Город Победы

В те времена, в самом начале, город не был еще по-настоящему живым. Разрастающийся в тени пустынной усыпанной валунами горы, он напоминал блестящую мировую столицу, которую разом оставили все жители. Виллы богачей стояли незаселенные – изящные виллы из кирпича и дерева с каменным фундаментом и колоннами; крытые рыночные прилавки пустовали в ожидании цветочников, мясников, портных, торговцев вином и зубных врачей; в квартале красных фонарей стояли бордели, но шлюхи в них пока отсутствовали. Река бурным потоком спешила через город, и ее берега, на которых должны были трудиться прачки, женщины и мужчины, словно с нетерпением ожидали, когда какая-то активность, какое-то движение придадут смысл этому месту. В Царском квартале огромный Слоновий Дворец с одиннадцатью арками ожидал появления слонов и их плюх.

И жизнь началась, и сотни – нет, тысячи – мужчин и женщин во цвете лет появились прямо из бурой земли, они отряхнули пыль со своих одежд и заполонили овеваемые вечерним бризом улицы. Бездомные собаки и худосочные коровы начали разгуливать по городу, на деревьях появились цветы и листья, а в небе стаями носились попугаи и, конечно, вороны. По берегам реки заработали прачки, царские слоны затрубили в своих загонах, и вооруженные стражи – женщины! – стояли на часах у ворот, ведущих в Царский квартал. За пределами города был виден военный лагерь, внушительный барачный городок, в котором были расквартированы значительные силы – тысячи только что появившихся на свет людей, в бряцающих доспехах и при оружии, а также слоны, верблюды и лошади всех возможных рангов, и осадный арсенал – стенобитные орудия, катапульты и подобные приспособления.

– Вот что значит чувствовать себя богом, – дрожащим голосом поделился Букка Сангама со своим братом, – совершить акт творения, то, что под силу только богам.

– Мы должны теперь стать богами, – отозвался Хукка, – чтобы эти люди начали поклоняться нам.

Он взглянул на небо.

– Видишь, вон там, – указал он, – наш отец, Луна.

– Нет, – покачал головой Букка, – у нас такое не получится.

– Великий бог Луна, наш предок, – сочинял на ходу Хукка, – родил сына по имени Будха. Затем, через несколько поколений, у нас в роду был царь из потомков Луны легендарных времен. Пурурвас, вот как его звали. У него было два сына, Яду и Турвасу. Некоторые считают, что сыновей было пятеро, но я говорю, что и двоих уже много. А мы с тобой – сыновья сыновей Яду. А значит, мы тоже принадлежим к прославленной Лунной Династии, как Арджуна, великий воин из “Махабхараты”, и даже сам Господь Кришна.

– Нас тоже пятеро, – заметил Букка, – пять братьев Сангама, как пять сыновей Лунного Царя: Хукка, Букка, Пукка, Чукка и Дев.

– Может и так, – ответил Хукка, – но я говорю, что и двоих уже много. Наши братья – не благородных кровей. Это люди без чести. Таким нельзя доверять. Но ты прав, мы должны решить, что с ними делать.

– Давай спустимся и осмотрим дворец, – предложил Букка, – надеюсь, в нем полно слуг и поваров, а не куча пустых комнат для знати. Надеюсь, перины там мягкие, как облака, а может, там есть женская половина, и она полна готовыми женами невообразимой красоты. Пора это отпраздновать, ты согласен? Мы больше не пасем коров.

– Но коровы продолжат играть важную роль в нашей жизни, – предложил Хукка.

– Метафорически, ты имеешь в виду, – уточнил Букка, – я больше не собираюсь никого доить.

– Да, – подтвердил Хукка Сангама, – конечно, метафорически.

Какое-то время они молчали, объятые священным трепетом перед тем, что сумели произвести на свет.

– Если что-то может вот так возникнуть из ниоткуда, – проговорил наконец Букка, – наверное, в этом мире возможно все, и мы на самом деле сможем стать великими людьми, но тогда у нас должны быть великие мысли, а семян для такого у нас нет.

Хукка размышлял о другом.

– Если мы можем выращивать людей, как тапиоку, – задумчиво сказал он, – для нас будет неважно, сколько из них мы потеряем на поле боя, ведь там, откуда они взялись, к этому моменту появится еще больше, а значит, мы будем непобедимы и сможем завоевать мир. Эти тысячи – только начало. Мы вырастим сотни тысяч жителей, может, и целый миллион, а еще миллион солдат. У нас еще много семян. Мы не израсходовали и половины мешка.

Букка думал о Пампе Кампане.

– Она много говорила о мире, но, если она действительно этого хочет, зачем она отправила нас выращивать эту армию? – недоумевал он. – Она на самом деле хочет мира или хочет отомстить? За смерть матери, я имею в виду.

– Теперь это от нас зависит, – объяснял ему Хукка. – Армия – сила, которая может служить как миру, так и войне.

– И вот еще что мне интересно, – продолжал Букка, – все эти люди внизу, наши новые жители – мужчины, я хочу сказать, – как ты думаешь, у них сделано обрезание или нет?

Над этим вопросом Хукка задумался.

– И что ты хочешь сделать? – решил наконец уточнить он. – Ты что, собираешься пойти туда и велеть им развязать свои лунги, стянуть пижамы и размотать саронги? По-твоему, это хорошее начало?

– По правде говоря, – отозвался Букка, – меня это не особо-то и волнует. Скорее всего, там и те, и другие, ну и что с того.

– Вот именно, – согласился Хукка, – и что с того.

– Раз тебя это не волнует, то и меня это тоже не волнует, – заверил Букка.

– Меня не волнует, – подтвердил Хукка.

– Тогда и что с того, – подытожил Букка.

Они снова погрузились в молчание, разглядывая чудо внизу, пытаясь осознать его беспредельность, его красоту и его последствия.

– Мы должны пойти туда и представиться, – через некоторое время предложил Букка, – они должны знать, кто здесь главный.

– К чему спешить, – ответил Хукка, – я думаю, мы с тобой сейчас оба немного безумны, ведь мы находимся в центре великого безумия, и нам обоим нужна минута, чтобы переварить это и вернуть себе разум. А во-вторых… – фразу он не закончил.

– Что? – поторопил его Букка.

– Что во-вторых? – Во-вторых, – медленно проговорил Хукка, – нам нужно решить, кто из нас двоих станет первым царем, а кто займет второе место.

– Ну, – в голосе Букки звучала надежда, – я умнее.

– С этим можно поспорить, – ответил Хукка, – и тем не менее, я старше.

– И я симпатичнее.

– И с этим можно поспорить. Но я повторяю: я старше.

– Да, ты старый. Зато я более динамичный. – Динамичный совсем не значит царственный, – отозвался Хукка, – а вот я старше.

– Ты так говоришь, как будто это заповедь какая, мол, старшие идут первыми, – начал протестовать Букка. – Кто вообще это сказал? Где такое написано?

Хукка потянулся к рукояти своего меча.

– Вот здесь, – заявил он.

Птица перелетела солнечный диск. Сама земля сделала глубокий вдох. Боги – если они, конечно, существуют – бросили свои дела и обратились во внимание.

Букка пошел на попятный.

– Ладно-ладно, – поднял он руки в знак поражения, – ты мой старший брат, я тебя люблю, и ты будешь первым.

– Спасибо, – ответил Хукка, – я тебя тоже люблю.

– Но, – добавил Букка, – тогда следующее решение буду принимать я.

– Идет, – согласился Хукка, ныне царь Хукка, Хукка Райя I, – ты первый выберешь себе во дворце спальни.

– И наложниц, – торговался Букка.

– Да, конечно, – Хукка Райя I нетерпеливо взмахнул рукой, – наложниц тоже.

После очередной паузы Букка попытался высказать великую мысль.

– Что есть человек? – рассуждал он. – Я хочу сказать, что делает нас теми, кто мы есть? Может, мы все семена, а наши предки – овощи, если копнуть достаточно глубоко в прошлое? Или мы выросли из рыб, может, мы рыбы, которые научились дышать воздухом? А может, коровы, которые лишились вымени и пары ног? Я почему-то нахожу, что версия с овощами самая печальная. Не хочу вдруг узнать, что мой прапрадедушка был баклажаном или горошком.

– Но наши подданные все же родились из семян, – покачал головой Хукка, – а значит, овощи – самый вероятный вариант.

– У овощей все проще, – рассуждал Букка. – У тебя есть корни, и ты знаешь, где твое место. Ты растешь с определенной целью: размножиться и быть съеденным. Но у нас нет корней, и мы не хотим быть пищей. И как нам жить тогда? Что есть человеческая жизнь? Что значит хорошая жизнь и плохая? Кто они такие, эти тысячи, которых мы только что произвели на этот свет?

– Вопрос о начале начал, – мрачно произнес Хукка, – мы должны оставить богам. Единственный вопрос, на который нам нужно знать ответ: теперь, когда мы здесь, а они, выращенные нами люди, там внизу, как нам следует жить дальше?

– Будь мы философы, – отозвался Букка, – мы бы умели отвечать на такие вопросы философски. Но мы только бедные пастухи коров, неудавшиеся солдаты, которые вдруг внезапно вознеслись над собой, а значит, нам лучше просто пойти вниз и начать, а ответы мы найдем, только попав туда и разобравшись, как оно все устроено. Армия – это вопрос, а ответ на него – что армия должна сражаться. Корова – тоже вопрос, а ответ на него – что корову нужно доить. Там внизу – город, который возник из ниоткуда, и это самый большой вопрос, с которым мы когда-либо сталкивались. Но может, ответ на него – что город нужен для того, чтобы в нем жить.

– И еще – добавил Хукка, – мы должны как-то разобраться с этим до того, как сюда явятся наши братья и пойдут на нас войной.

И все же, точно завороженные, братья так и остались стоять на горе, не двигаясь, они наблюдали, как внизу новые люди копошатся на улицах нового города, и часто недоверчиво качали головами. Они словно боялись, что стоит им ступить на эти улицы, все это окажется какой-то странной галлюцинацией, а когда станет ясно, что все это время они находились во власти иллюзии, она развеется, и им придется вернуться к своей прежней никчемной жизни. Возможно, из-за собственного ошеломления они не заметили, что люди на улицах нового города и в прилегающем к нему военном лагере тоже ведут себя странно, словно находятся не в себе, не могут осознать свое внезапное существование и тот факт, что появились здесь из ниоткуда. Многие кричали и плакали, а некоторые даже валялись по земле и махали в воздухе ногами, как будто пытаясь пробить воздух и сказать кому-то: вот он я, я здесь, заберите меня отсюда! На рынке люди швыряли друг в друга овощами и фруктами, не то забавы ради, не то давая волю своей безотчетной ярости. Было понятно, что на самом деле они просто не могут выразить, что им на самом деле нужно – пища или кров, или чтобы кто-то объяснил им, как устроен мир, и они смогли бы почувствовать себя в нем в безопасности, чтобы этот кто-то своими вкрадчивыми словами даровал им счастливую иллюзию, будто бы они поняли то, чего на самом деле понять не в состоянии. Стычки в военном лагере, где в руках у новых людей было оружие, были более опасны, случались даже ранения.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда Хукка и Букка наконец стали спускаться со скалистой горы. Валуны причудливой формы, то и дело попадавшиеся им на пути, отбрасывали тени, и братьям казалось, что у этих камней человеческие лица и они внимательно разглядывают их через пустые глазницы, словно вопрошая: и что? неужто эти невпечатляющие субъекты дали жизнь целому городу? Хукка, который уже начал примерять царственные манеры – он натягивал их на себя, как проснувшийся утром в день рождения ребенок надевает оставленные родителями, пока он спал, в изножье кровати обновки, – предпочел не замечать глазеющие на них валуны, но Букка испугался, ведь эти совершенно не похожие на друзей камни могли в любой момент устроить обвал и навеки похоронить обоих братьев раньше, чем они вступят в свое блестящее будущее. Их новый город был со всех сторон окружен подобными каменистыми горами, не было их только на речных берегах, и все валуны на всех горах теперь казались гигантскими головами с недружелюбно насупленными лицами, готовыми вот-вот заговорить. Хотя они хранили молчание, Букка заметил:

– Мы окружены врагами, – пробормотал он про себя. – Если не научимся быстро защищаться, они обрушатся на нас и раскрошат на мелкие кусочки.

Вслух же он обратился к своему брату-царю с такими словами:

– Знаешь, чего у этого города сейчас нет, а оно нужно как можно скорее? Стены. Высокие толстые стены, достаточно крепкие, чтобы выдержать любую атаку.

Хукка согласно кивнул.

– Построй их, – распорядился он.

Затем они вошли в город и – только-только наступила ночь – оказались на заре времен, в эпицентре хаоса, являющегося естественной средой всех новых вселенных. К этому моменту многие их новые соплеменники уснули, сон застал их на улицах, у ворот дворца, в тени храма, везде, где только можно. В воздухе стоял едкий запах от грязной одежды сотен городских жителей. Те, кто не спал, напоминали лунатиков, пустые люди с пустыми глазами, они передвигались по улицам, точно автоматы, у прилавков с фруктами покупатели не глядели, что бросают себе в корзинки, а продавцы представления не имели, как называются фрукты, которые они продают; у прилавков с религиозной атрибутикой люди продавали и покупали стеклянные глаза, розовые и черные с белым ирисы, а также множество других безделиц, необходимых для ежедневных храмовых служений, не зная при этом, какое божество какие подношения предпочитает и почему. Стояла ночь, но даже в темноте лунатики продолжали продавать, покупать и слоняться по паутине улиц, эти остекленевшие существа выглядели даже более пугающе, чем вонючие сонливцы.

Новоиспеченный царь, Хукка, пришел в смятение от состояния своих подданных.

– Похоже, эта ведьма одарила нас царством недочеловеков, – кричал он. – У этих людей мозгов не больше, чем у коровы, вот только вымени у них нет, и молока они дать нам не смогут.

Букка, обладавший из них двоих самым развитым воображением, положил Хукке на плечо руку, желая успокоить.

– Не переживай, – увещевал он, – даже человеческим детям требуется какое-то время, чтобы вылезти из своих матерей и начать дышать воздухом. Когда они появляются на свет, то представления не имеют, что им следует делать, они просто ревут, смеются, писают, какают и ждут, что обо всем позаботятся их родители. Я думаю, все, что сейчас происходит, происходит потому, что наш город все еще рождается и все эти люди, в том числе и взрослые, пока дети, и нам остается только надеяться, что они быстро вырастут, ведь матерей, способных о них заботиться, у нас нет.

– Если ты прав, что, по-твоему, мы должны делать с этой недорожденной толпой? – поинтересовался Хукка.

– Надо ждать, – отвечал ему Букка, который не смог придумать ничего лучше. – Вот он, первый урок, который преподносит тебе твое недавно обретенное царствование: терпение. Мы должны позволить нашим новым гражданам – нашим подданным – стать настоящими, взрастить свою недавно обретенную самость. Знают ли они вообще, как их зовут? Или как появились на свете? Это проблема. Может, они быстро изменятся. Может, уже к утру станут мужчинами и женщинами, и мы сможем говорить с ними обо всем. Пока этого не произойдет, ничего нельзя сделать.

Полная луна взошла на небе, точно ангел спустился, и искупала новый мир в своем молочном свете. В эту благословленную луной ночь братья Сангама поняли, что акт творения был лишь первым в длинной череде необходимых актов и что даже мощная магия семян не сможет обеспечить их всем необходимым. Они чувствовали себя опустошенными, изможденными всем тем, что произвели на свет, а потому отправились во дворец.

Похоже, игра здесь шла по другим правилам. Подходя к ведущим в первый двор арочным воротам, они увидели команду прислужников в полном составе, застывшую перед ними, словно статуи – конюхов и стремянных, замерших рядом со своими недвижимыми лошадьми, как будто их кто-то заморозил, музыкантов на сцене, склонившихся над своими беззвучными инструментами, и бессчетное количество домашних слуг и помощников, разодетых, как того требует работа у самого царя – в украшенные кокардами тюрбаны, вышитые кафтаны, туфли с загибающимися вверх острыми носами, ожерелья и кольца. Не успели Хукка и Букка пройти сквозь ворота, как эта сцена ожила и все обратилось в шум и суматоху. Придворные ринулись к ним наперегонки, желая сопровождать, и оказались вовсе не большими детьми, как это было на городских улицах, а взрослыми мужчинами и женщинами, образованными и отлично владеющими речью, полностью готовыми к исполнению своих обязанностей. К Хукке подошел ливрейный лакей с короной на красной бархатной подушечке, и счастливый Хукка водрузил ее себе на голову; заметим, корона подошла ему идеально. Он посчитал, что забота слуг во дворце причитается ему по праву, но Букка, шедший на два шага позади него, придерживался иного мнения.

– Похоже, даже волшебные семена по-одному работают для тех, кем правят, и по-другому для тех, кто правит, – рассуждал он, – но, если те, кем правят, останутся неуправляемыми, ими будет непросто править.

Спальни оказались обустроены настолько по-царски, что вопрос о том, кому в какой спать, разрешился сам собой, без споров, были там и камергеры, готовые принести им ночные наряды и показать шкафы, ломящиеся от одежд, соответствующих их царскому статусу. Но братья слишком устали для того, чтобы побольше узнать о своем новом доме или интересоваться наложницами, и уже через несколько мгновений заснули крепким сном.

Утром все было по-другому.

– Как там сегодня город? – поинтересовался Хукка у придворного, который пришел к нему в спальню открыть шторы.

Слуга обернулся и низко поклонился ему.

– Все, как всегда, отлично, сир, – ответил он, – город процветает под началом Вашего Величества, сегодня и всегда.

Хукка и Букка оседлали лошадей и поскакали в город, чтобы своими глазами увидеть, как обстоят дела. Они с изумлением обнаружили, что столица занята своими делами, с многочисленными взрослыми, которые ведут себя как взрослые, и детьми, которые носятся повсюду, как это и полагается детям. Все выглядело так, будто эти люди живут здесь долгие годы, что они провели здесь детство, повзрослели, переженились и нарожали собственных детей, будто у них есть воспоминания и истории, будто это сообщество существует уже очень долго, будто это город, где есть любовь и смерть, слезы и смех, верность и вероломство – все, что присуще человеческой природе, все, что, соединяясь воедино, придает жизни смысл, все, что появилось на этот свет из волшебных семян. Городской шум, крики уличных торговцев, лошадиное ржанье, скрип повозок, песни и ругань разлились в воздухе. В барачном городке огромная армия, в полной боевой готовности, ожидала приказов начальства.

– Как такое возможно? – спросил брата изумленный Хукка.

– А вот и ответ, – указал ему Букка на что-то пальцем.

Там в скромной накидке отшельницы цвета шафрана, с деревянным посохом в руках к ним сквозь толпу приближалась Пампа Кампана, к которой оба брата питали нежные чувства. В ее глазах полыхал огонь, которому не суждено будет потухнуть в ближайшие двести лет.

– Мы построили город, – обратился к ней Хукка, – ты обещала, что когда мы сделаем это, то сможем спросить у тебя твое настоящее имя.

Тогда Пампа Кампана назвала им свое имя и принесла свои поздравления.

– Вы отлично справились, – отметила она, – все, что им нужно, – чтобы кто-то нашептал им в уши их мечты.

– Людям нужна мама, – сказал Букка, – теперь она у них есть, и все будет хорошо.

– Городу нужна царица, – сказал Хукка Райя I. – Пампа – отличное имя для царицы.

– Я не могу стать царицей в городе без имени, – отвечала Пампа Кампана. – Как называется ваш город?

– Я назову его Пампанагар, – заявил Хукка, – ведь это ты, а не мы, его построила.

– Это будет нескромно, – возразила Пампа Кампана, – выбери другое имя.

– Тогда Видьянагар, – заявил Хукка, – в честь великого святого отшельника. Город мудрости.

– Он тоже откажется, – сказала Пампа Кампана, – я отказываюсь за него.

– Тогда не знаю, – признался Хукка Райя I, – возможно, Виджая.

– Победа, – одобрила Пампа Кампана, – Этот город – настоящая победа, это так. Но я не думаю, что разумно так кичиться.

Вопрос о названии останется без ответа до тех пор, пока в город не прибудет чужеземец-заика.