Чужая. На пороге соблазна
– Если мои мальчики хотят поболтать с глазу на глаз, я не буду против. У меня как раз ещё остались дела на кухне, – проворковала она.
То постреливая глазками в сторону отца, то расправляя ни разу не делающий ее хозяйкой в чужой квартире фартук. Поверх дизайнерского платья.
– Никит? – спросил меня отец. Он сделал приглашающий жест ладонью в сторону кабинета и явно не испытал восторга, когда меня сорвало с тормозов.
– Ее мальчики? – скривился я, посмотрев на отца. – Она ничего не попутала?
– Никит, я тебя прошу, – произнес папа, опускаясь в кресло. – Милана не хотела тебя задеть или оскорбить. – Он нахмурил брови, когда я достал из кармана пачку сигарет, и с плохо скрываемым раздражением поинтересовался: – Мать знает, что ты начал курить?
– Мне уже давно не четырнадцать, чтобы прятаться по закоулкам и спрашивать разрешения, папа, – ответил я. – Да, мама в курсе. И ей это не нравится, если тебе интересно. Но она понимает, что я уже мальчик взрослый, и с нравоучениями не лезет.
– Хорошо, – внезапно пошел на попятную отец. Толкнул в мою сторону пепельницу, а потом опустил рядом с ней небольшую коробку с бантиком. – С прошедшим днём рождения, Никита. Надеюсь, ты не будешь против того, что я посоветовался на счёт подарка с Милой.
– Какое серьезное заявление, – ухмыльнулся я. – Ты советуешься? С ней? – дёрнул подбородком в сторону открытой двери и хмыкнул: – Я так понимаю, Милочка стала не только советчицей, но и инициатором увольнения Галины Павловны? Чтобы, так сказать, на деле показать свою важность и значимость в жизни? И как она готовит?
– Никита, хватит! – все же взорвался отец, грохнув ладонью по столу. – Хочешь начать наше общение с того, чем мы его закончили? Валяй. Только уясни уже, что Милана не виновата в нашем разводе с Леной. Думаешь что-то изменится, если ты начнёшь ее травить? – спросил и взмахнул рукой в направлении кухни. – Вперёд. Отыграйся на ней за мою ошибку. Ну же, Никита, вперёд, – повторил свое предложение папа и откинулся на спинку кресла, вогнав меня в состояние немого ступора причиной отсутствия кухарки: – У Галины дочь рожает. Никто ее не увольнял, и я бы не позволил. Только тебе проще найти повод и сорваться на Милане, чем выслушать. Делай, что хочешь, Никит. Действительно, уже не маленький. Объяснять тебе прописные истины я не собираюсь. Осточертело.
Качнувшись вперёд, отец взял мою пачку и выбил из нее сигарету. Подкурил, глянул на мое запястье и негромко рассмеялся:
– Да что ж ты будешь делать-то? Ведь договаривались.
– Что? – спросил я, не понимая о чём идёт речь.
Но, как и отец, сорвался в смех, увидев внутри коробки точно такие же часы, что подарила мне мама. С единственным отличием – оттенок ремешка.
– Забавно получилось, – произнес папа. Перевел задумчивый взгляд с одних часов на другие, поднес к губам сигарету и улыбнулся, показав не на свой, а на мамин подарок: – Эти смотрятся лучше. Я куплю тебе что-нибудь другое.
Потянулся к коробке с намерением забрать. И удивлённо хмыкнул, когда я рывком сдвинул ее к себе, прижав ладонью к столу.
Я не знал, зачем мне сдались две пары одинаковых часов. Не смог бы объяснить, что мной двигало, ни отцу, ни себе самому. Может, его взгляд, интонация или что-то другое – не понял. Будто мозг просчитал все возможные варианты развития событий. Выбрал единственный правильный и отправил импульсы по нервам к необходимым здесь и сейчас мышцам.
– Буду чередовать. День мамины, день твои, – произнес я, найдя такое объяснение если и не логичным, то достаточным.
Посмотрел на отца и, кажется, впервые за последние годы увидел в его глазах… благодарность? Она мелькнула всего на мгновение, но отпечаталась у меня на подкорке вопросом: «Папа волновался?!»
Человек, под взглядом которого трещали бетонные стены, а подчинённые, стоило им только услышать звенящий металлом голос в коридоре, начинали носиться как ужаленные, и переживал?
Нет, я не верил в такое. Не допускал даже мысли, но и тут отец умудрился удивить меня.
– Хорошо, – кивнул он. Стряхнул столбик пепла в пепельницу и показал на шкаф с сигарами: – Никит, а может по одной после обеда? – спросил и тут же, будто не до конца отдавая отчёт произнесенному, пожал плечами: – Если хочешь, конечно. Один черт, куришь…
Я кивнул и спросил:
– Что бы ты посоветовал, пап?
Он взмахнул ладонью и потянулся к узлу галстука, ослабляя его:
– Честно говоря, я даже не знаю. Может, «Ойо де Монтеррей»?
***
«Мальчики», «Сёмочка», «Никитушка» – до тошноты вымораживающие и противоестественные обращения. Только я их терпел. Заставлял себя не скрежетать зубами слишком громко и что-то отвечать, когда Милана, обращалась ко мне.
Вроде бы никто не просил ее нарушать тишину за столом – в присутствии Миланы ощущение неловкости между мной и отцом зашкалило до физически ощутимого.
Отец и без вопросов своей пассии был прекрасно осведомлен и о моем переводе, и о работе, но Милана словно задалась целью вывести нас на диалог. Вытягивала из нас обоих по слову или предложению и никак не унималась. Разговор, который худо-бедно начался в кабинете, окончательно расклеился, стоило в нем появиться новому участнику. И черт побери, я никак не мог вытравить из себя все сильнее подзуживающее желание бросить приборы на стол и рявкнуть, чтобы Милана заткнулась и дала всем спокойно поесть.
– Мила, будь добра, помолчи немного, – достаточно понятно, что просьба вот-вот прозвучит в другом ключе и тоне, произнес папа. Тронул Милану за руку и внезапно мягко добавил: – У Никиты был тяжёлый перелет, – перевел взгляд на меня и после показал на соусницу: – Добавь побольше.
– Спасибо, папа, – кивнул я с благодарностью.
Полил утку клюквенным соусом и с какими-то невероятным наслаждением выдохнул в такой желанной тишине. Где единственными звуками были лишь редкий звон столкнувшихся невзначай вилки и ножа и еле слышное шуршание салфеток.
Я даже смог расслабиться и почувствовать вкус приготовленного Миланой обеда. До которого, при всем желании, не хотелось докапываться. Утка оказалась вполне съедобной, овощное рагу с фасолью – приятным, а непривычно треугольный ноздреватый хлеб не покупным.
– Милана сама печет. Не часто, – негромко прокомментировал мой вопросительный взгляд отец и, кажется, растерялся от вырвавшегося у меня замечания:
– Зря. Вкусно получается.
Взяв ещё один ломоть хлеба, я краем глаза посмотрел на стушевавшуюся Милану и, к своему удивлению, обнаружил, что она больше ковыряет в тарелке, чем ест. Можно было смело сказать, что за время обеда она в принципе ничего не съела. И это озадачило меня. Даже больше – заинтересовало. Настолько, что несколько раз украдкой смотрел в ее сторону, и лишь заметив подрагивающие пальцы, подумал, как нелегко даётся Милане обед и мое появление.
– Милана, – начал было я и, переглянувшись с изумленным отцом, решил хотя бы попробовать пообщаться. – А вы только хлеб печете?
– Я… пока да, – нервно улыбнулась она, отложив приборы и спрятав ладони под стол. – Галина Павловна несомненно готовит лучше. И это ее работа. Я… – стрельнула глазами в сторону отца, будто спрашивая стоит ли ей продолжать, и окончательно растерялась, когда он взял ее за руку.
– Мила подумала, что Галина захочет помогать дочери после родов. Все же первая внучка, да и дополнительные выходные Гале не помешают, – закончил за Милану папа. – Попробовала и как-то незаметно втянулась. Да, Мил? – спросил, улыбнулся ответному дерганному кивку и взглядом попросил меня перевести тему в другое русло.
Правда, глядя на Милану, я сам растерялся и ляпнул первое пришедшее в голову:
– Пап, а ты можешь пробить одного человечка? – Осознал, какую дичь отмочил, сглотнул и поспешил заверить вмиг ставшего серьезным отца: – Не переживай, это девушка, и я никуда не вляпался. Просто хочу удивить ее при встрече. Такой вот у меня странный способ знакомиться, пап.
– Крайне странный, Никита, – подтвердил он. – Пригласить куда-нибудь не пробовал? Вроде бы ты у меня не Квазимодо.
– Не Квазимодо, но чтобы пригласить и получить гарантированное согласие, надо, как минимум, заинтересовать. Чтобы заинтересовать, мне нужна информация. Дальше я сам справлюсь.
Более бредовое объяснение моей просьбы сложно было придумать, только я прикрылся им, напустив в голос как можно больше беззаботности, и даже глазом не моргнул, когда папа принялся сверлить меня своим взглядом.
– Допустим, – согласился отец, усмешкой демонстрируя, что не поверил ни единому слову. – Имя и фамилия у девушки есть?
– Естественно, пап. Амели Резкая.
Глава 5. Амели
Будильник орал благим матом уже пару минут, а я не могла найти в себе силы, чтобы протянуть руку и отключить его. О том, что после этого еще и встать придется, даже думать не хотелось. В голове – пустота, в теле – слабость. Это обычная реакция моего организма на приступы, вот только приступов не было очень давно. Отвыкла.
Барабанная дробь по батарее заставила сесть и дотянуться-таки до будильника. Нервная соседка снизу частенько реагировала подобным образом на любой, даже самый незначительный шум в моей квартире. Иногда хотелось сорваться и поорать на нее, но я старалась держать себя в руках – переезжать с насиженного и безопасного места из-за конфликта с соседкой мне не хотелось.
Я избавилась от одеяла, сменила влажную от пота пижаму на просторную футболку и, пошатываясь, держась за стеночку, направилась на кухню.
От солнечных лучей, бьющих в окно, возникло непреодолимое желание зажмуриться. Глазные яблоки словно мелким песком запорошило, из глаз полились слезы. Пришлось потратить несколько минут на то, чтобы привыкнуть после полумрака спальни к залитой солнцем кухне, дать себе возможность перевести дыхание и собрать остатки сил.
Щелкнув кнопкой чайника, бросила в большую, на пол-литра, кружку три столовые ложки заварки, в два раза больше сахара и несколько долек лимона. Залила ядреную смесь кипятком и выждала пять минут, чтобы чай заварился. Все это время я старалась лишний раз не шуметь, потому что каждый относительно громкий звук звучал как пожарный колокол – громко и тревожно.
Ублюдство.
Телефон заорал опять ровно в тот момент, когда я рискнула сделать первый глоток бодрящей бурды. Дернувшись, зашипела от того, что обожгла язык. Судя по рингтону, звонил Дима, и мне сейчас совсем не хотелось с ним разговаривать. Но я игнорировала его вчера весь день и вечер, поэтому взять трубку было необходимо.
Правда, удалось сделать это далеко не сразу. Сначала пришлось миновать коридор и откопать смартфон в складках одеяла, куда я его засунула, победив будильник.
– Алло, – проскрипела и поморщилась, когда сорванные связки дали о себе знать.
– Ты заболела? – тут же забеспокоился мой парень. – Я весь день вчера не мог до тебя дозвониться.
– А… Да. Температура поднялась, горло воспалилось, – соврала, не моргнув и глазом.
– Лекарства есть? Я приеду через полчаса, что привезти поесть?
– Дим…
– Может, врача вызвать?
– Дим…
– У отца есть хороший терапевт…
– Дима! – гаркнула я, потеряв надежду донести до него информацию спокойно. Осознала, что слегка переборщила, и уже тише произнесла: – Со мной все в порядке. Лекарства есть, в холодильнике полно еды, приезжать ко мне не нужно. Через пару дней в универ, не хочется, чтобы ты подхватил от меня заразу. Сейчас я лягу спать, а вечером буду чувствовать себя гораздо лучше.
– Уверена? – с сомнением спросил Димка.
– Да, – твердо ответила я. – Не переживай. Я позвоню тебе, хорошо?
– Да. Хорошо. Буду ждать, малыш, – с теплотой в голосе откликнулся он. – Люблю тебя.
– Целую, – просипела я и повесила трубку. И сразу же, отшвырнув телефон, прижала ладони к вискам, потому что внутри черепной коробки будто отбойный молоток включился.
Не помогло. От жуткой боли тут же накатила тошнота и я бросилась к туалету. Откинула крышку унитаза и закашлялась.
Нет, нет, нет!
Я не хочу идти на второй круг! Мне хватило вчерашних полосканий, твою мать!
Перед глазами замелькали разноцветные круги. Я хватала ртом воздух, которого моему организму сначала катастрофически не хватало, а затем его стало слишком много. Голова закружилась, тошнота отступила, но только потому, что все внутренние органы словно сжались, скукожились.
Да. Это оно. Повторный заход на мои личные круги ада.
Дверь за приятелем Димы захлопывается. Я растерянно смотрю на шокер, что валяется у моих ног, а через минуту меня накрывает волной паники.
Несколько мгновений назад я была готова защищаться, выставить мерзавца за дверь или приложить его разрядом тока, а теперь моя смелость испаряется, тело наливается слабостью, цепенеет, из него по крупицам уходят силы.
Колени подгибаются. Приходит озноб, сознание начинает меркнуть. Нет, я не на грани обморока. То, что происходит сейчас со мной, сильно – гораздо, гораздо, гораздо! – хуже потери сознания.
Я тяну руку к двери. На автомате щелкаю замками, цепочкой. Пальцы дрожат, мимолетное облегчение наступает, когда ладони касаются прохладной поверхности дверного полотна. Я упираюсь в нее, наклоняю голову, стараюсь контролировать дыхание, чтобы не допустить гипервентиляцию легких, но с каждой секундой это становится все более невыполнимой задачей.
Спустя несколько десятков вдохов понимаю, что мои щеки мокрые от слез. И вот тут защитную плотину прорывает.
Теперь меня трясет так, что я слышу стук своих зубов. Сползаю вниз, прижавшись лбом к двери. И задыхаюсь, задыхаюсь, задыхаюсь…
– Крошка… Крошка… Крошка… Крошка…
Слово пульсирует в ушах и окончательно уводит почву из-под моих ног.
Следом приходит смех. Сальный, мерзкий, противный.
Он-то меня и отрезвляет. Я вскидываю голову, слепо уставившись в пустоту. Моргаю. Глаза выжигает соль, очертания предметов расплываются, но я заставляю себя подняться. Шагаю в сторону спальни.
Падаю на кровать.
Вгрызаюсь зубами в подушку и беззвучно кричу. Связки напрягаются, но в комнате стоит гробовая тишина.
Снова кричу.
И снова.
И снова.
Снова…
Спустя час я сдираю с себя кожу под душем. Запястье покраснело и ноет. Спустя еще полчаса меня выворачивает над унитазом.
Организм словно избавляется от яда. Меня бросает в пот, следом – трясет от холода. Перед глазами то сплошная угольная пелена, то яркий свет, ослепляющий до рези, до слез.
А потом все по второму, третьему, четвертому, пятому кругу.
Более-менее прихожу в себя только через несколько часов. И сразу проваливаюсь в беспокойный, наполненный кошмарами сон.
Собраться с мыслями и силами удалось только к вечеру. Ноги тряслись, когда я впервые за много часов приняла вертикальное положение. Отыскала заныканную в тумбочке у кровати пачку сигарет и вышла из квартиры. Поднялась на последний этаж высотки, вышла на крышу. Села на прогретое солнцем покрытие, подкурила и почувствовала облегчение.
Я пережила. Справилась. Опять.
Августовский вечер, окрашенный оттенками заката, довольно прохладный, особенно на такой высоте. Ветер пробрался под ткань толстовки, вызвав дрожь, но я только обрадовалась. Почувствовала себя живой. Живой, твою мать!
Вся эта ерунда с гонкой, проигранной Ником машиной и угрозой моего разоблачения сейчас казалась до ужаса смешной. Мелочи, которые я обязательно решу. Завтра или чуть позже, неважно.
Разговора с Никитой не получилось, но это не значило, что он не состоится чуть позже. Когда друг Димы будет способен вести диалог, а не запугивать меня детскими угрозами.
В кармане толстовки пиликнул смартфон. Я достала его и поморщилась. Мама.
«Только сейчас увидела оповещение банка. Милая, зачем так много?»
Вздохнув, набрала ее номер. Мама взяла трубку после второго гудка и тихо произнесла:
– У тебя все хорошо, Амели?
– Да… Да, все отлично. Просто с работой некоторые трудности, придется сделать перерыв на пару месяцев. Решила дать вам небольшую подушку безопасности. Как… Как дела у Симы?
– Нормально. Сама понимаешь, девятый класс, нужно подготовиться к экзаменам.
– Я хочу приехать на ее день рождения. Можно?
– Милая… – Мама запнулась. – Не думаю, что это хорошая идея.
– Почему? – спросила я, хоть и не нуждалась в ее ответе. – Мам, мы с ней сестры. Рано или поздно нам придется наладить отношения.
Повисла тишина. Я покачала головой, разглядывая небо. Сейчас у меня не было сил доказывать, как важно донести до сестры то, что я не являюсь предательницей семьи.
– Ладно, проехали. Я позвоню. Люблю тебя, – шепнула, борясь с подступающими слезами, из-за которых начал дрожать голос.
– Буду ждать твоего звонка, Амели.
Короткие гудки. Мама положила трубку.
Глава 6. Никита
Я пробежал взглядом по расписанию занятий и направился к первой обозначенной в списке аудитории. А там с удивлением обнаружил, что большая часть моей группы уже собралась и даже что-то увлеченно обсуждает, столпившись у двери кабинета.
«Типичные ботаники-задроты»? – подумал я, оглядев галдящих одногруппников, среди которых увидел и Лилю-Амели. Только подходить к девушке и обозначать наше знакомство не стал. Мазнул по ней взглядом, встал возле одного из свободных подоконников, сбросив на него рюкзак, и уже в сотый раз принялся прокручивать скудную биографию Резкой.
«Не местная, прописка в соседнем городе, приводов в полицию нет, место проживания неизвестно. Придется тебе обойтись стандартными комплиментами и начинать крутиться самому», – виновато пожал отец плечами, когда я приехал узнать подробности о «незнакомке, покорившей мое сердце».
И черт побери, меня откровенно разозлило, что папа не нарыл что-то существенное. Правда, отсутствие официального компромата никак не умаляло мой настрой докопаться до истины и вывести белую и пушистую овечку на чистую воду. Как минимум, она участвовала в нелегальных гонках. Пусть и скрывая лицо. Этот нюанс лишь подогревал интерес и сильнее дергал нервы очевидным, как дважды два, выводом – законопослушный человек не станет маскироваться просто так. А раз Амели скрывает свое “увлечение” от горячо любимого Дымыча и дважды подтвердила это, значит, скрывать есть что.
Сам того не желая, я посмотрел на стоящую ко мне вполоборота девушку друга и принялся сверлить ее изучающим взглядом.
Светлые волосы, смазливое личико и наличие фигуры – стандартный и достаточный для Димона минимум. За которым он не рассмотрел, а возможно, даже не пытался увидеть содержимое. Повелся на упаковку и сказку – чем-то же Резкая запудрила мозги Дымычу, – и дальше та самая «любовь и уважение». Где Лилечка до дрожи в коленках боится машин днём, а ночью рассекает на заряженном Чарджере по городу.
«Охренеть безобидный грешок, да, Амели?» – оскалился я, наткнувшись на взгляд с напоминанием, кто и кого собирался шарахнуть шокером. – «Давай-давай. Посмотрим, что ты придумаешь в свое оправдание».
Демонстративно не отвел глаза – лишь на мгновение, чтобы мазнуть по груди, – и расплылся в ядовитой улыбке от ее немого обещания всадить в меня при первом удобном случае весь заряд аккумуляторов. Если сейчас же не прекращу пялиться. Это откровенно забавляло радикальностью, ведь на Резкую помимо меня поглядывали как минимум еще двое из ботанов. Украдкой и тщательно скрывая свой интерес от себя самих и окружающих.
Первую пару я пропустил мимо ушей, записав в конспект одну единственную строку – фамилию, имя и отчество преподавателя. Слушать дальнейшие разглагольствования Альберта Марковича на тему важности информационной безопасности и конспектировать очевидное смысла не было. Дедуля заунывным голосом пересказывал вводную часть из составленной им методички, копии которых раздал нам после переклички. Я же буравил пристальным, изучающим взглядом затылок сидящей передо мной Лили-Амели и постукивал кончиком ручки по парте. Негромко, чтобы не привлекать внимания преподавателя. Но достаточно, чтобы капать на нервы Резкой. Которая всем видом демонстрировала обратное, но после звонка первой вылетела из аудитории.
На второй лекции я вновь прошел к парте за Лилей и с нескрываемым злорадством отметил, как передернуло девушку. Практически сразу она пересела поближе к ботаникам, выбрав прикрытое со спины место. Правда, это никак не повлияло на мои планы. Может, немного повысило сложность, как в компьютерной игре. Только я не собирался менять тактику. Даже больше – нацелился расшатать нервы Резкой по максимуму. Встал, взял рюкзак и очень недвусмысленно процедил сквозь зубы прикрывающему тылы «боссу уровня»:
– Пересел. Это мое место. – Глянул на скрипнувшую зубами девушку друга и расплылся в довольной улыбке, увидев освобожденную тощим задротом парту. – Продолжаем разговор, – обозначил, чем намерен заниматься следующие полтора часа. А затем, усевшись за спиной Лили-Амели, добавил язвительное: – Я никуда не тороплюсь, малыш.
Записал в тетради, как зовут преподавателя, и начал отстукивать кончиком ручки. С равными интервалами между ударами. Каждым обещая крайне веселый день, неделю, месяц – столько, сколько потребуется. Чтобы услышать ответы на все интересующие меня вопросы. И судя по тому, что я отчетливо слышал скрежет зубов двуличной блондинки, выбранная мной тактика оказалась намного действеннее, чем разговоры по душам. Зачем разговаривать и что-то вытягивать клещами, если можно молча постукивать по столешнице с наскальной живописью студентов и капать на нервы? Методично. Неизбежно. И продуктивно.
К перерыву Лилю-Амели уже заметно потряхивало. От злости, раздражения или ненависти – плевать. Шесть лекций сегодня, пять завтра и дальше похожая загруженность с одним исключением – пятницей. Где лишь четыре графы расписания красовались номерами аудиторий и названиями предметов.
– Перерыв, малыш, – произнес я с сожалением.
Поднялся из-за стола и вышел в коридор, чтобы Резкая сполна насладилась прелестью тишины и взвесила брошенную угрозу «убрать помеху». Помеху чему? Окучиванию Димона или все-таки мутным делишкам с Маем? Где первый вариант – часть прикрытия или вовсе ширма. При чем очень не хреновая. Девочка с периферии, которую батя Дымыча зовёт на семейный ужин – уже не кислый показатель. Можно смело сказать, что жизнь удалась. Остается лишь строить глазки и ждать, когда случится внезапная и естественно случайная беременность. Дальше Лев Андреевич заставит Дымыча жениться и пристроит куда-нибудь для галочки. Начнет двигать по служебной лестнице – с его прокурорским связями это проще простого. И Димон даже не подумает взбрыкнуть или сказать хоть слово поперек. Как с обучением на юридическом.
«Папа хочет, чтобы я пошел на юрфак», «Папа хочет продолжить династию», «Папа нашел мне репетитора»… И ни слова поперек, ни попытки заикнуться или отстоять свою мечту стать историком. Зачем пытаться чего-то добиться самому, если любая прихоть достанется и так? Не выпендриваешься и плывешь по воле отца – получаешь подарки. Поступление – поездка в Альпы, первая закрытая сессия – машина. Мотивация не бросать и продолжать плыть по течению. И Дымыч поплыл, что и взбесило меня до зубовного скрежета, и поразило. Стоило моему отцу передавить со своим «Я знаю, что будет лучше для тебя!», и я сбежал, а Димка нашел плюс в кромешной заднице рухнувшей мечты и придумал себе новую. Где он – успешный юрист. Идеальный вариант парня, чтобы любить, уважать и купить «любимый Димой кофе».
«Тачки, квартира, поездки по курортам и предсказуемость их появления. Вот что ты любишь, Лилечка»? – подумал я, возвращаясь в аудиторию. Подошёл к своей парте и хмыкнул появившемуся соседу. Решившему с места в карьер вписаться за Резкую.
– Ты бы подумал, кому капаешь на мозги, новенький, – оскалился парень, смотря на меня с вызовом. – Огребешь проблем, как пить дать.
Кивнул в сторону хлопнувшей себя по лбу Лили-Амели и завис, когда я сгреб свои вещи и пересел. Туда, куда по намеку защитника лучше было не садиться.
– Хитрый ход, малыш, – усмехнулся я, игнорируя донельзя взбешённый взгляд Резкой. Раскрыл тетрадь и с садизмом принялся постукивать ручкой по столешнице. – Правда, мы ещё не закончили.
Оставшуюся часть пары, как и третью целиком, я старательно накручивал Лилю-Амели стуком ручки и своим присутствием. То, что она дождалась звонка и зашла в аудиторию вместе с преподавателем, то, что попросила уступить ей место на первом ряду и села максимально далеко от меня, никак не повлияло на мои планы. Я в наглую поднялся, проигнорировав удивлённый взгляд и вопрос преподавателя. В наглую процедил очередному «боссу уровня», чье место он занял. И с ядовитой улыбкой опустился рядом с попытавшейся сбежать от меня Амели.