Изгой. Истерзанные крылья

Мне не следовало всего этого допускать, но я не смог противиться простому желанию чувствовать себя живым. Рядом с Эстель возрождались все давно забытые чувства, она была той, кто снова научил меня смеяться. Но за смех всегда приходится платить слезами. Таков закон жизни. И я чувствовал – мое время платить по счетам неминуемо приближается.

– А мне ближе Фролло, – сказал я, нарушая воцарившееся между нами молчание.

– Почему? – спросила в свою очередь она.

– Потому что он любил Эсмеральду не меньше, но оказался заложником собственных нерушимых клятв.

«Как и я».

– Его любовь обречена изначально, потому что он отдал себя Богу. И мучается, не в силах отказаться ни от него, ни от женщины, которую любит до одержимости.

Пойми меня, Эстель. Пойми, что я хочу тебе сказать.

Тихие, удаляющиеся шаги отозвались эхом в моей внезапно опустевшей голове. И только в груди что-то отчаянно, надрывно билось, желая выскочить наружу. Я вдруг понял, что это мое собственное сердце.

Плеснув в лицо пригоршню ледяной воды, я оперлась о раковину обеими руками и взглянула в зеркало. Я была взволнована, так сильно, что по телу моему проходили волны дрожи. За несколько дней испытала столько всего, сколько не ощущала за последние три года. Будто тщательно сдерживаемые чувства прорвали плотину, и теперь погрузили меня в тот омут, утопая в котором, я не могла вынырнуть на поверхность, чтобы сделать хоть глоток спасительного кислорода. Или не хотела его делать?

Свой порыв, когда я прижалась к Киарану, я не могла объяснить даже себе. Почему я так доверяла ему? Почему впервые за долгое время я чувствовала себя настолько в безопасности, когда он был рядом? И почему призналась ему в этом?

Вздохнув, я промокнула полотенцем лицо и попыталась успокоить отчаянно колотившееся сердце. Преддверие чего-то неминуемого и пугающего витало в воздухе, словно надвигающаяся гроза. Ты можешь увидеть зарницы на небе от молний, сначала далеко, потом всё ближе, но понимаешь, что не в силах ничего сделать с наползающей из-за горизонта стихией.

Разговор об Эсмеральде тоже не шёл у меня из головы. Может быть, все те полутона и намёки, лишь почудились мне? Почему же тогда в голосе Киарана так отчётливо слышалось желание, чтобы я поняла то, что он хочет мне сказать? И о какой клятве шла речь?

Приложив руку ко лбу, я едва не застонала, но сдержалась, вспомнив, что в ванной мне лучше никаких звуков не издавать, во избежание Киарана, который тут же показывался на пороге. Сколько вопросов! Они уже, казалось, превратились в сплошное пятно, и вычленить из него тот единственный, который был главным, я не могла. Потому тревога лишь усиливалась, а жажда вытребовать у несносного айранита хоть крупицы разъяснений, множилась в геометрической прогрессии.

Я вышла из ванной, которая уже стала своего рода укрытием, где я пряталась каждый раз, когда понимала, что не могу оставаться и дольше наедине с Киараном, и отправилась на кухню. Поставила чайник, вытащила из холодильника овощи… Всё снова так, будто я готовлю что-то для семейного ужина. Идеальный самообман.

Неожиданно разозлившись, я принялась резать овощи, и остановилась только когда нож полоснул по пальцу, из которого тут же брызнула кровь.

– Чёрт! – выругалась сквозь крепко стиснутые зубы, набрасываясь на несчастный баклажан с утроенной силой, будто хотела выместить на нём всю свою невесть откуда взявшуюся злость.

– Отдай мне нож, – мягко попросил Киаран, оказываясь рядом. Появился словно из ниоткуда, бесшумно и молниеносно. Сверх-существо, с которым мне никогда не сравниться.

– Нет. Я готовлю.

– Эстель… отдай мне нож.

Его пальцы с нажимом, но осторожно обхватили моё запястье, и я рассердилась ещё сильнее. Дёрнула рукой, но Киаран держал крепко, понуждая меня перехватить нож другой ладонью. Я чувствовала себя так, словно всё напряжение последних часов, скопившееся во мне, вот-вот должно было вырваться наружу.

Так и продолжая с силой сжимать одно моё запястье, Киаран попытался обхватить второе, но я неуловимо опустила руку, и пальцы айранита сомкнулись на лезвии ножа. Я знала, что он порезался. Видела, как Киаран с силой сжал челюсти, но руки не отнял. По моим пальцам потекла кровь из порезов на его ладони, и только тогда я всхлипнула. Как-то жалобно и моляще, чего совсем не собиралась делать.

– Прости меня… – выдохнула я, и тут случилось то, чего я так страшилась, но одновременно желала. Киаран отпустил меня и отбросил нож, но лишь для того, чтобы обхватить окровавленной ладонью моё лицо и жадно впиться в мои губы жёстким поцелуем. Я так растерялась, что попыталась сделать глубокий вдох, чем айранит и воспользовался, ворвавшись в мой рот языком. Поцелуй нельзя было назвать нежным. Смешанный с металлическим привкусом и ароматом крови, он был соткан из диких животных потребностей. Моих или Киарана – было неважно. Голод был таким неизбывным, что утолить его было невозможно, а отрывистые ласки лишь распаляли безумный пожар, в котором я горела с той секунды, когда впервые увидела своего айранита. Распахнув глаза, я встретилась со взглядом Киарана. Чернота вновь затянула пеленой его зрачки, расползлась по радужке, пугая и завораживая. Разорвав сумасшедший поцелуй, я сделала жадный глубокий вдох, но лишь для того, чтобы вновь прижаться губами к губам айранита.

Мои пальцы сминали ткань его одежды, срывая, желая добраться до горячей кожи, чтобы познать, какая она наощупь. Киаран же смахнул всё со стола, и обхватив меня за талию, поднял и усадил на него. Звон разбитого стекла совпал с моим приглушённым стоном. Возбуждение было таким острым, а потребность утолить его – таким всеобъемлющим, – что каждая секунда промедления сводила с ума.

Как давно у меня не было мужчины. И как я нуждалась всё это время в таких жадных и грубых прикосновениях. Быстрых, дарующих мимолётное освобождение и поджигающее кровь ещё сильнее. Как я нуждалась в Киаране всё это время! Не зная ни его имени, ни того, существует ли он где-то, помимо моего воображения. Как он был мне необходим все те дождливые дни без него…

Его пальцы неумолимо скользнули по внутренней стороне бёдер, понуждая меня шире раздвинуть ноги, и я схватилась за плечи айранита, будто могла упасть. Снова стон, сорвавшийся с губ, и невесомая ласка, с которой Киаран слизал его, будто хотел попробовать на вкус.

Не было ни одного слова. Они были ни к чему – я не хотела терять время на то, что вдруг стало неважным.

Чуть сдвинувшись к краю, желая быть к Киарану ещё ближе, я охнула, когда он вошёл в меня сначала одним пальцем и сразу – вторым. Боль и наслаждение слились воедино, понуждая меня стонать снова и снова, когда айранит начал двигаться внутри, резко и отрывисто, будто нежности между нами не было места. Но в его заплывших зеркальной чернотой глазах, я прочла немой вопрос. Кивнула коротко, и снова впилась поцелуем в его губы. Он был больше похож на череду укусов, словно мы оба хотели оставить следы принадлежности друг другу. Хотя бы на эти короткие несколько минут яростной вспышки, обжигающей меня изнутри.

И чем быстрее отметины на коже Киарана исчезали, тем больше была моя потребность выжечь на ней клеймом знак, что желать и ласкать этого мужчину могу только я.

Наконец я отстранилась и застонала, впиваясь пальцами в плечи айранита. Наслаждение было таким острым, что от него по всему телу прошла крупная дрожь. Пальцы Киарана ещё ласкали меня изнутри, теперь двигаясь неспешно и намеренно медленно, продлевая мой оргазм. Я дышала надсадно, будто мне не хватало воздуха, и испытывала такое опустошение, словно из меня выкачали все силы.

Айранит мягко вышел из меня, тут же подхватывая на руки и прижимая к себе, и куда-то понёс. Мне было всё равно – хоть в Шезгарт, хоть в Преисподнюю, лишь бы с ним. На его лице скользнула тень то ли сожаления, то ли горечи, которую он испытывал, но я не могла понять, не показалось ли мне.

Едва он уложил меня на постель, я начала проваливаться в сон. Со мной такое было впервые. Я будто ослабла настолько, что последним, на что хватило сил – была попытка удержать Киарана рядом. Мои пальцы скользнули по его руке, я почувствовала лёгкое прикосновение губ айранита к своему лбу, но не знала, привиделось мне это или нет, потому что мгновением позже крепко заснула.

Раньше я любила дождь, несмотря на то, что порой он навевал на меня грусть и желание спрятаться. Часто он был отражением того, что творилось в моей душе. Мерный стук за окном, когда я сидела, закутавшись в плед и читала книгу, забыв про остывший чай, успокаивал, рождая внутри светлую ностальгию.

Раньше я любила дождь. Теперь же, когда смотрела на то, как крупные капли разбиваются об оконное стекло, за которым властвовала чернильная ночь, я понимала, насколько ненавижу ливень. Такой, как этот. С привкусом тревоги и опасности, которая таилась везде.

С тех пор, как Киаран исчез, прошло несколько дней. А может, недель или месяцев – мне было всё равно. Я потеряла счёт минутам и часам без него. Чаще всего сидела, глядя в одну точку перед собой, но иногда, набравшись храбрости, брала в руки книгу и читала. Сначала мне казалось, что она – лишь плод моего воображения, который исчезнет так же, как исчез Киаран. Ни слова не сказав, бесшумно, пока я спала.

Но строчки, начертанные на бумаге чьей-то рукой, были такими же явственными, как и раньше. Демоны, вампиры, чернокнижники… айраниты. Казалось, я могла почувствовать запах туманов и дыма, когда открывала страницы книги.

У меня ещё оставалась крохотная надежда на то, что Киаран вернётся, но и она вскоре растворилась. После я отчаянно лгала себе, что он поблизости. Просто не может быть и дальше возле меня, но продолжает так же следить за каждым моим передвижением, за каждым жестом, за каждым вдохом. Вскоре я распрощалась и с этим самообманом, потому что чувствовала – Киарана нет не только рядом со мной, но и в моём мире в принципе. Он вернулся к себе, в Шезгарт, куда я, по глупости своей, так желала попасть вместе с ним.

С того памятного вечера у меня было много времени на раздумья. Бесконечные часы, почти такие же, как и до его появления, только теперь с привкусом безысходности. До появления айранита у меня ещё была надежда, которую я так настойчиво в себе хоронила. Теперь не осталось и её. Погребённая под слоем пепла чужими жестокими и такими нежными руками, она больше не имела права на возрождение. Но я продолжала ждать.

В те вечера, когда с неба лил особенно сильный дождь, я выходила из дома, чтобы отыскать место, где мы впервые встретились. И возвращалась домой только под утро, чтобы начать новый, ничем не примечательный день. Но иногда, ночью, выключала свет и рисовала. Прикосновение пальцев к холсту казалось той тонкой ниточкой, которая была способна соединить два мира. Я лгала самой себе, а картины, которых у меня теперь было так много, что можно было заставить ими всю комнату – лгали мне.

Иногда мне снились сны. Почти такие же, как те, в которых ко мне приходил Киаран. Почти – потому что я знала – он не придёт. Они все всегда уходили и больше не возвращались.

В тот вечер, когда моей беспрестанной пытке пришёл конец, разбушевавшаяся стихия, казалось, вознамерилась разрушить половину города. Срывала вывески, ломала ветви деревьев, обрушивая их на стоящие под ними машины. Тьма наползала сразу отовсюду, а наэлектризованный воздух был сухим и жёстким, словно из него выжгли весь кислород.

Повинуясь внезапному порыву, я вышла на крошечный балкон. Налетевший ветер хлестнул меня по лицу прядью моих волос. Огромная чёрная туча, ползущая из-за горизонта, расчерчивалась вспышками молний. Я всматривалась до рези в глазах в крышу дома напротив, но зрение обманывало меня. Мне чудилось , что я вижу несколько притаившихся теней, которые жадно, будто только и ждали, что я покину своё ненадёжное укрытие, вглядывались в мой силуэт в ответ.

Снова преддверие чего-то неминуемого засквозило в воздухе, и я решилась. Вернувшись в квартиру, плотно закрыла окно, надела пальто и обувь, окинула прихожую быстрым взглядом, будто желала попрощаться, и быстро, чтобы не передумать, вышла на улицу.

Капли дождя мгновенно намочили одежду и волосы, противные ледяные дорожки воды забрались за воротник пальто, но я не стала отвлекаться на такую ерунду – просто шла, почти бежала туда, где, возможно, сегодня меня ждал он.

Вот и следы на асфальте, несколько глубоких трещин, рисунок которых я запомнила досконально, потому что тогда, когда передо мной стоял Киаран, с его одежды на землю стекала кровь, смешиваясь с водой, а я не могла отвести взгляд от алых следов, растекающихся по асфальту. Всё было точно таким же, как и тогда. С одной лишь разницей. Айранита здесь не было.

Я расстроенно вздохнула, прикусив нижнюю губу. Уверенность, что сегодня он вернётся, была такой сильной, что даже найдя доказательства отсутствия Киарана – как в этом проулке, так и в моей жизни – я не спешила расставаться с проклятой надеждой. Повернувшись на месте, я ещё раз осмотрелась, будто мне было нужно убедиться в том, что глаза меня не обманывают, и уже собралась было вернуться домой, когда моё внимание привлекло странное колебание воздуха в паре метров от меня. Пространство, словно искажаясь, завихрялось, идя рябью. Так бывает, когда солнце за день нагреет воздух, и он маревом висит над поверхностью земли. Я так увлеклась увиденным, что не заметила, как кто-то приблизился ко мне сзади.

Моё предплечье обхватили чьи-то крепкие пальцы, заставляя вскрикнуть от боли и испуга, после чего толкнули вперёд, и я сделала несколько шагов туда, к этой странной штуке в воздухе. Кто-то цепко держал меня, не давая вырваться. И когда я почувствовала, как что-то затягивает меня в водоворот, поняла, что лишаюсь возможности дышать. Неотвратимость давила на меня сразу отовсюду. Пространство вокруг казалось сотканным из жидкого стекла. Я не могла ни пошевелиться, ни кричать, ни дышать. И только парализующий страх заставлял моё сердце биться где-то в висках. Но и он скоро исчез, когда сознание заволокло темнотой.

Очнулась я от того, что кто-то поднёс к моему лицу противно пахнущий кусочек ткани. Распахнув глаза, попыталась сфокусироваться на сухонькой старушке, которая смотрела на меня с беспокойной улыбкой, но тут же оставила попытки разглядеть её и снова зажмурилась.

– М-м-м, – простонала, чувствуя себя так, будто меня покинули все силы. – Где я?

– Ты в хорошем месте, милая. Тут тебя давно ждали.

Поморщившись, я всё же заставила себя открыть глаза и попыталась сесть. Несмотря на то, что я была почти обессилена, мною до сих пор владел страх. Я оказалась в незнакомом месте, меня окружали незнакомые люди – я успела разглядеть как минимум ещё двух присутствующих, когда передо мной возникла та же старушка, быстро накинувшая мне на плечи какую-то ткань – гладкую и прохладную наощупь.

– Кто меня ждал? – проговорила я хриплым голосом, потирая виски. – И определение «хорошее место» мне ни о чём не говорит.

– Думаю, хозяин обо всём тебе расскажет сам. Выпей.

Моих губ коснулся край металлической чаши, и я инстинктивно сделала первый глоток горьковатого напитка. Вкус был так себе, но стоило мне выпить половину, как я почувствовала, что дурнота отступает. Оказалось, что из всей моей одежды на мне осталось только нижнее бельё. Рядом, на широкой постели, лежал ворох одежды из кружева, шёлка, бархата и атласа.

– Кто такой хозяин? – задала я очередной вопрос, уже зная, что вряд ли дождусь ответа. И была права. Старушка проворно отставила чашу и начала перебирать платья, стопкой лежащие на широком кресле.

– Ты увидишь всё сама. А теперь тебе нужно одеться.

Я только сейчас поняла, что всё это время боялась осматриваться. Будто это могло избавить меня от того, чтобы я поверила в реальность произошедшего. Но то, чего касался мой взгляд, буквально кричало, что я нахожусь где угодно, но только не в своём мире. Или, как минимум, не в своём времени. Шезгарт? Как же я желала оказаться здесь, сидя у окна в своей квартирке, и как же сейчас всё новое пугало и сбивало с толку.

– Полагаю, на вопрос, зачем меня здесь ждали, вы тоже не ответите? – нахмурилась я, когда старушка начала одевать меня, будто я была маленьким ребёнком. А мне лишь оставалось поднимать руки или придерживать полы платья, когда на ноги мне надевали чулки.

– Ты обо всём узнаешь. Но не от меня. – Она посмотрела на меня ласково, разве что по щеке не потрепала, и я несмело улыбнулась в ответ.

Глубоко вздохнула, ненадолго расставаясь с надеждой разузнать что-нибудь до того, как увижусь с этим таинственным незнакомцем. Одно предположение, совершенно нелепое, но имеющее право на существование, не давало мне покоя. И я решила запастись терпением, зная, что вскоре получу ответы на все свои вопросы. Ну, или на большую их часть.

– Ты такая же красивая, как она, – пробормотал тот, кого старушка называла хозяином, обойдя меня ещё раз, словно я была манекеном в витрине магазина, а он – придирчивым покупателем. После чего остановился напротив, возвышаясь надо мной на две головы и, холодно улыбнувшись, протянул руку, невесомо касаясь пальцами моего лица. – Эстель.

Моё имя он произнёс на выдохе, почти неслышно, будто боялся меня спугнуть. Но я почему-то не боялась. Передо мной был красивый молодой мужчина, тёмные глаза которого смотрели на меня испытующе, но в то же время восхищённо.

– Почему я оказалась здесь и кто вы? – всё же решилась я задать те два вопроса, которые мучили меня в этот момент сильнее всего.

– Ты очень любопытна, Эстель. Но я люблю эту черту в женщинах, она толкает на смелые открытия. Такие, на которые любая другая бы не решилась. – Он помолчал, подал мне руку и, когда я нехотя вложила в его пальцы ладонь, осторожно сжал её и подвёл меня к одному из двух кресел. – Я отвечу на один твой вопрос и пока умолчу о другом. Я князь фейри, властитель вулканов. Меня зовут Морхир, но ты можешь называть меня так, как захочешь.

– Например, хозяин?

Морхир восхищённо посмотрел на меня, прежде, чем тихо рассмеяться в ответ на мою дерзость. По крайней мере, мои слова казались мне таковыми.

– Нет, Эстель. Я не хотел бы, чтобы ты называла меня так. Для этого у меня есть те, кто готов исполнить любой мой приказ. Ты в их число не входишь.

– Это значит, что я могу покинуть вас, когда захочу?

– А ты этого желаешь? – В глазах Морхира сверкнула ярость, которую он тут же скрыл, и я выпрямилась в кресле, напоминая себе, что нахожусь в том месте, в котором физически ощущается опасность, и мне следует быть осторожной.

– А если да? – всё же решилась я задать вопрос.

– Ты – моя гостья. Я не хотел бы, чтобы ты желала покинуть меня так быстро. У меня есть всё для того, чтобы тебе было хорошо, и ты ни в чём не нуждалась. И я бы дал тебе отдохнуть чуть больше, но мне не терпелось познакомиться с тобой.

– Почему?

– Что – почему?

– Почему вам хотелось познакомиться со мной? Что во мне такого особенного?

– Для меня ты особенная. Это всё, что я могу пока тебе сказать.

– Слишком много «пока» для той, кто не знает, что ждёт её дальше.

– Это ненадолго. Я обещаю, что не причиню тебе вреда. И обеспечу тебя всем, чего только ни пожелаешь. Ты чего-то боишься?

– Нет. И в то же время, да. Я ничего не знаю о месте, в котором оказалась. Мой страх вполне объясним.

– Конечно. Именно поэтому рядом с тобой будет находиться страж, которому я могу тебя доверить. Сейчас ты познакомишься с ним.

Морхир бросил на меня взгляд, от которого мне стало не по себе, после чего дал знак одному из слуг, и тот, коротко кивнув, выскользнул за дверь.

– Значит, передвижения по этому… дворцу под запретом?

– Напротив. Ты можешь ходить, куда тебе вздумается. Он будет следовать за тобой везде.

– Следить?

– Защищать.

– От чего?

– От всего. От любой опасности, от неверных шагов. От самого себя. Вина?

– Что?

– Выпьешь со мной вина?

– Спасибо, немного.

Морхир кивнул и, не прибегая к помощи слуги, налил в бокал немного напитка насыщенного вишнёвого цвета, после протянув его мне. В его словах было очень много непонятного, но я не спешила задавать вопросов. Просто знала, что он ответит лишь на те, на которые сочтёт нужным. Потому предпочла ждать, не зная, что принесёт мне следующее мгновение.

Отпив глоток вина, я посмотрела на Морхира, который вновь устроился в кресле рядом. Его взгляд, который блуждал по мне, словно раздевая, не вызывал ни отвращения, ни интереса. Скорее рождал во мне опаску, потому что я чувствовала, как мужчина жадно следит за каждым моим движением.

Дверь в комнату открылась, и я с интересом посмотрела на вошедших. Интерес исчез так же быстро, как и появился. Бокал с недопитым вином выскользнул из моих пальцев, а с губ сорвался приглушённый вскрик, когда в одном из мужчин я узнала Киарана. Он был совсем другим, и в то же время в каждом его движении, в том, каким взглядом он посмотрел на меня, я узнавала своего айранита. Своего ли? В этом я очень сильно сомневалась.

Морхир же внимательно, будто наблюдая за чрезвычайно интересным событием, вглядывался в моё лицо. Безотрывно, будто хотел прочитать любой мелькнувший на нём оттенок эмоций.

– Дорогая, что-то не так? – с неподдельным участием спросил он, наконец заставляя меня отвести взгляд от Киарана и перевести его на князя.

– Нет, всё… так, – соврала я, слыша, как глухо звучит мой голос.

– Хорошо. Это Киаран. Как я и говорил, он будет сопровождать тебя всюду, куда бы ты ни направилась. В моём замке, разумеется.

Он снова подал мне руку, и я поднялась из кресла, стараясь смотреть куда угодно, но только не на Киарана. У меня было столько вопросов, на которые я пока не могла получить ответа, что они начали сводить меня с ума. Но самым ужасающим было чувство, будто меня предали. Айранит знал, что я окажусь здесь, но был безразличен к тому, что я – гостья другого мужчины, который меня взглядом разве что не раздел.

– Я… могу идти?

– Разумеется. Киаран проводит тебя. Он будет находиться рядом постоянно. Вскоре ты привыкнешь к этому. А после и вовсе станешь воспринимать его… как вещь. До встречи за ужином, дорогая.

Невесомое касание губ Морхира к моей ладони, его взгляд, в котором было столь много всего, что я отчаялась понять, чего в нём больше: восхищения или угрозы – и вот я иду к распахнутым передо мною дверям, слыша позади себя шаги того, кого так хотела видеть все последние бесконечные дни. Только теперь всё иначе. И мне ещё предстояло понять, что именно ждёт меня впереди.

– Ты касался её?

Голос Морхира звучал ровно, но я различил в его тоне угрожающие нотки. Несмотря на это, отвечать не стал. Не хотел лгать. И не хотел говорить о том, что было между мной и Эстель, словно одно только упоминание об этом в чужом присутствии способно было запачкать чистоту и трепетность моих воспоминаний.

Вкус её губ, жар тела, каждый вздох и стон принадлежали мне. Совсем недолго, но оставили в душе несмываемый отпечаток. Я не мог забыть, как целовал её, послав к тьме все запреты, как одуряюще и пьяняще действовал на меня запах и вкус собственной крови, которую я слизывал с её губ, словно мог привязать к себе Эстель навечно этими кровавыми узами. Мысли о том, какая она была тесная и влажная, когда я входил в нее пальцами, сводили с ума, заставляя мучиться невозможностью прикоснуться к ней снова. Если бы она не уснула, едва коснувшись головой подушки, я мог бы не устоять перед тем, чтобы сделать её своей. Это желание стало таким неудержимым, что за возможность обладать ею даже всего один-единственный раз, мне не жаль было бы отдать жизнь. Без Эстель она все равно ничего не стоила.

Я знал, что за украденные мгновения счастья, такие мимолётные, но непередаваемо острые, неминуемо придет расплата. Поэтому стоило только Эстель уснуть, нисколько не удивился, когда ощутил, как меня призывает князь.

Перемещение по призыву – далеко не то же самое, что воспользоваться порталом. Это болезненный процесс с зачастую непредвиденными последствиями. Меня сотрясло от колебаний, словно я был водой в сосуде, которую кому-то вздумалось встряхнуть перед тем, как перелить в другой сосуд. Казалось, что тело перемещается из одной реальности в другую по крохотной капле, намеренно мучительно и медленно. И я не мог этому противиться. Клятва, которую я дал Морхиру, позволяла ему управлять мной, как заблагорассудится. Что он и делал.

И так как призывал он меня одного – Эстель подобного испытания просто не вынесла бы – значит, он наверняка был чем-то недоволен. Значит, знал то, что я позволил себе по отношению к женщине, которую он считал своей.

И вот теперь я стоял перед ним на коленях, а князь все туже затягивал на моей шее кожаную удавку, словно ошейник на провинившемся псе.

– Отвечай! – приказал Морхир и натянул её сильнее. Вены у меня на шее вздулись, воздуха становилось все меньше. И чем тяжелее я дышал, тем сильнее в крови бушевала зарождающаяся ярость. Я был опасно близок к тому, чтобы накинуться на того, кого долгое время считал своим благодетелем.