Аконит

10. Людоед

Решение о домашнем аресте было предсказуемым. Леди Нортвуд трясло от гнева. Вместо того чтобы после всего случившегося спокойно отдохнуть дома, ее дочь вздумала шататься где ни попадя! Отец тоже высказался. В основном это были пространные умозаключения об интеллектуальных способностях дочери. А родители еще не знали о визите в опечатанный дом жертвы, иначе выслали бы ее за город, от греха подальше.

Эмму, слава Первому, кара обошла. О побеге при ней было нечего и думать, камеристка теперь не спускала с нее глаз. Зато отправить записку все же было позволено, и на следующий день Эмма, важно кивнув, сообщила, что все было доставлено адресату. Все – это небольшой конверт на имя Мэри Смит. Выдавать Джона пока не хотелось, хватит с него и незапланированной встречи с инспектором и детективом.

Чтобы с пользой скоротать время под домашним арестом, пришлось срочно придумать занятие. Кора отчаянно нуждалась в структуризации накопившейся информации, потому решила собрать все в одном месте. Но раскладывать в спальне кипу листов со сведениями об убийствах было бы глупо: в комнату стала чаще заглядывать матушка, чтобы проверить, не сбежала ли дочь, а отец, хоть и стучал предварительно, но вряд ли стал бы дожидаться, пока она все приберет. Потому выбор пал на комнату, куда обычно входили только Кора и Эмма, – на ванную.

Стена напротив занавешенного плотной портьерой окна была выбрана в качестве своеобразного стенда. Однако на мозаичных стенах закреплять листки с информацией было неудобно, и Кора не без труда перевесила шпалеру с единорогом на стену. Благо старые крепежи остались на месте. К ткани прицепить вырезки было куда проще.

Кора так увлеклась развешиванием бумажек, что совсем не заметила заглянувшую из спальни Эмму:

– Я принесла вам чай и сэндвичи.

Кора с трудом кивнула. Эмма вряд ли одобрит очередную затею. Но стена располагалась рядом с дверью, и, не проходя в глубь комнаты, заметить, что висит на шпалере, было почти невозможно.

Похвалив себя за удачный выбор места, Кора вышла за подносом, решив, что расскажет Эмме о «стене Аконита» чуть позже. Над чайником поднимался крепкий аромат бергамота. Невольно вызванные воспоминания о посиделках с Джоном улыбкой отразились на ее лице.

Стоя посреди ванной комнаты, Кора торопливо проглотила целый сэндвич, игнорируя всякие правила хорошего тона. И тому было оправдание: ей не терпелось поскорее вернуться к прежнему занятию. Потому, спешно отряхнув ладони от крошек, Кора взялась за дело.

Однако долго наслаждаться своим занятием ей не пришлось. Отчетливый звон явно исходил от окна. События недавних дней заставили нервы натянуться, а сердце зайтись в быстром рваном ритме.

Кора взяла поднос и осторожно подошла к окну.

Вдох. Выдох.

Она резко смахнула портьеру.

Ничего. Только соседний дом за глухой стеной, концы веток и виднеющийся перекресток.

Кора осторожно подалась вперед, чтобы выглянуть во двор, и тут же столкнулась со взглядом из-под блеснувших линзами очков.

– Ты напугал меня! – прошипела она, раскрывая окно.

– Ты сама просила меня прийти, – улыбнулся смущенно Джон. – Напомнила про проход в заборе, и про расположение комнаты сказала.

– Да, но… Ты что, бросал мне в окно камешки?

– А что было делать?

– Ты же маг! Я думала, ты используешь левитацию и пройдешь через стену…

– Слишком сложно, – серьезно ответил он. – На это уйдет много энергии, а пройти под вашу завесу можно только не представляя ни для кого угрозы. Да и так бы не вышло – артефакты засекут даже «доброжелательную» магию. Слушай, может, поговорим внутри?

Кора закивала. Говорить громким шепотом тоже было неудобно.

По решетке для плюща Джон кое-как забрался наверх. Кора придержала его за руки, переживая, как бы он не сорвался с высоты. К счастью, перегнувшись через подоконник, Джон оказался внутри целым и невредимым.

– Ну… Таким я еще не занимался, – пытаясь отдышаться, проговорил он, – это мое первое окно в комнаты к прекрасным дамам.

Прекрасным. То есть он считает Кору прекрасной? Щеки тут же запылали от смущения.

– Так, прежде чем мы начнем, я вынужден задать два вопроса. Первый – ты сошла с ума? Я прочел статью! Ты дописала ее! Снова! И снова дразнишь убийцу: «Аконит стал менее ядовит и опасен, раз позволил кому-то так беспечно глазеть на него», – по памяти процитировал Джон. – Ты понимаешь, что это привлечет его внимание уже не к Рубиновой даме, а к болтливой свидетельнице? Ему ведь на нее указали!

Кора нахмурилась и уперла руки в бока:

– Я думала, мы это обсудили…

– Погоди! – Джон помотал головой. – Я не закончил. Второй вопрос: зачем тебе я, если ты сама в итоге решаешь, дописывать ли статью? Я думал, мы партнеры, а не… – он взмахнул руками, не способный подобрать слова.

Теперь Кора поджала губы и потупилась. Она совершенно не задумывалась об этом, ей просто было важно дописать статью, использовать какой-то новый козырь, хлесткий и вызывающий.

– Ты прав… Думаю, я заигралась. Нужно было поговорить с тобой, не спешить… Извини. Я так эгоистично себя повела.

Джон явно задумывал подуться подольше, но он стоял в девичьей ванной комнате дома Нортвудов и совершенно точно проигрывал битву взглядов. Холодные, как осенние тучи, глаза уступали теплым, как свежезаваренный чай.

– Ладно, но… Вселенная смилуйся, что это у тебя? – Джон сбился, когда посмотрел за спину Коры.

Она горделиво выпрямилась и хитро улыбнулась:

– Я решила назвать это «стена Аконита». Как тебе?

– Вообще-то, здорово. Отличная идея – собрать всю информацию в одном месте.

– Я еще не закончила, так что ты вовремя.

– А… Ты уверена, что для меня тут безопасно? Удирать от твоих разгневанных родителей мне бы не хотелось, да и что-то мне подсказывает, что лорд Нортвуд вполне может прибегнуть к помощи какого-нибудь ружья…

– Дом не очень большой, но стены тут толстые. А ближайшие двери ведут в мою спальню и пустующую комнату, так что все в порядке.

Успокоившись, Джон принялся помогать Коре с ее задумкой. С его подачи на «стене Аконита» появилась карта города с отмеченными местами убийств и ниточки, соединяющие их между собой. В самом конце они добавили седьмую жертву. Квадратная небольшая бумажка с именем косо висела, заменяя человека. Кора нервно выдохнула, передавая автоперо Джону.

– Миссис Шарп. Что ты о ней знаешь?

– Немного. Она была странноватой и не очень общительной. Переехала в тот дом четыре года назад, после смерти своего мужа. Кажется, он был ученым, работал в лаборатории. Пожалуй, все, – пожала плечами Кора.

Джон аккуратно записал информацию и отошел в сторону, чтобы полюбоваться на свое творение.

– Немного, я думал, ты расскажешь больше. Вы же дружили?

– Что? Нет! Мы только иногда здоровались.

– Да? Ты ведь знала расположение комнат, вот я и решил, что ты бывала у нее частой гостьей.

– Я была частой гостьей, – пробормотала Кора, застыв на месте, – но не у нее.

По спине пробежал холодок, а жуткие воспоминания вернулись.

– Может, дядюшка Крис прав… Может, дом действительно проклят.

– Корри, – Джон положил теплую ладонь на ее плечо, – о чем ты?

Она повернула к нему голову, пытаясь сдержать подступившие слезы. Эту историю знали сразу все и никто. Все знали про какую-то жертву безумного убийцы, но никто не знал про их Гила. Их Гил. Для города умер мальчик, а для тех, кто его знал, умерли все: сын, друг, сосед и ученик.

У Гила было по-детски припухлое лицо, которое в последние перед смертью сезоны становилось все более худым. Он медленно вытягивался, а голос начал ломаться. Под яркой Инти его лимонные волосы обычно выцветали, становясь пшеничными, а то и вовсе белесыми. А кожа Гила каждое лето окрашивалась бронзовым цветом с созвездиями редких веснушек.

Еще он часто улыбался, и на щеках его проступали ямочки, а глаза в обрамлении светлых ресниц щурились. Голубые и лучистые, они даже в пасмурную погоду дарили тепло.

От Гила всегда приятно пахло: когда он выбегал из дома с сырыми волосами, на ходу застегивая жилетку, он источал аромат мыла и хлопка; когда он, смеясь, играл с Корой в догонялки, от него пахло травой, которая постоянно пачкала ему одежду; когда Гил выходил лепить снеговика, то чувствовался аромат печенья и терпкого чая с корицей; когда заглядывал в гости – приносил с собой запах дождя и ветра.

Гил говорил громко, активно жестикулируя, а читал тихо, бережно перелистывая страницы. Бегал быстро, но ради Коры всегда замедлялся, позволяя ей выигрывать в салках. Гил мог поднять ее на руки и, если после игр она сильно уставала, приносил домой на спине.

Он зашивал ее потрепанного зайца, когда мама сказала, что замызганную игрушку уже давно пора выкинуть. Гил исколол все пальцы, но пришил и ухо, и лапку, и даже новые глазки из пуговиц.

После ссор с Линдой, когда мама устало и раздраженно сетовала на чересчур шумных детей, а отец на истерики младшей, Кора бежала к Гилу. Он обязательно обнимал ее, гладил по спине и укачивал.

Почему? Почему он был так добр к ней? Наверное, жалел малышку. Наверное, первый раз играл с ней со скуки, а потом ему было слишком стыдно отказывать бедняжке. А может, он просто был добрым, и ему действительно было интересно учить Кору читать и делиться историями из школы.

Да и какая разница? Это вовсе не важно. Важно то, что Гил стал единственным другом, который когда-либо был у Коры. Он был милым, добрым и уютным. Малышка, прознав, что замужество позволяет навсегда остаться с человеком рядом, предложила Гилу свою руку и сердце, встав на колено. Ох, как смеялась тогда Линда, следившая за спектаклем! И как смущался покрасневший Гил. Ему пришлось дать слово, что он станет мужем Коры, чтобы уговорить ее подняться.

Но слово он не сдержал.

Гилберт Хантмэн.

Последняя жертва Людоеда.

– Ты знаешь о Людоеде? – Кора вытерла ручейки слез, уже скатившиеся к подбородку, и рвано всхлипнула.

Джон, все это время молчавший и осторожно поглаживающий ее спину, кивнул:

– Убийца, орудовавший в Трефе тринадцать зим назад.

– Знаешь, кто вел его дело? Два талантливых инспектора: Чарльз Нортвуд и Кристофер Хантмэн.

– Твой отец тоже занимался тем расследованием?

– Да. После этого дела он получил повышение, а через год и должность шефа-интенданта. Он и его напарник проделали большую работу. У них было несколько подозреваемых и трое главных. Они объехали всех из них, включая Джоффри Бутчера.

– Людоеда, – мрачно вымолвил Джон.

Кора заметила, как напряглись его мышцы и как дыхание стало более поверхностным.

– Наверное, не стоит рассказывать подробности, – усмехнулась она криво.

– Не упускай важных деталей из-за моих фобий. Рассказывай все, что знаешь.

Слава Первому! Коре было просто необходимо выплеснуть все воспоминания, чтобы избавиться от вечно душащих мыслей о ее Гиле. За все тринадцать зим Джон стал единственным, кто был не против услышать эту непростую историю из прошлого.

– В общем, их приезд, вероятно, взбудоражил Бутчера, и тот решил действовать. Хотел быть на шаг впереди. Никто так и не выяснил, как, но он нашел наш дом. Знаешь, что спасло меня и мою сестру от Людоеда?

Джон сглотнул и покачал головой.

– Слуги. Благословение Первого, что мой прадед когда-то добился ненаследуемого дворянства, а после того же добились мой дед и отец. Они привыкли, как люди состоятельные, полагаться в бытовых делах на штат слуг. У нас всегда было много людей. А вот в соседнем доме было иначе.

– Там жили Хантмэны? – догадался Джон. Голос его стал глухим. Он уже знал конец истории.

– Кристофер был сыном ремесленника, и, если бы они с папой не служили вместе в Королевской армии, если бы не спасли жизни друг друга во время путча, вряд ли бы они сдружились. Но получилось как получилось. Они купили соседние участки, потратив королевскую награду. Наши семьи сблизились. У Хантмэнов была одна служанка, помогавшая по хозяйству. Всего одна.

Кора прерывисто вздохнула, принимая чашку остывшего чая из рук Джона. Нужно было немного успокоить нервы перед самой трудной частью – частью с убийством.

– Людоед ворвался в дом Хантмэнов, раскроил череп горничной еще до того, как та успела издать хоть звук. Джун Хантмэн, мать семейства, была за домом, возилась с цветами. В доме, на втором этаже, находился только Гилберт, ему было четырнадцать. – Кора отставила чашку и сложила пальцы в замок, пытаясь унять дрожь. – Аконит оставляет соцветие – это его почерк, а знаешь отличие Людоеда?

– Конечности, – отозвался побледневший Джон, – он оставлял отрубленные конечности своих жертв.

– Он отрубил Гилу левую ногу до колена, – зубы стучали, но Кора смогла произнести фразу. Только одну, а впереди оставалось еще так много… – А потом забрал его с собой. Знаешь, почему его прозвали Людоед?

– Каннибал, – Джон явно боролся с тошнотой. Он оперся о стену спиной и запрокинул голову, силясь дышать ровно. – Джоффри Бутчер пожирал своих жертв.

– Он не успел полностью съесть Гила, – всхлипнула Кора, – только бедро. Людоед знал, что его быстро найдут, потому он приготовил только бедро, а остальное тело сжег. О, Первый! Я по сей день помню, какой запах стоял на похоронах… Гил в закрытом гробу, но от него несло палеными волосами и плотью. Мясом, сожженным до углей. Жнецы все обставили цветами и зажгли благовония, но даже это не могло перебить страшное зловоние.

Кора уже не сдерживала рыданий. Слезы лились по щекам, лицо стало красным, а веки начали опухать. Тело трясло, как в лихорадке, а дыхание прерывали нескончаемые всхлипывания.

Рука Джона осторожно опустилась на плечи Коры. Он притянул ее ближе, и Кора, уткнувшись в его грудь, ухватилась за него так, будто он мог изгнать из мыслей все плохие воспоминания. Джон крепко, но бережно обнял ее. Он уткнулся носом в ее волосы и неспешно покачивался, позволяя ей выплакать все, что накопилось.

– Мне кажется, я видела их… Видела, как Людоед забирал Гила… А может, мне только приснилось… – отрывисто и невнятно говорила Кора. – Так много крови… Так много… И взгляд Гила… У него были чудесные голубые глаза…

– Мне жаль, – шепнул Джон в ее волосы.

– Миссис Хантмэн была беременна. Она родила мертвого мальчика, а потом и вовсе сошла с ума, сама выпрыгнула в окно лечебницы и разбила голову, – едва слышно произнесла Кора. Ей важно было закончить, потому она сбивчиво забормотала: – А Кристофер срубил клен Гила, а потом уехал. В итоге через несколько зим дом купила миссис Шарп. А я… Мне не рассказывали про Гила. Он был моим другом. Самым лучшим. Я до сих пор люблю его, как раньше, езжу к нему на могилу, рассказываю про все… Хадс побери, это так странно, да? – она подняла голову, встретившись с серыми глазами Джона.

Его глубокий, задумчивый и горький взгляд немного потеплел. Он зарылся пальцами в растрепавшиеся рыжие волосы и тихо ответил:

– Вовсе нет.

Кора выдохнула, вновь пряча лицо на груди Джона. Какое-то время он молчал, а затем спросил:

– Ты сама узнала подробности смерти Гилберта?

– Частично из архивов газет, частично, – из разговоров отца. И я обычно езжу на кладбище… На годовщину смерти и на день рождения Гила обязательно.

Джон растер ее спину, распространяя тепло по позвоночнику. Будто пытался согреть, спрятать от холодящих душу воспоминаний. Запах дыма пропитал мужской пиджак вместе с парфюмом, сплетенным из ароматов древесных смол и жженого сахара. Горячая кожа согревала, едва слышное успокаивающее бормотание низкого голоса усыпляло.

Кора поняла, что ее дыхание выровнялось, а мышцы, до того зажатые судорогой страха, начали расслабляться. Она обмякла в кольце рук Джона, прижалась к нему щекой и закрыла глаза. Припухшие веки побаливали, а в висках болезненно стучало.

Сон пришел быстро.

Кору разбудила Эмма, чтобы переодеться в ночную сорочку. Тело слушалось сквозь дрему, без лишних мыслей, а окончательно проснулась она лишь утром.

Дернувшись от осознания того, что Джон остался в ванной, что Эмма могла увидеть и его, и их стену, Кора резко села в кровати.

В кровати… Она вдруг поняла, что оказалась там явно до того, как пришла камеристка. Значит, Джон перенес ее?

Зардевшись от размышлений о том, как он нес ее на руках, Кора поднялась, чтобы еще раз убедиться – в ванной никого не было. Только окно осталось открытым…

11. Тик-так

Началась скучная пора, заполняемая разве что выходами на светские приемы. Матушка вновь вспомнила о столичных холостяках и задалась целью в новом Сезоне найти для дочери подходящего жениха.

Кора уныло следила за зачеркнутыми днями на своем календаре. Помимо отметки о следующем убийстве там теперь была более зловещая – отметка даты начала Сезона – шестое число четвертой весенней декады. Именно тогда представляли дебютанток в нынешнем году.

Время текло незаметно. Походы к модистке в сопровождении матушки и двух камеристок вносили хоть какое-то разнообразие в рутину. Однако ночи были куда насыщеннее…

Кора долго ворочалась, а заснув, тут же просыпалась в неясной панике. Страх пропитывал все тело, он стал ядом, терзающим ее, когда тьма опускалась на город. Ее пугала неотвратимость смерти. Кора не могла понять, как нечто настолько сложное, как человек, полный своих забот и мыслей, может просто перестать существовать из-за одного тонкого разреза на шее. Каково это – прекратить существовать? Но выяснять совсем не хотелось…

Холодный пот выступал на спине, руки дрожали, а зубы едва слышно постукивали. Тогда Кора уходила в ванную и с трудом готовила наброски для следующей статьи, пока не уставала еще сильнее. Если силы оставались, она возвращалась в постель, где вместо сна ее ожидал кошмар. В нем не было места Акониту, зато там был Гил.

Он бежал по полю, усеянному желтыми цветами, Инти ярко светила, а небо голубело лазурью. Гил бежал к высокому сильному клену, шуршащему красной листвой. А потом все менялось… Гил оступался, его нога рассыпалась пылью, а клен сбрасывал листву, превращаясь в страшную кривую тень, и тьма застилала небо. И все, что оставалось – голубые глаза мальчика, полные ужаса. А потом Гил начинал гореть…

Резко сев в кровати, Кора уставилась в стену комнаты, пытаясь дышать. Судя по скудному свету, распыленному в плотном тумане, стояло раннее утро. Сколько сна удалось вырвать из лап страха? Сущие крохи.

Ледяная вода немного взбодрила, как и зубной порошок, отдававший холодной мятой. Вытирая лицо, Кора остановилась у стены Аконита. Его мрачный образ возвращал ее к жизни. Внутри все зудело, сжималось и дрожало в предвкушении – хотелось найти его, раскрыть, обличить. Заставить его пожалеть.

Аконит стал смыслом. Он стал способом борьбы с давними страхами.

– Я ведь могу хоть что-то сделать, – пробормотала Кора, пристально вглядываясь в обрывок статьи с громким заголовком «Аконит убивает». Рядом со статьей был изображен человек в плаще с ножом в руках. Его лицо скрывало соцветие аконита.

Кора села за стол. Надо было начать новую статью, пока не наступил период приемов. Тогда времени будет мало, нужно хотя бы попытаться подготовиться.

Над текстом Кора билась до самого полудня, даже не выйдя к завтраку. Не прерывалась она в основном потому, что силилась выдавить из себя хоть что-то стоящее. Каждая строчка казалась недостаточно… Недостаточно хорошей, недостаточно хлесткой, недостаточно информативной…

Когда Эмма поставила перед ней кофейник и тарелку с сэндвичами, Кора наконец позволила себе отвлечься. Она уныло пережевывала еду, не ощущая вкуса. Все было недостаточным. И четыре дня бездействия усугубили ее состояние… Зато она кое-что поняла.

Первое – ей не хватало Джона, чтобы по ходу написания размышлять, разгоняя мысли и подбирая слова поточнее. Второе – ей не хватало Джона, чтобы он был рядом. Чтобы улыбался, щурясь, чтобы протирал линзы очков, чтобы тяжело вздыхал от каждой идиотской идеи, чтобы приносил ароматный чай с бергамотом. Ей необходим Джон. И для статьи, и для успокоения.

Кора прижала холодные пальцы к щекам, пытаясь унять жар, заливший лицо краской. Пришлось наспех сочинить записку для «Мэри» Смит. Эмма, прекрасно знавшая, как тяжело жилось ее подопечной, давно ставшей для нее подругой, без лишних вопросов согласилась снова передать послание.

Кора заняла день написанием текста о популярных фасонах платьев. К счастью, она прекрасно слышала, что обсуждали леди у модистки. Статья была не столько способом подзаработать или скрыть ее причастность к имени Рубиновой дамы (было бы странно, если бы колонка о моде совсем исчезла или ее начал вести кто-то другой), сколько способом отвлечься. К тому же это был лишний повод поболтать с матушкой, обсуждая предстоящий Сезон и веяния в одежде.

Вечером Кора старалась вести себя как обычно, не выдавая волнения от предвкушения встречи с Джоном. Эмма, как всегда, помогла разобраться, а после ушла, наказав не засиживаться допоздна. Кора клятвенно заверила подругу, что вскоре ляжет, втайне удивляясь своему актерскому дару, – Эмма ничего не заподозрила. Когда дом начал затихать, а по улицам поплыла дымка тумана, Кора накинула враппер[19] и наспех заплела косу, а после на пол у стены Аконита бросила пару диванных подушек, на одну из которых и опустилась.

Время в ожидании знакомого позвякивания стекла потекло нестерпимо медленно. Казалось, она высидела целый сегм, но когда она выглянула в комнату, где мерно тикал хронометр, равнодушные стрелки показывали всего десять минувших интеров.

Кора тяжело вздохнула, возвращаясь к нагретому месту, однако в тот же момент услышала негромкий стук в окно – за шторкой прятался Джон, который уже забрался наверх и теперь опасно балансировал на высоте. Решетка, по которой вился плющ, выдерживала лишнюю нагрузку, но рисковать все же не стоило. Кора поскорее распахнула окно, помогая Джону перебраться через подоконник.

– Извини, что в такое время, – пробормотала она. – Я побоялась, что раньше тебя могли заметить.

– Ничего, все равно ложусь поздно, – усмехнулся Джон, стягивая ботинки и пальто. – К тому же, знаешь, я как-то упустил в юности шанс лазать на свидания в окна, так что…

Кора зарделась.

– То есть, я хотел сказать… У нас, конечно, деловая встреча, просто… – он неопределенно взмахнул руками. – Я имел в виду антураж. Принцесса в башне и все такое… Нет, я не про… Не то чтобы… Проклятье! Извини, не знаю, чего это я разболтался.

– Все отлично, – она изящно убрала выбившуюся прядь за ухо. – Я думаю, с антуражем ты не ошибся. Меня тут точно заперли, как принцессу в башне, и никуда одну не выпускают, даже в библиотеку не пройти, – пожаловалась Кора.

– Они просто переживают, – мягко улыбнулся Джон.

– Знаю, но мне это не нравится… Ладно! Неважно, все равно скоро начало Сезона, и все немного расслабятся… Надеюсь. Давай лучше обсудим статью! Я тут набросала, но мне жизненно необходимо твое мнение!

– Совсем короткая, – заметил Джон, опускаясь на подушку у стены и принимая всего один лист.

– У меня творческий кризис, – надулась Кора, плюхаясь рядом. – Я даже не знала, что писать. Выразила очередное негодование…

– Может, строчку про «жалкие потуги детектива, неспособного отыскать зацепку» уберем?

– Я была на эмоциях…

– Понял, – усмехнулся Джон и, вынув из внутреннего кармана автоперо, вычеркнул ненужное. – Тебе не нравится этот Чейз?

– Ну… Он, конечно, все делает правильно. То есть, я не могу сказать, что он непрофессионал, но Первый! Он такой грубый! Максимилиан вот тоже всегда недоволен моим присутствием, но он не вызывает во мне столько негодования.

– Максимилиан? Это?..

– Я имела в виду инспектора Уорда, – Кора потупилась, чувствуя, как краска снова жжет щеки. Почему она назвала его по имени?

– А, который тебя прикрыл, – Джон не сводил глаз с бумаги, ловко крутя автоперо между пальцами.

– Он напарник дядюшки Криса… То есть… Ну, помнишь Гила?

Автоперо негромко стукнулось об пол, а Джон застыл в напряжении.

– Кристофер – его отец. На кладбище я обычно встречаюсь с ним, – Кора подала ему перо. – Так мы всегда поддерживали связь, обменивались новостями. Потому для меня он так и остался дядюшкой. Ты как?

– В норме, но вспомнил про Людоеда, – Джон передернул плечами и поморщился. – Извини. Значит, Хантмэн и есть твои связи в полиции?

– Ага. Он вроде как помогает мне пробиться в будущее с делом об Аконите. Кстати, я сказала про тебя Кристоферу. Он хотел бы с тобой познакомиться. Ничего такого, но он полицейский, а они жутко любят знать все наверняка.