Источник, видимо, очень желал быть найденным, поэтому выдал громкую трехэтажную конструкцию, добавив про агрессивных дебилок и посоветовав растопырить пошире глазки, поскольку тут больше никого нет.
С точки зрения Люси, вокруг и так никого не было, кроме серого кота, с вытаращенными глазами сидящего около валяющегося в траве стула.
Правда, рос еще здоровенный кактус, почему-то посаженный в горшок и сунутый в плетеную тележку как в кашпо. Голос вроде шел как раз от колючего растения, и Люся решила, что за ним в траве и находится невоспитанный ругающийся хам.
– Эй вы там… вы кто? Вылезайте из-за кактуса! Где я? Я умерла?
Истерить, будучи мертвой, и скорбеть о случившемся факте Люсе показалось глупым, поэтому все, что она сейчас хотела, это узнать о месте, куда она попала, и о том, что с ней будет дальше.
– Дур-р-ра! – опять зарычал мужской голос. – Дебильная курица со стулом! Если ты и сдохла, то я так умирать не собираюсь!
Разозлившись и решив, что мертвым терять особо нечего, она вскочила на ноги, желая разобраться, а еще заставить неизвестного прекратить ругаться и оскорблять ее. Только никого за кактусом не оказалось. Люся обошла его вокруг и остановилась, задумчиво разглядывая колючее растение ростом с половину нее. Толстый ствол растраивался кверху на два длинных отростка и короткий средний. На среднем в художественном беспорядке находилось с десяток сильно ветвистых отростков поменьше.
– Интересно, что это за вид кактуса? – Пуговкина пыталась вспомнить виды суккулентов, но память пасовала перед непосильной задачей. – Здоровенный какой! Зачем его в горшок посадили и здесь оставили?
Матерящийся мужик после этой фразы внезапно замолчал, видимо решив не выдавать своего местонахождения. Люся рассматривала кактус, острые крупные иглы на больших отростках и мелкие, но не менее острые на вид иголочки на маленьких.
А потом она увидела их! Глаза! Карие человеческие глаза хмуро наблюдали за ней, изредка моргая, и находились они не там, где им положено быть, на чьем-то лице, а на коротком среднем отростке кактуса.
Вот тут-то и совершила наша Люсенька прыжок в кусты, прямо-таки как кенгуру, а в спину ей мужской голос кричал, что джунгли опасны, и просил вернуться, вскоре, впрочем, начав выражаться более цветисто, оставив из приличных слов лишь «гребаное», «дура» и «место».
Глава 2. Костя-кактус
Утреннее похмелье – не самое лучшее состояние организма, а если это состояние перманентно идет вперемешку с состоянием алкогольного беспамятства, то можете представить, каково приходится с утра такому человеку и как он при этом выглядит.
Костик чувствовал себя омерзительно, а на внешний вид уже недели три как совсем рукой махнул. Ну на самом деле, зачем ему, теперь неходячему инвалиду, нормально выглядеть? Для кого?
Его любимая и, казалось, любящая Сонечка, девочка-цветочек, творческая личность, художница, умница и красавица, выставила его вон, едва он выписался из больницы. Из их квартиры, заявив, что жилье ее и она суд выиграет, поскольку в браке они не состояли. То, что квартиру они покупали на его, Костины, деньги и уже свадьбу планировали осенью, она даже слушать не собиралась. Его цветочек оказался хищным, и хорошо, что было куда податься. Родители его перебрались на юг, не без помощи сына купив там небольшой домик с садом. Квартиру они продавать не захотели, аргументируя это тем, что вдруг приедут навестить.
– Не стеснять же тебя с твоей девушкой, – говорила по скайпу мама, чуть заметно поджимая губы. Сонечку, с ее рассуждениями о великих гениях живописи, с чуткой душевной организацией и вечными муками творчества, его мама не любила. Наверное, чуяло материнское сердце за милым улыбчивым личиком хищную натуру, живущую совсем не пищей духовной.
– Дурак ты, Костян, – шлепал по столу ладонью-лопатой Горыныч, его приятель и совладелец охранного агентства, привезя Костю в родительское жилье и разливая по стаканам заботливо прихваченный с собой мужской антистресс, водку. – Как можно было все на бабу записать! Ну и что, что предложение ей сделал! Хотя, может, и к лучшему. Так бы она тебя на себе точно женила и, не дай бог, притравила бы чем, ты у нас все еще парень небедный. А так повелась всего-то на трешку в центре, даже ремонт еще не делали.
– Да-а-а… повезло… – Костя мутнеющим взглядом следил, как от хлопка друга по столу колеблется в стакане водка. – Я ж когда знакомился, то не сказал, что владелец агентства. Сказал, что связью занимаюсь и видеонаблюдением. Типа айтишник, хотел за интеллигента сойти. Она же такая была, вся в искусстве. А потом как-то не получалось, думал, после свадьбы обрадую, когда в медовый месяц поедем в Париж. Сонька мне все уши их Лувром прожужжала.
– Ну, хоть с этим тебе повезло! – Горыныч, а по документам Леонид Кириллович Горин, подцепил вилкой шпротину из консервной банки. – Газеты тебя героем объявили! Вот глянь.
Вытащив из борсетки на столе сложенный печатный листок, он сунул его Константину. Передовицу местной городской газетенки украшала размытая фотография автомобильной аварии, и жирный заголовок гласил: «Владелец охранного агентства спас детей, пожертвовав собой».
Соня газет не читала, ее друзья, кроме имени, о Косте ничего не знали, и вряд ли девушка, выставляя за дверь инвалида, думала, что у него за душой еще что-то есть. Обещая ей свадебное путешествие мечты, он обычно на вопрос о деньгах отшучивался: «Кредит возьмем».
– Лучше бы я сдох под этим КамАЗом. – Заглотив залпом полстакана водки и совершенно не ощутив вкуса, Костя скорее по привычке крякнул и зажевал коркой хлеба. – Врачи сказали, шансов мало. Только за границей и очень дорого, но и при этом никаких гарантий.
– Короче. Слушай сюда. – Горыныч тоже выпил и закурил сигарету. – Хату через суд заберем, ребята помогут. Сам знаешь, у нас есть башковитые юристы. У бывшей твоей доходов особых нет, а хата недавно куплена. Дарственную ты ей не оформлял, платил со своего счета. Только не быстро это будет, должен понимать. Бумаги, волокита, заседания, то-сё. Продашь, мы добавим с парнями, и, может, хватит на какого-нибудь нормального костоправа. Ты тут пока приходи в себя, на работе проведем как отпуск, скажем, на месяц. – Леня стряхнул пепел в пустую жестянку с остатками масла на дне. – Если чего надо, звони, приеду или ребят пришлю. Моя Маруська вот-вот родит, ты уж прости, брат.
– Нормально. – Глухая тоска в сердце заворочалась, уютно устраивая себе гнездышко, грызанула завистью к здоровому успешному другу, у которого счастливая семья и даже ребенок скоро появится. – Ты иди, тебе, наверное, пора, а то Маша волноваться будет, ей нельзя. И за руль не садись, хоть Пашке позвони, он недалеко живет, пусть отвезет тебя.
Горыныч ушел, оставив запах сигарет, пустой стакан и смятый бычок в банке из-под шпрот, а Костя просто из горла, как минералку, допивал водку.
Герой! Чужих детей спас, свою жизнь разрушил. Будут ли у него самого дети? Вряд ли. Кому нужен наполовину парализованный инвалид?
Холодильник Ленька ему забил холостяцкой едой в виде консервов, пельменей и колбасы. Водки предусмотрительно оставил пару бутылок, посоветовав взять себя в руки, отпустить и завязывать. Но Костя завязывать не хотел, деньги на карте были, доставку никто не отменял, и утреннее похмелье начиналось классическим заказом водки и шпрот. Почему-то именно шпроты казались ему символом неудавшейся, но свободной жизни. Сонечка рыбу терпеть не могла и морщилась от одного запаха. Теперь он выковыривал пальцем небольших масленых подкопченных рыбок и закусывал ими на завтрак, обед и ужин свое горькое сорокоградусное лекарство от жизни такой, вытирая масло о майку на животе.
В то самое утро похмелье уже третьей недели запоя началось совсем не как обычно. Онлайн-платежи не проходили. И если зверский сушняк он заливал водой, то головная боль, неприятная тошнота и зверское раздражение никак не желали проходить без ежедневного лекарства. Шарахнув кулаком по ни в чем не повинному холодильнику и оставив на дверце вмятину, Костя выехал на коляске в коридор, где на полу так и валялись его неразобранные вещи. Наклоняться с коляски было неудобно, кидало в пот, и головная боль, казалось, сейчас выдавит глаза из черепа, но он упорно вытаскивал из расстегнутых сумок вещи и рылся в карманах. Повезло! В старой куртке отыскалось две мятых сотенных бумажки и несколько монет.
– Или водка, или пиво. – Сунув найденное в карман треников и даже не глянув в зеркало, Константин, морщась от боли, открыл дверь и выехал в подъезд.
Перед глазами слегка плыло с похмелья и от усилий по поиску налички. Заперев дверь, он развернул коляску и встретился взглядом с вышедшей из квартиры напротив молодой девушкой, застывшей в обнимку со старым стулом и глядевшей на него испуганными голубыми глазами. Минуту Костя с нарастающим раздражением разглядывал незнакомку, мимоходом отметив приятное круглое личико, светлые встрепанные волосенки и ладную фигурку в красной футболке и синих джинсах. Кислотно-лимонного цвета кеды и рюкзачок за плечами, что повадились носить сейчас барышни вместо сумочек, дополнял образ.
«Тоже вон молодая, здоровая!»
Злость заплескалась внутри, просясь наружу грубым рыком «чего уставилась!», но то ли данное родителями воспитание, то ли совесть не позволили обругать совершенно не виноватую в своем испуге девушку. Костя вдруг осознал, как он выглядит сейчас в глазах этого юного создания, и, чтобы не пугать девчонку еще больше, да и застыдившись своего внешнего вида – «надо же было до такого опуститься. Как бомж, ей-богу. Наверное, и воняю еще», – он резко развернулся, намереваясь выехать из подъезда поскорее, но из-под колес инвалидного кресла раздался истошный кошачий взмявк.
– Чтоб тебя в шаурму закатали, – хрипло буркнул Константин и собрался наклониться, чтобы посмотреть, где находится нечаянно придавленное им животное. Но тут отмерла блондинистая барышня и, кинувшись спасать кота, поскользнулась. Взмахнув стулом, девушка стала заваливаться прямо на него, и пришлось перехватить опасный предмет, ловя еще при этом ее саму. Костя отметил краем глаза метнувшийся из-под колес меховой комок с горящими глазами, который взлетел по его ноге и с воем вцепился когтями, раздирая ткань спортивок. Ноги все равно ничего не чувствовали, но драные штаны явно не прибавляли шансов выглядеть хоть немного приличнее. Да и банальный поход в магазин превратился в какое-то «шапито» с котом и девицей.
Девчонка вцепилась в свой стул, как бульдог в мясо, и рывок Кости закинул ее прямо ему на коляску. Он уже открыл рот, чтобы высказаться по поводу умственных способностей данной барышни, но вдруг почувствовал, что инвалидная коляска качнулась вниз. Непроизвольный мат вырвался изо рта от осознания, что встретит их сейчас на съезде с лестницы закрытая металлическая входная дверь. Девчонка завизжала и вцепилась в него, не давая возможности хоть как-то ее перекинуть назад на лестницу. Может, и поломала бы чего, но хоть выжила бы. Коту, похоже, было вообще все равно, что они куда-то несутся, он, утробно завывая как сирена, продолжал полосовать когтями нечувствительную ногу обидчика. Последнее, что увидел Костя, это взгляд девчонки снизу вверх, и что-то знакомое промелькнуло в памяти. Он определенно знал ее когда-то. Дверь напротив их квартиры… там ведь жила маленькая девочка с бабушкой…
Вспышка света прервала его размышления, и он, как ему показалось, потерял сознание.
Приходить в себя после отключки с похмелья было тяжело и крайне неприятно. В глазах рябило зеленью, искрило каким-то разноцветным туманом, и Костя никак не мог проморгаться. Голова по-прежнему болела, но, что намного хуже, он совершенно не чувствовал не только ног, но и всего тела.
«Обезболивающим накачали, наверное», – пришла какая-то вялая мысль. Он медленно прикрыл веки, посчитал до пяти, потом так же медленно открыл, чтобы глаза привыкли к свету солнечного дня. То, что он увидел, заставило вспомнить все забористые выражения их военного связиста Матюшкова по прозвищу Данила-мат. И это не от любви к шахматам, хотя Матюшков в них играл, и даже неплохо.
Вокруг были джунгли! Гребаные зеленые заросли с такими лопухами, которые в средней полосе России ни хрена не растут!
Раздавшийся откуда-то сбоку женский голос заставил его на мгновение прекратить выражать свои ощущения некорректными идиоматическими выражениями в виде простонародной брани, но когда, скосив глаза, он увидел севшую в траве соседку по лестничной клетке, рассуждавшую о том, что зеленое месиво кустов и деревьев – это рай, то Костина душа не выдержала.
– Тупая курица! Это джунгли, а значит, ад еще тот! – хриплым от пересыхания голосом гаркнул он. Что такое тропические джунгли, он знал не понаслышке. Девица завертела головой, как придурочная сова, а Константин, все больше злясь, высказал ей, что из-за ее дебильной агрессии они теперь неизвестно где.
– И не верти башкой, отвалится! Глаза разуй пошире, нет тут больше никого! К тебе обращаюсь!
– Эй вы там… вы кто? Вылезайте из-за кактуса! Где я? Я умерла? – требовательно завопила блондиночка, поглядев в его сторону.
Никакого кактуса Костя перед собой не видел и, злясь все больше от своей беспомощности, только и мог, что ругать тупую девицу.
– Дур-р-ра! – опять психанул он. – Дебильная курица со стулом! Если ты и сдохла, то я так умирать не собираюсь!
Девушка подскочила с травы и, подбежав, попыталась заглянуть к нему за спину, совершенно игнорируя его самого. Потом обошла мужчину вокруг и встала напротив, пристально разглядывая.
– Интересно, что это за вид кактуса? – задумчиво глядя прямо на него, произнесла она. – Здоровенный какой! Зачем его в горшок посадили и здесь оставили?
Константин подавился уже почти заготовленной фразой.
– Может, еще щупать начнешь?
А девица меж тем, покачиваясь с пятки на носок своих лимонных кроссовок, внимательно разглядывала его, или что она там видела вместо самого Кости.
И вот тут их взгляды опять встретились, девушка завизжала и сиганула в кусты словно заяц, а Константин на миг успел увидеть в ее широко распахнутых глазах отражение здоровенного разлапистого кактуса в горшке, стоящем в плетеной тележке на двух колесах. А еще он наконец вспомнил фамилию своей соседки и где они встречались.
