– Не надо, – сказала появившаяся за ее спиной хранительница. – Ограничьтесь простым призывом, на ваш я сегодня откликнусь с удовольствием.
– Охраняющий слышит всех взывающих на своей земле? – Я посмотрела Миле в глаза. – Слышит, но откликается лишь избранным, так?
– Ты позвала меня, чтобы это проверить? – Девушка осталась спокойной. – Я не могу быть везде, иначе буду метаться между порезанным пальцем и неудачно сделанным домашним заданием. Мы играем теми картами, что нам сданы, и не хранители тасуют колоду.
– Давайте вы поплачетесь о нелегкой женской доле попозже, – влезла Пашка. – Как твои поиски среди малышни?
– Никак. Все здоровы и довольны жизнью. Один на грани, сам признался, что стал присматриваться к ложкам в столовой, надо предупредить наставников. Но и только.
– Ольга знает, кто вор.
– Неужели? – Мила подняла брови.
– Только предполагаю. Где логово Лидии? У вас есть убежище для стяжателей? Для тех, в ком проснулись инстинкты? Не в комнаты же они всякий хлам тащат.
– Есть. – Хранительница минуту раздумывала, а потом, развернувшись, пошла по дорожке к юго-западной окраине острова. – Старые ходы норников. Раньше здесь целая колония обитала, пока на зелья не извели, а норы остались. Картэн, как старейший ворий, одобрил их использование. Когда у стяжателей начинается созревание, их на первую декаду помещают… – Она дернула головой. – Впрочем, вам это неинтересно. Это Лидия? Уверена? Она из предвыпускного года и прекрасно контролирует инстинкты. К тому же, стяжатели не воруют друг у друга, они лучше других знают, чем обернется такой поступок.
– Уверена. Почти.
Пашка фыркнула, а я пояснила:
– С нечистью никогда ни в чем нельзя быть уверенной до конца. Но это она. Поверь.
– Верю. – Хранительница ускорила шаги.
– А я – нет. – Пашка скользнула вперед, на ходу меняя человеческий облик на звериный. – Ты в это веришь. Она верит тебе. Сплошной клуб по интересам. Мне требуется что-то посущественней.
– У Лидии созревание.
– Нет, она уже выросла… – Мила замолчала, сделав круглые глаза. – Ах, это созревание.
– Очередной этап взросления, через который проходят все. И я, и ты, и даже ты. – Я указала на растерявшуюся явидь. – Она влюблена. В первый, самый прекрасный и одновременно ужасный раз.
– Мартын, – догадалась Пашка.
– Да. Пропали вещи, которых касался парень. Вещи с его запахом: кеды, рубашка, карандаши, ручки, ноутбук. Я видела девочку в столовой, видела ее сжатые кулаки, слезы и сыпь на ладонях.
– Чертенок сказал, что Мартын смазал игрушку какой-то дрянью. Умный мальчик. – В голосе Пашки слышалась гордость.
Мы миновали ряды корпусов, на сей раз сложенных из красного кирпича, прошли полосу с редкими деревьями и густой изгородью из кустов, напоминающих шиповник и сирень, миновали запертую библиотеку. Я чувствовала приближение переходов, слышала дыхание безвременья, мы подошли вплотную к выходу из filii de terra. Но до того, как стежки лягут под ноги и уведут с земли детей, мы должны пройти сквозь череду невысоких курганов, напоминавших основательно заросшие крапивой кротовьи горки. Только вот кроты размером с теленка в обычном мире не водятся. А в нашей тили-мили-тряндии – пожалуйста. Будь у нечисти красная книга, норников бы туда занесли, как исчезающий вид. Но пока звери занесены лишь в меню.
Солнце клонилось к закату, и в сгущающихся сумерках округлые лазы смотрелись черными ходами в бездну. Кроличьими норами. По коже поползли мурашки, пришедшее на ум сравнение заставило передернуть плечами.
– Людей всегда пугает тьма, почему? – спросила Пашка. – То, что происходит при свете, не лучше того, что скрывает ночь.
– Может быть, – Мила пожала плечами, – неизвестность, таящаяся во мраке, страшит больше, чем волк, поедающий девочку под полуденным солнцем, – Хранительница остановилась у третьего по счету кургана, – но монстры в этой темноте еще маленькие.
– Они достаточно взрослые, чтобы любить, – я подошла ближе, – и совершать поступки, – и сунула голову в лаз, вглядываясь в черноту. – Драконы похищают не только вещи, но и прекрасных принцесс.
– Ты хочешь сказать, что Мартын там? – не поверила Пашка.
– Как и пропавшие книги. – Я выпрямилась и приглашающе взмахнула рукой.
Для человека тьма оставалась тьмой, а свет – светом.
Пашка хмыкнула и скользнула в нору первой, я второй, слыша за спиной тихие шаги Хранительницы. В туннеле можно было стоять во весь рост, норник— зверь немаленький. Пол устилали сухие листья и мертвые насекомые. Ход шел под уклон. Рассеянный свет экрана телефона придавал земляным стенам синеватый оттенок. Ни явидь, ни Мила в освещении не нуждались.
– И что, любой вот так запросто может зайти в логово собирателя? – удивилась змея в темноте.
– Не любой и не запросто, – ответила идущая впереди Мила. – Проблемы со стяжателями не нужны никому. Бывает, новенькие пошаливают, вход камнями завалят или стащат и спрячут что-нибудь вроде старой корзинки из-под фруктов. Как правило, после визита невменяемого вория остывают даже самые горячие головы. Мы не делаем из этих нор тайны. Временные логова, и сокровищ там нет, стяжателям еще предстоит обустроить настоящие. Мы учим детей жить бок о бок с разными созданиями. И если цена усвоенного урока – пара опаленных бровей и ресниц, то так тому и быть, я вмешиваться не буду.
Ничто не мешало хранительнице перенестись вглубь, но по каким-то своим соображениям, она предпочла неспешные шаги в нашем сопровождении. Причину этого я поняла, только спустившись в пещеру. Логово походило на приземистый купол с осыпающимися стенами и земляным полом. Лида была еще слишком мала, чтобы превратить свое убежище во что-то более уютное и пригодное для жилья.
У каждого из нас в детстве была шкатулка с сокровищами. Пусть она выглядела, как картонная коробка. А внутри – фантики, цветные мелки, ракушка, привезенная кем-то из знакомых с моря, баночка из-под гуталина, которой играли в классики, или крышечки от пузырьков. Это все равно были сокровища. Наши сокровища. Шкатулка Лидии была побольше, но хлам она собирала такой же – никому не нужный.
Тусклый свет экрана выхватывал из темноты очертания странных предметов, вызывая тягучее тоскливое чувство потери. Я скучала по моему чердаку и бабке, с горящими глазами самозабвенно роящейся в хламе. Синий свет отразился от кожаной обшивки треснувшего футбольного мяча. Рядом деревянный стул с выбитым сиденьем; какие-то картинки или открытки, устилающие цветными пятнами земляной пол; каменная урна, которой место в сквере у лавочки; деревянная бочка с неизвестным содержимым – у меня в такой бабушка капусту квасила; ящик из-под бутылок; и еще бог знает, что.
У стены старая раскладушка, состоящая из полых алюминиевых трубок и куска ткани, натянутого меж ними. А на ней…
Непонятные шорохи и вздохи крались по стенам, заставляя приглядеться внимательнее.
– Мы не вовремя. Прекрасная принцесса хочет еще немного побыть в плену. – Явидь хихикнула.
Света как раз хватило, чтобы разглядеть переплетение обнаженных тел. Мужского и женского. Я торопливо погасила экран.
– Вот и наша пропажа, – провозгласила змея и сунула мне в руки увесистые книги, вернее, то, что на ощупь на них походило.
Протяжный женский вздох удовлетворения был ей ответом.
– Одевайтесь и выходите, – скомандовала Хранительница.
Обратный путь показался намного короче, следуя за Милой, я механически переставляла ноги. В голове набатом билась мысль: если такое вытворяют подростки в шестнадцать-семнадцать лет, то у меня осталось года три-четыре, прежде чем Алиса… Стоп, вот об этом я думать не хочу.
Тут бесполезно патетично восклицать, что я в эти годы еще носила школьную форму, заплетала ленточки в косички и думала, что детей находят в капусте. Кирилл быстро устранил пробелы в моем образовании. Я была старше Лидии года на три, а на руках уже кричал увесистый сверток. Так что нечего разыгрывать из себя принцессу. Собственные годы вдруг обрушились на плечи неимоверной тяжестью. Как мало времени осталось, прежде чем моя девочка вырастет. И как много его еще впереди. Чем я его заполню? Вышиванием или собиранием фарфоровых статуэток? А может, бездомными кошками?
Сумерки, в отличие от тьмы хода, показались мне ярче солнечного дня. Стяжатель молча стоял у насыпи черной жирной земли. Блеснули теплым малиновым светом нечеловеческие глаза. Картэн не делал попытки приблизиться или войти. Без особой надобности стяжатели не нарушали границ личного пространства друг друга. Взрослые и состоявшиеся стяжатели, а не подростки, переживающие непростые этапы взросления. Им еще много предстояло узнать о своем виде, теле и способностях.
Ворий протянул руку, и я вложила в нее найденные тома. Собиратель втянул запах потертых переплетов и потребовал:
– Тетрадь Тура?
– Там были только учебники. – Пашка пожала чешуйчатыми плечами.
– Потому что только их я и взяла. – Мила посторонилась, и из темного лаза показалась Лидия, короткие волосы стояли дыбом. – Простите, но они так пахли… – Она опустила голову перед хранителем библиотеки.
Из норы выбрался молодой целитель, облаченный лишь в синие джинсы и блестящие кольца наручников на левом запястье в качестве модного в этом сезоне аксессуара.
– Зачем мне её книжка? – сморщила нос Лили, кивнув в мою сторону.
