Начало. Техник-интендант

То, что все три умения при мне, это я уже знаю. У меня, что при закрытых глазах, что при открытых, три иконки в левом верхнем углу зрения имелись. Они полупрозрачные, но если присмотреться, можно увидеть. Я поначалу, когда очнулся и увидел невесту бывшего хозяина этого тела, думал о выживании, а не иконки рассматривал. Обнаружил я их, считай, случайно, уже когда у окна стоял, а исследовать не успел, санитарка пришла. Сейчас же, пока есть время, изучал. Что примечательно, у двух иконок были знаки процентов, по сто. А вот у третьей (подозреваю, это магический сканер) – десять. Без процентов, просто десять. Думаю, это дальность работы этого умения. Если это так, то у иконки Хранилища (я интуитивно знал, какая иконка за что отвечает) сто процентов свободного пространства. А у Исцеления это уровень заряда. Вот сейчас и проверим.

Открыл иконку, появилось меню. Теперь понятно, почему Михаил про игры говорил. Тут и меню, как в игрушках, смутно знакомы, но из какой игры, не скажу: я стратегию не особо любил, больше стрелялки. Найдя в списках «Общую диагностику», я запустил её, с тревогой наблюдая, как проценты начали быстро отщёлкиваться в минус. Энергозатратная, похоже, процедура. Три секунды – и девять процентов как корова слизнула. Однако открылось новое окно с результатами диагностики моего тела и его схемой. Тут тоже всё было интуитивно понятно: видимо, знания о лечении сами всплывали в моей голове. А зон, подсвеченных красным, оказалось немало. Это самые проблемные места. Старые переломы – два точно, растяжения – шесть штук, начинающаяся межпозвоночная грыжа, но самое проблемное – рана на голове. Трещина в черепе и нарастающая гематома. Внутри черепа образовался кровавый сгусток, который уже не рос, но вызывал боль. Теперь понятно, что у меня болело, а ведь мог от кровоизлияния в мозг умереть. Не скажу, что обошлось, вылечить это нужно как можно быстрее.

Указав на сгусток крови и внутричерепные повреждения, активировал лечение. На выбор было всего два вида. Вообще-то их множество было, но остальные я видел, а открыть пока не мог, качать умение нужно. Кроме диагностики мне были доступны «Малое исцеление» и «Магический лекарский щуп». Выбрал второй, потому как первый позволял убрать только внешние повреждения: царапины, ушибы и открытые раны. Внутренние мог лечить только щуп. И нет, тут знания не всплывали в голове: к каждому лечению давалось на русском подробное описание возможностей их использования, которые я внимательно изучил.

Щуп начал работать. Остальное, включая трещину в черепе, потом уберу. Чую, энергии может не хватить, диагностика была затратной, лечение наверняка будет ещё затратнее. И я не ошибся, процент стал со свистом уходить, но пять секунд – и гематома внутри черепа была убрана. Энергии осталось восемь процентов. Подумав, направил их на заживление трещины. Раз нужно качать, то энергию стоит полностью расходовать. Процентов не хватило, но трещина почти срослась, проблема исчезла. Снаружи остались шишка и наложенный шов, это я потом уберу.

Иконка Исцеления ноль в процентах показывала, так что, оставив пока это умение (боль головная прошла) и повторно изучив красные очаги (потом всё залечу, даже родинки с тела уберу), я открыл иконку Взора. Десять метров всего. Подо мной, видимо, процедурная, где какой-то мужик жарит на столе женщину. Я это видел не как порно по телевизору – цвета не было, но отчётливо в линиях всё это действо мог наблюдать. Надеюсь, прокачав это умение, смогу видеть и в цвете. Более того, найдя режим переключения, я смог изучить строение тел сношающихся. Ну, внутренности меня не особо интересовали, но сам процесс изучил. Похоже, медики спаривались со знанием дела.

Почувствовав себя вуайеристом, я переключился и стал изучать другие комнаты. Там всё было обычным для больницы, но я ещё минут десять потратил, старательно толкая границы Взора, пытаясь увеличить дистанцию, заглянуть дальше. Пока, за эти десять минут, особых подвижек я не заметил; как было десять метров дальности, так и осталось. Отметив в соседних палатах границу Взора, стал снова интенсивно толкать. Потом проверил: двенадцать сантиметров за две минуты. Значит, всё же растёт дальность его действия, хотя и небольшими темпами.

Встав с кровати, я выглянул в коридор, тот был практически пуст, только в конце его курили двое: видимо, там были туалет и курилка. Кстати, в туалет мне тоже хотелось, едва терпел, но пока не выходил. Изучив Взор (получаса вполне хватило), я переключился на Хранилище. Им тоже было легко управлять. Я убрал в Хранилище оба стула, проверяя уровень процента загрузки. Хм, он как был стопроцентным, так им и остался. Хотя стулья массивные были, с облезлым лаком, возможно, из каких-то купеческих домов. По моим расчётам, должны были куб забрать. Тогда я ещё стол убрал, и всё равно та же цифра. Совсем не понял. Тут же два куба было? Потом кровать убрал, и всё равно сто процентов. А вот когда следом отправилась тумбочка (ранее я её не приметил, она в изголовье кровати стояла), вот тогда один процент исчез, осталось девяносто девять процентов свободного пространства.

Достав мебель обратно и расставив всё, как было, я сел на кровати и задумался. Значит всё, что было в комнате, заняло куб, хотя, если так посмотреть, должно было бы занять около пяти, да и то если утрамбовать. Получается, в Хранилище вещи учитывались не по общему объёму, а по размеру материала. Если кровать с постельным бельём спрессовать в форме кирпича, без пустых полостей внутри, то та действительно занимала не так уж много места. Также и с остальным. Ну да, в таком случае куб и выходил. Получается, когда я убирал всё это в Хранилище, то вещи уминались, а когда доставал, они принимали прежний вид. Полезная опция. Надеюсь, она не вредит имуществу.

Терпеть уже мочи не было, так что, подойдя к стулу, я взял белую майку и натянул её на свой мускулистый торс. Поиграв мускулами, полюбовавшись, как те перекатываются под кожей (эх, жаль, настенного зеркала нет), я надел штаны, сунул ноги в ботинки, носки в карманы брюк убрал и, открыв дверь, направился к туалету. Там быстро сделал свои дела и вышел, а принюхавшись к запаху табака, вдруг понял, что хочу курить. Похоже, прошлый хозяин тела был курящим. Я, когда штаны надевал, да и во время процесса в туалете, ощущал что-то по карманам. Так что, выходя, обхлопал себя, достал пачку сигарет, настоящий «Казбек», и два коробка спичек. Один полный, в другом – две спички. Больше в карманах ничего не было. Видимо, одежда была рабочая: были прожжённые мелкие отверстия, с десяток; не думаю, что тот в выходной одежде работал. У туалета курили уже трое, тех двоих не было. Я прошёл мимо них (никто меня не окликнул, значит, не знакомы) и вернулся в палату.

Пачку папирос и спички я убрал в Хранилище. Я не курил в прошлом теле и тут не буду, но спички пригодятся, как и папиросы: угостить кого, например. Подойдя к стулу, я осмотрел клетчатую рубаху (это всё, что осталось из одежды), но карманов у той не было. Я надел её, скинул обувь, застелил койку шерстяным одеялом и, улёгшись на ней, задумался. Хотел поразмышлять, что же мне делать дальше. Жаль, для ближайших планов информации было маловато, но прежде всего – это готовиться к войне. Я буду участвовать, призовут – пойду в армию, но вот в окопы я не хотел и решил обдумать, как бы мне попасть в тыловые войска или в штабные. Можно в интенданты, но это вряд ли получится: знаний нема. Одно дело – читать о таких вот попаданцах, а другое – реально попасть. Жить-то всем хочется. А тут в первых боях и с моим Исцелением вряд ли выживешь.

Серьёзно я всё это обдумать не успел. Дверь открылась (эх, Взор выключен был, а потому это стало для меня неожиданностью), и в палату вошёл врач с тремя медсёстрами. Переключившись на Взор, я мысленно хмыкнул. Это ж тот самый, что недавно жарил юную медсестру (она шла слева от него) как раз под моей палатой. А врачи-то какие затейники: на столе да закинув ножки на плечи. А то – секса в Союзе не было. Был, ещё как был, вот только не афишировался. Все мы люди, все мы человеки, медики – тоже.

– Доброе утро, больной. Как себя чувствуете? – спросил врач довольным голосом, энергия из него так и пёрла: ещё бы, после секса. У меня вон тоже эрекция после увиденного не сразу спала.

– Шикарно. Когда меня выпишут?

– О как? Шустрый. У вас травма головы. Пока не убедимся, что с вами всё будет в порядке, не выпишем. Головные боли есть? – спросил он, присаживаясь на стул.

– Нет, – я демонстративно потряс головой.

Начался обычный осмотр, пульс и сердце тоже пощупали. Ещё глаза осмотрели, я на всякий случай открыл рот и высунул язык, сказав «а-а-а». Медсёстры захихикали, а врач заметил, что это не обязательно. Закончив осмотр, врач, ранее представившийся Валерием Игнатьевичем, сказал с задумчивыми нотками в голосе:

– Состояние ваше действительно неплохое, да и травма не такая серьёзная. Пожалуй, выпишем вас уже сегодня. Но на процедуры нужно будет ходить обязательно, каждый день. Получите больничный.

– Спасибо.

Медики ушли, продолжая обход. Взор у меня теперь был включён постоянно: видимо, энергии он немного тратил, процента заряда не было, и я мог пользоваться им круглые сутки. Или всё же есть заряд? Проверил, включив иконку, но так и не нашёл информации по этой теме. Вероятней всего, я был прав.

Я снова лёг на койку, размышляя, но меня опять прервали, а ведь пять минут всего прошло с момента ухода врача со свитой. В палату ворвался мужчина лет сорока на вид, в белом летнем хлопчатом костюме с накинутым сверху халатом, с панамкой на голове. Только портфель в левой руке намекал на то, что он принадлежит к чиновничьей братии. Прямо с порога он заорал:

– Ты какого хрена творишь?!

– Лежу, думаю, – хмыкнул я, с интересом изучая неизвестного.

Как противника я его не воспринимал, и хотя тело было деревянное, нетренированное, был уверен, что вырублю его с одного удара. Тут у меня не кулаки – кувалды. А так, похоже, мне принесли новую информацию по прошлой жизни моего нового тела, вот только преподносят её как-то излишне громко. За эти три часа, с тех пор, как очнулся, я уже успел принять как данность всё, что произошло с момента моей гибели от пули часового. Да и с чего нервничать? Но обдумать всё, конечно, стоило. Приятный бонус в виде дара Путника – это хорошо, и мне пока нравится, но вот как жить, зависит от меня. Никаких рамок, правил и законов выдано не было, значит, творю что хочу. Тоже хорошо. Об этом я и размышлял, когда это чудо с портфелем ввалилось ко мне в палату.

– Мы о чём договорились?! – зло зашипел мужчина.

– О чём? – с любопытством поинтересовался я.

– Мы договорились, что ты женишься на дочке Филатова, получишь партбилет без прохождения кандидатского стажа и отправишься в Москву учиться в Высшей школе партийных организаторов при ЦК ВКПБ. Филатов вам квартиру в Москве выбил в качестве подарка на свадьбу.

Вообще предложение интересное. В армии политработники имеют особый статус. Ни за что не отвечают, всех нагибают, и тронуть их нельзя. Идеальный вариант, тем более что язык у меня подвешен. Однако, вспомнив дочку Филатова, не к ночи будь помянутую Нюрку, я сказал твёрдо:

– Нет.

– Максим, пойми, в этом случае не только ты теряешь, но и я. Ведь это я дал обещание Филатову найти мужа для его дочки. Один только ты и согласился, да и то при условии серьёзных карьерных предложений.

– Нет, – повторил я всё так же твёрдо.

– Ты это окончательно решил? – с жёсткими нотками в голосе спросил неизвестный. – Подумай. Обратного пути уже не будет.

– Окончательно.

Молча развернувшись, взмахнув, как и Нюрка, полами медицинского халата, наброшенного на плечи, он ушёл, с грохотом закрыв за собой дверь, аж штукатурка посыпалась со стен. Результаты нашего разговора были очевидны.

Пришла медсестра, которую ранее, при осмотре, я уже видел в свите врача, и сообщила, что меня переводят в общую палату. Делать нечего, сунул ноги в ботинки, и меня повели на первый этаж. Палата была общей, и в ней всего одна свободная койка и имелась. Поприветствовал парней: пять мужчин в палате, включая меня, и двое мальчишек с переломами.

Я лёг на койку и, закинув руки за голову, продолжил размышлять. Кстати, Взором я продолжал пользоваться, стараясь постепенно расширять его возможности. За час на два метра раздвинул и сейчас уже мог контролировать пространство в радиусе двенадцати метров. Отметил, что за тот же час зарядка Исцеления поднялась до тридцати трёх процентов, и снова её полностью использовал: убрал трещину и шишку. Ранку пока не трогал, да и швы там. После заживления вышеописанного осталось всего восемь процентов энергии, которые я направил на заживление повреждённой когда-то связки на левой руке. Не хватило долечить, но убрал опасные симптомы.

Итак, у Исцеления шла зарядка, Взор продолжал качаться, только Хранилище пока не было возможности совершенствовать. Я же размышлял о следующем. Бывший хозяин этого тела – явный карьерист. Смотри-ка, не побоялся жениться, пусть и по расчёту, чтобы повыше взлететь. Коммунистов я считал местными дворянами, вот и этот хотел туда пролезть. Это не мой путь, но идея интересная, так что стоит ее обдумать, только с другой стороны.

Всё же в тот день меня не выпустили. Сутки я провёл в больнице, и только на следующий день, в девять утра, через два часа после завтрака, пришла медсестра и сообщила, что меня выписывают. То, что ранее меня из отдельной палаты в общую перевели, это понятно – мстят за отказ. Уж не знаю, кто: тот неизвестный мужик, видимо, куратор прежнего хозяина тела, или сам Филатов, но я это неприятностями не считал. Так что собрался и покинул больницу. Документы при выписке мне не выдали: видимо, у Максима при себе их не было, да и зачем они в цеху? Возможно, они на заводе в шкафчике. Хм, а у парня вообще родственники какие есть? Надо бы узнать.

За сутки Исцеление заряжалось до максимума трижды, и я использовал возможности этого умения: убрал все следы травмы колена и полностью залечил зарождавшуюся язву, уж не знаю, как Максим смог её заполучить. Хотел ещё глаза подлечить: один глаз хорошо видел, а второй – хуже (близорукость, непривычно как-то), однако для этого необходимо специализированное умение из списка ста. У меня открыты три, а нужное под номером семь. Взор уже на расстоянии двадцати семи метров работает – раскачал. На этом пока всё.

Выйдя во двор больницы (по виду – бывший дворянский дом с несколькими строениями на территории), я вдохнул полной грудью чистого воздуха и, спустившись с крыльца, направился к выходу, к открытым воротам. Очутившись на улице, с интересом поглядывая вокруг, я направился к заводу. Как узнал дорогу? Да у прохожих поспрашивал, те и указали. Он действительно был рядом. А бинты перед выпиской мне сняли, точнее, отодрали, больно было, аж шипел, осмотрели рану и наложили уже другую повязку, небольшую.

Кстати, в туалете зеркало было, и я, когда к унитазу бежал, заметил, что там мужик брился опасной бритвой, мне пришлось встать за его плечом, чтобы кинуть на себя нового оценивающий, изучающий взгляд. А ничего так: зеленоглазый шатен с правильными чертами лица, полными губами и ярко выраженными бровями. В общем, красавец. Даже приятно. В прошлом теле я красавцем не был – харизмой брал девичьи сердца. Рост у меня теперь метр семьдесят два, это я при выписке узнал, заглянув в медицинскую карту. Хороший рост, раньше у меня был метр семьдесят восемь. Тело пока повиновалось неохотно, тяжело было брать его под контроль, шагал, мысленно строя каждое движение, но, думаю, тренировки и зарядка решат эту проблему.

На проходной завода меня остановил сторож и передал указание идти к парторгу. Кажется, я начинаю догадываться, кто это такой. У троих спросил дорогу, как будто я не знал, где его кабинет. Меня узнавали, здоровались, спрашивали о самочувствии. Как меня на полуторке вывозили с территории завода, видели все. Столько слухов было, в том числе и о том, что я погиб, а тут я живой. В ответ на вопросы посматривали на меня с удивлением, я же травмой отшучивался. Дорогу мне всё же указали, а одна работница, девушка, даже предложила проводить.

В ходе нашей с ней беседы я выяснил, что Максим был на заводе комсоргом, главным комсомольцем, при этом работая молотобойцем. А подчинялся парторгу, к которому мы и шли. Тот был главным по коммунистам и политической жизни завода, второй после директора. Пока мы дошли до административного здания и поднялись на третий этаж к нужному кабинету, я успел узнать, что Максим детдомовский и уже в шестнадцать лет пришёл на завод, но образование не забросил, ходил в вечернюю школу. В этом году как раз закончил десять классов с отличными отметками. Он действительно был карьеристом и знал, что ему нужно от жизни. Девушка была из того же детдома, потому и знала такие подробности из жизни комсорга. Вообще, завод курировал тот детдом, поэтому неудивительно, что многие его бывшие воспитанники здесь работали.

Это всё, что я успел узнать, ну разве что ещё получил информацию о том, что Максим проживал в заводском общежитии. Проводив меня, девушка ушла, а я, постучавшись, вошёл в кабинет. Ну, как я и думал, тот незнакомый мужчина, которого я видел в больнице, оказался парторгом. Он был один в кабинете, сидел за столом, и в его взгляде явно читалась угроза.

– Не передумал?

– Нет.

– Я так и думал. Значит так, ты уволен с завода за несоблюдение техники безопасности, вот твоя трудовая книжка. Также я был в твоей комнате в общежитии, забрал комсомольский билет и корочки кандидата в члены партии. Вот они. – Он показал мне две красные книжицы и демонстративно, проявив недюжинную силу, по очереди порвал обе. – Теперь тебе закрыты пути в наши ряды. Пшёл вон.

Молча забрав трудовую, я развернулся и, выходя из кабинета, услышал вслед:

– Ничего, выродок дворянский, мы ещё посмотрим, кто тут выиграет.

Это высказывание меня заинтересовало. Видимо, происхождение было одним из тех фактов, которыми парторг воздействовал на Максима. Как интересно. Сначала я направился в отдел кадров, где версию парторга о причине моего увольнения не подтвердили. Оказалось, официально меня уволили по собственному желанию, никто себе карму портить не захотел. Я показал свою трудовую книжку, кадровик сильно удивился и по моей просьбе переписал её. Так-то. Только просил никому об этом не говорить. От него же я узнал, что сдавать дела по должности комсорга не придётся: вчера вечером были перевыборы с участием всех комсомольцев завода, и в кабинете уже новый хозяин осваивался. Я зашёл к нему, и он отдал мне теперь уже мои личные вещи, что тут хранились. Всё уместилось в портфель, такой же, как у парторга. Несколько тетрадей, писчие принадлежности, баночка с чернилами, перья, карандаши и вполне неплохие куртка с кепкой. Ко мне все относились доброжелательно, явно сочувствуя, вот и новый комсорг, здоровый парень лет двадцати, спросил:

– Что планируешь делать? Кровать свою заберёшь? Ты же её купил всего полтора месяца назад. Может, продашь? Для тебя она большая, полуторная, а для меня как раз будет.

– Я подумаю. А что касается планов, пойду к зданию Минского НКВД. Хочу заявление написать на Филатова и Демидова.

Я уже узнал фамилию парторга, табличка на дверях была. Комсорг от моих слов выпучил глаза и выдавил сипло:

– Зачем?!

– Ты думаешь, я от свадьбы и от всех благ отказался, потому что Нюрка страшная, как всемирный грех? Или отомстить хочу? Нет, тут другое. Когда мы все вместе в баньке сидели, в парной, и о политике говорили, я многое услышал. Выпившие они были, языки не держали. Враги они, хаяли всех, самого товарища Сталина тоже. Я рассказать хотел, да не успел: в больницу на следующий день попал. Вот и думаю: это случайность, или они испугались и убить меня решили, когда поняли, что сдам их?

Оставив комсорга обдумывать сказанное мной, я зашёл в кассу и получил то, что мне причиталось. Вышло немало, почти двести рублей. Зарплата командира РККА, как сказала кассирша, а у тех очень высокие зарплаты. Убрав деньги в карман и помахивая портфелем, я направился к выходу. Девчата в бухгалтерии мне тоже посочувствовали, и от них я узнал, что, оказывается, делю комнату с ещё тремя работниками завода.

Добравшись до общежития, которое было рядом, на соседней улице, я вошёл. На входе меня встретила сторожиха, бабка, осведомилась о самочувствии и отправила меня к коменданту, а та выдала приказ на выселение меня из комнаты. Приказ сверху. Жаль, я хотел тут хотя бы одну ночь переночевать, чтобы освоиться. Однако ничего. Ключ я внизу взял и направился к комнате. Где она находится, сторожиха указала, когда я, смущённо улыбаясь, признался, что от травмы немного забылся и не знаю, куда идти. Открыл, вошёл, комната была пустая. Осмотревшись, подошёл к своей кровати. Она одна тут полуторная, дорого смотрелась, панцирная, с никелированными спинками, две подушки, постельное бельё, покрывало с рисунком. Это точно моя, спасибо комсоргу. Подумав, убрал её в Хранилище, пригодится. Был ещё шкаф, уверен, что там вещи Максима тоже были, однако какие именно, я не знал. К счастью, скрипнула, открываясь, дверь, и в комнату вошёл незнакомый парень. Осмотревшись, он удивлённо протянул:

– Ты уже кровать вынес? Быстро. Кстати, здарова. Как рана?

– Привет, – поручковался я с парнем. – Нормально. Слушай, меня из общежития вышвырнули, помоги собрать мои вещи, чтобы я чужого не прихватил. А то после травмы в голове всё перепуталось.

– Легко.

В шкафу действительно были вещи Максима. Я взял простыню, а то у него даже чемоданчика не было, один портфель, и тот уже у меня в Хранилище был, и стал складывать вещи. В шкафу были запасной комплект постельного белья, туфли, два комплекта нательного белья и лёгкий летний белый костюм. В него я и переоделся, а остальное в узел из простыни убрал. Кроме этого у Максима, а теперь и у меня, были свои тарелка, кружка, вилка с ложками и чайник, их я тоже забрал. Сковорода и кастрюли другим принадлежали. Моими оказались также два полотенца, расчёска, настольное зеркальце, бритвенные принадлежности и два куска мыла. Вот зубной щётки и пасты не было. Похоже, чисткой зубов Максим не заморачивался. Сосед выскочил на кухню, кастрюлю поставить, он на обед пришёл. А я в это время убрал всё в Хранилище.

– Уже унёс вещи? – спросил тот, возвращаясь.

– Угу.

На этом мы и попрощались. А на выходе из общежития меня перехватил запыхавшийся парторг. Ага, дошла до него информация. Я был уверен, что новый комсорг меня ему сольёт, парторг ставил на эту должность своих людей, Максим тоже своим был. Интересно, Нюрка тоже перешла к нему, как и должность? Если так, заранее сочувствую.

– Ты что творишь?! – зло зашипел на меня парторг.

Быстро осмотревшись (народ к общежитию на обед стягивался, хотя вроде своя столовая у завода была) и ухватив меня за рукав, потащил в сторону, я не сопротивлялся.

Когда мы отошли за угол общежития, он зло спросил:

– Как это понимать?

– То, что вы враги? О, для меня это тоже оказалось сюрпризом. Я услышал от вас и гражданина Филатова столько ругательств в адрес правительства и самого товарища Сталина (и готов подтвердить это в суде), что просто не понимаю, как вы ещё на свободе ходите. Это надо исправить. Я собирался сообщить об этом, вы узнали и пытались меня убить. Не получилось. Думаю, следователи НКВД будут рады такому заявлению.

– Что ты хочешь? – после недолгого раздумья спросил парторг.

Внутренне порадовавшись, что мои предположения и идеи верны, я ответил:

– То, что вы порвали мои документы, я считаю неправильным. Верните мне их. Мой комсомольский билет и партбилет.

– У тебя были корочки стажёра, – хмуро буркнул он.

– Были корочки стажёра, а станут настоящим партбилетом.

– А ты не обнаглел?

– Как вы ко мне, так и я к вам, – пожал я плечами.

– Два дня.

– Сегодня, – поставил я условие. – И чтобы во все списки и архивы мои документы внесены были.

– В шесть часов в парке, у фонтана, – сказал как отрубил парторг и, развернувшись на каблуках, ушёл быстрым шагом.

Я же, весело насвистывая, отправился искать, где можно было бы поесть, уже хотелось, время-то обеденное. Что там завтрак в больнице? Пролетел, я и не заметил. Нашёл столовую, № 6. Хм, как у больницы номер. Полна была, но найти свободное место за одним из столиков мне удалось. Тут много заводских было, спрашивали, как мои дела, как рана… В общем, пообщался. Купил я тарелку борща с ложкой сметаны, четыре куска хлеба, на второе – гречку с котлеткой и подливой, ну и компот. Так, общаясь с заводчанами, я и поел. А перед уходом, незаметно достав свою тарелку, попросил продать котлеток, они тут на удивление вкусными были. Полную тарелку мне наложили, в кружку налили подливы, а в чайник – компоту. Я незаметно убрал всё в Хранилище. Хочу узнать, остынут они, пока там находятся, или нет.

Потом прогулялся до продовольственного магазина, сбоку ещё был отдельный вход в магазин хозтоваров. Деньги у меня были: помимо тех двухсот ещё триста я обнаружил в шкафу, на полке под постельным бельём, в шкатулке, запертой на ключ. Ключ к ней был на связке, которая нашлась в портфеле, на связке и было всего два ключа: от шкатулки и от комнаты. В шкатулке я также обнаружил паспорт, свидетельство о рождении, аттестат об окончании десяти классов и водительское удостоверение.