– Он говорил, зачем ему понадобилась столь обыденная и неприметная вещица? – версия потихоньку начала вырисовываться в моей голове. – Может быть это связано с фашизмом или с самой война? Какие причины он называл, для столь бурной реакции? Возможно, это именно то, чего нам не хватало для полноценной версии. Прошу вас, припомните.
– Нет, ничего такого он не говорил, – покачал головой расстроенный мужчина. – Он только сказал, что любые деньги готов заплатить, а я повёл себя ни как друг, а как свинья.
– Какие отношения стали после ссоры? – я внимательно смотрела на мужчину. – Изменилось ли что-то в его поведение или он стал больше к вам придираться? Какие признаки агрессии он проявлял по отношению к вам? И были ли свидетели у продолжения этой истории? Или все закончилось там же в столовой?
– Ничего не было, он просто перестал со мной общаться, – крякнул отец убитой девочки. – Мужики ещё удивились, как столь крепкая дружба могла развалиться из-за обычного портсигара. В нем же даже ценного ничего нет. Ну серебро, ну какая там цена? Три рубля? Для завода у нас это не так уж и много. Все же мы на госзаказах трудимся. У нас имидж и известность на всю страну. Мужики с высшими разрядами работают, герои труда и передовицы. Чтобы из-за такой ерунды бросаться в омут с головой.
– Почему вы предположили, что именно он мог отомстить вам подобным образом и лишить жизни вашу дочь? – что-то в этой версии мне не нравилось. – Были ли какие-то предпосылки к тому, что ваш начальник мог бы расправиться с беззащитным ребёнком, ещё и столь варварским способом? Он хорош в охоте или владеет какими-то медицинскими навыками?
– Он очень мстителен по натуре, – утерев нос рукой, ответил мужчина. – Постоянно, грозился кому-нибудь вставить палки в колёса, если поступали не так как он хотел. У нас весь завод знал, что от него добра не нужно искать.
– Неужто были прецеденты, которые позволяют вам делать такие выводы? – я внимательно смотрела на своего собеседника и пыталась понять врёт он или просто это бред убитого горем отца, который пытался хоть как-то облегчить себе жизнь.
– Нет, – затряс тот головой. – Наверное Стас за всю жизнь даже комара не убил. Но у него есть мотив: в тот вечер мы наговорили друг другу гадостей, и он обещал, что я пожалею, очень сильно пожалею о том, что отказался продать ему портсигар. Кому ещё могло понадобилось убивать мою дочку? Она же никогда ни с кем не ссорилась, и даже из лагеря в прошлом году с наградами вернулась.
– Я могу увидеть портсигар? – решила я зайти с другого бока. – Возможно, он предполагал какую-то ценность или что-то историческое.
– Да, конечно, секунду, – медленно поднявшись, мужчина скрылся в смежной комнате, и спустя мгновение вернулся оттуда с прямоугольным предметом.
– Это и есть предмет спора? – я взяла семейную реликвию и покрутила её.
– Да, – кивнул мне собеседник.
– Во сколько ваша дочь ушла из дома? – я постаралась адекватно оценить вещицу в руках.
– Минут за тридцать до школы, она хотела прогуляться с подружками, – вытерев тыльной стороной ладони, мокрые глаза, отец убитой, посмотрел на меня. – Я и не знал, что вчера утром видел её в последний раз.
Ничего необычного, в этих словах не было. Но, должно быть хоть что-то, за что я могла уцепиться. Очередная версия разваливалась на глазах. Старый портсигар, ну ни каким образом не тянул на вещь, ради которой могли бы убить ребёнка. Да и у других жертв никаких связей с заводом или Ломоносовым не выявлялось. Такое бы стразу обнаружили и взяли бы в разработку. Покрутив в пальцах вещицу, я обнаружила на обратной стороне виднелась красиво выгравированная надпись: «Zindhin.R.». Вряд ли это что-то значило. Вернув портсигар хозяину, я попросила показать комнату убитой девочки.
Но и там меня ждал полный провал. Ничего цепляющего взор или вызывающего интерес я не обнаружила. Внимательно изучив небольшую комнату, принадлежащую Тане, я нашла лишь пустоту и обречённость. Единственная версия, которая выстроилась со слов отца покойной, не выдержала бы ни одной проверки. Я и сама это прекрасно понимала, но все же, на всякий случай взяла адрес Ломоносова, и решила первым делом поехать по нему. К тому же, пока будет происходить опознание и заполнение протоколов, я смогу скоротать время и навестить первого, серьёзного подозреваемого.
Выйдя из подъезда, я улыбнулась дежурившим рядом участковым и уже собралась сесть в служебную машину, как позади раздался пронзительный женский вой. Мы с парнями присели и резко обернулись. На асфальте перед домом расплывалось кровавое пятно, а человек, с которым я говорила всего несколько мгновений назад, смотрел на мир остекленевшими глазами. Прикрыв рот рукой, я отпрянула и постаралась дышать ровне.
– Ну, вот и всё, нет у нас больше свидетеля, – прохрипела я. – Остались только его показания и подозрения.
– Езжайте, мы вызовем труповозку, – поёжились парни.
Согласно кивнув, я все же поспешила в престижный район северной столицы, где в четырёхкомнатной квартире проживал Станислав Ломоносов с прекрасным видом на канал и цветущими кустами сирени под окнами. Его жилище словно замерло в веках и хранило величие дореволюционной эпохи. Дорогая древесина, картины в тяжёлых и массивных рамах, лепнина на потолке, хрусталь в дубовых шкафах. Коричневые обои с золотыми вензелями и тяжёлые шторы из тёмно-синей гобеленовой ткани, которую так сильно обожала матушка. Прям не начальник на заводе, а зажиточный буржуй. Зачем такому убивать ребёнка?
– Чем обязан? – усаживаясь в кресло, поинтересовался подозреваемый, представший передо мной в образе пожилого мужчины с начитанными глазами и добродушной улыбкой. – Признаюсь честной, в мой дом ещё никогда не приходили представители закона, ещё и столь приятной наружности. Вы мне мою покойную красавицу доченьку напоминаете. Что же, милочка привело вас в мою скромную обитель? Не чай, какая беда приключилась и вас отправили на опрос свидетелей, так вроде бы кумушки на лавочках ни о чем таком не судачили с утра пораньше.
– Сегодня была убита Татьяна Скворцова, дочь вашего подчинённого, с которым у вас возник конфликт несколько дней назад, – обведя внимательным взглядом гостиную, я достала удостоверение и показала его ещё раз. – Уголовный розыск, младший лейтенант Петрова Анна Николаевна. И сейчас я тут, чтобы уточнить некоторые моменты в этом деле.
– Танечку убили? – замерев на миг, переспросил Станислав. – Как это произошло? Она же такая хорошая девочка была. Господи, что творится в этом мире.
– Ей нанесли ножевое ранение в области шеи и оставили замерзать на асфальте, около мусорных баков, – я внимательно наблюдала за реакцией собеседника в этот момент. – Тело было найдено неподалёку от её дома. Товарищ Скворцов утверждал, что между вами недавно произошла ссора из-за портсигара немецкого производства и вы обещали отомстить, не получив желаемую вещь, даже за весьма внушительную сумму денег, которая вряд ли бы была у простого работяги, трудящегося на заводе.
– Да, у нас возник конфликт из-за этой вещицы, – тихо сказал мужчина. – Но не хотите же вы повесить на меня убийство маленькой девочки, из-за такой ерунды? Да у нас сотни человек ежедневно ссорятся и говорят друг другу ещё более обидные слова. Прошу, поймите меня правильно, я бы не смог сотворить такого зверства.
– У вас есть алиби на сегодняшнюю ночь? – вопросительно приподняла я бровь. – Что вы делали с девяти вечера до полуночи? Кто может подтвердить ваше алиби и как хорошо вы ориентируетесь в городе?
– Я был здесь, мой сын может это подтвердить, – половицы заскрипели и после слов отца в комнату вошёл черноволосый мужчина с большим отличительным носом и несколько пугающим взглядом исподлобья. – Это может подтвердить ещё Нина Сергеевна, мы с ней как раз спорили о том, что невежливо в десятом часу смотреть новости, ещё и так громко.
– Мы с отцом весь день были дома, – произнёс он, поправляя манжет белоснежной рубашки. – Так ж папа парализован, пальцы левой руки у него до конца не сгибаются. Что-что, а убийцей он точно не является.
– Вы не станете отрицать, что угрожали Скворцову из-за портсигара? – с нажимом спросила я у Ломоносова-старшего.
– Я уже не вспомню, что наговорил в порыве чувств, – почесал тот подбородок. – Вреда своему другу я бы никогда не причинил, можете быть уверены, а с горяча, ещё и в сердцах, мог что-то ляпнуть, не отрицаю. Характер у меня вспыльчивый, не подарок. Но убивать, из-за немецкого проклятого портсигара, увольте милочка. Не там ищете, на меня свои проблемы вы не повесите.
– Зачем вам понадобился этот портсигар? – вопросительно приподняла я бровь.
– Это история нашей великой страны, – поднял он палец к потолку. – И она не имеет никакого отношения к убийству девочки. Просто есть вещи, которые называют проклятыми реликвиями. Моя жена занимается эзотерикой и просчитала, что эта серебряная вещица, не принесёт моему другу никакой пользы. Потому я и хотел её выкупить, чтобы затем передать музею, где она бы уже не смогла навредить людям. Ведь там она стала бы ничей. Вот и всё… Я просто хотел спасти его.
– Где сейчас ваш второй сын? – тяжело вздохнув, спросила я. – И номер квартиры соседки, с которой вы вчера ссорились.
– Да, конечно. Толенька в театре, – виновато улыбнулся старичок. – Он у меня знаменитый артист, даже в Москву ездил на гастроли. А Нина Сергеевна из шестой, как раз показывали сюжет о пожаре на Ленинградском спиртовом заводе, когда мы вели беседу о том, какая громкость приемлема в момент прослушивания новостей.
– В каком театре работает ваш сын? – потерев виски пальцами, я устала вздохнула.
– Актёр не работает, актёр служит своей музе, – назидательно протянул мужчина. – В «Современнике».
– Если у меня появятся ещё вопросы, я вас вызову, – тряхнув головой я пошла на разговор к соседке.
Как я и предполагала, та подтвердила, что её сосед, любящий поскандалить, действительно в начале десятого ругался с ней из-за громкости телевизора и там как раз шёл сюжет о пожаре. Я покидала подъезд многоквартирного дома с тяжёлым сердцем. Оснований для обыска и уж тем более для задержания у меня не было. Что уж там, единственная пригодная версия развалилась на части ещё до того, как я представила её начальству. А ведь алиби у него и вправду надёжное. В таком состояние, он бы не успел убить девочку.
Приехав в отдел, первым делом, я поставила чайник и, расположившись за рабочим столом, принялась внимательно перечитывать материалы дела и заключение криминалистов. Ничего нового они мне не дали, так что пришлось отправлять запрос в архив, чтобы подняли все папки с убийствами и первые четыре так же принесли мне. Возможно, имея на руках все материалы, я смогу чётче понять психологию убийцы, или найду ниточку, которая свяжет всех детей. Увлёкшись такими догадками и построением, теория, я не сразу поняла, что в кабинет вошёл начальник нашего подразделения.
– Выходит, у тебя появился первый подозреваемый на роль серийного маньяка… – опустившись на своё место, мрачно произнёс он.
– Семья Ломоносовых общалась с семьёй последней жертвы, – сняв очки, медленно протянула я. – Но пока не вижу никакой связи между ними и убитыми детьми. С остальными жертвами их вообще ничего не роднит. Словно я пытаюсь действительно пришить к делу хоть что-то, лишь бы отчитаться начальству, что оно сдвинулось с мёртвой точки. Старичок не похож на хладнокровного психопата, зарезавшего пятерых детей. Да и вырвать у последней жертвы косу, надо приложить кучу сил, а у него одна рука парализована.
– Он не показался тебе подозрительными? – усмехнулся майор. – Обычно такие старички и оказываются самыми отбитыми. Возможно, контузило на войне или просто уже помешался на своих-то годах. Всякое бывает…
– Богатая семейка, привыкшая к сытой жизни, – покачала я головой. – Возможно даже из вашего круга общения Константин Викторович. Я такой же костюм, как у старшего сына, на вас видела, три недели назад. Складывается впечатление, что они на особом счету, поскольку ничуть не стесняются роскоши в своём доме. Потому могу сделать вывод, что пачкать руки и нападать на маленького ребёнка они бы не стали. Наняли бы кого-нибудь или в крайнем случае, отняли бы этот портсигар силой. Нет… Что-то тут не так.
– Эдуард? – вопросительно скинул тот бровь. – Точно, у него же фамилия Ломоносов. Тогда действительно не складывается. Зачем сыну успешного партийного деятеля пачкать руки из-за портсигара. А Станислав так и вовсе, чудесный дедок. Пожалуй, твои подозрения верны, не там ищем, совершенно не там.
Потянувшись до хруста в позвоночнике, практически в десять вечера, я убрала документы и пошла домой. Попрощавшись с дежурным, я медленно брела по улице и гадала, что же будет дальше. Неизвестность страшила. Головой-то прекрасно понимала, что не может быть мгновенного ответа, но это не успокаивало. Прохладный весенний ветерок, немного проветрил мозги, но даже так, я не нашла вразумительного объяснения тому факту, что мы не могли найти никаких зацепок. Даже орудие убийства и то не определено. Шестая жертва, а зацепок ноль…
Стоило мне переступить порог квартиры, как из кухни вышла довольная жизнью Олеся, которая в перепачканном мукой фартуке, улыбалась так, словно её англичанин обратно вернулся. Сняв обувь и пальто, я прошла на кухню, где уже был накрыт шикарный стол. Денег она явно не пожалела, на зарплату простого сотрудника правоохранительных органов, такое точно не собрать. Что же такого произошло, что моя временная сожительница так расстаралась и даже забыла у меня поинтересоваться.
– Радость какая! – всплеснула руками девица. – Твой отец вернулся! В честь этого события я решила испечь пирог с вишней и так немножко на стол накрыть! Говорят, опять герой! Целую банду политактивистов накрыл. Так что давай на выходные в Москву съездим, ты с ним повидаешься.
– Свой фирменный пирог? – с энтузиазмом отозвалась я. – Это вкусно и хорошо.
– Мой руки и присаживайся за стол, он уже практически готов! – довольно заявила Олеся, заглядывая в духовку. – Расскажи пока как дело проходит, как расследование? А то я одних ужастиков от соседок наслушалась. Бррррр!
– В городе появился серийный убийца, – с тяжёлым вздохом, призналась я ей, – он выкачивает кровь у детей. Представляешь, всю до последней капли. А мы бегаем, как собаки за собственным хвостом и даже уцепиться не можем.
– Господи… – ужаснувшись, Леська покачала головой, внимательно разглядывая меня. – Вот сдался тебе этот уголовный розыск! Чтобы с такими психами дела иметь.
– Зачем ему может быть нужна кровь жертв? – изогнув бровь, спросила я, пропуская завывания девушки мимо ушей. – Пока что это загадка… Но я обязательно решу её и найду ответ. Ни за что не позволю этому уроду ходить по земле.
– Не переживай, я уверена, что ты очень скоро найдёшь подонка, – тихо произнесла подружка и достала румяный пирог. – Даже не сомневаюсь в этом. А пока, можем навестить твоих родных. Я уверена, твоему отцу будет приятно. Может и подскажет чего путного.
– Не могу я сейчас уехать, – пришлось вздохнуть и прикрыть глаза.
– Почему же? – удивилась Олеся.
– К нам едет КГБ, – сказала я и едва не рухнула лицом в пирог. – Я не могу покинуть Ленинград, чтобы не вызвать ещё больше подозрений.
– Аааа, – недовольно протянула та, но вопросы задавать перестала.
– Потому ждём, чем это всё закончится, – откусив румяный бок пирога, протянула я, ставя точку в этом глупом разговоре.
Глава 3. Надежда
После нескольких дней кропотливого труда, никаких весомых зацепок так и не обнаружилось. Радовали меня лишь два момента: КГБ-шник так и не пожаловал, маньяк на время успокоился. Новых жертв не было, и я спокойно разбирала дела первых четырёх жертв в нереалистичной попытке понять, что же вообще происходило в Ленинграде и почему именно в такой момент. Когда на носу «Олимпиада-80». Ибо кроме психопата-хирурга никаких других версий у следователей и у меня в том числе не было.
Кому вообще могла понадобиться откачка крови и что такого ценного было в этом ресурсе? Нет… Я слышала, что где-то в Иваново взяли двух хирургов, которые отлавливали на улице детей и пытались за их счёт спасти своего ребёнка, страдающего от неизлечимой болезни. Вот только вряд ли у нас всё на столько же просто и обыденно. Раны на шее не могло оставить ни одно известное нам оружие. А помимо их, никаких следов насильственного вмешательства обнаружено не было.
Стукнувшись головой о столешницу своего рабочего стола, я попыталась подобрать хоть какие-то варианты. Правда, все они были слишком кривыми и неправдоподобными. Детей не связывало вообще ничего. Они жили в разных районах, в разных семьях, в разных социальных уровнях. У кого-то были сестры и братья, кто-то оказался единственным. Словно маньяк выбирал по какой-то одному ему понятной логике и от меня требовалось эту самую логику доставать из-под земли, причём немедленно.
Вот только сделать это в сжатые сроки, ещё и не имея на руках полноценной картины всех преступлений я не могла. А некоторые материалы, просто испарились в процессе передачи папок из рук в руки сотню раз. Тут даже начальник убойного только развёл руками и сказал, что понятия не имеет, что с этим делать и что это действительно подозрительно. Но на основание этого утверждать, что у нас завёлся маньяк или кто-то кого-то прикрывает, было нельзя. Папки действительно столько раз передавались, что даже не удивительно, что в них сам чёрт теперь ногу сломит и не поймёт, где и что.
Опера у нас были не самыми ответственными людьми, и кто бы что не говорил, но вот так посеять протокол описи вещей, было вполне нормальным. Особенно если тех вещей одни ключи. Но что-то во всём этом не давало мне покоя. Словно за красивой мишурой, я теряла из виду что-то по истине ценное и важное. Правда, даже под страхом смерти, я не могла понять, что же именно было не так, и что меня смущало во всей истории с убитыми детьми, чью кровь фактически филигранно выцедили до последней капельки. Боже, помоги мне не свихнуться со всем этим!
Тяжело вздохнув, постаралась выкинуть из головы все лишние мысли и начать уже доказывать всем и каждому, что я не просто так, носила свои пагоны. Нет… Я верила, что кровь не вода и отцовский дар распутывать даже самые сложные дела, передался мне по наследству. По крайней мере, за это я ручалась. В школе милиции я была одной из лучших. Всегда идеальна, успешна и делала в первых рядах, даже самую сложную и неподъёмную работу. Так что в этот раз, предстояло на деле доказать всем и каждому, что мои учителя не ошиблись, выбрав меня и я не опозорю честь мундира.
Дверь неожиданно грохнула и злой, как стадо чертей, майор ввалился внутрь. На синей рубашке, отчётливо было видно кровавый след от ножевого. Я, немедленно бросив все бумажки, подлетела со стула и помогла ему добраться до кресла. Медленно поддерживая начальника, лихорадочно соображала, как поступить в такой ситуации. Но выбора мне не дали, просто пихнули в руки аптечку и приказали обработать рану. Пусть это не первый раз, когда я видела кровь, но собственными руками прикасаться к разорванной человеческой плоти, мне не доводилось.
Медленно, стараясь не причинять лишней боли, я протёрла место разреза спиртом и наложила несколько марлевых отрезов, пропитанных заживляющей мазью. После чего туго перебинтовала живот майора и постаралась не выказывать раздражения. Пока отмывала руки, думала о том, сколько кровищи с обычного пореза. Словно я не рану обрабатывала, а свежую свинину разделывала на маринование. По крайней мере, хуже было только в те моменты, когда в деревни у бабушки, приходилось едва померших кур потрошить, там ещё больше крови во все стороны летело. Как вообще из человека кровь можно выкачать? Да так, чтобы следов не осталось? Загадка века не иначе!
Константин достал из шкафчика припрятанную на такие случае бутылку отменного деревенского самогона и плеснул крепкий напиток в два стакана. Я уже хотела возмутиться, но передумала. Ему и так сейчас нелегко, особенно с такой раной. Но и пить на работе, когда не сегодня, так завтра к нам приедет КГБ-шник, было затеей необоснованной. И всё же, приняв решение, я уселась рядом с майором и взяла один стакан в руки, медленно рассматривая грани в тусклом свете, настольной лампы.
– Знаешь, сейчас мне даже немного обидно, что в скором времени, ты нас покинешь, – протянул начальник, стукаясь своим стаканом о край моего. – До этого момента, я никогда не задумывался о подобного рода перспективах. Но ты реально подходишь этому месту больше, чем я. Будь у меня выбор никогда бы не пошёл в милицию. Так что тебе памятник надо ставить.
– Спасибо на добром слове, – хмыкнув, я все же залпом выпила свою порцию. – Но я пришла в милицию, потому что с детства горела этим. Хотела расследовать преступления, ловить преступников и знать, что моя деятельность приносит пользу. А теперь мы с вами, как два идиота смотрим в пустые стаканы и не понимаем, как дальше жить.
– Расскажи, как продвигается дело, – попросил начальник, вернув стакан на стол.
– Как? – я задумчиво покрутила свой в пальцах и тоже отставила в сторону. – Мне постоянно кажется, что я упускаю какую-то очень важную деталь. Что вот протяни руку и вся мозаика сложится в полноценную картину. Но то тут не хватает документов, то следователь ляпнул пятно от чая на самую важную деталь описи. Словно, кто-то целенаправленно не желает скорейшего развития этого дела. А от того не по себе. Но колобок сказал, что мне просто кажется и у нас в отделе не может быть предателя, саботирующего работу. Что такого уже давно бы вычислили и вывели на чистую воду.
– Я бы тоже сказал, что ты бредишь, наш коллектив не способен на такое, – мужчины чокнулся с бутылкой и опустошили стаканы. – Но пока, дело не сдвинулось с мёртвой точки, какой бы следак за него не брался. Это наводит меня на определённые мысли. Я бы даже сказал, заставляет верить в твою теорию с кротом. Вот только если она подтвердится, мы все пойдём под статью и поедем в Сибирь валить валежник. Ибо по головке за такие подвиги никого не погладят. Это позор не только для органов, но и для каждого, кто допустил подобное.
– Но я не знаю, что теперь с этим делать, – чуть затуманенными глазами уставилась на майора. – Эта мысль не даёт мне покоя. И высказывать её на большой круг людей я не могу. А если поделюсь с отцом… Нет… Это будет самым дерьмовым решением из всех.
– Первые годы особенно тяжело, потом привыкаешь к таким неразрешимым дилемма, – сжав руки в кулаки, Костя недобро блеснул глазами. – Гоняли нас по всему Ленинграду, когда первое убийство произошло, думали, что это просто случайность. Ты к нам уже после третьего перевелась, а четвёртое, скорее всего слышала, но не запомнила. Так вот, к чему я… Справедливость и желание соответствовать книжному образу, быстро пропадает, когда ты далеко от столицы. Тут не рай на земле. И даже нашему отделу ещё везёт, те, которые за окраины отвечают. Короче, там баб не жалуют… Просто смотреть на это мерзко. И я очень рад, что не попал в них, а оказался тут, где самые сложные дела и рядом не стояли по мерзости с теми, которые творятся там. Надеюсь, что ты быстро поймёшь, что это не сказки и не красивые строчки в учебнике, это жизнь. Только проработав год я осознал, сколько же у нас поломанных судеб из-за ненормальных психов, считающих, что они могут решать за других, как кому умирать. Это просто кошмар.
– Послушайте, майор, вы же знали всех, кто вёл это дело до меня, верно? – задумчиво спросила я у мужчины.
– Да, – кашлянув в кулак, отозвался Константин.
– Насколько я помню, были те, кто сам отказывался от этого дела, а был ли среди следователей тот, кто готов был до конца расследовать это дело? – приподняв бровь, я ещё раз осмотрела разбросанные по столу папки. – Ведь нужно же и дальше портить вещественные доказательства и рушить цепочки следователей, чтобы не дай бог не вышли в ходе расследования на реального убийцу.
– Это непростая работа, копаться в грязном белье людей, – ухмыльнулся майор, отвернувшись к окну. – Только Федька Ильин, совсем зелёный опер, готов был взяться за расследование с большим энтузиазмом, чем у тебя. И тому срок за нераскрытие не сулил. Вот только подозревать его глупо, давно мёртв… Не знаю, чего конкретно он успел нарыть, не делился с нами, но говорил, что вычислил маньяка, осталось только улики собрать. А после третьей жертвы, его нашли повешенным у себя в квартире. Не тот он был пацан, чтобы так в петлю лезть. Потому, если не хочешь закончить как он. Лучше просто позволь нашим столичным шишкам себя уволить. Не нравится мне, как идёт следствие. Ой, не нравится.
– Самоубийство на фоне отсутствия каких-либо подвижек в деле? – с интересом посмотрела я на разоткровенневшегося начальника.
– Да, нет, как раз напротив, помогли ему, – майор посмотрел на свои широкие, мозолистые ладони. – Не смог бы он морской узел на спине завязать. Это было предупреждение, для всех остальных. И после такого, ни одного желающего, копаться в этом деле.