Сделка

Пролог

Иногда меня посещают странные мысли: зачем мы рождаемся на этот свет? Ведь в конце всех нас ждет одно: участок земли размером два на два, дорогой (или не очень) гроб и толпа людей, идущих за ним. При этом, чем дальше скорбящий находится в толпе от непосредственного виновника данных печальных событий, тем менее скорбящим он выглядит, а если прислушаться, о чем эти скорбящие говорят между собой, то вы вряд ли услышите в их словах хоть одно упоминание о покойном.

Давайте начистоту: многим из них совершенно наплевать на того, кто находится сейчас в своем последнем убежище. Они идут просто потому, что так надо, так принято. А кто и зачем это принял, никого особо не волнует. Просто жил себе человек, жил, и… всё… Но проводить его в последний путь – это традиция, соблюдающаяся неукоснительно.

Что ещё принято на подобных мероприятиях? Ах, да. Несколько пластмассовых цветов или венок, да мысли о скорых поминках, на которых есть что выпить и чем закусить. Люди подходят к родственникам ушедшего и выражают сочувствие совершенно равнодушными голосами, даже не стараясь делать вид, что им не все равно.

Мне в этом плане повезло. Я не видела, как хоронили Серёжу. Ко мне не подходили с фальшивым сочувствием на лицах, а то и без сочувствия. Я не сидела целую ночь возле открытого гроба, и не падала в обморок на кладбище от эмоционального шока, помноженного на эмоциональный коллапс. Я в это время лежала в палате интенсивной терапии в больнице, где уже без малого восемь лет работала терапевтом, в так называемом ПИТе, и совершенно не старалась помогать моим коллегам вытаскивать меня с того света, потому что эмоциональный коллапс все же присутствовал.

А людям, как всегда, было наплевать. Похоронили молодого, здорового мужчину, которому не исполнилось ещё и тридцати, и – забыли. И ничего не произошло: солнце все так же всходило на востоке, а ночью можно было увидеть луну в самых ее различных фазах, ведь что такое жизнь одного единственного человека в масштабах вселенной? Ничего. Для всех ничего, кроме, разве что меня.

Только сочувственные взгляды Димки заставляли меня рыдать по ночам в подушку и ухудшать мои показатели, и без того неважные. Только вот Димке тоже было наплевать на Сережу. Он его совсем не знал, чего же беспокоиться о совершенно постороннем человеке? Но его понять можно, если бы он о каждом своем покойнике переживал, то давно бы уже свихнулся.

Димка – одногруппник, большой умница и просто хороший человек, ставший, после окончания университета, реаниматологом, зачем-то вытащил меня с того света. Меня смог, а вот Серёжу – нет. Собственно, он Сережу и не спасал, спасать было некого, мой муж погиб сразу. Из покореженной машины спасатели вытащили уже труп. Так что Сережу Димка спасти не мог. И нашего так и не родившегося сына тоже не мог, все-таки он врач, а не Бог. Его же и послали наши хирурги сообщить мне новость, что детей у меня больше не будет. Никогда.

После аварии я провела в больнице два месяца. Провела бы меньше – послеоперационные швы практически не беспокоили, но друг не хотел меня отпускать, придумывая все новые и новые симптомы и тщательно записывая их в историю болезни, чтобы оправдать мое нахождение в родной больнице и не подставиться перед каким-нибудь очередным проверяющим.

Через два месяца Димка всё же согласился выписать меня домой, потому что ему до смерти надоело мое нытье про то, что я до смерти устала здесь находиться, а дома, как многие говорят, и стены лечат. Правда, видно было, какие чудовищные сомнения его терзают. Перед самой выпиской он подвёл меня к зеркалу в ординаторской и заставил внимательно рассмотреть себя.

– Смотри, куда отворачиваешься? Что ты видишь? Молчишь? Так я отвечу. Ты видишь тень той молодой энергичной женщины, которой ты была ещё два месяца назад. Ты почему ничего не ешь? И даже не вздумай мне врать – Наташка тебя сдала с потрохами, – мой друг все больше и больше заводился, а я молчала и задумчиво разглядывала себя в зеркале. Впалые щёки, бледная, почти прозрачная кожа, тусклые волосы непонятного цвета, лихорадочный блеск в глазах, м-да, красота – страшная сила. А похудела я до такой степени, что халат, который притащил мне Димка из дома, был обмотан вокруг меня на два оборота. «Можно в фильмах ужасов вампиршу, умирающую от гемоглобиновой недостаточности, играть, и даже грим не понадобится», – как-то отстранённо думала я, пытаясь удержаться на ногах. Слабость была такая, что хотелось сесть прямо на пол и никогда с него не вставать.

– Дим, отпусти меня домой, пожалуйста, – прошептала я. Голос тоже претерпел изменения, стал каким-то каркающим, бьющим по ушам даже мне самой. Последствия длительной интубации, когда я заново училась самостоятельно дышать, но сначала мне это сделать не удавалось.

– Хорошо, иди. Иди, и в ближайшее время не смей мне на глаза попадаться, пока с десяток килограмм не наберёшь, – Димка развернулся и вышел из ординаторской, громко хлопнув дверью.

Я опустилась на продавленный диван, на котором коротали ночь дежурные хирурги.

– Не увидишь, Дим. Скорее всего, не увидишь, – пробормотала я и, с трудом поднявшись, вытащила из шкафа свои вещи и начала одеваться.

Джинсы сваливались. Мне пришлось вытащить ремень из Димкиных штанов, висящих здесь же в шкафу, и перепоясаться им. Слишком поздно я увидела, что на ремне висела поясная сумка, то-то ремень не хотел вытаскиваться с одной стороны, но сил снимать её у меня не было. Приедет и заберёт, а ключи от машины он всё равно в кармане носит. Свитер висел на мне как саван, а в дублёнку можно было ещё парочку таких же запихнуть.

Одевшись, я некоторое время сидела на диване, пытаясь справиться с одышкой. Когда дыхание выровнялось, а я почувствовала, что уже вспотела, сидя в теплом помещении в дубленке, то встала и отправилась домой.

Каким образом я оказалась в своей квартире точно не помню, вроде бы, вызвала такси. Благо, в кармане лежали какие-то деньги, которых хватило, чтобы расплатиться с водителем.

Сняв дублёнку и сапоги – просто кинув их на пол – я кое-как доползла до дивана и, свернувшись калачиком, задремала.

Я вновь была в машине, и Серёжа, живой, сидел за рулем и что-то весело говорил мне. А потом… Яркий свет ослепивших нас фар несущегося навстречу грузовика, складывающийся на скользкой дороге прицеп, удар и боль. Боль не только во всем теле, но и, как мне казалось, в душе.

Проснувшись вся в поту и с колотящимся сердцем, я внезапно поняла, что дальше так продолжаться не может. Держась за стену, я прошла в кухню, где в специальном шкафчике хранились кое-какие лекарства.

Вытащила бутылочку с транквилизатором. Вытряхнув на ладонь одну таблетку, я довольно долго на неё смотрела, затем просто высыпала содержимое бутылочки в рот, и запила получившуюся отраву стаканом воды.

Пройдя в комнату, снова легла на диван. Глаза уже слипались.

– Скоро я с вами встречусь, родные мои, – прошептала я в пустоту. Последней мыслью было: только бы Димка не успел.

Глава 1

Ольга

Я пришла в себя, услышав чье-то раздражающее бормотание:

– Никому нельзя доверять, вот никому. Я кого просил? Я просил врача, я просил хирурга, погибшего в своем мире по нелепой случайности, сильного, здорового, желательно владеющего какими-либо боевыми искусствами и обладающего зачатками магических способностей. А мне кого прислали? Кого прислали, я спрашиваю? Экзальтированную полудохлую дамочку, наглотавшуюся таблеток после первого же мало-мальски серьёзного испытания в своей никчёмной жизни! Совершенно не одаренную! И что мне теперь делать? Что делать, я спрашиваю?

Я приоткрыла глаза и увидела, что нахожусь в… нигде? Пустота, настолько плотная, что казалась осязаемой, окружала меня со всех сторон. Я лежала на диване, который стоял… висел… в общем, он был в этой пустоте.

– Матрица, перезагрузка, – пробормотала я в пустоту. – Эй, Морфиус, выходи, я проснулась.

– Я не Морфиус. Никогда не слышал даже столь дурацкого имени, – какой-то странный тип, одетый в полосатый халат, сквозь слегка разошедшиеся полы которого была видна часть рыхлой волосатой груди, сидел за столом, парящим прямо в центре этого «Нигде», в котором я оказалась, и сокрушённо качал головой, посматривая при этом на меня.

Так, понятно: Димка все-таки успел, и я нахожусь в знакомой до боли интенсивке в коме, с вызванными передозировкой транков галлюцинациями. Хотя нет, я же транками травилась, значит, галлюцинации – это последствия, не слишком приятные, надо сказать.

Здорово, ничего не скажешь. Мало того, что мне вдруг сильно, прямо до золотистых звёздочек в глазах, захотелось жить, так ведь ещё придется пережить бурю в лице Димки, который меня сейчас вылечит, выходит, а потом своими же руками удавит, так ещё и длительных бесед с психиатром не избежать. А от них снова захочется травануться или повеситься. На любителя, как говорится. И конечно же, согласно протокола, как только мое состояние Диман нехотя признает не жизнеугрожающим, я сменю свое место жительство на другую больничку со стильными рубашечками, мягкими стенами, и здоровенными санитарами с очень добрыми глазами. Вот гадство-то какое.

Всё то время, которое я провела в размышлениях, я внимательно разглядывала собственную галлюцинацию, а она – галлюцинация, то есть – разглядывала меня.

– Очнулась? – проворчал на вид вполне материальный глюк. – Тогда скажи, что мне с тобой теперь делать?

– Ничего со мной делать не нужно. Зачем со мной что-то делать?

– А вот не получится. Что-то с тобой сделать всё-таки нужно, иначе нехорошо получится, совсем нехорошо, а оно нам надо, чтобы нехорошо? – я отрицательно помотала головой. Глюк вздохнул и продолжил. – Ты хоть врач? – с каким-то сомнением в голосе спросил он меня.

– Врач, – честно призналась я. – А что, это так важно?

– Важно. Было бы не важно, не спрашивал бы, – вздохнув еще горестней, сказал глюк.

– А зачем вам врач? Вы что, болеете?

– Нет, я вообще никогда не болею. Разве я похож на больного?

– Ну, как вам сказать, – протянула я. – Как говорится, не больных не бывает, бывают недообследованные.

– Тьфу на тебя, – почему-то обиделся глюк. – Не надо меня обследовать! А врач не мне нужен. Врач нужен одному парню, просто позарез как нужен.

– Ну, так «скорую» вызовите, и будут вам врачи любой специализации, если повезёт, конечно.

– А что, может не повести? – глюк явно развеселился после моих слов.

– Всякое случается, – осторожно ответила я.

– Там, где сейчас этот парень находится, в принципе нет никаких «скорых», – с явной неохотой после короткого молчания произнес глюк. – Есть маги-целители, но он до них не доберётся, потому что буквально через пару часов отбросит коньки.

– Ага, маги значит, – я хихикнула. Если выкарабкаюсь, никогда больше сказки в руки не возьму. А ведь раньше я ими просто зачитывалась. – А парень у нас кто? Эльфийский владыка? Дроу, претендующий на смещение матриархата и мечтающий воцариться в подземном царстве? Или, может быть, симпатичный вампир, или принц на белом коне – куда уж без коняшки-то? Ну ладно, ладно, на худой конец маг… нет-нет, архимаг, который просто попал в странные жизненные обстоятельства и не может самостоятельно, не прибегая к помощи коллег, вылечить банальный насморк…

– Это человек! – прервал меня глюк. – Просто человек. Ну, не совсем просто, конечно, стал бы я из-за совсем обычного парня такие комбинации выстраивать, такими интригами заниматься… Короче – это герцог Фарли, внебрачный сын короля Георга третьего Кситионского, ныне покойного. И арбалетный болт в груди – это далеко не простуда! – сорвался на крик этот странный глюк. Интересно, а если я поинтересуюсь у собственной галлюцинаций, кто он вообще такой, мне ответят?

– А-а-а, арбалетный болт значит. Тогда вам хирург нужен, я-то здесь причём? – я пожала плечами и, не удержавшись, хихикнула. Разговор с собственным глюком был настолько забавным, что я даже пожелала, чтобы Димка меня подольше вытаскивал.

– Так я и просил хирурга! Молодого, сильного…

– Да-да, я это уже слышала: супермачо, с катаной в зубах и десятым даном, ну и потенциального мага, конечно же, а прислали меня.

– Я что не мог раз в жизни попросить прислать мне лучшего? Хотя, с другой стороны, ты же врач? Врач. Значит, ты подойдёшь. Времени всё равно почти не осталось. Фарли совсем плохой, скоро умирать начнет, и ему тогда никто уже не поможет. Так что, собирайся, выдвигаешься.

– Эй, я не согласна никуда идти. Вам хирург нужен, а я терапевт, – вот еще. Даже находясь в коме, в порожденном собственным больным разумом наваждении, я не собиралась иметь ничего общего с ранами: хоть от болтов, хоть от пулеметов. Мне оно надо? От возмущения я даже соскочила с дивана и изумленно посмотрела под ноги. Интересное ощущение, я словно стояла на земле в окружении очень плотного тумана.

– А какая разница? Не психиатр, и ладно. – Глюк вскочил из-за стола и подбежал ко мне.

– Как это какая разница? – я возмущенно скрестила руки на груди. – Хирурги, они руками работают, чаще всего по принципу: нет органа – нет проблем, – а мы, терапевты, больше по таблеточкам.

– Сказала мне женщина, отравившаяся насмерть, – хихикнул глюк.

– Почему насмерть? Я же сейчас в реанимации лежу, а надо мной Димка колдует, а в соседнем кабинете ждет своей очереди, потирая руки только что отвергнутый вами психиатр.

– Ты сейчас в гробу лежишь, а Димка над твоим телом вздыхает. Вот кого я бы не отказался заполучить, так это Дмитрия Михайловича, – глюк мечтательно вздохнул, а я сидела и хлопала глазами.

Как в гробу? Я что, умерла? Вот так вот взяла и умерла? Почему-то я ему поверила. Слишком уж реалистичной была эта галлюцинация. Хотя, что я знаю о галлюцинациях? Только то, что говорили нам профессора на психиатрии, а они, если честно, мало чем от своих пациентов отличались, особенно, если стаж работы большой.

– Но… Если там я в гробу, то как тогда я здесь? – я провела руками вдоль своего худого тела, убедившись, что оно вполне осязаемое и ничем не напоминает бестелесный дух.

– Ха, ты что думаешь, я тебе сейчас брошусь про материальность энергетических сущностей, коей является душа, объяснять? А больше ты ничего не хочешь?

– Нет, не хочу, – я покачала головой. – Ладно, допустим. Допустим, что я умерла. Допустим. А вы тогда кто?

– Я – Бог! Не ваш, правда, из соседней реальности. Просил ваших богов с одним единственным человечком мне помочь, так вот, помогли, тебя подсунули, – он вздохнул и печально хлюпнул носом.

Я скептически рассматривала полосатый халат, волосатую грудь, и вообще этого пухлого индивида, один в один похожего на Илью Ильича.

– Что-то не похож, – наконец выдала я резюме, чувствуя, что нахожусь в некоей прострации от осознания собственной смерти.

– Какой есть, – огрызнулся этот, то ли бог, то ли глюк. – И вообще, почему ты разговариваешь в таком тоне с божественной сущностью?

– А мне есть что терять? – я пожала плечами, на меня начала наваливаться апатия. – Хотя, есть: отправь меня обратно, в эту как её… в мою собственную реальность.

– Не могу, у меня договор. Да и зачем это тебе? Там ты умерла, а здесь, в этой реальности, ты ещё и пожить можешь.

– Правда нелегко и недолго. Нет, я не для того травилась, чтобы на том свете оказавшись, бежать и кого-то начинать спасать, причем еще очень сомнительно, смогу ли я это сделать. Так что мне плевать на все ваши договоры: я к мужу хочу и к сыну, которого никогда не видела.

– А как же клятва? Ты же, вроде, клятву давала, помогать страждущим.

– При жизни, – отрезала я. – А еще в этой клятве было такое ма-а-аленкое уточнение, которое гласило: «Не навреди». А я не хирург, так что вытаскивая арбалетный болт, вполне могу стать клятвопреступницей.

– А еще пять минут назад жить хотела. М-да, вот угробишь парнишку, как есть угробишь, – глюкобог вздохнул. – Ну давай сделку заключим, что ли. Вы там любите все усложнять и на взаимовыгодных условиях работать. Ты делаешь всё, что в твоих силах, чтобы парень выжил – просто выжил, большего я от тебя не требую, и проследишь, чтобы он добрался до мага-целителя, который его приведет в норму. В общем-то, всё. Свободна. Можешь его даже на пороге дома мага бросить и катиться на все четыре стороны, даже снова счеты с жизнью начать сводить, мне уже всё равно будет. Но предупреждаю, посмертие тебя ждет только здесь, в моей реальности.

– Если я сделаю, то, что вы просите, что я получу взамен? – мой каркающий голос всё ещё резал слух. – Мы же сделку все-таки заключаем.

– Просто пообещать, что ты будешь жить, пусть и в другой реальности, не получится? – я неопределённо пожала плечами. – Да, собственно кому я это предлагаю? Самоубийце. Хорошо, главной причиной, почему ты всякой дряни наглоталась, была ведь не скорбь по мужу? Вдов много, если бы каждая с собой кончала, во всех реальностях была бы катастрофическая нехватка женского населения, – бог задумчиво теребил пояс на своем халате. – Значит, дело в другом. О! В общем, так. Если ты справишься со своей частью договора, то я обязуюсь сделать всё, что будет в моих силах, чтобы ты снова смогла стать полноценной женщиной. Смогла забеременеть и родить. Мужика не предлагаю, сама найдешь. Хотя, для тебя это будет сделать проблематично, – бог осмотрел меня с ног до головы, – но извращенцев во всех реальностях хватает. Ну как, пойдёт? Ты пытаешься спасти парнишку: ну там кровь остановить, ещё что-нибудь сделать – тебе виднее, ты же врач. Помогаешь добраться ему до целителя и идешь, куда пожелаешь, устраивать свою личную жизнь. Договорились?

Я стояла и довольно долго, разглядывая свои руки. Какие они стали худые, одни кости. Ногти обломанные, надо бы маникюр сделать, а то так и до панариция недалеко. Действительно, я и в более хорошие времена не могла похвастаться огромным успехом у мужчин, а сейчас вообще тоска.

Но, кто сказал, что мне нужно замуж выходить? Никто. А бог прав: извращенцев во всяких реальностях хватает. В крайнем случае, я абсолютно точно уверена, что во всех реальностях существует водка, которая может резко повышать градус привлекательности кого угодно. Я невесело усмехнулась.

– Только проследить, чтобы этот ваш герцог не помер, и помочь ему добраться до обитаемых мест? – я решила уточнить свою часть сделки.

– Не просто до обитаемых мест, а до целителя. А так да, всё верно. Всё равно от тебя больше толку нет никакого.

– А что, будут какие-нибудь бонусы? Ну, там магический или еще какой-нибудь дар?

– Ишь, чего захотела. Конечно же нет. Только то, что у тебя есть, и всё.

– Одежду хоть какую-нибудь дашь? – я с какой-то брезгливостью смотрела на джинсы, всё ещё перетянутые Димкиным ремнём, серый свитер, ноги, обутые только в носки. В общем, на все то, в чем я уснула, чтобы больше не проснуться в своей реальности.

– Нет. Я что, похож на владельца модного бутика?

Я хмыкнула. Вообще-то этот бог был похож на профессионального бездельника.

– Ну, хоть что-нибудь. Знание языка, например. Как я с твоим парнишкой буду объясняться? На пальцах?

– Это, да. Это дам. А то и правда нехорошо получится.

– Хоть вылечи меня, что ли? А то, как я, по-твоему, буду парня этого тащить, а его придется на себе тащить, если ты про болт не придумал, когда сама через шаг задыхаюсь? – я решила, что вот конкретно этот бог не заслуживает вежливого обращения.

– Обойдешься, – рявкнул он. – Кто вообще виноват в том, что ты себя до такого убожества довела? Я, что ли? Почему я тогда должен тебя чинить? Я только одну деталь починю. Когда ты свою часть договора выполнишь.

– Обувь хоть дай, жлоб.

– На месте что-нибудь раздобудешь. И вообще, время-то идет, и с каждой минутой тебе всё труднее и труднее будет выполнить свою часть нашего договора.

– Ну, хорошо. Наверное, это будет любопытно и…

Я не успела произнести окончание фразы, потому что у меня вдруг потемнело в глазах, и в следующий момент я оказалась на полянке в каком-то лесу.

Опершись на пень спиной, на поляне сидел… рыцарь?

Он был облачен в огромную груду железа и, судя по всему, пребывал без сознания. Из груди рыцаря в каких-то миллиметрах от предполагаемой правой границы сердца торчало что-то оперённое.

Приехали. Я в реальности со всеми атрибутами рассказа в стиле фэнтези: махровое средневековье с закованными в железо мужчинами и конями, а я практически босиком и в джинсах.

Но договор есть договор, и мне уже пора бы приступить к выполнению своей части. А как это сделать? Для того чтобы элементарно понять, что вообще происходит с этим рыцарем, нужно было снять с него весь этот металлолом.

Я истерично хихикнула. По идее, я где-то читала, что все детали доспеха связаны между собой кожаными ремнями. Теоретически. Значит, нужно их найти и чем-то перерезать. Раз это рыцарь, то у него просто обязан быть меч, но это в идеале, хотя, какой-нибудь завалящий нож, тоже может существенно облегчить мне задачу. Ну что ж, приступим. Вздохнув, я сделала шаг в его направлении.

Артур

Сегодня я понял одну вещь. Я хочу стать королем и показать Бэртхому, что он не ошибался на мой счёт. Когда умер отец, я просто уехал в свой замок, не дожидаясь церемонии коронации моего так называемого брата. Мне всего лишь хотелось побыть одному. Почему я не взял с собой отряд своих воинов, непонятно даже мне. Видимо, скорбь от потери отца затмила мне разум.

Я не понимаю, почему Бэрт так со мной обошёлся. Я же практически открыто признал его право на трон как законного наследника. Я никогда не стал оспаривать бы у него это право, никогда.

Но Бэрт решил иначе. Он думал, что я отправился в имение, чтобы призвать своих вассалов и начать заключать союзы с соседями. Чтобы через недолгое время, подняв знамена бунта, узурпировать трон, лишив его короны и головы и не обязательно в этой последовательности. Именно поэтому Бэрт нанёс удар первым, застав меня врасплох и всадив мне в грудь арбалетный болт, который придворный маг напоил силой, сделав его способным пробить даже заговорённый доспех. Этим же магом и заговорённый. Какая ирония.

Всё это Бэртхом рассказал мне в то время, пока я ещё находился в сознании. При этом он тщательно укладывал всю мою поклажу на коня, которого увел с собой – видимо, чтобы не оставлять никаких следов. Он даже не поленился и снял все более-менее ценное с моего тела, включая кинжал в ножнах и кошель с империалами.

А вот дожидаться моей кончины он не стал. Как не стал озабочивать себя моими похоронами. О моем теле он не беспокоился. В этих лесах достаточно падальщиков и различной нечисти, чтобы от меня не осталось даже воспоминаний, а те немногие, кто доберется до моего тела первыми, будут несколько минут счастливы от роскошного королевского подарка. Но я был ещё жив, когда этот ублюдок уезжал!

Некоторое время я с нарастающим беспокойством ждал темноты, когда все ночные хищники набросятся на меня, привлеченные запахом крови. Самым страшным было оставаться при этом ещё живым. Ещё страшнее – находиться в это время в сознании.

Я знаю, что у меня не получится умереть так, как достойно мужчине. Меня не учили этому. Принцы крови никогда не бывают зерцалом рыцарства, никогда. И вот теперь я чертовски боюсь опозориться даже перед теми тварями, которые будут меня пожирать. Все-таки странные мысли приходят в голову перед смертью.

Я не помню момента, когда стал молиться. Я молился, чтобы Бог послал мне избавление позора в виде быстрой смерти, или, если моя смерть ему неугодна, просил прислать хоть какую-то помощь. При этом я клялся, что если я все-таки выживу, то Бэрт получит тот мятеж, которого он так опасался.

Не знаю, сколько прошло времени до того момента, пока я не провалился в спасительное беспамятство. Не знаю, дошли ли мои молитвы до той высшей инстанции, к которой я взывал. Не знаю. Меня окружила спасительная темнота, в которой не было ни боли, ни страха.

В себя я пришёл от того, что кто-то попытался перевернуть моё тело, тем самым снова разбудив практически утихшую боль в груди. Я напрягся, решив, что пришли ожидаемые мною хищники, но боль не усиливалась, и не появлялась в других частях тела помимо груди. Тогда до моего сознания дошло, что хищники не стали бы осторожничать, выковыривая меня из доспехов, и совершенно точно не стали бы тихо ругаться себе под нос.

– Да что же ты за рыцарь такой недоделанный – даже нормального ножика у тебя нет. И ненормального тоже нет. Вообще нет никакого ножика! И как мне с тебя этот самовар снять? Твою мать.

Я понял, что это или просимая мною «хоть какая-то» помощь, или мародёр, которого какой-то гоблин занес в эти леса. И тут я попал в тупик: если это помощь, то почему такая ущербная? Неужели я не заслужил большего? А если это мародёр, то почему он старается лишний раз меня не трясти, словно боясь причинить еще больший вред?