Разделительная полоса

ПРЕДИСЛОВИЕ

Короткое интервью

У человечества нет способа точно определить, что такое реальность. Когда это понимаешь, кажется, все вторично и не столь важно остальное, ведь более насущной и вещественной задачи еще не стояло перед нами, чем доказать своё существование и объективность. Как понять, где исполнились твои мечты и желания и что будет потом, когда умрешь, когда растворится твоя реальность.

Олег.

Худшее из зол то, что каждому требуется персональный Иисус – отпуститель грехов и исполнитель рождественских желаний. Стараются выторговать себе условия, рай, а если не получается рай, то хотя бы местечко потеплее в аду. Предлагают не жертву, а условие, редкое, индивидуальное предложение, почти задаром, и если нет покупателя, то закладывают душу, потому что душа – последнее в материальном мире, что не имеет цену. Таким торгашам скажи «А», и они всю оставшуюся жизнь будут ждать «Б», чтобы потом продать её дороже. И так всегда – ненужное дороже, блага бесценны, а душа даром. Поэтому сейчас даже дьяволу душа не нужна, в аду на худой стяг её не повесить, черти пресытились эффективными менеджерами.

Анатолий.

Если бы у меня была бы мечта, то она была такой: за белым заборчиком, с калиткой на застежке; обязательно сад цветов и дом с кучей детей. Но мечты – это блажь, больше подходят для таких девушек, как Лена, поэтому я считаю, что всего нужно добиваться самой.

Света.

Жизнь, как сутки, делится на утро, день, сумерки и ночь. У меня сейчас утро, и я намерена использовать каждый час своей жизни с пользой. Хочу стать знаменитой, участвовать в разных шоу, чтобы обо мне написали книги, сняли фильмы. Чего точно не хочу – не хочу детей и мужа, они, словно пиявки, высосут все моё время. Ну, по крайней мере, не сейчас. Да, и еще хочу мороженого!

Лена.

Игорь думал о возрасте и о том, как возраст меняет восприятие и отношение.

Когда ему было шесть лет, собранная из бетонных плит пятиэтажка шестидесятых годов заставляла задирать голову, чтобы увидеть край её крыши. А над крышей в ультрамарине неба лебединым пухом облака складывают в своей глубине фигуры и лица. Тогда он думал, что на небе живет великан. Когда ему было шесть, он строил планы, что прочитает все написанные книги, что, отучившись в школе, станет космонавтом и увидит планету из космоса, станет героем и это будет его работа. И он загадал желание – когда вырастет, полететь к звездам.

Когда ему было семнадцать лет, он хотел попасть в престижные войска, отслужить, быть всегда впереди, совершить подвиг, заработать пару шрамов. То время ему запомнилось студенческими компаниями, вечерними посиделками с гитарой и портвейном. А еще – звездами в ночном небе и мечтой о далеком космосе. Тогда он уже прекрасно понимал всю несбыточность детской мечты, поэтому загадал написать книгу о смелых космонавтах, которые, несмотря на все трудности, делают свою работу, совершают каждодневные подвиги.

Когда ему было двадцать восемь, он написал рассказ о несбывшихся мечтах и о том, что великан все так же высоко, и он никогда не сможет его увидеть, потому что с земли не видно, что сверху облаков.

Сейчас он уже ни о чем не мечтал, считая, что мечты только отравляют жизнь волшебными картинками из сказочного мира. В свои годы стал прагматиком, который никогда не обменяет синицу на журавля, а потому твердо стоял на своих ногах. У него были друзья, была девушка, квартира, машина и остального по чуть-чуть. Во всем старался придерживаться правил, которые написал в двадцать восемь лет, в рассказе. Иногда, хотя в последнее время все чаще, его донимали сны, которые были яркими, подвижными и не имели ничего общего с реальностью. Но после таких снов у Игоря проявлялось чувство дежавю, и не просто на место, а на незнакомых людей и время событий, ему казалось, что он был тут, в это время, с этими людьми и они уже это делали. Иногда после этих снов он мог предсказать события, и такие случаи пугали и нервировали его. Так он завел дневник, куда начал записывать все странные сны, которые, по его мнению, потом могли сбыться.

ЗАПИСЬ 1

Сад мертвых деревьев ветвями пророс, серыми нитями мха, шевелился с сухим потрескиванием на ветру. Колыхания мертвых ветвей в неясном свете луны, зашторенной свинцом осенней дымки, бросали тени длинных скрюченных пальцев на пустое место перед собой. Мох, словно щупальца морского гада, распахивался невесомыми объятиями, пытаясь схватить беспечную жертву, запихнуть глубже, в утробу, переварить. И разрастись новыми отвратительными отростками, чтобы больше поймать и сожрать.

– Ну вот и дома! – Он улыбнулся голливудской улыбкой, прогнулся спиной до хруста позвонков и, хлопнув дверью «жигулёнка», махнул рукой, приглашая. – Пошли.

Это его «Пошли» словно вызвало цепную реакцию в мертвом саду – кривые пальцы теней зашевелились, защелкали сухими суставами ветвей, расплелись бесплотными нитями щупальца мха и поплыли, ища новую пищу. Они словно приблизились, выползая кляксами навстречу им, толкнулись стволами, словно плечами, отчего сотрясенный мох жирными своими основаниями лопнул в луну серым облаком спор. Облако закружилось осиным роем, устремилось вверх и в сторону, словно на чей-то зов.

– А, это, – заметив его взгляд, протянул он, – вырублю как-нибудь. Сейчас руки не доходят. – Он еще раз посмотрел на него. – Чего встал? Пойдем, выпьем согревающего. – И он уверенной походкой, казаками по выщербленному асфальту, зашагал к одинокому коттеджу.

Этот дом, если полуразвалившийся сарай можно назвать домом, сразу напугал его. Он словно одинокий дикий зуб, который никогда не видел зубной щетки, криво вросший в землю, и оттого, лопнув посредине, выдавил из себя два крайних окна, которые изувеченными осколками, словно части живого существа, висели в пустых глазницах.

– О да, этот дом видел лучшие времена. – словно поняв его мысли и не оборачиваясь, прокомментировал он. – Я даже помню его почти новым. Теперь он такой. – Он развел руками, словно охватывая пространство, обнимал скелет коттеджа-мертвеца. – Говорят, всему виной грунтовые воды. Я, конечно, не верю в эти байки. – Он немного помолчал, наверное, для театральности. – Правда в том, что ему столько лет и он столько всего видел, что просто устал жить. Этот дом хочет умереть, – на этих словах он обернулся и засиял своей безупречной белоснежной улыбкой, – но я ему не даю. Ведь он мой давний друг. – Он снова махнул рукой, приглашая. – Пойдём, я вас познакомлю!

Ни знакомиться, ни приближаться, ни тем более заходить внутрь этого страшного дома он не хотел. Но словно некая сила, которая была ему неподвластна, тянула его вслед за новым знакомым, за его идеальной улыбкой. Нет, сил у него было предостаточно, чтобы отказать этой «голливудской звезде», и он даже смутно понимал, откуда это его влечение к явно опасному, но все же ему было интересно, что будет дальше. И все же он решил спросить:

– Слушай, дружище, – неуверенно начал он, – давай в следующий раз. Сейчас вовсе не время и не место.

Его новый знакомый, уже взобравшись на покосившееся крыльцо и встав «казаком», блеснувшим серебряной пряжкой из-под штанины джинсов, на придверный коврик, обернулся и, хищнически улыбаясь, произнес:

– Что, страшно?

ДЕНЬ 1. УТРО

– Гоша, все же ты не прав. Как можно испугаться знаний? Это же противоречит логике! – Долговязый и прыщавый, сверкая блестевшими слюной брекетами меж пухлых губ, Олег, абсолютно уверенный в своей правоте, рубил ребром ладони воздух. – Так ненаучно и весьма субъективно!

Они шли вдоль бетонного забора, выкрашенного белым, олицетворяющего последний атрибут теперь не существующей страны. Многие пролеты в бетонных секциях были заклеены плакатами, и были среди них такие, словно повесили их еще во времена большого развала. Эти плакаты, как плохие фотографии, с размытыми лицами, неясными фонами, а бывало, еще забрызганные дорожной грязью, выпячивались наружу дурнотой вкуса и заскорузлым, словно застарелая оспина, профессионализмом. Они шли мимо и не смотрели в лица плакатам.

– Ненаучно, говоришь, – уже твердо решив доказать свою правоту, ответил Гоша. – А вот если докажу, что дело не в науке, а просто в человеке? Вот конкретно в тебе, Олег. – Иногда, рассказывая о лучших чертах собеседника, Гоше удавалось побеждать в споре тем, что человеку все труднее становилось соответствовать Гошей же придуманному и навязанному идеалу. Хотя Игорь искренне верил в каждое слово, каждый эпитет, характеризующий собеседника.

– Да как же! Во мне! – хмыкнул Олег. – Даже не начинай, а то потом будешь оправдываться, что неудачный пример. – Такое часто бывало: когда Олегу предлагали спор или выводили на «слабо», он пытался спрятаться за критику. Эти маневры хорошо знал Гоша, а также знал, что любознательность Олега возьмет вверх и он уступит.

– А я попробую, – предложил Гоша. Они немного отошли в сторону, пропуская прохожих, отчего замешкавшийся Олег наступил в осеннюю жижу натекшей с беленого забора жидкой грязи, попадающей на него из-под колес проезжающих мимо машин.

– Хорошо, – упрямо поджав губу и очищая обувь от грязи, ответил Олег. Он приготовился разбить в пух и прах любую логику друга, но все же в его глазах предательски, солнечными зайчиками, заинтересованно вспыхнули искры интриги. Любые их споры, обычно образовываясь на пустом месте, перерастали в нечто интересное и объемное, открывая новые мнения и взгляды, иногда даже совпадая с общепринятой истиной.

– Вот тебе и пример. – Гоша ткнул пальцем, как казалось, в первый попавшийся плакат, на котором размалеванный черным по белому седой старец с белой всклоченной бородой, обведенными краской глазами и прокрашенными черными прядями головы и бороды вещал с трибуны. Старик был очень похож на тех индусов, что обычно вещают о карме и пользе перерождения. – Вот Брахмапутра проводит семинар, и совсем не важна тема, – проследив за взглядом Олега, Гоша прикрыл ладонью текст на плакате, – он словно Ленин на броневике, только у этого тумба. И посмотри на его возраст, уважаемую седину, мудрость в глазах. – Довод Игоря про мудрость в глазах явно был притянут за уши – у кривляющегося за президиумом старца, выдающего себя за просветленного индуса, можно было прочитать что угодно, но мудрость в этом списке была на последнем месте. – Как ты думаешь, сколько ему лет? Я просто уверен, что ему есть что сказать. Возможно, многое из того, что он скажет, будет околонаучно, и вероятно, с некоторой его частью тебе сложно будет согласиться, но я все же допускаю: будет и то, что близко тебе. – Этой фразой Гоша специально акцентировал, что возможен любой исход посещения лекции старика-индуса.

– Ну и что? – недоуменно спросил его Олег. Он всегда считал, что все подначки Гоши возникают спонтанно и не имеют никакого отношения к его личному мнению. А потом, когда спор уже разгорался, тогда Гоше становилось важно доказать во чтобы то ни стало свою правоту. В большинстве своем ничего, кроме азарта, в таких спорах не было, но именно тогда это становилось особым мнением.

– Как что? А то, что факты, которые тебе придется принять, скорее всего, будут вразрез противоречить всему тому, что ты знал до этого. Ты понимаешь, что это вызов?

– А мне кажется, что это просто очередной прорицатель и шарлатан, возможно, бывший бомж, который лет сорок просветлялся водкой, а теперь на него снизошло.

– Так тем более надо идти, послушать человека! Если это так, то представь, что он может рассказать о своем пути, который привел его на это собрание. Ведь что-то заставило человека прийти к этой философии, чтобы привлечь людей, продать свои слова. – Игорь посмотрел на Олега и по краснеющим щекам и ушам понял, что тот готов взорваться опровержениями и доводами. – Я даже знаю, что ты хочешь мне сказать – что это потеря времени, чушь, дурь и белый шум. Но даже так, даже имея твой запас знаний, умную и светлую голову, мозг, способный объяснить все на свете, да-да, это все про тебя, Олег, ты не сможешь повести за собой людей. А он смог. Просветленный бомж, возможно, сегодня ночевавший под звездами, оказался лучше тебя. И после этого ты не дашь шанс человеку показать себя? Да хотя бы не ради слов его стоит идти, а чтобы понять – чем же он лучше.

– Я даже сейчас могу сказать, чем он лучше меня, что есть у него, а у меня нет – я про бороду и седину.

– А вдруг он исполняет желания? Помнишь, как у Хоттабыча – загадал, выдернул волосок из бороды и «трах-тибидох» – исполнилось. Скажи, есть ли у тебя желание?

– А какая тема собрания? – почти позволив уговорить себя и проигнорировав вопрос, Олег поинтересовался у Игоря. Тот убрал руку с надписи под колоритным старцем за трибуной.

– О, как знал: «Есть ли жизнь после смерти». И вторая тема: «Сколько стоит желание». Вот как все совпало, теперь точно придется идти.

– Надеюсь, что последователи этого мудреца никого не сожгут и не линчуют.

– А что, хотелось бы посмотреть? Вот как раз про исполнение желаний нам и расскажут.

– Я думаю, что цена его желания находится в пределах трехсот рублей и куска «докторской», – ворчливо, чтобы скрыть легкое негодование от того, что позволил себя уговорить, прокомментировал Олег.

– А как же девчонки? У нас с ними вроде встреча сегодня, – вдруг вспомнил Игорь, сокрушенно ударив себя ладонью.

– Ну и что? Опять в кино их тащить, на эту новую тошниловку Каннского кинофестиваля? Да они потом тебе спасибо скажут за то, что смог их развлечь. Возможно, не только словами отблагодарят. – И он заговорщически подмигнул Гоше.

ЗАПИСЬ 2

Межзвездное пространство, раскатанное в миллиметр бумаги, уместилось на стене от пола до потолка. Его неверные и несостоятельные масштабы могли изобразить что угодно, завести куда угодно, если бы вы попытались понять и узнать в изображении созвездия и туманности. Эта оклеенная разукрашенным космосом стена старательно строила глубину в своей плоской двухмерности.

– Вот как эта картинка, – словно продолжая кем-то прерванный разговор, рассуждал он. – Её создали, не используя знания или ориентиры настоящего, это совершенная выдумка, пространная мелодия талантливого художника. Но от этого она не стала для нас с тобой менее значима, только в разных смыслах.

Этот человек был из первого сна, и второй ночью ему снилось его продолжение, только уже внутри того страшного дома. Но сейчас Игорю уже не было страшно, а наоборот, он почувствовал, словно оказался в деревенском доме своей бабушки, когда ему было шесть лет, оттого ему было тепло и уютно.

– Вот твой случай: как сейчас ты думаешь, что этот кусок бумаги, правильно подсвеченный и хорошо поклеенный на стену, имеет идентичность, наполнен силой и энергией, заставляет остановиться, подумать, рассмотреть, узнать. Но ты не первый и не единственный, кто видит больше, чем есть. А вот мой случай: я для тебя и твоего отношения к картине имею свойство Большого Продюсера. Ты вкладываешь, а я получаю….

Изображение на стене перестало быть плоским, теперь оно было похоже на полусферу, замкнутым разрезом чаши на стене и выпячиваясь вперед блестящими, холодным и далеким серебряным светом, звездами. Оно все разрасталось, набирая внутреннюю массу, добавляя в себя, словно в растущем организме появляющиеся клетки, новые галактики, туманности и тысячи звезд. И уже сфера, отяжелев масляной каплей, склонилась к полу, сплющилась и растеклась невесомостью и безвоздушностью космоса под ногами, над головой и за спиной. Ни эха, ни звука в этом пространстве, только мерцание серебряных капель, только улиточные раковины спиралей карамельных галактик. И было ни тепло, ни холодно, вместо этого тело наполнило электричеством рождения и причастности к этой реальности, могуществом создания этой вселенной.

– … Пришёл такой момент, когда ты понимаешь, что достиг всего, о чем мечтал, что ты лучше себя прежнего, умнее и успешнее. Да чего там – ты лучше многих, если не всех. О да! Эта картина дает такое ощущение, такую уверенность! И я тебе разрешаю быть, кем захочешь – бери, пользуйся! Ты вкладываешь, а я получаю….

ДЕНЬ 1. ВЕЧЕР

Вымытый вечер блестел фонарями и луной, освещая перевернутыми асфальтовыми зеркалами ночь. Их было четверо, когда они стояли на проспекте и решали, перейти его здесь, посредине, через двойную сплошную полосу, без пешеходной зоны, или пройти долгий километр до светофора, а потом еще столько же, уже по другой стороне проспекта, возвращаясь назад. Выбор был очевиден, тем более транспорта в это время уже почти не было, и даже если это и было нарушением, то они посчитали его незначительным.

– Ну – вот же он! Я ж говорил, что мы найдем его! – Ликующе блестя глазами, Олег размахивал длинными руками. – А? Что я говорил? А вы мне не верили! – И действительно, в парке, под ветвями разукрашенных осенью деревьев стоял выделявшийся лакированным деревом и преимуществом высоты президиум, за которым, возвышаясь, возвеличенный стоял седой старец и вещал своей пастве. Вокруг него собралось человек пятьдесят, слушающих, внимающих, проникнувшихся. Все были примерно одинаково одеты – по погоде – и все примерно одинаково кивали головами, соглашаясь со сказанным с трибуны.

– И что теперь? – как-то совсем не воодушевленно спросила Светка. Она знала, что Олег считал её своей девушкой и трезвонил об этом на каждом углу, но она так не считала. Ей, конечно, порой нравились начинания Олега и он даже мог её иногда рассмешить, но остальное время Свету он бесил. Слишком много его было – в этой липкой заботе, сальных шуточках, клейких жадных взглядах. И причина, по которой она сюда пришла, была совсем не связана с Олегом.

– А теперь будет самое интересное! – Олег засиял хитрой улыбкой. У него улыбочки эти, только сейчас поняла Света, тоже бесящие получались, а все из-за уродских брекетов, которые постоянно блестели. Она никак не могла взять в толк, это металл блестит или Олеговы слюни, и от второго предположения ей еще больше стало противнее, особенно когда её разыгравшаяся фантазия рисовала картинку Олега, лезущего брекетами ей в рот целоваться. – Кстати, это Гошина идея. – Тут Света поймала себя на невольном желании повернуться в сторону Игоря. Вот он точно ей нравился, и фантазии, посвященные Гоше, были намного более приятными, чем с Олегом, да и позволяла она в них гораздо больше.

– Ага, – промурлыкала Света. – А в чем идея? – адресовала она вопрос Гоше.

– А вот это сюрприз! – влез в её охоту Олег. Она настраивалась на сегодняшний вечер и, наверное, неосознанно верила, что он будет особенным, а главный приз станет её. Для этого она, игнорируя домочадцев, провела два часа запершись в ванной. И как же сейчас бесил её Олег!

– Пойдемте! – приглашающим жестом позвал их Олег. Вот сейчас, когда подошло время подвести итог утреннего спора с Игорем, он решил размазать его доводы об этот мокрый осенний асфальт, утопить в так неразборчиво выбранной теме вместе с этим стариком, размахивавшим козлиной бородой. Прям тут, вот тут, на виду у девчонок, Игорь потеряет статус альфа-самца, раз и навсегда утратив влияние на прекрасный пол. Ему выпал шанс доказать силу разума над строптивостью харизмы и тупым тестостероновым упрямством.

– Да хватит уже со своими сюрпризами! Опять муть какая? – капризно и немного в нос, ломая планы Олега, прогнусавила в нос Ленка. Ленка была лучшей подругой Светы, и ко всему, что начинала одна, вторая старалась присоединиться. Они редко расставались, но сегодня Ленка стала большой помехой. А еще Ленка была от природы очень красивой, на её красоту мужики словно пчелы на мед слетались, и даже женатики, прогуливавшиеся под ручку со своей второй половиной, выкручивали головы ей вслед, раздевали взглядом. Одно хорошо: Ленка была непреходящей дурой, это буквально чувствовалось через несколько минут общения с ней. Поэтому если и ревновала к ней Света, то недолго.

– Лена, я обещаю тебе, что сегодня будет точно не муть и тебе понравится, – пообещал Олег, и они приблизились к группе людей и трибуне.

ЗАПИСЬ 3

Потолок лил на них мягкий душ желтоватого света, делая обстановку теплой и уютной. Барная стойка, нескончаемая дорога для стаканов и гостей, утопала своим горизонтом в полумраке коттеджа, который таким негостеприимным был снаружи, но бесконечно располагающим внутри. Они полусидели на высоких табуретах и выпивали самый лучший коньяк, который он когда-либо пробовал. Обстановка в окружении натурального камня, дерева и кожи располагала к доверительной беседе о том, что ему было в принципе неинтересно, но сейчас слушал с удовольствием.

– Интересное развитие имеет современная цивилизация, меняя под себя философию, мировоззренческие взгляды, мораль. Например, шестьдесят лет назад: человечество задумывалось о покорении Солнечной системы; освоении ближнего космоса, геологоразведки спутников; всерьез предпринимало попытки установления контакта с внеземным разумом. А потом все резко изменилось. Возможно, это случилось из-за того, что человечество отчаялось встретить разумную жизнь и поэтому люди стали решать свои насущные, бытовые проблемы. Но если теоретически представить, что сейчас такая встреча произойдет, что человек сможет рассказать инопланетному разуму, кроме того, с чем сталкивается каждый день? Вероятно, речь пойдет о котировках, курсах валют, ценах на продукты, гаджетах. О чем расскажет современный человек человеку из космоса? Я думаю, что в подобной встрече не состоится контакта, и разум инопланетный не сможет понять разум земной.

– Я также предполагаю, что в этом есть обман. Современная мораль имеет потребительские свойства, и человек может купить ровно столько, сколько её нужно. Хотя и в духовности так же – один продает, другой покупает. Нам ближе математические навыки втюхивания, психологические приемы спекуляции и научно-обоснованные взгляды на мошенничество как на бизнес. Поэтому и не будет контакта, инопланетянину попробуют продать эмалированную кастрюлю.

– Да, согласен. Мировая идея космополитизма стала идиократией, как возможная наука изучения идиотов. Именно так мне представляется современное общество.

– В точку! От себя хочу добавить, что в попытках «заидиотить клиента» скрыто много обмана в обществе потребления. Они так говорят: «Бери! Это надежно!» – это значит, что завтра или в самое ближайшее время все рухнет. Они пытаются обмануть, усыпить твою бдительность. Тебе скажут, что те, другие, – неразумные, что связываться с ними – себе дороже, потом век не разгребешь. А ты знай, что это он неразумный и, скорее всего, ничего не умеет и не может. Такой тоже хочет, чтобы ему открыли душу или кошелек. Что ближе сейчас. Каждый ищет своего идиота, который купит все, что ему продадут.

– И что продают?

– Во все времена продавали продукт, некую помесь натурального и вымышленного, абсурдного, несочетаемого, но главное – нового, «инновационного». К примеру: мед со сливочным кремом, нож с фотоаппаратом, машина – самолет. Вроде безвредно, но потом появляются: вино с водой, сок с сахаром, сыр с фосфатом натрия и альгинатом натрия. Все эти «добавки» становятся опаснее и вреднее, все чаще содержат структурные странности и, как правило, имеют неожиданные сюрпризы. Но от этого продукты только более востребованные, массово продаваемые. Люди гонятся за новой идеей, чтобы было не как у всех, из-за этого покупают. Поэтому, имея продукт, не надо искать идиотов – они сами найдут тебя.

– А что ты продаешь?

– Продаю мечту, и кто её купит – получит все, о чем мечтал, и больше ни в чем не будет нуждаться, поэтому у меня в клиентах никогда нет нужды.

ДЕНЬ 1. ВЕЧЕР. СОБРАНИЕ

– Оглянитесь, братья мои и сестры! В каком мире вы живете? В мире без духа и доброты! В мире без бога! Но так ли Он нам завещал, покинув нас, отдав нам мир? – Никто не ответил ему, все ждали продолжения. – Нет, не этого Он хотел от нас!

– Да что за чушь! Куда ты нас привел? – возмутилась Света, и на неё сразу со всех сторон зацыкали, призывая к тишине. Пятьдесят человек, чутко ловивших каждое слово, произнесенное с трибуны, сопротивлялись любой помехе извне. Они непроходимой чащей, плечом к плечу, вросли в асфальт, сформировав этот «кружок по интересам», и всё кивали, кивали головами в такт вопросительным и восклицательным знакам. Света подняла глаза на Игоря, в ответ он пожал плечами, словно говоря: «Давай подождем, посмотрим». Он уже знал, что затея вышла дурацкая, что и этот спор, и приход сюда, в компанию вкушавших просветленных мыслей, был ошибкой, но именно сейчас он не мог откатить день назад. За ним, почуяв уже близкую добычу, шел Олег, и он готов к последнему броску, поэтому Игорю нужен был план.

Конец ознакомительного фрагмента.