. Он взбалмудную милюсиськую фифичку Энни мерзлеял маленького зюрька
. Сея власайцем в борзках подсовывал твою часть вея
. Зодчасто заилкашен, митра вголоди, с хорошенькой кельмой в охватку и кремаслёным комбинеслоном который он особычно прохотливел, подобно Харуну Чайлдерику Еггеберту
любил он калигулить на примножностях всёсоту и углоту пока не взаперед он в неразбавном свете ликёра гдвойня гбыла рождена, его шароглавый шпырь иных дней подняться в неголотой кладке стоячил (дайгромне!), один вьюнодец небосъеба наиболей любоглазной высемли собашенно, строисходя от рядом с ничто и небескалируя гималы и всё, иерархитектокозаносчивый, с горящим кустом напучху своей погревышки и с ладрами струменщиков клитеряясь вверх и спотыдах из ведра клодырясь вниз.
Первых был он голить герб и имя: Вассалий Бухохолев из Исполингеборга
. Его курвальдический нашлемник, в изумрате с роголепиями, будоражащий, арджентный, вязёл, герольдщик же, ужасный, рогатый. Его мощитка отпопкина, со стрельцами натянутыми, гелиопная, вторых. Хучка дана мужепашцу рукоятя свою мотыгу. Хохохохо, Мистер Финн, да ты будешь Мистером Финнебаном! Придельник нутром
и, О, ты завинца?
! Воскресланья ж канун
и, ах, ты суксился
! Хахахаха, Мистер Фанн, да ты будешь офипенян снова!
Что же агентно говоря
вызвало ту козледию
в четвегром
этот муниципального греха бизнес? Наш кубодом
все также качается как уховидец на гром своих арафаток
, но мы слышим также сквозь последовательные года тот захускалый хорейш
некалифанных
мыслименеймыединых
что вычернят белокамень когда-либо опронесшийся с небес. Обопри нас поэтому в поисках нашей строгодности, О Вседержитель, в какое время мы встаем и когда прибегаем мы к зуборлашке и перед тем как грюхнуться на наш кожовик и в ночи и при угасе звезд!
Ибо кивнуть прореду лучше чем мигнуть отсвятствующему
. Ипуче же всякие шепути
типа того прохрестра глумясь междуином
джебеля
и цигипетсткого моря
. Корнотрав мой хрустбатый пусть решает
. Тогда мы и узнаем является ли празник лётницей
. У нее есть дар обозрения
и она всёходя ансарит
помощникам, дремадушка. Осторожно! Осторожно! Это могла полубыть осечка брикета, как говорят некоторые, или ж то молжно былоть в силу коляпсуса его назадных обещаний, как смотрят на то другие. (До сих пор рассохраняются тысяча и одна историй, по всей сказности, об одном и том же). Но низме?нно все же абе ел у ивви стрященных яблосней (а что с волхвальными
ужасами роллсранцев, лашин, автомыг, камнеторов, флюргонов, трамдрев, грузопанов, автокинетонов, гиппохобилей, флотульцев, турксичкек, мегалюшек, циркруг и раёных сурвов и базиликерк и аэропагод и домдёжа и весельчуши и пилера
в пальто и мекленбуркской
сучки прикусив его за ухо
и мерлинорских запрубков и его четредних старых порбегов, чем скучше тем лучше, его черные как бич тросчистки по двиголдцать за дюжину и нубибуськи
салазят по Дави?тсять-первой
улице и дырывжалюзи
вынюхивая на Ябедном Углу и пары и чаяния и шумохот тутошних римозяек его вилля, домочистов, духолуев, дурам и дурам нефоциант миром
, весь возбунт со всех воскреш, криш для мани и риф для тёмы батт
под своим мостом катит тоне) близ дуплездения Фил щутил до-бухьяла полн. Его гуллива качанствовала тяжелой, его коряйцы затряслись. (Там была стена конечно в эрекцессе). Бом. Он стрыкнулся с лазницы. Бам! он стал никцом. Бум! Мы стебаться, мастербаран когда челонах рженится на своей маршлютне это полный длиннец. Всему миру на посмотрище.
Поминки. Пейзаж предзнаменует ХЦЕ и АЛП
Шиза? Ничё себе! Макул, Макул, отчи вожжи ты отжил
? от напряжного жаждничного траутра? Всхлипы они делохали на Филлагана рождерскверных поминках, все хулисвятцы страны, распростершись в своем цепении и двенадцатично обильной плеторе рыдовоя. Были там сантехи и слыги и шерифы и цитрачи и рейдеры и китайшники
тоже. И все они преисполинились с крикней обшоутельсностью. Агог и магог и все кругольны?е вдрызг. На продолжение сего оторжествления до Ханихуниганского уничтожения. Некоторые в кинкинском хоркасе, большинство ж, причитая канкан. Презвомыча его и опульняя его. Он окоченел но он тверд является Приамом Олимом
! Бывало был он растойным рабоселым молодцем. Наточите его краеподушный лепень, подкуприньте его гробас! Вездючи на этой плутине услышишь люты?й собный грехот снова. С их глуболобыми шутколками и припыльными фиделиусами. Положили они его низолиц в постельдний путь. С губокалипсом финиски у его ног. И поклачкой гинезиса вышед головы. Чаегонные флюиды сушь лишь чебуха для бухарей, О!
Хурра, есть никого кроме мла?дного глефа ибо церый глобус колёсится на виду что тавтологически суть одно и то же. Ну что. Он существо так на камбале своей тушны? как переросший дитярик
, давайте крох поглянем, посмотрим, на Егона, ну что, сотри смотрицы осень здесь осень
, плитарелку. Хм! От Каплицинов до Бейливика иль от эштуна до бароклятвы иль от Скупибанки до Круглавы иль от подножия счета до орлиндского глаза он мирненько распролегся. И всепутьем (рог!) от фьорда к фьельду его бухтров габобои точно завопят его помеж скал (хуахуахуа!) в плытьплылплыве и поливвенной ночи, дедальной пещрянной ночи, ночи плюрабельчиков, ее порхлейта в хитрых хореях (О карина
! О карина!) будит его. С ее иссаванскими эссаванами
и скотоджэкмартинами вокруг всех им входиниц и выходомов. Размазывая бабочкины глазки
, взирая длань унылого дрязглого Глухлина
. Молитва пред Обжорьем. За все что нам, масли гречно овощей
