Звериная любовь

Пролог

Я проснулась, но темнота никуда не ушла. Она изменилась – перестала давить, как во сне. Ночью она настоящая: страшная и злая, – а днем прячется в тенях и выглядит такой безопасной. Я еще помню тени от высоких деревьев, красивый перелив солнечных бликов на водной глади. И помню лица родителей, когда мы еще были счастливой семьей.

До той жуткой аварии.

Я не шевелюсь, потому что слышу его шаги. Дверь тихо открылась, и его рука коснулась меня.

Он провел пальцами по моей шее. Ниже. Но я научилась закрываться одеялом, а еще спать в спортивном костюме под самое горло, чтобы Игорь не смог коснуться даже кусочка моей кожи.

Джой гавкнул пару раз и прыгнул на кровать, принявшись лизать мое лицо. Умная собака и единственный мой друг.

– А ну слез, – гаркнул на него Игорь. – Вставай Ярослава, утро уже.

Я почесала Джоя за ушами и угукнула, притворяясь сонной. Сама же прислушивалась к каждому шагу Игоря. Он постоял немного и вышел из комнаты. А я тихо всхлипнула.

Жизнь в этом доме превратилась в кромешный ад с приездом Игоря. Раньше он учился в Москве, потом улетел в Англию, но похоже что-то случилось, и теперь мой двоюродный брат отсиживался в этом коттеджном поселке.

Вместе со мной.

Сюда меня сослали почти сразу, как мои тетя и дядя оформили опекунство надо мной после смерти родителей. Я всегда посмеивалась над излишней педантичноcтью папы, но только благодаря ей я еще была жива. А по опекунскому соглашению, которое составил надежный адвокат нашей семьи после подтверждения моей самостоятельности, куда входило и замужество, я могла аннулировать соглашение. Геннадия Марковича тоже нашел папа, и судя по скандалу, который я смогла подслушать, подкупить его не смогли.

Но я знала – долго я не проживу. Убить слепую калеку несложная задача, выставив все несчастным случаем, поэтому я каждый день уходила с Джоем и пряталась как могла.

Как смогла бы слепая девушка.

В первые недели я и правда хотела прервать свои мучения самостоятельно. Не получилось из-за сломанных рук. А потом… потом я, наверное, смирилась с тем, что осталась совершенно одна: без любящей семьи, без игры на пианино. Без будущего.

Но спустя несколько месяцев после выписки ко мне вернулась жажда жизни. Я так хотела жить, что привыкала, притиралась к вечной темноте вокруг меня так быстро, как могла.

Даже Джой, необученный быть поводырем, стал мне другом. А ведь, наверняка, они рассчитывали, что собака создаст мне кучу проблем.

Я хотела сбежать, но не знала куда. Да и, говоря начистоту, у меня не было средств. Они строго выполняли договор опекунства – обеспечивали меня всем необходимым и даже дарили подарки. Но не деньги. Поэтому я и бродила по поселку, отсчитывая повороты, чтобы не зайти на запретную территорию.

По разговорам слышала, что там живут какие-то бандиты, но верилось с трудом. Зачем селить рядом с собой людей, если логичнее всего огородить все забором и проворачивать тайные дела без свидетелей. Не верила, но все равно обходила стороной.

До сегодняшнего дня.

Глава 01

ОНИКСИМ

Лето тогда разгорелось сильно, жара не сходила до самой темноты, растворяясь в белесом тумане над рекой, а днем возвращалась печным воздухом да головной болью. Я такую жару ненавидел: ни расслабиться, ни напрячься. Голова словно котелок на огне. Только кто меня спрашивал-то? Все договоренности необходимо было выполнять точно в срок и в полном объеме. Хотя я уже давно поднялся в клане с низов, дослужившись до «правой руки», или «лапы», как любил шутить, но вся ответственность все равно лежала только на мне, как и раньше. Поэтому умри, но работу сделай.

В этот раз заказов было немного, лето все-таки, разъехались заказчики по своим морским дачам. Даже в их закрытом поселке меньше народу стало, отчего золотистый ретривер на ухоженной дорожке между домами стал неожиданностью. Пес дружелюбно вилял хвостом и рассматривал меня, смешно склонив морду. Я попыток подойти не делал: собаки меня не любили, вернее, боялись. Но ретривер признаков страха не выказывал, лишь принюхивался и изучал.

– Джой! Джой! Подойти ко мне! – Звонкий голос прервал наш обоюдный интерес, и я заметил молодую девушку, которая шла медленно, странно растопырив пальцы. Руки у нее были все измазаны в земле, но удивился я солнцезащитным очкам в одиннадцать ночи. Собака в два прыжка очутилась у хозяйки, уткнувшись мордой в бедро, и завиляла хвостом.

– Глупый, ну куда ты убежал?! Ты же знаешь, что я не могу играть в догонялки.

Ретривер заскулил и потерся головой о брюки, а девушка, даже не очистив руки, принялась гладить по золотистой шерсти.

Я скривился, когда увидел оставленную грязь, и спокойно попросил:

– Мадмуазель, ну вы хоть руки стряхните. Собаку же мыть придется.

Но вместо кивка или равнодушного «спасибо», девушка громко ойкнула и переспросила:

– Джой вас не трогал?

Я снова посмотрел на собаку, которая сидела рядом и не показывала никаких признаков агрессии. Да и не помнил я, чтобы эту породу так тренировали.

– А почему он должен был меня «трогать»? – выделил я последнее слово и уставился на девушку, которая вместо того, чтобы повернуть голову к собеседнику, то есть ко мне, продолжала смотреть прямо.

– Он чужих не любит. Его… – Девушка проглотила слово и как-то мотнула головой, будто отгоняя комарье, но в кустах трещали лишь кузнечики. – В общем, не любит.

И тут до меня дошло! Обвалилось каленым железом на сознание. Девушка была слепой, а ретривер – поводырь, которого, видимо, обучали не люди, а тупой скот. Людей я мало-мальски переносил, все-таки они и были основными заказчиками, а вот скот – нет. Убивал, не чихнув, даже совесть не мучила.

– Не трогал. Он знает, что не обижу, – покровительственно ответил я и улыбнулся, когда пес гавкнул. Девушка же напряглась, сжала в кулак поводок и совсем тихо уточнила:

– Я не на Липовой улице?

В поселке жили люди, наш вожак разрешил, хотя я и противился. Ну, не дело это, когда молодых волчат привозят, обучают оборачиваться правильно, а тут людишки под боком. Сколько уже они скороспелых свадеб отметили с апреля по июнь?! Конечно, против инстинкта не попрешь, Пара есть Пара, но что-то я стал подозревать, что как-то легко они свои родственные души находят.

– Нет, на Волчьей.

Улицы так немудрено и поделили: людям – деревца в названия, а волкам – просто волчью с нумерацией.

– Простите, пожалуйста, меня предупреждали, – затараторила она, побелев как мел. – Я, наверное, неверно посчитала повороты. Простите, я сейчас уйду.

Уговор с проживающими был один – не соваться на волчью территорию. За нарушение наказывали. И сейчас я просто так ее, хоть и слепую, отпустить не мог.

– Увы, не уйдешь. Придется тебе правонарушение отработать. Как звать-то?

Девушка громко задышала, и на секунду показалось, что та заплачет, но она кивнула и сделала неуверенный шаг вперед:

– Ярослава.

– Черный. Или можешь по имени – Ониксим.

Девушка ничего не ответила, и, лишь подойдя ближе, я понял, что ее колотит мелкой дрожью.

– Да не съем я тебя, не трясись зверьком.

Но слова дали обратный эффект – Ярослава упала на колени и взмолилась, чтобы ее отпустили живой. Она для этого все сделает, но чтобы только живой и здоровой. Я даже засмотрелся на это идолопоклонничество, давненько такого пиетета мне не выказывали люди. Внутри Зверь заурчал, призывая хозяина отблагодарить девушку за проявленный должный страх. Я наклонился и легонько дотронулся до плеча, но сказать ничего не успел, как сильный удар головой пришелся мне аккурат в нос. Не до крови, но я взвыл и схватился за пострадавшую часть лица. Ярослава, сообразив, что натворила, когда решила подняться, захлюпала уже своим носом, тихо умоляя не убивать.

– Ярослава, хватит валяться на земле. Встань, отряхнись и возьмись за мою руку. Никто никого убивать не будет! – грозно сказал я, и девушка моментально послушалась. – Отработаешь провинность и свободна.

– Спасибо вам! – Она крепко сжала протянутую руку, а меня прошибло разрядом, болезненными иглами вонзившись в сердце. И так оно зачастило, что голова закружилась, а перед глазами накренился горизонт. Такого предательства от тела я не помнил со своего первого оборота.

Глава 02

ОНИКСИМ

Я привел ее к себе в дом, хоть и жил не один, а с мелким волчонком Степой. Детеныша я жалел, ведь сирота полный, старался спуску не давать, чтобы тот не научился своей слезливой историей преференции себе в стае выбивать, но и не ругал сильно, когда нашкодит. В общем, изображал наставника, а на лето выделял средства из своего небедного кармана на хороший детский волчий лагерь, чтобы он с остальной мелкотней мог отдохнуть со своими ровесниками.

Ярослава стояла в коридоре. Аккуратно снятые кеды она поставила рядом с собой, дожидаясь хозяина. Я не спешил забирать девушку на кухню, тихо наблюдая за ней из своего укрытия между арками. Ярослава вытянулась в струну и почти незаметно поворачивала голову, чтобы уловить звуки дома. Ретривер сидел послушно рядом и спокойно ждал, пока я выйду из своего темного угла.

Я и вышел. Почти бесшумно приблизился и замер около Ярославы, изучая ее лицо.

– Откуда у тебя шрам на губе?

Шрам был совсем незаметный – тонкая белесая полоска с левого края под пухлой нижней губой. На самой губе уже давно все зажило, но я волк наблюдательный. От меня такие мелочи не спрячешь.

Ярослава вздрогнула, осознав, насколько я близко стою рядом с ней, а потом замерла, когда мои теплые пальцы коснулись нежной кожи губы. Я дотронулся неосознанно, потянулся из-за желания разглядеть лучше, почувствовать шрам, но кожа оказалась мягкой.

Зверь внутри заворочался, требуя ласки. И я отпрянул, как кипятком обжегся.

– Так что с губой?

– Ударилась, – соврала Ярослава.

– И кто ударил?

– Говорю же, ударилась.

Я взял ее за предплечье и повел на кухню, посадил на мягкий стул за столом и принялся делать чай. Наказания за нарушение границ волчьей территории как-то отошли на второй план, теперь захотелось выяснить, почему девушка врала.

– Зачем меня обманываешь? Я же не слепой. – Последние слова вырвались необдуманно, и я раздраженно клацнул зубами. – Прости, я не хотел тебя задеть, но шрамов я насмотрелся. Этот тебе поставили.

Ярослава вздернула подбородок, стараясь показать свою уверенность, которой я ни на грамм не чувствовал, и ответила:

– Я бы хотела закрыть эту тему. Ударили или ударилась – не имеет значения. Это мои проблемы. Скажите, как будете наказывать за нарушение границ, я постараюсь вернуть долг полностью.

Я зарычал, напугав Ярославу. Та вжалась в спинку стула и сглотнула. Страх девушки и отрезвил, вернул разум, но злость никуда не подевалась. Не мое дело! А чье?

«А чье?» – повторил я сам себе и замер. На самом деле, и правда не мое. Я девушку первый раз сегодня увидел.

«Значит, судьба. И теперь я за нее отвечаю – примет она это или нет», – подтвердил Зверь внутри, больно поцарапав грудину.

Пара.

Сомнений не было.

– Хорошо, – спокойно и тихо протянул я, – будет тебе наказание. Будешь волчонку моему помогать.

– Волчонку? – напряженно переспросила Ярослава.

– Да, шкет тут один есть. Степа зовут. Лоботряс и лентяй. Завтра возвращается. Будешь с ним до сентября заниматься.

– Вы в своем уме! – взвилась девушка. – Как до сентября?! Какой ребенок?! Я же слепая с собакой-поводырем. Что вы за безответственный отец?! – И так трогательно поджала губы, что я не удержался и оскалился. Смысл гневной отповеди дошел до меня с опозданием.

– Я не отец ему. Ну, я… Наставник. Он сирота. Ему компания нужна, чтобы поговорить, обсудить что-то, а у меня времени нет. Поэтому поможешь ты. Вот твое наказание, – припечатал я, удивляясь, зачем вывалил всю эту сентиментальность, будто оправдывался за свой приказ. Просил о помощи.

– Хорошо, – более дружелюбно ответила Ярослава. – Я постараюсь. Скажите, когда приходить.

– Приходить? – удивился я. – Ты здесь жить будешь. Твоим сообщим, про нарушение они знают о правилах, так что тут и обсуждать нечего.

На самом деле наказание было одно – стирание памяти клановым магом и выселение навсегда. Но мага в их стае не было, поэтому кто попадал на Волчью улицу, то на ней и оставались. Навсегда. Но я не стал пугать девушку заранее. Пусть привыкает…

Я посмотрел, как мило поднялись от удивления бровки из-под темных очков, и мне вдруг захотелось узнать, какого цвета у Ярославы глаза.

– Сними очки.

Она поджала губы, и я понял, что та ответит отказом.

– Нет.

– Почему?

– Потому что это личное.

Вот так одной фразой меня поставили на место. Я сжал кулаки и постарался успокоиться. Раньше мне дела не было до людей, а теперь на задние лапы готов встать, чтобы добиться расположения какого-то человека.

– Пойдем, я провожу тебя до твоей комнаты. Собаку свою не забудь.

Ретривер замахал хвостом, глядя на меня, и побежал следом за хозяйкой. Я разместил девушку в гостевой на первом этаже, рядом с кухней и ванной. Аккуратно провел ее, помог освоиться в комнате. Ярослава сообщила все данные ее семьи, и я неприятно удивился, что девушка жила у Выстроцких. Я уже не первый год уговаривал Быстрого исключить их из списка проживающих – семья явно была замешана в грязных делах, но схватить за руку мне не удавалось. Может, на Ярославу надавить? Она хоть и слепая, но не глухая же!

– Слушай, а почему ты у Выстроцких живешь?

Ярослава опустила голову, явно не желая откровенничать с посторонним, но понимала, что я не из праздного любопытства спрашивал:

– У меня родители погибли весной. Они единственная родня, а я стала недееспособной, хоть и совершеннолетняя.

Грустная улыбка Ярославы сказала о многом.

– Кто поставил тебе шрам на губе? – повторил мучивший меня вопрос.

– Игорь, – еле слышно ответила Ярослава.

«Значит, их сын».

– Причина? – как на допросе сыпал я, но Зверь рычал и скреб, желая докопаться до правды.

Ярослава чувствовала злое нетерпение, вжимаясь в глубокое кресло около кровати, но бежать ей было некуда. Уже некуда.

Зверь внутри радостно оскалился.

Моя!

– Мы не сошлись в понимании отношений между братом и сестрой.

Я навис над ней, опершись сильными руками в подлокотники.

– И как Игорь видит ваши отношения? – Я и так знал, что ответит мне Ярослава. Видел я Игоря, и не раз, чтобы понять, насколько тот был гнилой мразью.

– Он пристает ко мне… в сексуальном плане, – сдавленно выдавила Ярослава и сгорбилась под тяжестью неприглядных грязных слов. Я весь затрясся от гнева. Сегодня же потребую от Быстрого выкинуть эту семейку вон!

«Давай, зверюга! А они заодно и Ярославу прихватят на правах опекунов», – напомнил разум. Единственная возможность освободить от Выстроцких – это ритуал Пары. Он-то хоть сейчас готов. А Ярослава?

«От одного озабоченного к другому», – добавил масла в огонь говорливый рассудок.

Нет. Нужно было защитить девушку иначе.

– Значит, так… ты останешься здесь, пока я не придумаю, как тебя освободить от их опеки. К Выстроцким ты не вернешься.

– Зачем вам это?

Закономерный вопрос.

– Я ненавижу насилие, – честно признался в ответ. – И не допущу его. Здесь ты в безопасности.

Ярослава порывисто выдохнула и прошептала севшим враз голосом:

– Спасибо.

Я улыбнулся, разглядывая подрагивающие губы. Я чувствовала всем нутром, что ее отпустило, она вся будто расслабилась, выпуская страх наружу – пусть разлетится перепуганными воронами.

– Не за что. Это долг любого разумного существа. А теперь ложись спать. Степка рано приедет. Высыпайся.

На этих словах я вышел, оставляя дверь приоткрытой.

Глава 03

ЯРОСЛАВА

Я села на кровать и провела рукой по мягкому покрывалу из искусственного меха. В моей комнате не было ни одной дорогой вещи – мои опекуны не видели смысла радовать меня никакими вещами. Действительно, зачем слепой девушке уютное и мягкое покрывало на кровать?!

Я хотела рассмеяться, но вместо этого из горла вырвался всхлип, а глаза намокли от слез. Как же мне сейчас хотелось узнать какого цвета это покрывало! Какие оттенки в этом доме? Каким взглядом смотрел на меня хозяин этого дома?

В нем была жалость?

Конечно, жалость. Кто теперь посмотрит на меня с желанием… Или с любовью....

Я вытерла слезы и упала на покрывало, проведя пальцами по меху, наслаждаясь ощущениями – кожу будто нежно ласкали. Я развернулась и уткнулась лицом в покрывало, вдыхая приятный аромат луговых трав. В этом доме пахло совсем иначе, чем в нашем. В ароматы луга примешивался едва уловимый запах прогретого на солнце дерева и совершенно незнакомый аромат. Аромат хозяина дома.

Я вдохнула глубже и почувствовала спокойствие, которого не ощущала уже слишком давно. Хотелось завернуться в эти ароматы, раствориться в них и никуда не уходить ни из этой комнаты, ни из этого дома. И впервые мои глаза стали слипаться от усталости – хотелось спать. Я залезла под покрывало и стянула джинсы, а потом и толстовку. Укрылась по самые ушки и крепко заснула, так, как никогда не спала в своей комнате.

И что самое странное – меня совершенно не беспокоило то, что похоже люди, живущие на Волчьей улице не совсем и люди.

Степан и правда прибыл рано к завтраку. Огласил весь дом громким воплем и ворвался в мою, вернее, гостевую комнату, резко замерев около меня. Я успела натянуть джинсы, но вот толстовку – нет, так и осталась в черной простой майке.

– Вау! Какая красавица! – в лоб выпалил Степа и заржал, а я поняла, что глубоко заблуждалась по поводу развития десятилетних. Голос у мальчишки был звонкий, но я так и представила, какая шкодная у того мордаха. – Значит, вот почему Черный меня в «тюрьму» отправил. Чтобы вы тут шпили-вили…

Договорить ему не дал звонкий подзатыльник.

– Степан, а ну, марш в ванную мыться. Потом придешь завтракать и познакомишься культурно со своим репетитором.

Мальчишка по-волчьи завыл, но послушно ушел – я услышала громкий стук двери в ванную, которая была совсем рядом с выделенной мне комнатой.

Ониксим отвел меня на кухню, галантно положив мою руку на свою. И там я помогла приготовить завтрак, смешивая омлет, аккуратно собирая бутерброды. Делала я это проворно и умело, привычными будничными жестами. Голод очень быстро заставляет адаптироваться, а мои опекуны (не хочу называть их родней) создавали видимость заботы только для моего адвоката, да соц. служб, которых он тайно отправлял к нам на проверки. Вот поэтому бутерброды я научилась собирать очень быстро.

Вскоре вернулся и маленький ураган. Сел с явным показным смирением, лишь чавканье доносилось с другого края стола.

– Степ, ты опозорить меня хочешь? – рыкнул на него недовольно Ониксим.

– Извините, – пристыженно ответил мальчишка и продолжил кушать без чавканья и посторонних звуков.

Когда хозяин дома налил всем чай, Степа решился задать вертящийся на языке вопрос:

– А почему мой репетитор в очках? Она что, слепая?

– Слепая, – ответила я и улыбнулась. Это раньше мне было страшно произнести это слово, что перечеркнуло всю мою жизнь. А сейчас… сейчас я уже привыкла. – Меня Ярослава зовут, а тебя?

– Степан. А как же ты меня проверять будешь?

Тут уже вмешался в разговор хозяин дома. Голос у него был низкий, с рычащими нотами, но все равно очень приятный:

– Яра с нами поживет. Будете друг за другом присматривать, пока меня нет. Справишься?

Степа только прыснул со смеху:

– Мне же не три годика, я уже взрослый.

– Взрослый он… – проворчал Оникисим. – Чтобы взрослым стать, надо Поступок совершить. А ты пока умеешь только одежду рвать, да котов пугать второй формой.

– Ничего я не рву, оно само, – обиженно промямлил Степка и вылез из-за стола. – И нечего мне волосы поправлять своей лапищей, я и сам могу причесаться. – Последнее он явно говорил для меня, чтобы я понимала, что они делают, когда я не слышу звуков. Значит, мальчик на самом деле добрый и заботливый, а вредничает только из упрямства перед своим опекуном.

Как же хорошо, что у Степы был такой зрелый и умный опекун. Почти отец.

– Угу, – немного устало подтвердил Оникисм и обратился ко мне: – Я в пять уже вернусь. Степан, ты ни шагу из дома. Занимаешься литературой.

– А что будет делать Ярослава? – проныл ребенок.

– Следить за тобой, – ответил грозно хозяин дома.

Когда машина Ониксима выехала за ворота, Степа подошел ко мне, взял за руку и тяжело вздохнул:

– Пошли в мою комнату, что ли. Будешь за мной «следить».

Я улыбнулась и сжала его руку в ответ, чтобы Степа отвел меня в свою комнату.

Там он меня усадил в удобное кресло, в котором оказалась книга, на которую я благополучно села, и почти сразу подскочила, чтобы достать предмет. Степа извинился, заметался по комнате, явно прибирая оставленные на полу вещи, а потом плюхнулся рядом со мной на кровать.

Он долго молчал, а я ощущала, как он меня разглядывает. Обычно я ужасно не любила, когда на меня так откровенно пялятся, но мальчик раздражения не вызывал.

– Могу повернуться в профиль, – пошутила я.

– Не надо, – буркнул он как-то виновато, но в голос все-таки добавил веселости, – я уже насмотрелся. Так ты, значит, зазноба нашего Черного. И давно вы вместе? Собака твоя вон как уже привыкла к нему.

– Ой, – вырвалось у меня, когда я осознала, что совершенно забыла о собственном псе со всеми этими событиями. Балбеска! – Где Джой? Он внизу? Я же его не покормила! – затараторила я, но Степа уверенно меня остановил, положив свою ладошку на мою руку.

– Успокойся, женщина. Черный его уже покормил и выгулял. Отдыхает твой Джой около дома на террасе.

Я вдруг поняла, что Степа Ониксима только Черным называет. Не по имени. Может, у них нельзя по имени? А зачем он тогда мне представился?

– Спасибо, – прошептала я, и не дав мальчишке вставить и слова, сразу же спросила: – А почему ты его не по имени зовешь?

Степа явно завис, потому что долго ничего не говорил, а потом его, как прорвало:

– Да он же Черный! Кто его в своем уме по имени станет называть. И шкура у него такая же черная. И вообще, он же правая рука нашего вожака, настоящий Цербер, судья над всеми. Кто правила нарушит, тому голову отгрызет. Ха, по имени его звать… Так нельзя же. Вот Пара может. Да, Пара вообще все почти может. Даже поругать. И ничего Зверь ей не сделает. Вот так-то! Так что только ты его Ониксимом и можешь звать.

– Да не пара мы никакая, – вспыхнула я, наконец-то осознав, к чему Степка все свел. – Да с чего ты взял? Я просто наказание тут свое отбываю за нарушение границ. А вы… действительно оборотни? – договаривала я свой вопрос через силу, сама себе поражаясь, что сказала такое вслух. Да как такое может быть?! Хотя в Ониксиме я чувствовала огромную силу. Нечеловеческую.

Степа громко фыркнул. Совсем как Джой, когда в нос попадала вода, и сказал:

– Конечно! Причем ни какие-нибудь псы, а чистокровные волки. И входим в одну из сильных стай! Так что ты теперь здесь навсегда. И свой клык готов дать, что Пара ты Черному! Он никогда за всю мою жизнь с ним женщину сюда не приводил. Ха, наказание она тут отбывает. Это я тут наказание отбываю, а не ты! Живу как в строгом лагере. Ладно, заболтался я с тобой, женщина. Давай литературой займемся. Я тебе вслух буду читать то, что мне на лето задали, а ты потом поможешь мне выводы для учителя написать.

Выводы мы писали долго. Степа оказался таким вдумчивым и разговорчивым мальчишкой, что мы с ним обсудили прочитанное, потом все любимые книги, друзей в школе, девочек и, конечно, Ониксима. Степа мне поведал всю биографию Черного, правой руки вожака и местного завидного жениха, хотя как он выразился сам – «котовидного».

– Почему «котовидного»? – рассмеялась я. В голове сразу вспыхнули ощущения его сильной жилистой руки, за которую я так спокойно бралась при любом удобном случае. И чем дольше я находилась в доме, тем сильнее начала ощущать какое-то томление. Тоску. Родителей я оплакивала до сих пор, но там давно поселилась грусть, а тут словно каждый день что-то изнутри вырывали. Пока только легонечко, но что же со мной будет, когда эти чувства усилятся?!

И откуда они?

– Потому что характер у него, хуже, чем у кота, – пояснил мне непонятливой Степа. – Собственник, хотя это у всех волков, – поправил он себя, но продолжил перечислять список: – Злопамятный, любит вкусно поесть, а в выходные – поспать, еще Черный очень гибкий, реально как кот. Но он волк! – тут же строго договорил Степа. – Так что ты тут глазки никому не строй. Потом вдвоем же огребем.