banner banner banner
Создатель Лун с иллюстрациями Сантьяго Карузо
Создатель Лун с иллюстрациями Сантьяго Карузо
Оценить:
 Рейтинг: 0

Создатель Лун с иллюстрациями Сантьяго Карузо


– Это было бы глупо, – возразил я, – как тогда, когда вы вчера закопали обратно тот латунный цилиндр со свитком.

– Это не глупо, – упрямо сказал Ле Бьян, – и я предпочел бы не обсуждать тему свитка.

Я посмотрел на Макса Фортена, но тот сразу же опустил глаза.

– Вы – пара суеверных старух, – проговорил я, засунув руки в карманы. – Готовы проглотить любую сказку.

– Ну и что с того? – нахмурился Ле Бьян. – Правды в них обычно больше, чем лжи.

– О! – я усмехнулся. – Значит, мэр Сен-Жильда и Сен-Жюльена верит в Человека-Волка?

– Ну, в Человека-Волка, пожалуй, нет.

– Тогда в кого же? В Пламенную Жанну?

– Это черт знает что такое! – вспылил я. – Только не говорите, монсеньор мэр, что вы сохранили чистую детскую веру в великанов!

– Великаны и вправду существовали, – проворчал Макс Фортен. – Это всем известно.

– Надо же, а еще химик! – презрительно бросил я.

– Послушайте, месье Даррел, – пискнул Ле Бьян, – вы сами знаете, что Пурпурный Император был ученым. А если я скажу вам, что он всегда отказывался включить в свою коллекцию Вестника Смерти?

– Что-что?

– Вы меня прекрасно поняли. Я имею в виду того мотылька, который летает по ночам. Некоторые зовут его мертвой головой, но мы в Сен-Жильда называем его Вестником Смерти.

– А-а, – сказал я, – вы об этом! Но это же обычный бражник, просто крупный. С чего это его прозвали вестником смерти?

– Именно так его зовут в Сен-Жильда уже не одну сотню лет, – вмешался Макс Фортен. – Об этом упоминает даже Фруассар в комментариях к «Хроникам» Жака Сорга. Книга есть в вашей библиотеке.

– Сорг? А кто такой этот Жак Сорг? Я его не читал.

– Жак Сорг был сыном какого-то монаха-расстриги… забыл, как его звали. Это было во времена Крестовых походов.

– Боже правый! – не выдержал я. – С той самой минуты, как я столкнул этот череп в яму, я только и слышу, что о Крестовых походах, монахах, колдовстве и смертях, и мне, честно сказать, уже надоело. Как будто мы вернулись в Темные века! Известно ли вам, Ле Бьян, какой нынче год от Рождества Господа нашего?

– Тысяча восемьсот девяносто шестой, – ответил мэр.

– Вот именно! А вы, точно два деревенских олуха, боитесь какой-то бабочки!

– Не просто какой-то бабочки, – заметил Фортен. – Это же Вестник Смерти! Если он влетит в окно, жди беды.

– Одному Богу известно, почему Он пометил одно из Своих созданий желтой мертвой головой на спине, – произнес Ле Бьян, возведя очи горе, – но полагаю, это было предупреждение, и считаю неправильным от него отмахиваться.

– Послушайте, Ле Бьян, – сказал я, – допустим, если дать волю воображению, то на грудной клетке некоторых крупных бражников можно разглядеть череп. Но и что с того?

– А то, что его лучше не трогать, – сказал мэр, покачивая головой.

– Если взять его в руки, он пищит, – добавил Макс Фортен.

– Некоторые животные все время пищат, – заметил я, пристально глядя на Ле Бьяна. – А кое-кто и визжит.

– Свиньи, – подхватил мэр.

– Ага, и ослы, – добавил я. – Послушайте, Ле Бьян, вы хотите сказать, что и правда видели вчера, будто этот череп выкатился наверх из ямы?

Мэр поджал губы и молча взялся за молоток.

– Не упрямьтесь, – сказал я, – я задал вам вопрос.

– А я отказываюсь отвечать, – огрызнулся Ле Бьян. – Фортен видел то же, что и я, пусть он рассказывает.

Я испытующе посмотрел на маленького химика.

– Я не стану утверждать, что видел, как он подымается из ямы сам по себе, – сказал Фортен, не скрывая дрожи, – но… но тогда как он оказался снова на краю?

– Да это вообще был не он! Просто какой-то желтый булыжник, который вы приняли за череп, – ответил я. – У вас сдали нервы, Макс.

– Очень уж… э-э-э… необычный булыжник, месье Даррел, – сказал Фортен.

– Я стал жертвой той же галлюцинации, – продолжал я, – и с сожалением должен признать, что дал себе труд столкнуть в яму два безобидных булыжника, каждый раз воображая, будто я сбрасываю череп.

– Это и был череп, – заметил Ле Бьян, угрюмо пожав плечами.

– Это говорит лишь о том, – продолжал я, не обращая внимания на мэра, – как легко принять цепочку совпадений за сверхъестественное вмешательство. Вот, например, вчера вечером моей жене показалось, будто в окно ее спальни заглянул какой-то священник в маске…

Фортен и Ле Бьян разом вскочили, бросив молотки и гвозди.

– ЧТО? Что вы сказали? – воскликнул мэр.

Я повторил. Макс Фортен побледнел, как мел.

– Боже мой, – пробормотал Ле Бьян, – Черный Монах в Сен-Жильда!

– Р-р-аз… разве вы не слыхали старое пророчество? – заикаясь, выдавил Фортен. – Фруассар цитирует его из «Хроники» Жака Сорга: «Когда Черный Монах восстанет из мертвых, люди из Сен-Жильда будут кричать в постелях. Когда Черный Монах восстанет из могилы, да помилует Бог Сен-Жильда!».

Я рассердился не на шутку:

– Аристид Ле Бьян! И вы, Макс Фортен! Хватит с меня этого вздора! Какой-то придурок из Банналека побывал в Сен-Жильда, чтобы подшутить над такими старыми дураками, как вы. Если вам не о чем поговорить, кроме детских сказок, я подожду, пока вы придете в себя. Доброго утра.

И я вышел вон, не желая признаться себе, что все это тревожит меня больше, чем хотелось бы.

День выдался туманным и пасмурным. Тяжелые, налитые влагой тучи висели на востоке. Я слышал, как прибой гремит о скалы, а высоко в небе кричат серые чайки. Прилив наползал на речные пески, подымаясь все выше и выше, пляж уже затопило, в воде колыхались водоросли и мелькали серебристые песчанки.

То и дело над рекой пролетали кроншнепы, по двое и по трое, – все они стремились прочь от моря. Робкие крачки скользили над краем пустоши в поисках какого-нибудь тихого, уединенного озерца, где можно было бы переждать надвигающуюся бурю. Другие птицы сбивались стаями на полях, оглашая округу беспокойным щебетом.

Дойдя до скал, я сел и оперся подбородком на стиснутые руки. Остров Груа уже скрылся за гигантской завесой дождя, которая неслась через океан за много миль отсюда. На востоке, за белым семафором на холмах, сгрудились над горизонтом черные тучи. Вскоре прогремел гром – и гребень грозы озарился первыми нитями молний, все еще тонкими и далекими. Под обрывом у моих ног ярился прибой, над ним метались дрожащие крачки.