Время счастья

Разбудило её едва заметное движение воздуха на кухне и холод из приоткрывшейся форточки. Из-за двери выметнулась черненькая девочка с каким-то размытым от слез лицом. Это было видно даже в полутьме неосвещённой комнаты.

Вера Павловна, не вставая с кушетки распахнула по-матерински руки, и девочка кинулась к ней. – Иди ко мне, дочка!..

С этими словами она провела рукой по голове прижавшейся к ней девочки. Той вдруг захотелось потереться об эту руку и заплакать, но девочка сдержалась. А мама Вера, у которой никогда не было своих детей, ощутила, как под тонкими ребрышками девочки бешено колотится маленькое бездомное сердце. Обеим показалось, что обыкновенные слова им ещё не скоро понадобятся.

Наконец, женщина решилась что-то спросить, и приподняла успокоившуюся голову девочки. Та посмотрела на неё и не по-детски твёрдо сказала:

– Меня зовут Бороон, – такое теперь будет у неё имя, решила девочка, ведь прежнее имя всё равно никто не знал, и оно ей уже было не нужно.

– А меня: Вера Павловна, – тут же ответила Вера Павловна и немного отстранилась от девочки.

Бороон подумала: да, именно веры ей сейчас и не хватало… Но больше всего ей не хватало мамы, и она сказала:

– Можно я буду называть тебя «Мама Вера»?

Да, ей очень не хватало веры в себя, веры в то, что всё это с ней сейчас происходит на самом деле, и что это – не игра !.. А, если и игра, то какая-то отчаянно жестокая, где люди играли судьбами других людей. Игра, в которой можно было покрыться многолетней усталостью, а можно было сразу, безо всякого истощения чувств оказаться проигравшим, и, не познав весёлой силы надежды на выигрыш, сразу же оказаться вне игры.

Ей слишком рано суждено было осознать, что жизнь, в которой родители и дед оставили её одну на обиду другим людям, жизнь – это такая почти детская игра на выбывание…, в которой, если уже успел родиться, то ты в игре!

И тут она, маленькая, живая, настоящая, с чёрными грустными глазами, вдруг увидела, что старая женщина, которую она только что назвала Мамой Верой, беззвучно плачет.

Вера Павловна не прятала мочёные яблоки своих глаз. Она внезапно почувствовала, как обретает ту самую материнскую силу, о которой мечтала всю жизнь, ту силу, которая одна могла дать то самое напряжение чувств, которое к ней никак не приходило в её прежней покорной человеческой жизни. И почувствовала она эту силу по отношению к девочке, которая была рождена не из её крови, а из крови других совсем не известных ей людей.

Эта огромная материнская сила выдавливала из неё не только слёзы, но и какую-то безотчетно-радостную волну возбуждения и прибавляла силы. Она знала: – теперь всё будет хорошо. Совсем хорошо…

Наконец-то этот причудливый дом, может быть, именно в этот момент наполнялся истинным смыслом своего существования, утерянным за годы никчёмной жизни. Рядом все также текла жизнь, ничего не нарушалось – с такой же скоростью бежало время. И никто не собирался его торопить… Время счастья.

17

– Это страшно: спать с незнакомыми людьми. Ложиться к ним в постель страшно: вдруг тебя не полюбят, ты не понравишься, или, наоборот, полюбят. – Так, или примерно так, когда-то наивно думала маленькая девочка, которая хорошо училась в школе и хотела её закончить с медалью. Но в школе её окружали подростки, едва осилившие половое созревание и думавшие почему-то об ином.

Ей пришлось пройти эти курсы с другими. Курсы первой любви, хождения в кино, чтобы можно было держаться за руки, целоваться в подъездах… Расставания, конечно, тоже пришлось пережить. И разные душевные травмы, а еще соперниц, изменения прически и отношения к учебе…

Повзрослев, и не выйдя слишком рано замуж, она уже думала, что только в постели с нелюбимым можешь почувствовать особенно явно собственное одиночество. – Ну как это так: смотреть на парня, который лежит рядом и пытаться думать, что ты не одинока, и, что из этого что-то может получиться…

Ей не нравилось лето – оно замедляло время и вызывало душную усталость. Мысли текли, как варенье из банки, вяло и по-детски приторно. Она с нетерпением всегда ждала осень. Зимой замерзала и ждала весну.

Городок, из которого она когда-то приехала в Москву учиться и искать человека для себя, остался далёкой точкой на карте. И, если эту точку на карте как следует расковырять ногтем, то там непременно окажутся отсидевшие мужчины, рано поседевшие женщины, загубленные дети и грубо одомашненные звери, временами похожие на собак и кошек. И заборы с неумелыми граффити. В таких городах нет губернской размеренности и патриархальности, но есть уездное "все друг друга знают" и «что, тебе больше всех надо?».

Там издревле существовали местные «употребляющие», которые с раннего утра таращили свои вчерашние глаза в сторону магазинов. А в квартире у мамы-учительницы стояли стеллажи, ломящиеся от всяких литератур, с помощью которых приходившие к ней городские интеллигенты могли заниматься обычным душевным онанизмом. И разговор всегда шёл о судьбах России, её будущем и прошлом. Поэтому пили только водку. При этом с кухни пахло необыкновенно вкусными блинами с чем-то всяким. Отец обычно молчал и посматривал на часы. Это был верный признак того, что в доме стояло предательство, и они обе, мать и дочь, дышали тяжёлыми испарениями этого предательства. Поэтому Москва была неизбежна… Ну и фиг!

Дальше ногтем ковырять не следовало, ибо можно было этот ноготь сломать, или расковырять такое, что потом больше не захочется почувствовать в своей жизни никакую идею, связанную с нравственностью…

… Родители своевременно присылали деньги во время её учёбы в одном из московских Универов, хотя и развелись сразу после её отъезда. Светлана была молодая, азартная, легкая, в самом начале жизни, без жизненного опыта, который обычно сводится к обидам и предательствам. Первое время она летала, почти задевая крыльями потолок комнатки в общаге от счастья свободы… Летала и чуть не залетела. Обошлось. Влюбилась в преподавателя, но быстро поняла, что она – офигевшая собственница. Ненавидела всех его бывших. Когда представляла, что они с ним трахались, то мысленно отрубала им ноги, вырывала кишки, и вешала то, что получалось, на люстру… Преподаватель зачем-то научил её водить машину, и даже заставил получить водительские права. Может быть, из-за того, что сам не слишком уверенно ездил на своей девятке, и однажды даже чуть не разбился. Но та самая люстра начала сильно раскачиваться, и, в конце концов, упала.

Пока училась водить машину, изменила преподавателю с инструктором по вождению. Поехали к нему сразу после того, как Света заявила, что «истинная помеха справа» – это он сам.

Спустя год у неё «случился» крутой, но слишком романтичный парень со старшего курса. Первый анальный секс он предложил ей известной фразой: «вилкой в глаз или в жопу раз?». Было больно и неинтересно.

А её сокурсники, в основном, были до отвращения инфантильны, и даже не пытались разобраться в своей крошечной взрослой, но уже какой-то онемело-испуганной жизни. Словно были награждены вечным детством за примерное поведение в школе и дома.

Их тянуло к Светлане, которая уже давно не была девочкой, но её длинные ноги и почти детское личико заставляли их смущаться и всячески глупеть рядом с ней.

Ощутив её природную красоту и теплоту искренности в отношениях, один из них даже захотел немедленно жениться – закрепить за собой эту красоту, эту теплоту. Он встречал её каждый день у общежития и подвозил до Универа на машине, подаренной родителями. И она решила попробовать. Видимо, надоело толкаться в метро среди серых мокрых пальто.

Но в первую же их ночь он заплакал. Она сказала ему: – Ты же знаешь, что женщину необходимо зажечь. А у тебя не хватает… спичек. Она быстро уснула от переживаний и обиды, что её раскалённая плоть оказалась бесполезной. Почему-то приснилось, будто он признался, что раньше был девушкой. Проснулась от дикого смеха. Потом как-то грустно стало. Пощупала там. Всё было в порядке. Только тогда успокоилась, зачем-то потолкала его своей попой и уснула.

Утром он угрюмо приготовил ей завтрак из яиц и овощей. Про себя она успела усмехнуться: этому «овощу» явно нужно определиться со своими «яйцами».

Пока он готовил, решила немного рассмешить его на детском уровне. Рассказала, что любая женщина может совершать чудеса. И, по крайней мере, 4 настоящих чуда ей подвластны: женщина может стать влажной, не намокая; кровоточить, не поранившись; давать молоко, не поев травы и затрахать, не раздеваясь.

Он слушал как ребёнок, открыв рот и по-детски рассмеялся, а она подошла к зеркалу и поняла, что отразившаяся в нём девушка никак не подходит этому приготовителю яичниц. И уехала от него на метро.

Надо было прекращать всю эту чушь, все эти слюни в сахаре. Она даже попыталась немного разобраться в себе и немного «пофилософствовать». Любила она это дело. Поэтому записала в своём дневнике: у женщин бывает три вида «запуталась»: 1. Запуталась в мужчинах, 2. Запуталась в себе, 3. Непонятно всё. Судя по опыту подружек, у 90% процентов женщин это и первое, и второе одновременно. У оставшихся 10% – глобальный апокалипсис.

И это был её случай.

Постояв под ледяным душем и приведя себя в порядок, решила, что никогда больше не будет просыпаться с чувством отвращения. Вот!

Ну, теперь Светлана Николаевна снова способна жить дальше свою прекрасную и интересную жизнь.

Света захотела стать женщиной по-настоящему. Прямо такой вот женской женщиной. Не блядью и не женщиной-вамп. А умной и расчётливой. Соблазнительной и самостоятельной. А когда же ещё становиться женщиной, если не в двадцать с небольшим?.. Или нет?.. Вспомнила, как одна подруга говорила ей: – Ну, всё! 25 лет – жизнь кончилась, можно выходить замуж…

Сразу после окончания Универа, по протекции своей лучшей университетской подруги Валентины, Светлана устроилась в перспективную фирму под названием «Сервис-тур» менеджером. Образование позволяло правильно оформлять договора и ваучеры. Самое интересное оказалось в том, что сама Валентина работала примерно в такой же фирме. Только та называлась наоборот «Тур-сервис». Она начала работать там ещё во время учёбы. Почему турфирма?.. А просто очень хотелось на жаркие берега тёплых морей. К совсем другим мужчинам. Для начала. А там посмотрим…

Но её шеф, Аркадий Васильевич, определил Свету как нового сотрудника на офисную работу, без выезда за рубеж. Пусть мол себя проявит, наберётся опыта… А там – посмотрим.

В коллективе из 25 человек сразу заметили её исполнительность и желание работать. Но Свете очень хотелось в Испанию. В Коста дель Соль или на Тенерифе. Загоревшие и довольные сотрудники, которые вели это направление, раздражали своим знанием испанского и размером командировочных в валюте. У неё же был неплохой английский, необходимый для других не слишком «тёплых» направлений и оклад стажёра… И, вообще, сколько ещё он собирается держать меня в московском офисе? Правда, в этот офис иногда заглядывали холёные и хорошо одетые мужчины заказать тот или иной тур. Но, почти всегда место возле них уже было «крепко занято». В том смысле, что мужчины эти заходили в офис в сопровождении своих женщин. Или явных жён, или молоденьких, невыспавшихся подружек. Да и флиртовать с клиентами было категорически запрещено под угрозой немедленного увольнения и последующего «волчьего билета».

Но больше всех других Свету заинтересовал Виталий Андреевич. Такой же уверенный в себе, как и её шеф, Аркадий Васильевич, он изредка приезжал на своем Лендровере и проходил прямо в кабинет шефа. Высокий, интересный. Там они закрывались ненадолго, решая какие-то свои вопросы. Оказалось, что «высокий и интересный» – старый друг и партнёр Аркадия Васильевича, который как раз руководит той самой фирмой с названием наоборот «Тур-Сервис», в которой работала её подруга Валентина. Молодые сотрудницы подмигнули, когда увидели, как она смотрит на Виталия Андреевича: «не женат, злостный холостяк…»

– Ну всё, мне пора! Пора действовать. Пора быть женщиной, – решила одним морозным утром Светлана, когда снег под ногами хрустел не хуже пляжного песка, а по календарю был конец ноября. А до лета ещё… о-ох, как далеко!

18

Она уже знала, что шеф, Аркадий Васильевич, серьёзный мужчина 35-37-ти лет, всё ещё не был женат, и придерживается мудрого правила не заводить служебные романы на работе. Хотя и было видно, что он её «заметил». А как можно было не заметить эти стройные ноги в короткой юбочке и это доверчивое личико с широко открытыми глазами. Тем более, что всё это великолепие почему-то стало попадаться ему на глаза всё чаще. Другие девчонки из отдела оформления договоров и виз останавливали Свету. Говорили: не ты первая пытаешься – бесполезно, не трать время!

Но её было уже не остановить: теплые моря шумели волнами прибоя в её маленьких ушках, а ветер трепал волосы на голове, как на рекламных плакатах, которыми был обклеен весь их офис.

Погода гнала Свету прочь из съемной квартирки на окраине Москвы, на воздух, куда-нибудь к берегу моря… Жаль, что форточку нельзя открывать в такой мороз. Так, а почему, собственно, нельзя?.. Вот!

На следующий день она заболела. Перед этим успела съездить во французский визовый центр, привезя оттуда кучу загранпаспортов со свежими визами для очередной группы туристов. Паспорта были нужны срочно. Группа вылетала на следующий день, а Света при всём желании уже не могла привезти их в офис.

Спасать ситуацию пришлось лично Аркадию Васильевичу.

– Диктуй адрес, – сказал ей шеф по телефону, – сейчас приеду.

Был уже вечер, и температура у неё успела подскочить выше 38 градусов, но Света подготовилась и была в своём лучшем «активном раскрасе».

Конечно, он торопился. Но выпить чаю с дороги согласился тем более, что чай «лечебный». Что уж там она добавила в него – неизвестно. Паспорта были приготовлены и лежали на столе. В полутёмной комнате зажжённые перед его приходом индийские свечи создавали нужный аромат. Аркадий Васильевич уже собирался уходить, но, посмотрев девушке в глаза, сказал:

– Света, вы не возражаете, если мы однажды встретимся по-другому, так сказать?

– Так мы уже встретились… – и Светлана распахнула халатик, под которым ничего не было. Аркаша поплыл куда ветер дует и волны несут. Обычно он проявлял легкомыслие только в постели, да и то не всегда…

Следующие несколько дней Аркадий Васильевич общался со Светой так, словно у них ничего не было. А через неделю, будто вспомнил, подошёл, обнял сзади и осторожно поцеловал в шею. Свету передёрнуло.

– Что-то не так?

– Да, всё не так! – сказала Светлана, изобразив женскую обиду. – Ты фальшив во всём, даже в хороших манерах.

– Ну, тогда Светлана нам стоит забыть о том, что случилось.

– А что случилось? Ничего не было…

Горячий душ разгладил озябшую кожу, но не избавил от неприятных ощущений. Воспоминания воздушными пузырьками всплыли откуда-то из потаённых глубин, противно щекоча позвоночник: «Старикашка, без сомнения, рад был бы воспользоваться своими «полными мочиями», да, видимо, совсем уже ни на что не годился. Хорошо, что обошлось лишь тошнотворным тисканьем на его кожаном диване. Бр-р!..»

В такие моменты Света обычно нажимала кнопку «стоп» и начинала философствовать: «Не знаю, кто именно создал человека. Все называют его Творцом, Создателем, но это слишком абстрактно. А мне бы хотелось увидеть его в жизни и заглянуть в лицо. Ибо всегда подозревала, что в великий момент создания человека, особенно, когда Он занимался конструированием мозга, Его что-то отвлекло. Или Он что-то перепутал. Или недоделал. Или, наоборот, перестарался… Как бы там ни было, а с мозгами у человека постоянно возникают серьёзные проблемы. Отсюда и непоследовательность наших поступков…»

Вспомнился наивный сюжетик из школьной жизни. В разгар выпускного три девчонки торжественно поклялись друг другу и себе на будущее: «Если ложиться и «давать», так только за деньги!» Светлана поморщилась: глупо, конечно, но, по крайней мере, честно. И у самой всё шло, как по задуманному, пока шеф не подкатил: «Светочка! Вы наша единственная надежда! Кроме вас никто не справится!» А потом, когда никого рядом не было, зажал её в коридоре и сказал:

– Ты же у нас девушка интеллигентная, душевно тонкая, и даже, на свою беду, не идиотка.

А она и уши развесила! До последнего верила в обещанный чудесный отпуск в Испании. А вместо этого отправилась прямо в трясущиеся ручонки какого-то всемогущего папика.

– Так надо! – Сказал ей Аркаша.

Решительно растёрлась полотенцем. Зеркало в полный рост тут же передразнило. Не привыкшая долго дуться, тем более на себя, Света увидела свежие глаза на ненакрашенном ещё лице. И успокоилась.

Уверенно взяла зазвонивший мобильник.

– Привет! Проснулась?

– Давным-давно. Даже приняла душ и стою тут вся голая!

Но подразнить Аркашу как следует не удалось:

– Как вчера прошло?

Безоблачное утро – не повод сгущать тучи над головой, поэтому дурачилась:

– За-ме-ча-тель-но! – Нет, я серьёзно! Лучше не бывает!

Некоторое время на том конце накапливалось молчание. Видимо, шеф подбирал подходящие слова:

– Сильно выпендривался?

– Да нет… – Света оценила заговорщицкое доверие. – Был тих, аки агнец.

– И договор подписал и денег дал?

Тон принял деловую окраску:

– Ровно столько, сколько требуется внести в качестве аванса за год вперёд.

Оба знали, что в договоре проставлена одна сумма, и совсем другая, в несколько раз больше, должна была быть выплачена наличными. В 2000-х почти все так делали, пытаясь уходить от первых настойчивых потуг налоговых органов контролировать по-настоящему все денежные операции в стране. Аркаша расслабился:

– Классно сработала! – «Ещё бы!» – похвалила она себя и ждала: вот, сейчас объявит о назначении её начальником отдела и поездке в представительство их фирмы в Малаге!

– Я переживал… Он тебя не… обижал?

Надежды рухнули, как когда-то это сделала берлинская стена. У Светы осталось огромное желание отвести хоть душу:

– Ты дурак?

Угрюмое сопение шефа-любовника-сутенёра на том конце провода моментально отбило желание шутить: «А то не знал, на что посылал, шут гороховый!»

– Приставал, конечно! Но самую малость! Я его ловко отшила!

– Молодец, девочка, – выдохнула трубка облегчённо. – Через час будь готова. Пора ехать документы оформлять.

Усмешка тронула губы: «Его определённо следовало обожать, пока окончательно не выстарился!» Светка принялась натягивать кружевное бельё. Слабость к качеству каждой вещи выдавала в ней стремление к достойной жизни вообще. Кстати, неизменные застёжки спереди тоже ни разу её не подводили. Решив убедиться, что появившееся солнце и резкое потепление за окном не отменило необходимости надёжно упаковывать своё тело, отправилась к термометру за стеклом. Нет! Что ты! Мороз только крепчал. «В такую погоду хороший хозяин… Стоп! А вон и баба Люба тащится…

19

К мусорным бакам, в интересного покроя шубе с разноцветными вставками, в вязаном «петухе» и стоптанных мужских полуботинках барской походкой подруливала местная бомжиха.

О бабе Любе можно было сочинять легенды, песни и фильмы. Жила в подвале дома напротив. Все соседи у неё были по традиции мерзавцами, ворами и тайными отравителями. Баба Люба, конечно, человек принципиальный, и если что-то ей не нравилось в мироздании, она объясняла это выражениями, достойными словаря русского специального языка, да и то лучше в обратном переводе с английского. Причём тексты были всегда нетривиальные и, поэтому, запоминались… А не нравилось ей почти всё.

Свету она знала и не одобряла в ней то, что та живет на седьмом этаже и выбрасывает слишком мало бытового мусора.

Света припала лбом к холодному стеклу: с невозмутимостью, достойной разве что коронованных особ, баба Люба успела тщательно обследовать содержимое мусорных баков. Черезчур низко наклонившись над одним из них, ушла с головой в его космическую бездну. «Вот балда! А как обратно?» Захватив косметичку и плед, Светлана расположилась на табурете у окна, ловко манипулируя у лица кисточками, щипчиками и щёточками. А внизу в ящике не менее шустро действовала баба Люба. Время поджимало одну, а мороз заставлял шевелиться другую. Но целеустремлённости им обеим было не занимать.

Изредка Света кидала взгляд посмотреть, как там дела. «У-у-у, работяга!» – ирония слегка тонировала горький привкус, оставшийся после вчерашнего «праздника». В очередной раз заметила свору бездомных собак. Их внимание привлекли тканевые сумки, аккуратно поджидавшие хозяйку в стороне. Голод – не тётка! Одновременно штук восемь пастей рванули ветхую материю на себя. «Вот так! Допрыгалась!» Светка почему-то стала переживать за Бабу Любу, наверное, как представитель одного с ней вида существ против другого.

– Не на ту нарвались! Вмиг прекратив разглядывать солнце сквозь телескопы разнокалиберных бутылок, командирша окрестных помоек пошла в наступление. Вместе с интересными утверждениями о несправедливости мироздания в цель полетело всё подряд из мусорного ящика. А когда осознала, что крепким словцом этих тварей не проймёшь, решила карабкаться на волю. Она тяжело подпрыгнула и повисла, балансируя, как акробат под куполом цирка, на остром краю ящика. Ещё чуть-чуть – и свободна. И тогда держись! «Лезь, давай! Хоть бы помог кто!..»

О, чудо! Мольбы неожиданно оказались услышаны. К подъезду лихо подлетел на новеньком «Мерседесе» Аркадий, круто развернулся и громко засигналил. Свора кинулась врассыпную. А баба Люба, как переспевшая груша, шмякнулась меж контейнеров и шустро ворочая тазом, по-пластунски двинула к авоськам.

Спустя несколько минут, закутав голову мохеровым шарфом, Светка подбежала к машине.

– Поздравляю! – Запыхалась она с мороза. – Вы только что совершили добрый поступок.

Шеф принял намёк по-своему:

– Подумаешь! Не дал красивой женщине замёрзнуть по пути на работу. Отработаешь! – Садись быстрей, мне потом ещё в «налоговую» ехать. И резко рванул машину с места.

«Ну, вот! Опять мне отрабатывать! Сам попробовал бы!» – огрызнулась про себя то ли подруга, то ли менеджер, то ли вообще непонятно кто, и отвернулась к окну.

Обида не позволяла ей думать с быстротой речи. Трудно, всё-таки, с первого раза стать настоящей женщиной! Поэтому решение не выработалось моментально. А баба Люба, оправившись от потрясений, уже деловито распихивала по сумкам «добычу». Заметив, что кто-то интересуется ею из авто, подхватила с земли осколок бутылки и запустила вслед. «Дура!» – непонятно, то ли в свой, то ли в её адрес Света вынесла окончательный приговор.