Игра как жизнь. Часть 3. Ярославль, 1948-1958
В нашей семье все годы тепло, с любовью вспоминали Мусабековых. Юсуф Сулейманович был азербайджанцем, благодаря чему в нашей семье появилось в качестве уже нашей семейной традиции азербайджанское национальное кондитерское изделие – сладкие пирожки с орехами «шакир-бура». Мы их название произносили немного иначе – шакир-буру. О том, что в Азербайджане их называют «шакер-бура» (или «шакяр-бура»), я узнал спустя многие годы. А о том, что переводится это с азербайджанского как «сладкий пирожок», узнал только что. В последующем тексте я буду называть это изделие так, как было принято у нас в семье, а не так, как «правильно».
Блюдо это, которому маму научила Елена Ивановна, перенявшая рецепт в семье Юсуфа Сулеймановича, вошло в основной кулинарный репертуар нашей мамы на долгие годы. Несколько раз в год, к праздникам, мама пекла шакир-буру, наполняя готовыми пирожками большую эмалированную «китайскую» миску – желтую, с драконами. Миска (большая настолько, что, пожалуй, ее можно считать и небольшим тазиком) с пирожками ставилась на самый верх буфета, накрывалась льняной салфеткой и день-два ждала своего часа. Все – и я среди первых – хотели, не дожидаясь этого часа, стащить пирожок. И это часто удавалось: мама хотя и просила подождать и потерпеть, но не была слишком строгой.
Я часто принимал участие в изготовлении пирожков. Поэтому могу довольно точно описать рецепт. Все начиналось с подготовки начинки. У нас начинкой служили грецкие орехи, хотя в Азербайджане использовали и миндаль, и фундук, и вообще любые орехи. Орехи надо было очистить от скорлупы, потом чистые ядрышки перемолоть с сахаром. Эта смесь сама по себе была столь вкусна, что была опасность (в моем лице) к нужному моменту не получить требуемого объема: я мог сожрать часть начинки. Потом замешивалось тесто. В самом начале процесса замеса я непосредственного участия не принимал, но состав его был, примерно, таким: мука, яйца, сахар, много сливочного масла, сметана, немного соли… Я подключался, когда надо было уже получившееся тесто тщательно вымешивать. Оно было тугим, плотным и маслянистым. Затем тесто раскатывалось на разделочной доске (напомню, что у нас была невероятных размеров разделочная доска, изготовленная дедушкой Иваном). В получившейся тонкой лепешке диаметром сантиметров 50—60, тонким стаканом или винным бокалом вырезались кружочки диаметром около 5—7 см. Кружочки откладывались в сторону, а оставшиеся от каждого блина «кружева» из теста вновь замешивались и снова раскатывались. В кружочки чайной ложкой укладывалась сахарно-ореховая начинка. Кружок складывался, и теперь надо было край не просто залепить, а сделать жгут-косичку! В этом было одно из основных отличий пирожка шакир-буру от прочих пирожков: из-за этого особой красоты края его ни с чем другим не спутать! Технику заплетания косички я освоил в совершенстве, делал это быстро, с удовольствием и качественно. Затем надо было верхний бок пирожка украсить несколькими складочками, которые защипывались пальцами, образуя подобие узора. Готовые пирожки рядами укладывались на противень и отправлялись в духовку. Всякий раз, поедая эти пирожки, угощая ими наших гостей, мы вспоминали – иногда вслух, иногда про себя – замечательную семью Мусабековых…
Вот такая долгая и добрая память об этих людях – просто соседях по дому – хранилась в нашей семье. На зимнем фото №117, сделанном Павликом в 1956 году напротив нашего подъезда и окна Мусабековых сидят Нелечка, мама и я в очках.
Продолжу свой обзор нашего подъезда. На первом этаже, кроме хороших Мусабековых, жили не столь хорошие Пахомовы, оставившие о себе неприятные воспоминания – склочный доцент-доносчик папаша, его жена и дети: старшая Надя и младший Вовка, «уронивший» мне на пальцы кусок рельса – я описал это событие в другой главе.
Вспомню ещё некоторых соседей, восстанавливая в памяти картины детства. Представлю себе взгляд на окна и балконы со двора, где я проводил основное время. Выберу для этой мысленной визуализации некий летний день.
…На балконе второго этажа второго подъезда я увижу Го́ру (Георгия) Красильникова. Он старше нас всех, он даже старше моего старшего брата. У него есть спортивный велосипед марки «Турист». Однажды он катал меня на раме и приговаривал: «Да, Турист – сурьёзная машина…» На их балконе вместо цветов в цветочных горшках растет пшеница и рожь – это отец Горы профессор Красильников проводит опыты дома. Над ними на четвертом этаже живет Алешка Каретин – товарищ моих братьев по дворовым играм. Где-то рядом с ним – Олька Саксина и ее двоюродная сестра Тамара, а также Сережа Великанов. В этом же подъезде проживали два близких мне по возрасту брата по фамилии Громовы. От них я однажды заразился чем-то стандартным – ветрянкой, что ли. Запомнился необычный эпизод. Их мама – добрая, улыбчивая полноватая женщина – решила покормить своих детей во дворе, не зовя их, как делали обычно, домой. Во дворе был деревянный столик со скамейками, установленный на вкопанных в землю столбиках. Мамаша Громова принесла в кошелке кастрюлю с борщом, две тарелки, ложки и тарелку с нарезанным хлебом. Усадила сыновей и стала разливать борщ половником. Тут, конечно, рядом оказался и я… И меня, разумеется, тоже накормили: ложка нашлась, а вместо тарелки использовали половник, который надо было придерживать за рукоятку.
В первом подъезде было много людей необычных. Из товарищей по детским играм там имелся упомянутый Герка Травников. Там же жил тоже упомянутый Павлом татуированный «управдом-комендант» нашего дома дядя Сережа Воронин и его жена, дворничиха тетя Зоя, – тоже не без нательных знаков. Говорили, что познакомились и сошлись они «на зоне». Люди они были хорошие, честно работали, ладили с соседями, держали овчарку по кличке Крона, детей любили и играть нам не мешали. В том же подъезде проживала еще одна собака – в моем детском восприятии казавшаяся злой и страшной: боксер по имени Жером, принадлежащий неким Альтовым, у которых, кроме собаки, была своя машина. Тут же проживал еще один автовладелец – профессор Фарберов, хозяин новенькой «Волги» с оленем на капоте, которую мы ему время от времени мыли, а он нас за это катает вокруг дома. В следующих главах я ещё вспомню об этих людях.
Двор
Жизнь во дворе была интересной, насыщенной, да и сам двор становился все более ухоженным. На фотографиях первых лет его обживания двор ещё довольно голый, но постепенно облагораживался. Летом обустраивалась большая, высокая клумба, на которой росли бархотки, львиный зев, ноготки и другие цветы, к осени разраставшиеся так, что в них мы могли прятаться, подрастали кусты желтой акации. Зимой клумба превращалась в катальную снеговую горку, в сооружении которой принимал непосредственное участие и наш папа. Заливался каток, строился снежный городок и лепились бабы. На фото 118 видна эта горка, а также мы, катающиеся на ней: впереди – Оля Саксина, за ней – Надя Пахомова, за ними – Алеша Каретин; стоя съезжает Сережа Белкин, у него за спиной – Герка Травников. На фотографии видны подписи карандашом, сделанные Павлом уже в ходе подготовки этой книги: без него я бы детей не опознал.
С трех сторон наш двор был окружен заборами. Слева и справа были дворы других жилых домов. На фото 118 на заднем плане за забором виден соседний дом №41 по Гражданской (ныне Проспект Октября). Так раньше было принято: у каждого дома – свой двор. Эта, казалось бы, малозначащая деталь создавала особенный уклад, согласно которому формировалось устойчивое понятие «наш двор», «ребята с нашего двора» и так далее, что имело весьма глубокие последствия в образе жизни и способе сосуществования. Разрушив заборы, введя в градостроительную практику так называемую свободную планировку, мы способствовали разрушению этого фактора локального единения (а кто-то скажет – разъединения) людей. Если ячейкой, клеточкой общества считается семья, то устойчивое образование «двор» было сообществом таких ячеек, и становилось своеобразной структурной единицей социума.
За третьим забором располагались запретные, но очень привлекательные пространства: гараж грузовых автомобилей и большущий двор махорочной фабрики, на котором штабелями уложены тюки с табаком. Каждый тюк был размером примерно в кубометр, из них воздвигался штабель – высотой метров пять или около того. Смелые мальчишки постарше меня перелезали в этот двор и играли на штабелях: забирались на самый верх, спрыгивали вниз на хорошо пружинящие тюки табачных листьев. Смелость была нужна потому, что этот складской двор охранялся не только сторожами, но и собаками. Сторож и собаки находились, однако, довольно далеко от края, примыкавшего к нашему двору, они охраняли ворота, выходившие на улицу Некрасова, и когда собаки с лаем начинали бежать, – а им предстояло пробежать более ста метров, – надо было успеть перескочить обратно в свой двор. Теперь на этих пространствах расположились детские сады и какие-то другие образовательные учреждения.
В одном из соседних дворов – за Домом культуры Общества глухих, фасадом выходящим на Володарского, – существовал пруд, на котором мы катались на самодельных плотах. Я до этого счастья едва дорос, а старшие браться катались. Чаще мне доводилось наблюдать за ними с берега. В этом пруду, как мне помнится, – по указанию взрослых, решивших пресечь детское хулиганство, – были утоплены капсюли…
О капсюлях надо бы рассказать подробнее. С ними связана одна из забав, охватившая дворовых мальчишек. Забава состояла в том, чтобы класть капсюли на трамвайные рельсы, – а по Гражданской тогда ходили трамваи, – и наслаждаться громом выстрела, когда трамвайное колесо приведет капсюль в действие. Наиболее распространенными были капсюли типа «жевело» – к патронам охотничьих ружей. Они выглядели как маленькие стаканчики из блестящей латуни. Были и другие – как маленькие тарелочки. Особый шик состоял в том, чтобы на рельсы выложить не один капсюль, а несколько. И тут начиналось творчество. Можно было выкладывать «горкой», чтобы добиться максимально оглушительного взрыва. В таком случае бывало, что машинист трамвая останавливался, выходил из трамвая и осматривал колеса. Поскольку озорники находились неподалеку, машинисты, бывало, пытались кого-то из них поймать. Разумеется, безрезультатно, но весь этот спектакль доставлял дополнительное удовольствие. Другой способ выкладки капсюлей – «в линию». Подбирая расстояние между капсюлями, лежащими на рельсе, можно было добиться превосходной автоматно-пулеметной очереди. Более того: те мальчишки, которые были склонны к усилению драматизма, составляли целые композиции из разных по частоте и продолжительности очередей, завершающихся большим взрывом финальной «горки». Это увлечение продолжалось какое-то время, пока не вмешались взрослые и родители стали капсюли отбирать. Вот так, помнится, и стал жертвой небольшой набор капсюлей, воткнутых в ячейки картонки: кажется, отец сам и утопил его в том пруду.
Куда более невинной, можно даже сказать – светской, – забавой стало обретение нашим двором набора для крокета: молотки, шары, ворота. В нашей семье имелся набор для игры в крокет в домашних условиях. Небольшие – около двух сантиметром диаметром – деревянные шары, деревянные же молотки с рукоятками сантиметров тридцать, ворота из проволоки с плоскими ножками и деревянные колышки. Мы любили дома играть, расположив площадку на ковре. Не стану описывать правила игры, хотя понимаю, что большинство читателей их не знают, – все можно сейчас прочитать в Интернете. Скажу лишь, что в крокет можно играть команда на команду, но можно и каждый за себя. И шары, и молотки окрашены в определенные цвета: у каждого – свой. Задача состоит в прокатывании шаров через специальным образом расположенные ворота путем нанесения по ним ударов молотком. Выигрывает тот, кто пройдет заданный маршрут первым и «заколется»: попадет в финальный колышек и в знак окончания пристукнет его молотком. При участии нашей мамы и так называемого домового комитета были приобретен набор для взрослого крокета. Он был такой же, как и наш домашний набор, только большого размера – шары диаметром около 10 сантиметров, рукоятка молотка – около метра, чтобы было удобно играть и бить стоя. В домашнем наборе имелось четыре шара, четыре молотка разных цветов, десять ворот и два колышка. Вероятно, в дворовом наборе было то же самое. На какое-то время крокет стал популярным, во дворе выбрали ровную площадку, воткнули в землю воротца, но мне запомнилось не то, как играли, а то, как однажды все это оборудования было использовано по иному назначению.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги