Охота на Ведмидя. И другие повести и рассказы

«Месть – это блюдо, которое нужно подавать холодным», – говорят на Сицилии. Десять лет ждал Захар этой минуты возмездия и только сейчас понял смысл сицилийской поговорки: встреть он Федю ещё пять лет назад, то сломал бы ему не палец, а шею.

Через час Хиргынтов уже дремал в кресле Ту-154. Ему предстояло долететь до Новосибирска, там пересесть на рейс до Читы и уже оттуда местным рейсом долететь до Чары.

Перелёты и ожидания в аэропортах заняли почти двенадцать часов.

В 14:35 местного времени Захар спустился по трапику из АН-24 на потрескавшийся асфальт аэропорта Чара. Припекало солнце, пахло скошенной травой, где-то блеяла коза, полнеба заслоняли величавые горы со снежными вершинами.

«Вот ты какой, Кодарский хребет!» – восхитился Захар.

ПАЗик довёз Хиргынтова до здания администрации районного центра. Узнав у чарских аборигенов, где гостиница, он направился к своему временному приюту. Поселившись в четырёхместном номере, Захар – как был в верхней одежде, лишь скинув ботинки – упал на кровать и уснул мёртвым сном.

Проснулся Захар вечером – горели плафоны на потолке. В номере он был уже не один – вселились ещё трое постояльцев. Прислушавшись, он узнал финскую речь. Финны и питерцы – почти земляки, и эта неожиданная встреча вдали от дома была для Захара приятной неожиданностью.

Судя по тому, что весь номер был завален альпенштоками, карабинами и верёвками, сыны Суоми приехали сюда, чтобы полазать по горам Кодара.

Восхождение на самую высокую в мире гору Эверест высотой 8848 метров обходится в сумму порядка 70000 долларов. Подъём на самую высокую вершину Кодарского хребта пик БАМ высотой 3072 метра стоит на два порядка меньше. Низкий ценник пика БАМ сделал его для бережливых финнов предпочтительней вершины Эвереста. И ещё одно немаловажное обстоятельство. До вершины Эвереста ты ещё доберись, не оставшись заледенелым трупом на его склоне, а на пик БАМ подняться живым гораздо больше шансов.

Кроме альпинистского снаряжения у финнов было три коробки шведской водки «Абсолют». Наивные люди, они и не подозревали, что этот «Абсолют» разливается, быть может, в том же дагестанском Кадаре.

Впрочем, палёный «Абсолют» хорошо пошёл под копчёного хариуса и солёную черемшу. Финны пели под губную гармошку, а Захар подыгрывал им на варгане – было очень весело. Потом они все вместе пошли на улицу знакомиться с местными пейзанками.

Захар проснулся в комнате с маленьким зарешёченным окошком под самым потолком. Он лежал на железной кровати в одних трусах под солдатским одеялом. В комнате было ещё три кровати, на них тоже спали какие-то люди. Судя по тому, что эти трое во сне бормотали что-то на финском языке, Захар понял, что это его вчерашние собутыльники.

Втянув носом смесь из запахов мочи, рвоты и карболки, Захар определил, что находится в «мочалке».

Открылась стальная дверь, в палату зашёл сержант и громко сказал:

– Хиргынтов, на выход!

Ступая босыми ногами по холодному бетонному полу, Захар вышел в коридор. Помощник дежурного привёл его в комнату, где в ячейках лежала одежда пациентов «мочалки», и оделся. Потом сержант вывел его во двор. Там водитель ППС мыл из шланга машину. Захар с мольбой посмотрел на сержанта.

– Потом попьёшь, – ответил тот на его немую просьбу.

На другом крыле здания была вывеска «ОВД Каларского района Читинской области». В райотделе сержант довёл Захара до кабинета, на двери которого была табличка «Начальник РОВД». Сержант распахнул дверь и сказал: «Заходи», а сам остался в коридоре.

Начальник Каларского райотдела был одет в форму без знаков различия, но Хиргынтов знал его звание, фамилию и даже имя и отчество, поскольку к командировке подготовился основательно: «Полковник милиции Грищенко Степан Петрович».

– Товарищ полковник! – представился Захар. – Оперуполномоченный по особо важным делам майор Хиргынтов прибыл из Санкт-Петербурга для проведения оперативно-розыскных действий.

– Вижу, какие действия ты здесь уже провёл, – сказал укоризненно Грищенко. – Почему не предупредил о своём приезде? Я бы тебя встретил и поселил в служебную гостиницу.

– Не хотел вас беспокоить, – заискивающе сказал Захар. Он чувствовал свою вину и не знал, как её загладить.

– Уже побеспокоил – сорвал с охоты, только утка на утренней зорьке пошла. И что мне прикажешь сейчас с тобой делать? Я обязан доложить по службе о твоём проступке.

– Степан Петрович! – взмолился Захар. – Не надо, прошу вас. Этих финнов разве перепьёшь.

– Я ещё подумаю. Но ничего не обещаю.

– Спасибо! Я ваш вечный должник! – рассыпался Захар в благодарностях.

– Ладно, с кем не бывает. Давай пить чай, – примирительно сказал Грищенко.

Дуя на горячий чай, Захар прихлёбывал этот животворный напиток, пока не осушил третий стакан.

– Товарищ полковник, а что будет с финскими товарищами? – вспомнил он о своих вчерашних собутыльниках.

– А что с ними будет. Заплатят штраф за появление в нетрезвом виде в общественном месте и оплатят услуги медицинского вытрезвителя.

Грищенко вернул Захару поясную сумку с документами и деньгами, изъятую при задержании патрулём ППС.

– Можешь не проверять – всё на месте.

Дверь кабинета приоткрылась, и сержант из коридора сказал:

– Товарищ полковник, тут финны две коробки водки «Абсолют» принесли.

– Прогони их!

– Они уже ушли.

– А водку они забрали?

– Нет, оставили.

– Свалились на мою голову! – нервно заходил по кабинету Грищенко.

– Что в этом плохого? – спросил Захар. – Они решили отблагодарить вас за хорошее обслуживание.

– Ты что, совсем ку-ку?! У нас тут полным ходом идёт борьба со взятками, и я обязан составить на них протокол о попытке подкупа должностного лица.

– А они, может быть, просто забыли эти коробки в коридоре.

Грищенко подбежал к двери и, приоткрыв её, приказал:

– Сержант! Отнеси финнам в гостиницу коробки, которые они здесь забыли.

Грищенко вылил остывший чай в кадку с фикусом, достал из сейфа полбутылки коньяка и плеснул себе в стакан.

– Я тут с вами заикой стану.

Захар одним глотком допил чай и подставил свой стакан. Приняв успокоительного, Грищенко закурил и сказал:

– Выкладывай – зачем приехал?

– Можно сигаретку? – попросил Захар.

По опыту он знал, что табак сближает людей. Не зря же североамериканские индейцы курили трубку мира.

Грищенко протянул Захару пачку «Кэмела» и дал прикурить от зажжённой спички.

Хиргынтов показал ему фотографию анонима.

– Этот человек вам знаком?

– Знаком. Это Гринько. С ним были ещё двое – Давидович и Ведмидь.

– Они – украинцы?

– Давидович и Ведмидь – граждане России. А Гринько – гражданин Украины. Приезжали по нашим горам полазить.

– Как долго они здесь пробыли?

– Больше недели. Пока справку о смерти получили, пока цинковый гроб заказали, пока то да сё.

– Кто-то из них умер?

– Давидович упал со скалы и разбился насмерть. Ведмидь и Гринько увезли покойника по месту его проживания в Питер.

– По железной дороге?

– Да, поездом.

– Следствие по факту гибели человека проводилось?

– Районная прокуратура провёла дознание и не нашла оснований для возбуждения уголовного дела. Смерть наступила в результате несчастного случая.

– Эта троица здесь с кем-то общалась?

– С инспектором госприродоохраны Гаджиевым – он рассказывал им, как пройти в горы.

– А где его можно найти?

– У него кабинет в Чарском лесхозе.

Тепло распрощавшись с Грищенко, Захар пошёл в лесхоз.

В кабинете с табличкой «Государственный инспектор по охране природы» за столом сидел мужчина кавказской национальности лет пятидесяти. Увидев Захара, он сказал:

– У меня обеденный перерыв, приходи после часа тридцати.

Захар показал ему свои корочки.

– Извините, я принял вас за местного эвенка. Звонил Спиридонов – председатель правления родовой общины эвенков «Токи»*. Я его в лицо не знаю. Придёт выбивать квоты на отстрел диких животных.

*Лось.

– И много у вас эвенков? – поинтересовался Захар.

– В нашем районе полтысячи человек, объединённых в шестнадцать родовых общин. Накосячили в Москве с этими малочисленными народами Севера – прав им дали много, а с природоохранным законодательством не согласовали. Вот и собачусь с ними – а мне это надо? Пулю получить не хочется.

– Так уж и пулю?

– Нет, дулю. Здесь у нас тайга – закон, медведь – прокурор.

– Судя по фамилии, вы осетин? – спросил Захар охотоведа.

– Да, живу здесь уже четверть века. А вы какой нации будете?

– Я чукча, – сказал Захар, и показал Гаджиеву фотографию анонима: – Вам знаком этот человек?

– Это Гринько из Украины. Он был здесь в августе с двумя российскими друзьями – Давидовичем и Ведмидем. Они приезжали, чтобы полазить по скалам. Я их предупреждал, что идти в Кодарские горы без специальной подготовки – почти верная смерть. Так оно и вышло – ушли трое, а вернулись двое с трупом. Давидович упал со скалы и разбился насмерть.

– Вы сами занимались скалолазанием?

– В молодости я был горным спасателем. Собственно, я здесь из-за этого и оказался.

– Расскажите подробней.

– Нас, горных спасателей, в 1975 году собрали в Чару со всего Советского Союза. Я тогда жил и работал во Владикавказе. Понравилось мне на Кодаре – зверья и рыбы здесь много, а я заядлый рыбак и охотник. А тут мне ещё должность егеря в лесхозе предложили – так я в Чаре и остался.

– Зачем вас здесь тогда собирали?

– Для поисковой операции. В горах потерпел крушение вертолёт МИ-8 с бригадой специалистов Министерства среднего машиностроения и изделием на борту.

– Что за изделие?

– Ядерный заряд для подземного геологического взрыва.

– И как, нашли?

– Нашли обломки вертолёта и тела погибших людей. А устройство так и не нашли. Оно невелико по размерам, наверное, закатилось где-то в расщелину между скалами.

– А с самолёта датчиком радиации искали?

– Это было бесполезно. Вертолёт упал в районе Мраморного ущелья, где в послевоенные годы был урановый рудник. Там и сейчас естественный фон радиации местами превышен в десятки раз.

Информация о том, что в Кодарских горах был потерян ядерный заряд, наводила Захара на самые плохие предположения. Однако позывы его голодного желудка оказались сильней тревоги.

– Где здесь можно перекусить? – спросил Захар.

– В кафе «Чароит». Но лучше туда не ходите – у них всё вчерашнее подогретое. И палёная водка. Приглашаю вас на обед к себе домой.

– Как-то неудобно, – застеснялся Захар.

– Вы это бросьте – у нас здесь всё просто, по-деревенски. Хозяйка гостю будет рада.

Дом Гаджиева был старым, но ещё добротным. На высоком каменном фундаменте стоял сруб из посеревших от ненастий сосновых брёвен, шиферная кровля тоже потемнела от времени, но не имела трещин и латок. К срубу примыкала большая летняя веранда. Подворье было огорожено не сплошным забором, а изгородью из столбиков и поперечных жердей. Проходы до колодца, сарая, собачьей будки и уборной-скворечника были выложены расщепленными пополам лесинами. Всё строилось прочно на века.

Радостно повизгивая и виляя хвостом, навстречу им выбежал белый с серыми подпалинами пёс.

– Помесь волка и лайки, – объяснил Гаджиев, потрепав кобеля по загривку. – Фу, Казбек, свой!

Хозяин с гостем поднялись по высокому крыльцу, зайдя на веранду, разулись. Тапочки им не понадобились – пол был выстлан тряпичными дорожками крупной ручной вязки, по центру горницы лежала огромная медвежья шкура, а стены украшали шкуры горных козлов и баранов и их рога на деревянных подложках.

Из кухни вышла большая кошка с отрубленным хвостом. Присмотревшись, Захар понял, что это рысь.

Заметив в его глазах тревогу, Гаджиев успокоил:

– Это Мурка, она домашняя. Я её малюсеньким котёнком в лесу подобрал – из бутылочки с соской коровьим молоком поили.

Потёршись о ногу охотоведа, Мурка неспешно проследовала к выходу из дома.

– Как же рысь уживается с собакой? – удивился Захар.

– Мурка терроризирует Казбека – прогоняет его из будки и сама спит там.

В зал вошла хозяйка, Гаджиев представил её Захару:

– Познакомьтесь, это моя Яна.

– Очень приятно, Захар.

Яна и в молодости не была манекенщицей, а сейчас и подавно – у неё были арбузные груди и отвисший живот. Но разве внешность главное в спутнице жизни? Злые языки говорят, что Ким Бессинджер, Джулия Робертс и Дженнифер Лопес, дожив до пенсионного возраста, так и не научились поджарить яичницу без того, чтобы она не подгорела. А Янино блюдо «галушки по-полтавски», как это было видно из висевшего на стене в рамочке Диплома I степени конкурса «Лучший повар Байкало-Амурской магистрали – 1980», украсило бы меню любого столичного ресторана. И что же тогда лучше – жениться на звезде Голливуда и нажить себе язву желудка от её пересоленных супов и недоваренных макарон или взять в жёны лучшую повариху БАМа и ублажать свой пищеварительный тракт шедеврами её кулинарного искусства?

– Что у нас сегодня на обед? – спросил хозяин дома.

– Уха из сига, запечённый гусь, отварная картошечка, малосольные огурчики, – зачастила его супруга, а потом спросила: – А горилку на стол ставить?

– Конечно, ставить, – приказал Гаджиев. – Накрывай на веранде.

Пока Яна выносили на стол блюда, Гаджиев рассказал, как он с ней познакомился.

– Яну я встретил в Тынде. На БАМ она приехала после окончания Полтавского торгово-кулинарного техникума в составе Киевского отряда комсомола Украины. В Тынде она работала завпроизводством в столовой. В 1983 году послали меня на Всесоюзный турнир по вольной борьбе «Ковёр БАМа». У нас, в Осетии, кто не танцор, тот борец, а кто не борец, тот танцор. Я – борец, у меня первый разряд по вольной. Кормили нас по талонам в столовой Яны. Там мы с ней и познакомились. Вернулся я домой и чувствую, что влюбился в неё. Через неделю поехал в Тынду, сделал Яне предложение и привёз её в Чару.

«И зачем я слушаю всю эту галиматью?» – подумал с досадой Захар.

Но он тут же одёрнул себя, вспомнив о том, что болтливого собеседника нельзя перебивать – в его пустой словесной породе в любой момент может блеснуть золотой самородок ценного показания.

Эту «лав стори», как видно, уже в сотый раз слушала и сама Яна, закончившая приготовления к обеду и тоже севшая за стол.

Отобедав, мужчины закурили.

Перед входной дверью в дом над полочкой для обуви была вешалка из развесистых рогов лося.