трое должны были детишек довести до зимовья и там схорониться, пока все не закончится. Так?
– Мы… Я… Пришлось вернуться, – промямлил Паша. Кажется, на этот случай линию поведения он не продумал.
– Что ты напустился на парня, видишь, перенервничал он? – вступился председатель.
– Перенервничал, говоришь? – суровый взгляд мужика пригвоздил председателя к стулу. – А сам-то ты где был, пока мы Свободное от пожара спасали?
– Ты, Михайло, эти намеки свои брось! – набычился председатель.
– Какие-такие намеки? – Михайло поставил на стол оба кулака. – Как есть, так и говорю.
– Так, товарищи, на повестке дня нашего заседания таких вопросов не было! – председатель хлопнул ладонями по столу. – Призываю вас всех к порядку! Давайте немедленно вернемся к обсуждению действительно важных вопросов…
– На свои вопросы я пока что ответа не услышал, – продолжал гнуть свою линию Михайло. – А у меня их два. Что с детьми на зимовье, и почему наш всенародно избранный председатель уклоняется от общего дела?
Собравшиеся заговорили все разом. Заседание в момент превратилось в свару. Все кричали и размахивали руками. Я поднялся и подошел к окну, рядом с которым скучал один из наших.
– Митяй, подтяни поближе несколько человек, а то эти горячие головы на заседании того и гляди драку устроят, – тихо сказал я. Тот понятливо кивнул и быстро скрылся в темноте. А я вернулся на свое место.
Тут у Паши сдали нервы.
– Да не отобьемся мы! – заголосил он. – Вы что, не понимаете? Думаете, немцы нас вот так оставят в покое? Сегодня мы отбились, а завтра они на танках приедут! И все! Конец тогда нашему Калюжному! Не попрет же Слободский на танки, спрячется в лесах, и вся недолга! А мы что? Мы-то как с вами? Думаете, они мстить не придут? Еще как придут! Сразу надо было сдаваться, я еще тогда говорил, но вы не послушали! Ну и вот…
В помещении воцарилась гробовая тишина.
Глава 7
После всего никак не мог отбить привкус какой-то кислятины во рту. Мы уже и в лагерь вернулись, и поужинали, даже полкружки самогонки хлопнул, за упокой погибших ребят, а мерзкое ощущение не проходило. Паша этот… Фу, до чего гадостно.
Даже не знаю, что противнее – сам факт наличия вот такого вот предателя, который на голубом глазу самолично убивает хорошего человека Кольку или мелкая подковерная возня за власть в едва освобожденном селе. Да, бл*ха, у вас других дел что ли нет, кроме как перепалки устраивать по поводу того, кто будет носить кепку первого парня на деревне?
Я перевернулся на другой бок, пытаясь устроиться поудобнее. Было холодно, выделенный мне спальный мешок не то, чтобы очень спасал, но почему-то все эти физические неудобства волновали уже в меньшей степени. Притупилось. Все-таки способность человека приспосабливаться совершенно убийственная. Это в рафинированном двадцать первом веке у тебя ортопедический матрас, климат-контроль гидроусилитель и парктроник. Подсчет белков-жиров-углеводом и анализы на содержание в крови витаминов. А тут – пряник засохший с горьким чаем сжевал – и уже счастлив. Горячий душ? Ооооо… Роскошь!
Из мутного сна я вынырнул уже где-то после обеда. Ну да, я спал, и мне все время снилось, что я ворочаюсь с боку на бок и не могу уснуть. А потом – хлоп! – открыл глаза, а снаружи все ложками по мискам брякают, вовсю пахнет кашей с тушенкой и Серега рассказывает какую-то очередную байку про своего шурина.
– Концерт самодеятельности надо нам устроить, вот что! – заявил вдруг Серега, глядя, как я уплетаю свою порцию перловки.
– Ага, и танцы с притопами, – огрызнулся хмурый заспанный мужик, который тоже был в моей партии спящих. Голова замотана не слишком чистой окровавленной повязкой. – Нашел тоже время…
– Ты, Потап, не язви лучше, – Серега погрозил пальцем. – Ежели совсем не радоваться, то можно и вконец одичать.
– А чему ж тут радоваться? – Потап зыркнул в ту сторону, где мы погибших хоронили. Понятно, на что намекает.
– Все мы под смертью ходим, – философски сказал Серега, подперев подбородок кулаком. – Вчера Колька, а завтра может и я. Так что ж теперь, и не петь вовсе? Песня – она завсегда душевности добавляет.
– Дело говоришь, – поддержал Серегу партизан, который сегодня по кухне дежурил. – Концерт – это правильно. Только надо, чтобы по-настоящему. Афишу намалевать и на доске объявлений повесить.
– Вот фрицы по нам и ударят, пока мы будем шансоны слушать, – буркнул меланхоличный Потап.
– Не ударят! – уверенно заявил Серега. – Я ведь по молодости в самодеятельном театре играл! Хорошо бы в нашем отряде тоже труппу сообразить. И пьесы ставить!
– Труппу… – буркнул Потап. – Слово-то какое противное.
– Пойду у командира бумагу и краски попрошу! – Серега больше не обращал внимания на хмурое брюзжание Потапа. – Афишу намалюю, чтобы все честь по чести.
Серега поднялся и поковылял, припадая на правую ногу, в сторону штабной землянки.
– Черт знает что… – проворчал Потап и повернулся ко мне. – Ну вот ты скажи, что еще за концерт может быть? Разве подходящее сейчас время для концерта?
– Если подходящего времени ждать, то можно и не дождаться, – философски отозвался я. С одной стороны, самодеятельность я не очень любил, с другой – Серега абсолютно прав, одичать очень легко. И сломаться от тоски, потому что вокруг – грязь, холод, зима близко, а войне конца-края не видать. – Нужно давать себе отдушину, иначе и жить не захочется.