Я (не) согласна

Глава 1. Пролог

– В монастырь, – негромко произнес отец.

Я застыла в кресле: допрыгалась.

– Кирьян! – умоляюще воскликнула мама. – Это невозможно! Это убьет Стефанию!

– В монастырь, в пансионат Пресветлой Матери, – ровно повторяет отец. – Это не обсуждается. Можете собирать сундуки.

Мы с мамой еле слышно выдохнули. Ну, это ещё ничего. Это не навсегда. Я уж боялась, что меня в монахини постригут. Где я и где монахини? Да и выбраться из монастыря сложно: они обычно строятся в каких-нибудь пустошах или на горных вершинах. Попробуй, сбеги оттуда. А тут всего лишь пансион. Неприятно, конечно. Но это не навсегда. Может, оно и к лучшему. Если меня отошлют из столицы, то рано или поздно скандал уляжется, и все забудут этот… конфуз.

Ох, ну ладно. Попалась я совершенно глупо. Кто же знал, что лорд Стерлинг-старший – завсегдатай борделя? Да кому вообще могло в голову прийти, что он разглядит среди прислуги "новенького"? Я в доме утех госпожи Розалии три месяца подрабатывала, и никто ни разу не обратил внимания на худого горбатого мальчишку. А этому подавай с изюминкой! Одно радовало – меня просто в пансионат сошлют, а его такой скандал в семье ждал – нескоро сплетники угомонятся.

В комнате стало ощутимо холодно, я поёжилась. Оказывается, всё это время отец не спускал с меня глаз. Наверное, предполагалось, что я склонюсь перед ним и хотя бы попрошу прощения, а я даже не сразу заметила. А что я сделаю, если я совсем не оборотень? Я ж девочка, хотя порой и сама в этом сомневаюсь. Была бы мальчиком – другой разговор. Мальчики всегда зверя отца наследуют. У меня же от папеньки только наглость. Я опустила голову, чтобы хоть как-то сделать вид, что расстроилась. Жаль, слёз выдавить не получилось, а без слёз – какое раскаяние?

Отец мной недоволен, это понятно. Пансионат – это хороший способ укрыться от его гнева. Да и вообще – новый опыт.

Мама опять плачет – она, наверное, думает, что отец позорит меня своим решением. С её точки зрения так и есть. Она ведь принцесса, дочь короля. Я, выходит, тоже принцесса. А теперь мне придется ехать в монастырь Пресветлой Матери и жить там среди сироток и дочерей простолюдинов. Мне нравится эта мысль всё больше и больше. Про высший свет я писала, про бордель – писала. Теперь будут заметки о пансионате и сиротских судьбах. Думаю, это интересно!

Отец жестом отсылает меня прочь, я почтительно приседаю в реверансе и покидаю гостиную. Мама остаётся – будет умолять и плакать. Она такая – привыкла, чтобы всё было, как она хочет. Совершенно не понимаю, для чего они с отцом вообще поженились. Ни любви, ни какой-то теплоты в их отношениях нет. За отца мне обидно. Он заслуживает чего-то большего, нежели капризную и плаксивую жену, которая не упускает случая напомнить о своём происхождении. Мне иногда хочется ей рассказать, что люди из низших слоев общества ничем не отличаются от принцев и принцесс. У них даже кровь такого же цвета. Но, боюсь, за такие слова можно и пощёчину схлопотать.

Я с трудом вытащила из-под кровати дорожный сундук, маленький и невысокий. Если я правильно понимаю, в пансионате будет не до нарядов и драгоценностей. И особых удобств ждать не стоит. Поэтому самое главное – это тёплые шерстяные чулки, войлочные полусапожки, утеплённые панталоны, нижние рубашки и шали. И конечно среди белья увесистыми стопками ложатся шесть толстых тетрадей в кожаных обложках. Мои записки.

Платьев, подумав, взяла только два и самых простых: коричневое шерстяное в клетку и синее с кружевным воротником.

Вот и всё, прощай, дворец, прощай, моя любимая комнатка. Я была здесь счастлива.

Горничная принесла ужин – ясненько, мой арест ещё в силе. В столовую меня не зовут. Не больно-то и хотелось. Куда приятнее забраться с тарелкой в кровать, зажечь под пологом маг-светильник и уткнуться в новый роман. Книга невероятно увлекательна: про леди-ловчую, которая расследует очередное преступление в столице. Подождите, леди Маргарет проникает в королевский дворец в форме горничной? Автор что, был пьян? Он вообще представляет систему безопасности? Да у нас все горничные со специальными браслетами! И снять их может только наш, дворцовый маг! Нет, учитывая характер леди-ловчей, она могла этого мага соблазнить и украсть или выпросить у него браслет… И книга стала бы только интереснее… Но на минуточку нашему магу почти девяносто. Похихикав над нестыковками, я принялась читать дальше, но увы – глаз постоянно цеплялся за глупости. Лже-горничная заигрывает с гвардейцем? Серьёзно? Уволят обоих. Сразу. Проникает в библиотеку? Да ладно! Заходит незамеченной в кабинет главы службы безопасности? Это к папочке Кирьяну что ли? Е-рун-да! Захлопнула книгу в гневе. Нет, напишут же!

Дура эта ваша леди Маргарет! Надо было переодеваться в гвардейца. Мужчине легче затеряться во дворце, да и магический жетон легко снимается через голову. Нет, я бы написала гораздо лучше! И напишу когда-нибудь! Жаль, на ближайшие четыре года я буду заперта в четырёх стенах! Но мечтать-то мне никто не запретит, правда?

В дверь постучались, и я быстро вскочила с кровати, спрятала книгу под подушку и поставила пустую тарелку на столик. Вовремя! В комнату вошла её высочество матушка в сопровождении нашего лекаря, господина Цверга.

– Господин лекарь проведёт твой осмотр, Стефания, – так ласково сказала матушка, что я поняла – не к добру.

– Благодарю, я чувствую себя совершенно здоровой, – холодно ответила я.

– Тебя вчера привезли из борделя, – напомнила мать. – Ты ведь помнишь о своём супруге?

– Наречённом супруге, прошу заметить! – вспыхнула я.

– Это неважно, – отмахнулась её высочество. – Супруг уже никуда не денется… Если ты нас не опозоришь.

– Мама! – я в возмущении прижала ладони к пылающим щекам. – Мне четырнадцать! Что ты такое говоришь!

– Я ничего не говорю, но лекарь тебя осмотрит.

– Ни за что!

– Я не спрашивала твоего согласия. Господин Цверг, прошу.

– Я проведу осмотр наедине, – строго сказал лекарь, вызывая у меня смутную благодарность. – Выйдите, ваше высочество.

– И не подумаю, – отрезала мама, скрестив руки на груди. – Приступайте.

Лекарь – невысокий пожилой мужчина с белыми пушистыми волосами – покачав головой, подошёл ко мне и положил ладонь на плечо.

– Не волнуйтесь, леди, – тихо сказал он. – Интимный осмотр не требуется. Я же маг.

Молча, пылая ненавистью, я вытерпела унизительную процедуру. И в самом деле, ничего страшного: лекарь просто поводил руками вокруг меня – но сам факт, что мои слова подвергли сомнению!

– Миледи, без всякого сомнения, невинна! – заявил господин Цверг.

Мать коротко кивнула головой и молча удалилась, даже не потрудившись извиниться.

Господин Цверг по-доброму улыбнулся мне:

– Я знаю тебя с того момента, когда принял тебя в родах, Стефа. Ты чистая и умная девочка, хоть и взбалмошная. Ты ведь понимаешь, что без тщательного осмотра невозможно определить, девица ты или нет? Но мы никому про это не расскажем. Это будет наш маленький секрет. Удачи тебе, Стефа. Я верю в тебя!

– Спасибо.

Поддержка лекаря дала мне сил. Даже плакать перехотелось. Зато теперь меня оставят в покое, я надеюсь. Матушка уж точно не придёт, опасаясь моих криков.

Немного подождав, я вытащила из глубин шкафа мужской костюм: рубашку, бриджи, куртку. Выглядит всё потрепанным, но ткань хорошая и сидит прилично. Сама перешивала. Где нужно – вата подложена: в плечах и ниже пояса. В чулках несколько слоёв пряжи, чтобы лодыжки казались мускулистыми, а не девичьими. Быстро переоделась, волосы в специальный карман на спине спрятала, достала кошель и открыла окно, но вылезти не успела.

– Далеко собрался, сынок? – поинтересовался отец, заглянувший ко мне.

Проглотив все ругательные слова, вертящиеся на языке, я спрыгнула с подоконника и опустила голову. Вот теперь отец и ремень вправе достать. Это было самое настоящее фиаско.

Глава 2. Одиночество

Пейзажи Галлии скучны и однообразны. Ёлки, кусты, кусты, поля, ёлки. Постоялые дворы похожи один на другой: спасибо давно усопшему Иерониму II, который очень любил всё стандартизировать. Король-зануда – вот как я его называла. Он выпустил невероятное множество декретов и стандартов, которые загоняли в рамки всё на свете: и дома, и лавки, и размер окон в карете, и высоту каблуков, и бес знает что ещё. Даже улицы городов имели строго регламентированную ширину: чтобы могли разъехаться две телеги. А ширина телеги должна быть не больше, чем два лошадиных крупа – в телегу более двух животных не запрягали. Так и получается, что столичные улицы до сих пор строят, ориентируясь на ширину задницы давно подохшей лошади.

– Выпрямись, Стефания, – одёрнула меня мать.

У меня задёргался глаз. Какого беса, матушка? Мы едем без остановок почти шесть часов! У меня всё тело будто иголками покалывает! Почему я не могу сесть, как мне удобно? Тем не менее, приходится держать спину прямо – спорить с её высочеством не каждый сможет. А если сейчас начать пререкаться – до самого монастыря мне будут читать морали. А хуже этой поездки может быть только поездка под непрерывный маменькин бубнёж. Поэтому бес с ней, с моей пятой точкой. Голова важнее.

Глаза сами собой закрывались, но расслабиться я боялась. Вдруг во сне не так сяду или слюну пущу? Маменька меня тогда совсем изведёт. А между тем, поспать бы не помешало – ночь выдалась бурная.

Вопреки моим страхам отец не стал ругаться, а напротив, вызвался сопроводить меня по моим архиважным делам. Отец вообще порой ведёт себя очень странно.

– Я понимаю, что тебе нужно попрощаться с подельниками, Стефа, – сказал он. – Но я бы на твоём месте положил деньги в банк, а не отдавал в сомнительные руки.

– Как ты себе это представляешь? – удивилась я. – У меня документов нет. А в банке непременно удостоверение личности спросят. А мне, на минуточку, четырнадцать. Я до двадцати не имею права открывать счет.

– Ты меня удивляешь, – вздыхает отец. – Неужели ты не удосужилась купить липовые документы? Так нельзя, Стефа.

Я пытаюсь понять, серьёзно ли он говорит, или смеётся надо мной.

– Много у тебя накопилось?

– Двести тридцать двойных империалов, – я не хвастаю, нет, но лицо у отца вытягивается.

– Ты банк что ли ограбила? На эти деньги можно дом с садом купить!

Я скромно опускаю глаза.

– Заработала.

– В доме утех?

– В том числе.

– И каким образом, можно спросить? – к чести отца, на его лице лишь любопытство.

А матушка бы уже в обморок упала.

– Уборка. Обслуживание номеров. Подготовка листовок.

– А! – светлеет лицо отца. – Так это твои стишки!

И он продекламировал с выражением:

– В мраке ночи красным светом фонари сверкают,

Дом веселья одиноким двери открывает.

Всех, кто жаждет серых будней позабыть досаду,

Завлечёт в свои чертоги радости-отрады.

– Мои, – признаюсь я. – Не шедевр, но заплатили неплохо.

– Но не двести же империалов!

– Пап, ну давай ты не будешь мне финансовую ревизию устраивать! – взмолилась я. – Уверяю, я за любую монетку могу отчитаться! И лекарь меня уже осматривал!

– Ты меня удивляешь, Стефа, – фыркнул лорд Браенг. – Ты в борделе три месяца работала. Неужели не увидела, что там женщине не обязательно даже раздеваться, чтобы заработать?

– Па-а-ап! – простонала я. – Давай закроем эту тему! Я же не могу с тобой об этом разговаривать!

– Смотреть, значит, могла, – неожиданно жёстко ответил отец. – А разговаривать мы стесняемся. Ладно, закрыли тему. Пошли положим твои деньги в банк.

– Какой банк, закрыто всё! Ночь!

– Центральный банк, Стефания. Круглосуточный.

– А у нас есть круглосуточные банки? – с удивлением спросила я, едва успевая за его широкими шагами.

– Для главы королевской службы безопасности – есть. Стефа! Ты как ходишь? Что ты семенишь? Расправь плечи, подбородок вверх. Шагай широко. Если уж берёшься изображать парня, делай это с умом! И бёдрами не раскачивай! Если ты так в борделе ходила, неудивительно, что лорд Стерлинг клюнул!

Словом, прогулка с отцом прошла весело и познавательно.

Гораздо интереснее, чем поездка с матерью и её камеристкой в одной карете. Но, как говорит мой друг Ларри, "попался ловчим – притворись мёртвым". Вот я старательно и притворялась хорошей девочкой. В конце концов, официальная версия гласит, что в борделе я была только однажды, и только среди кухонных работников.

Путешествие было мучительным. Если бы только мама позволила хоть разок пройтись пешком! Но нет, это совершенно недопустимо: леди ездят в карете и точка. На своих ногах только оборотни передвигаются, да и то оборачиваться нынче считалось в столице дурным тоном. Мы ж, оказывается, не звери. Мы ж люди. Вот только бордели у нас в полнолуния переполнены.

Если отец расстраивался, что я нисколько не оборотень, то маму печалило, что и маг я так себе. Обычно бывает: сильный зверь – мало магии. Много магии – слабый зверь. У моей кузины Виктории, которая, к слову, не кузина, а племянница, хоть и старше меня на пару лет, огненный дар ого-го какой, а переворачиваться она может только в полнолуние. А мне и здесь не повезло. Ну и ладно, не больно-то мне нужна эта магия. У меня есть мозги, а это гораздо ценнее.

Рано или поздно всё плохое заканчивается, и вот мы уже трясёмся на неровной горной дороге, а впереди – мрачный замок с подъёмным механизмом ворот. Что-то мне подсказывает, что оборотню здесь развернуться негде – наверное, стена в три человеческих роста. Это не пансионат, господа, это самая настоящая тюрьма. И бежать уже поздно.

Карета с грохотом въезжает во двор по подъёмному мосту. Копыта лошадей звонко цокают по оббитым железом доскам. Я читала историю замка Святой Елизаветы. Здесь каких-то восемьдесят лет назад окончила свою жизнь невеста мятежного принца Доминиана. Окончила, признаться, славно и куда более весело, чем жила до этого – возглавив ополчение во время войны с Франкией. Именно монашки вышли на последний бой, защищая детей со всего Предгорья, которые укрылись здесь, в замке. Вышли с вилами, лопатами, рубелями – из оружия в монастыре были лишь топоры для колки дров. И франкийцы отступили было, склонившись перед их мужеством… но командир приказал убивать всех. Тогда еще не святая, а просто безумная Елизавета, довольно сильный маг огня, видя, что солдаты колеблются, спалила командира к бесу, разумеется, погибнув сама. Маг, употребивший свою силу для убийства, погибает мучительной смертью. Франкийцы ушли. Дети остались живы. Елизавету причислили к лику святых. В замке открыли сначала детский приют, затем, когда сирот больше не осталось, – пансионат для девушек.

Интересно, государство оказывает достаточно финансовой помощи этому заведению? Или, как в моих любимых романах, здесь по утрам вода для умывания покрывается ледяной корочкой, а кормят воспитанниц исключительно пшёнкой на воде?

– Леди Стефания?

А? Что? Да, выхожу. Просто ноги затекли и задница… пардон, нижняя часть спины онемела.

Почётный конвой остаётся снаружи, а наша маленькая процессия с её высочеством во главе следует в замок за послушницей в черном балахоне.

Внутри неожиданно уютно. Стены обшиты теплыми дубовыми панелями, на полу ковер, везде горят маг-светильники. Настоятельница в белой кике встречает нас с мягкой улыбкой.

– Приветствую вас в моём монастыре, госпожа Бригитта, госпожа Стефания!

А ловко она обозначила правила! Не ваше высочество, а просто «госпожа». Действительно, монастыри – такое место, где все равны. Впрочем, некоторые всё же ровнее. Как, например, настоятельница и сестры-наставницы.

– А косы придется обстричь, – неожиданно заявляет настоятельница, оглядев меня с ног до головы. – Здесь нет служанок, ухаживать за ними некому. Кроме того, такие роскошные волосы – первый шаг к греху тщеславия.

Я растерянно поворачиваюсь к матери. Как это косы обстричь? Мои косы? Они же до колен длиной, моя гордость, моя красота! Ни у кого таких нет – ну, кроме кузины Виктории.

– Это невозможно, – резко говорит мама. – Волосы останутся.

– Выход сами найдёте? – приподнимает брови настоятельница. – Надеюсь, ваша дорога обратно не будет тяжела.

Мне захотелось похлопать в ладоши. Так её высочество ещё никто не унижал.

– Возможно, до пояса, – нехотя сдается матушка.

– До плеч, – качает головой настоятельница. – Как у всех.

Почему-то меня крайне забавляет всё происходящее. Мне кажется, что всё это происходит не со мной. Это какой-то другой девочке сейчас обрезают волосы – с натужным скрипом ножниц; другую девочку заставляют переодеться в коричневое форменное платье и белый чепец; не меня проводят светлыми длинными коридорами в спальню с четырьмя кроватями и всего двумя шкафами.

Очнулась я уже сидящей на кровати и смотрящей в одну точку. Хоть убейте, я не помню ни как прощалась с матерью, ни как принесли мой сундук – а его принесли и оставили посередине комнаты. И он был пуст – а вещи аккуратно разложены на полках. Стоп, а где мои тетради? Я вскочила и в панике заметалась по комнате, а потом взяла себя в руки и заглянула в привычное место: под стопку панталон. Там они и лежали.

В коридоре послышался гул голосов, я быстро закрыла шкаф и села обратно на кровать, сложив руки.

В комнату ввалились, толкаясь локтями, две совершенно одинаковые девочки – тоненькие как тростинки, с весёлыми кудряшками, выбивающимися из-под чепцов, с веснушками на вздернутых носах. Близняшки!

– Привет, – хором сказали они. – Ты новенькая!

Девочек звали Тьера и Элера, и они тут же всё рассказали о себе. Были они дочками торговца специями, их мать умерла несколько лет назад и отец счёл разумным отправить их в пансион учиться.

Всего здесь училось одиннадцать девиц в возрасте от тринадцати до семнадцати лет. Двое из них чистые оборотницы. У всех есть небольшой магический дар.

– Стефания, – сказала Тьера. – Ты сирота? Тебе нужен хороший жених? Твои родители не справляются с твоей магией? За что тебя сюда?

Я задумалась. Если я скажу правду – меня не поймут. Придется говорить… другую правду.

– У меня есть наречённый муж, и родители, опасаясь за мою невинность, решили укрыть меня в монастыре, – вздохнула я. – Не то, чтобы я давала повод… хотя, если честно, давала.

Девочки вытаращили на меня и без того огромные глаза.

– Переоделась в платье кузины и под её именем поехала на маскарад, – пояснила я.

Теперь у близняшек и рты открылись. Богиня, какие они еще дети!

– Ты из высшего общества! – выдохнула Элера.

– Ты бывала на маскараде! – прижала ладошки к щекам Тьера. – Ты должна нам всё-всё рассказать! Только не сейчас – ночью.

Вот только восторженных дурочек мне и не хватало! Я чувствовала себя по сравнению с ними ворчливой матроной. Но слова уже вылетели, ничего изменить не удастся – придётся что-то рассказывать, что-то придумывать. Впрочем, я в этом мастер.

Нас позвали на ужин, где меня представили девочкам. К сожалению, полным именем.

– Это Стефания Браенг, и ближайшие четыре года она проведёт в пансионате Святой Елизаветы, – звучно произнесла настоятельница.

Двадцать два глаза смотрели на меня не моргая. Одиннадцать ртов сложились в идеальную букву "о". Спасибо, папа. Удружил так удружил. Не мог сдать меня инкогнито? Я прямо почувствовала расширяющуюся с каждой секундой пропасть между мной и остальными воспитанницами. Аристократов простые люди не любили и, признаться, совершенно заслуженно. Не думаю, что я смогу рассказать девочкам о том, как работала уборщицей и писала памфлеты. Я это делала от скуки. А они – рабочие косточки. Уверена, все успели хлебнуть лиха в своей жизни.

Кажется, это будут самые тоскливые и одинокие четыре года в моей жизни.

Глава 3. Монастырские будни

– Леди Браенг, потрудитесь объяснить, что это такое?

Настоятельница смотрела на меня строго, но не гневно. На ее столе лежали шесть тетрадей в зеленой кожаной обложке.

– Это тетради, – уныло ответила я.

– Чьи?

– Мои.

Интересно, кто меня сдал?

Интуиция не обманула: меня не просто не приняли. Меня возненавидели. Близняшки были хотя бы безобидны, всё их отношение выражалось лишь в том, что они демонстративно меня игнорировали. Кто испортил мои туфли, налив туда похлебку, так и не дознались, но скандал я устроила знатный. Отношения с девочками испортились окончательно, наказаны были все. Но своего я добилась: меня переселили в отдельную комнату. Дверь в мою спальню запиралась, и я надеялась, что мои вещи в безопасности.

Сегодня меня вызвали с урока рисования к настоятельнице. Я по-настоящему расстроилась: лучше бы это был урок чистописания или франкского языка. Писала я в любом случае красивее, чем эти пигалицы, а по-франкски говорила лучше наставницы. А вот рисование мне очень нравилось: уже давно я лелеяла мечту делать зарисовки к своим записям. И теперь какая-то завистливая сволочь сорвала мне урок. Да еще и от настоятельницы влетит. Как бы не выгнали – отец тогда с ума сойдёт. Да нет, тут не выгоняют. Просто ужина лишат или отработку назначат.

– Вы сами это писали? Или переписывали откуда-то?

– Сама, – призналась я.

– Неплохо, – кивнула настоятельница. – Хороший слог, высокая грамотность, юмор и наблюдательность. Вы очень талантливы, Стефания.

Наверное, на моем лице отразилась вся та гамма эмоций, которые я сейчас испытывала: изумление, растерянность, восторг.

– Однако речь довольно бедная и много повторов, – спустила меня на землю монахиня. – Кроме того, порой слишком зло. Мягче надо, леди Браенг. Вы присядьте. Разговор будет долгим.

Я опустилась на стул.

– Я разговаривала о вас с сёстрами-наставницами. Они считают, что уроки галлийского и франкского вам совершенно ни к чему. Почерк у вас идеальный. В этикете вы разбираетесь лучше учителя. Математика, литература, история – всё это вы освоили. Поэтому я предлагаю вам индивидуальное обучение. Славский язык – вы не знаете диалектов и пишете с ошибками. А как я поняла из разговора с вашей матушкой – славский вам необходим. Рисование – кажется, это вам по душе. Дополнительные занятия по магии вам ни к чему – ничего нового мы дать прибавить не сможем. А вот основы самозащиты – это очень важно.

Последнее было неожиданно.

– Вы ведь знаете, с чего начался пансионат? И про святую Елизавету слышали? Так вот, я считаю, что женщина должна уметь постоять за себя. Да, я знаю, что вы маг. Но в жизни могут возникнуть разные ситуации. Нужно быть готовой ко всему.

Я не верила своим ушам.

– Вы хотите сказать, – осторожно спросила я. – Что меня не только не ждёт наказание, но ещё и обучать будут индивидуально?

– А за что тебя наказывать, Стефа? – легко и свободно перешла на "ты" настоятельница. – Тетради? Ничего в них криминального нет. Вот за суп в туфлях – за это, разумеется, будет отработка. Тем более из-за твоих интриг всем девочкам влетело.

Я густо покраснела и опустила голову. А нечего было дневник вести – сама себя и выдала. Но ведь план был гениальным!

– Почерк у тебя отменный, – продолжала настоятельница. – В библиотеке есть несколько книг, с которых нужно снять копию. Вот и займёшься. Всё ясно?

– Да, госпожа настоятельница.

– Отправляйся в библиотеку. Книги уже подготовлены.

Жаль, я бы предпочла вернуться на рисование. Но делать нечего, библиотека, так библиотека. Я бывала там не раз, и это место неизменно вызывало восторг. Книг здесь было великое множество; до самых верхних полок без стремянки было не дотянуться. В основном, конечно, здесь хранились биографии святых, политических деятелей, учёных… Немало томов по теории магии, великолепная подборка по географии, ботанике, истории – как Галлии, так и других стран. Некоторые книги до того стары, что лежат под специальными стеклянными колпаками, да еще и прикованы цепью к своим столам. Хотя кто их унесёт? И, главное, куда? Здесь до ближайшего поселения полдня пути.

Книги, предложенные для переписывания, меня, мягко говоря, удивляли.

"Яды и противоядия".

"Лекарственные растения Славии".

"Судебная практика по вопросам земельных тяжб".

О богиня, а это-то мне зачем? А, впрочем, неважно. Ближайших лет мне как раз хватит, чтобы переписать эти фолианты.

Разложила листы бумаги, открыла книгу про яды и принялась читать.

Я никогда не любила одиночества. Вокруг меня всегда вертелась куча народу. Я не умела сидеть на одном месте, даже с уроков убегала. Настоятельница оказала мне огромную услугу. Я училась ограничивать свои порывы, любить тишину и концентрироваться на чём-то скучном. Хотя, признаться, книги оказались очень увлекательны. Будь у меня нечто подобное в библиотеке – я бы многое сделала по-другому.