Ледяной ветер Суоми
Молодые люди не учли, что за три дня до этого в Гельсингфорсе группа боевиков ограбила отделение российского Государственного банка. Полтора десятка вооруженных мужчин вошли в помещение, убили сторожа Баландина, ранили кассира и похитили казенных средств на сумму 170 743 рубля 68 копеек. А заодно облигации Волжско-Камского банка и ипотечные свидетельства, принадлежащие служащим отделения. После чего спокойно вышли на улицу и разошлись кто куда мимо ничего не подозревавшего констебля. Лишь после того, как служанка директора выбралась по черной лестнице наружу и позвала на помощь, явилась полиция.
Сыщики взялись за дело весьма энергично. Уже на следующий день на станции Керава в двадцати километрах от Гельсингфорса были арестованы четверо нападавших. При аресте один из них убил жандармского унтер-офицера Михайлова.
Еще более кровавая драма разыгралась 16 февраля в Таммерфорсе. В номере, который сняли двое приезжих, горничная нашла спрятанный маузер. Она сообщила в полицию, и та быстро схватила одного из номерантов. Второго выследили на вокзале, арестовали и, не обыскав как следует, привели в участок. И там парень показал себя… Выхватив нож, он зарезал комиссара полиции Балкевича и констебля Грепфельта, а еще одного констебля ранил. Фактически террорист в одиночку захватил весь участок – так легкомысленно повели себя местные правоохранители. Завладев огнестрельным оружием, разбойник открыл огонь. Ранил еще двух констеблей, забаррикадировался изнутри, а потом из окна начал стрелять во всех подряд. Когда уцелевшие полицейские попытались выманить убийцу, тот стал кричать, что он социал-демократ и народ обязан помогать ему. Толпа возбудилась от этих призывов, окружила участок плотной стеной и помешала полиции захватить преступника.
Констебли вызвали пожарную команду, чтобы выкурить стрелка. Но едва один из них поднял брандспойт, как получил от горлопанов такой удар кастетом по голове, что потерял сознание. Другого пожарного боевик застрелил из окна. Всего он убил троих и ранил девятерых человек. Лишь когда у негодяя кончились патроны, его удалось задержать.
Одна из выпущенных им пуль угодила проезжавшей мимо Вендле Хаппу под сердце. Через четверть часа девушка умерла на руках жениха…
Клэс Лииканен долго не мог оправиться – от пережитого несчастья у него на полгода отнялись ноги. С ужасом добропорядочный финляндец наблюдал, как общество восприняло трагедию. Рабочие окрестных заводов противились аресту террориста, а потом угрожали напасть на тюрьму! И это несмотря на пролитую им кровь… Пришлось срочно вызывать из Гельсингфорса дополнительные силы полиции для охраны тюрьмы.
В ходе дознания выяснилось, что нападавшие в большинстве своем были не финны, а рижские боевики, известные своей жестокостью. Братья Чокке отличались особой кровожадностью. Жандармского унтер-офицера убил Карл, троих в Таммерфорсе – Янис, а сторожа в банке – Густав Чокке. Но среди тех, кто обеспечивал успех нападения, было много финляндских уроженцев. Они снабдили боевиков оружием и документами, предоставили явки, укрывали их. А также блокировали площадь у банка на случай, если полиция прибудет до завершения нападения. Когда большинство налетчиков оказались за решеткой, власти Великого княжества отказались этапировать их в Россию. Троих бандитов выдала Швеция – но финнам, не русским. Суд прошел в Гельсингфорсе и удивил всех мягкостью приговоров. Непосредственным убийцам, конечно, выписали каторжные сроки. Янис получил пожизненное, Карл – пятнадцать лет, а Густав – десять. Но финские сообщники отделались небольшими сроками: от трех с половиной лет до трех месяцев тюрьмы. Эмма Гайлис, любовница и укрывательница Яниса, вообще была отпущена на свободу в зале суда.
Отказ финнов выдать кровавых братьев Петербургу спас им жизнь. В декабре 1905 года они организовали нападение на караульную команду при рижском заводе «Проводник». При этом погибло несколько русских солдат. За это Чокке должны были болтаться на виселице в ряд. Но сенат Великого княжества Финляндского распорядился иначе. Общество в целом было на стороне подсудимых. А пресса именовала экс в Гельсингфорсе не иначе как нападением на «незаконный русский банк», поскольку его размещение там не было согласовано с сеймом. Ну а раз незаконный, то чего их, русских, жалеть?
Когда приговор суда вступил в силу, Клэс Лииканен приехал в Петербург. Там он явился в штаб военного округа и предложил контрразведчикам стать их осведомителем.
Лыков выслушал историю ценного агента с сочувствием. Идейный осведомитель лучше трех, служащих за деньги. Он спросил:
– Толковый вышел агент? Прошло семь лет. Как он?
– Не раскрыт и весьма полезен, – ответил Ерандаков. – Сейчас Клэс делает карьеру в организации сепаратистов «Союз свободы». Уже казначей столичного отделения!
– Так пусть он вам и узнает про полицейский резерв.
– Не его вотчина. А начнет выспрашивать, подпадет под подозрение. Притом Лииканену нужен хороший руководитель. Он человек партикулярный, в военных вопросах не разбирается.
– А жандармы на что? Они военные.
Василий Андреевич замахал руками:
– Я же говорил: голубые мундиры все на виду. Спалим лучшего агента! Начальник управления полковник Еремин подозревает даже собственных горничную и дворника в том, что они за ним подглядывают. Это как в Польше, только еще хуже. Финляндцев, знающих русский язык, единицы. Разумеется, наши офицеры нанимают в прислугу в первую очередь их. И в результате сами понимаете…
– Штабс-капитан Насников военный, пускай он подучит вашего партикулярного.
Олег Геннадьевич развел руками:
– У меня свое задание, тоже будь здоров не кашляй. Я должен мобилизовать для контршпионской борьбы кадры управлений окружных воинских начальников[13].
– Поясните, я не понял, – насторожился Алексей Николаевич. – Их дело – призыв на воинскую службу и учет резервистов.
Насников напомнил:
– Нет же теперь никаких призывников и резервистов в Финляндии! По манифесту от двадцать второго октября тысяча девятьсот пятого года. Отменили для них воинскую обязанность, заменили на денежные выплаты. А кадры управлений воинских начальников, учрежденных в каждой губернии и в крупных городах, остались. По одному офицеру, но имеются; кое-где по два. От безделья ковыряют в носу, получая при этом жалованье. Их обязали присматривать за иностранцами, но особых успехов не замечено. Вот решили подтянуть дармоедов в помощь контрразведчикам. По правилам, воинские начальники обязаны знать финский и шведский языки, что тоже большая редкость в рядах русских военных. Пускай впрягаются!
– Что еще важно, – дополнил Свечин, – эти чины не так наблюдаются сепаратистами, как, например, жандармы. Их принято считать второсортными, что ли. Фактически они девятый год бездельничают на казенный счет. Но как-никак это наши люди, часто в штаб-офицерских чинах[14], знающие условия местной жизни. Грех не привлечь их к секретной службе на благо Отечества. Тем более накануне войны.
Последние слова полковника заставили всех нахмуриться. Да уж… Служишь, растишь детей и внуков, ловишь рыбу или ходишь в театр. А на тебя уже пущена железная колесница…
– Так что, – прервал паузу Александр Андреевич, – штабс-капитану есть чем заняться в Суоми. Он должен обучить офицеров основным навыкам, помочь им создать собственную агентуру, а еще проверить, как далеко зашло там германское шпионство. Придется гримироваться, менять мундир на штатское платье, быть настороже. Активисты создали собственную разведку, им помогают и немцы, и шведы…
– А шведы с какого лешего? – возмутился сыщик. – Мы им чем не угодили?
– В Швеции сейчас сильны антирусские настроения. Давняя обида за отобранную у них Финляндию умножилась на новые страхи, которые там успешно подогревает Германия. Известный Свен Годин, старый недруг России, издал брошюру о том, как мы собираемся откромсать от Норвегии кусок земли для выхода к незамерзающему Норвежскому морю. Книга издана на немецкие деньги в количестве пятидесяти тысяч экземпляров и распространяется по всей стране. Называется «Слово предостережения». Многие шведы верят.
– А мы правда хотим это море?
– Оно же когда-то было нашим, – напомнил разведчик. – Четыреста верст берега к западу от реки Печенги принадлежали России. В тысяча восемьсот двадцать шестом году эти спорные земли размежевали между Россией и Швецией. Норвегии тогда, как вы помните, еще не существовало. И русский топограф подполковник Валериан Галанин, видимо за взятку, подарил их шведам.
– А наши власти?
– Съели. Не хотели ссориться с соседом, которого и без того изрядно обидели. Да и картографическая служба была в зачаточном состоянии. А дипломаты не стали затруднять себя поиском доказательств, что земли русские. Никто тогда не думал, что лишний порт на незамерзающем берегу очень пригодится России. Теперь вот обнюхиваем потихоньку бухту на Мурмане, которая много хуже.
– Возмутительно… – проворчал Лыков. – Не знал. А это не легенда, случаем? В учебниках истории про сие не написано.
– В учебниках много чего не написано, – утешил хозяина кабинета Ерандаков. – Но вернемся к нашим баранам. Все сходится на том, что вести сверхважного агента в Финляндии придется вам, Алексей Николаевич. Знаю, скажете, что вы не военный, а сыщик. Для нас-то вы давно военный! Или лучший друг служителей Марса. Интерес армии понимаете не хуже нас. Что готовят финны за нашей спиной? Как выглядят их скрытые формирования? Где они прячут оружие? Как сообщаются с германской разведкой? Особое внимание следует обратить на ситуацию в шхерах. Там проложены секретные фарватеры Балтийского флота. Когда начнется война, моряки снимут все створные знаки, вехи, погасят маяки и бакены. Чтобы, значит, затруднить действия германского флота, а возможно и шведского. Год назад имперское правительство отобрало у финляндцев лоцманскую службу. Имелись сведения, что те передают наши военные карты врагу… Местные лоцманы в знак протеста уволились, намереваясь оставить наше судоходство без глаз. Власти не поддались на шантаж и разместили в шхерах русских лоцманов, преимущественно взяв их с Каспийского моря. Сами понимаете, дело трудное и ответственное, риски кораблекрушений с жертвами и все такое. Сейчас каспийцы изучают свои участки, а море есть море: то выявится новая банка, то риф, то смоет створный знак… И случаются несчастья, в которых местная пресса обязательно винит русские власти. Вот только что произошло…
Подполковник вынул из кармана бумагу и продолжил рассказ, сверяясь с ней:
– Пароход «Весткустен» в тумане прошел веху с неправильной стороны и врезался в скалу возле Хольмерской каменистой банки. Погибли все, включая двух русских лоцманов. Спасся один-единственный человек, торговец, который залез на мачту, что высовывалась из воды, и привязал себя к ней ремнем. Еще двое висели на той же мачте, но замерзли и упали в море. Тридцать восемь жизней… Теперь ответственность за беду приписывают нам.
– Но ведь именно русские лоцманы направили пароход не с той стороны вехи!
– А кто теперь установит это достоверно? Капитан мог их не послушать, сказать, что он лучше знает, а вы-де возвращайтесь к себе на Каспий. Такие случаи были. Так вот, мы имеем сведения, что на побережье дело зашло очень далеко. Лишившись доступа к русским военным картам, немцы высадили в шхерах ряд разведывательных групп. И наблюдают скрытно за маневрами наших кораблей, нанося на карты военные фарватеры. А местные сепаратисты им помогают! Кормят, поят, прячут от полиции. А впрочем, их полиция хуже немецких шпионов. Важно выявить эти группы – среди враждебного нам населения – и ликвидировать. Без армии, без прочесывания местности, ограниченными силами контрразведки и ОКЖ[15].
Тут наконец принесли чай. Когда курьер удалился, контрразведчик отхлебнул из своего стакана и продолжил:
– Запомните явку: улица Девичья Тропа, дом четыре, контора Финляндского общества культуры мхов. Время встречи – по вторникам с шести часов вечера. Внеочередные свидания оговариваются по телефону пятьдесят девять ноль восемь.
– Культура мхов? Что за зверь?
– Общество занимается торфодобычей, а Лииканен служит там исполнительным директором. Передайте ему от моего имени два новых задания. Первое. Немцы начали усиленно скупать по всей Финляндии лошадей. Через Швецию они перевозят их к себе и ставят на нужды армии. Наше военное ведомство тоже заинтересовано в конском составе – лошадей в России сроду не хватало. Мы хотим знать численность поставок и структуру: сколько строевых, сколько вьючных, сколько упряжных и гужевых. Почем германцы их скупают. И кто главные продавцы.
– Понял, – кивнул сыщик.
– Второе задание: скупка теми же германцами семян красного клевера. В каких количествах и сильно ли за последнее время выросли эти объемы.
Лыков недоуменно спросил:
– Какое дело Военному министерству до красного клевера?
Свечин, давно молчавший, дал пояснение:
– Тема возникла только что, с подачи нашего резидента в Германии. Виктор Рейнгольдович намекнул, что вы его хорошо знаете.
Статский советник понял, что речь идет о Федоре Ратманове-младшем по кличке Буффаленок. Когда-то давным-давно он сам помог ему бежать с Сахалина и легализоваться в немецких колониях[16]. Федор уже много лет вел секретную работу в Германии в интересах русской разведки.
– Так вот, этот человек сообщил, что наши противники в глубокой тайне готовят создание нового страшного оружия – они разрабатывают удушающие газы. Оружие бесчеловечное, способное погубить целые дивизии на поле боя. Если мы будем не готовы, тогда дело швах. Новость уже доложили государю. Он приказал взять дело на особый контроль. А мы пока информированы лишь в самых общих чертах. Знаем, в частности, что для фабрикации газов-убийц используются семена красного клевера.
– Понятно.
Офицеры залпом допили чай и дружно, как по команде, встали:
– Честь имеем!
Штабс-капитан дополнил:
– Я еду в Гельсингфорс на днях. Искать меня там надо через начальника штаба Двадцать второго армейского корпуса генерал-майора Новикова.
Военные ушли, а Лыков долго еще сидел в задумчивости. Боевые удушающие газы… Этого только не хватало. Люди по части изобретения способов убийства достигли невиданного мастерства. Пулеметы, нарезные пушки, новые более мощные виды взрывчатки. Подводные лодки и сверхдредноуты. Аэропланы и дирижабли, способные сеять смерть с неба. Бомбометы, швыряющие мины в окопы за шиворот сидящим в них пехотинцам. Мортиры гигантских калибров. Магазинные винтовки, чьи пули бездымный порох разгоняет с невиданной скоростью. Бойня будет страшная. Тут еще и воздух решили отравить… Вот тебе и красный клевер.
Глава 4
В Финляндии
Лыков выехал в Гельсингфорс утренним курьерским поездом в десять часов утра. Он не любил ночевать в поездах, а тут в шесть вечера уже и прибыли. За нумерованное место в первом классе пришлось доплатить два с полтиной. Этот расход статский советник взял на себя – иначе замучаешься доказывать его необходимость бухгалтеру департамента.
Поезда Финляндской железной дороги всегда отличались чистотой и порядком. Никаких тебе тараканов или вороватых кондукторов, которые за полцены подсаживают «зайцев». Прислуга вежливая, говорит по-русски – это определено специальным законом, принятым десять лет назад[17].
Сначала за окном мелькали знакомые пригородные пейзажи. Осень только-только началась, и леса стояли зеленые, умытые вчерашним дождем. Рабочие вкапывали новенькие столбы параллельно опор линии телеграфа – тянули прямое телефонное сообщение Петербург – Гельсингфорс. А на них из кустов глазели лоси…
Уже в Белоострове Россия кончилась – здесь река Сестра отделяла империю от Великого княжества Финляндского. Первая финская станция Оллила мало чем отличалась от питерских задворок. Настоящая заграница ожидала путешественников в Териоках, и там же их подстерегал нудный таможенный досмотр. Полчаса приходилось терпеть любопытство мытарей. Опытный Лыков, пройдя досмотр, сразу отправился в буфет. Очень хороший, тот предлагал пассажирам знаменитую сексу. Так назывался набор из десяти-двенадцати закусок, которые можно было брать со стойки, сколько хочешь, всего за одну марку. Или за тридцать семь с половиной копеек. Заодно питерец купил полбутылку пива. Просто так его не продавали, только вместе с едой. Ох уж эти условности…
Выпив пива и закусив салакой, Алексей Николаевич позволил себе немного расслабиться. Поручение у него трудное – так не в первый раз. Военные запрягли против воли в упряжку? И это не новость. Успех поимки беглого кассира полностью зависит от поддержки местной полиции. Надо надеяться, что генеральный криминал-комиссар Кетола поможет старому приятелю, как тот ранее помогал финляндцу. А вот если он узнает про секретные поручения Сухомлинова, это может их рассорить. Да… Осторожность во всем, а то еще и несчастного торфодобытчика провалишь…
От мыслей сыщика отвлек шум. Так и есть! Каждый раз одна и та же история. Подвыпивший турист, явно из провинции, чинил скандал буфетчику:
– Я тебе говорю: дай пива! Пи-ва. Три полбутылки. Без жратвы, ну ее к бесу. А ты, дурак, чего несешь? Шевелись, ланцепуп!
Только что Алексей Николаевич подсмотрел, как этот наглец в купе высосал из горлышка изрядно коньяку, чтобы не платить за него пошлину. И вот теперь алкоголь ударил в его тупую голову.
Буфетчик, седоусый финн, привык к таким сценам. Недолго думая, он послал помощника за констеблем. А турист не унимался. Разойдясь не на шутку, он скомкал лежащую перед ним салфетку и швырнул ее в лицо финляндца. Но тут как раз подоспел Лыков. Он перехватил брошенное на лету, взял скандалиста за ворот и развернул лицом к себе:
– А ну молчать! И взять себя в руки!
– Ты… вы кто?
– Департамент полиции. Решил, если выехал из России, значит, можно хамить направо и налево? Сейчас вернешься домой.
– А чего он мне пива не дает?
– Здесь так положено: пиво только с закуской. Дома будешь глупость свою выказывать. Извинись перед человеком, а то вон уже идет полицейский. Снимет он тебя с поезда, составит протокол. Заплатишь десять рублей штрафа и будешь тут куковать в ожидании ночного курьерского. Ну? Живо! И учти – я тебя запомнил.
Волшебные слова «Департамент полиции» сделали свое дело. И внушительная фигура констебля тоже. Подвыпивший хам извинился перед седоусым, дал ему трешницу за беспокойство и был прощен. После чего пулей кинулся в вагон. А Лыков вернулся к своему столику. К нему подошел буфетчик и поставил перед ним открытую бутылку с пивом.
– Я не заказывал, – удивился сыщик.
– Это в знак благодарности.
– Эх… Вы уж не обессудьте – таких у нас много.
– Я знаю, – насупился буфетчик. – Таких, как вы, хотелось бы побольше. Могли бы неплохо соседствовать…
– Спасибо.
Сцена была статскому советнику неприятна, он быстро допил дареную бутылку и вернулся в вагон. Но его приключения на этом не закончились.
Поезд подъезжал к станции Тюрисевя. Лыковы-Нефедьевы два года подряд снимали здесь дачу. Гора Пахтула дарила отдыхающим живописный вид на Финский залив. Под горой притулилось не менее красивое озеро. Хорошее местечко! Статский советник разнюнился, вспоминая, как месяц назад катал здесь на шее по очереди внуков-близнецов Пифку и Сопелкина, детей Павлуки. Вдруг по коридору быстро прошел малый в готовом костюме[18] и картузе с лаковым козырьком. Лыков вздрогнул. Это был известный бандит Решетьков по кличке Николай Угодник, опасный убийца, состоявший в циркулярном розыске. Его безуспешно ловили уже второй год. Порховский мещанин приехал в столицу на заработки и поселился в «скобских дворцах» – так называли зловонные трущобы псковских отходников на Выборгской стороне. Называли потому, что кличка у бедолаг была скобари, то есть недотепы. По каким-то причинам жители этой губернии не имели способностей к ремеслам, как другие, и в Петербурге брались за грязную неквалифицированную работу. Трудиться землекопом Решетьков не захотел, подался в бандиты и быстро завоевал славу удачливого и жестокого фартовика.
Завидев гримасу на лице пассажира, преступник понял, что его узнали, и прибавил шаг.
Сыщик бросился за ним. Поезд как раз подходил к станции. Решетьков выскочил на перрон, но Алексей Николаевич успел ухватить его за руку:
– Стоять!
Тут же подбежал станционный жандарм и положил руку на кобуру:
– В чем дело, что происходит?
– Я статский советник Лыков из Департамента полиции, а это бандит, которого мы ловим. Обыщи его и помоги доставить к начальнику станции.
Унтер, заслышав властную интонацию сыщика, тут же подчинился. Ловко проверил карманы задержанного и извлек из них револьвер:
– Опа!
Следом он протянул начальству паспорт.
– Так… Личный потомственный гражданин Пафомов Севастьян Вавилович. А на самом деле Решетьков Николай Степанович, убийца в розыске. Следи за ним внимательно. Пошли!
Николай Угодник весь был как сжатая пружина, но не предпринимал попыток к бегству. Зато, когда все они оказались в кабинете с табличкой «Асемапеликке»[19] на двери, бандит сразу заявил:
– Вот ведь сатрапы! Вяжут невинного человека. Привыкли там в России над людьми измываться.
И железнодорожник, молодой белобрысый финляндец, тут же принял его сторону.
– Невинный человек на самом деле уголовный преступник, – сказал Лыков. – Вот мой полицейский билет. Надо срочно телеграфировать в Гельсингфорс, криминал-комиссару Кетоле. Пусть вышлет сюда наряд, забрать негодяя.
Хозяин кабинета не стал даже смотреть протянутые ему документы:
– На территории Великого княжества Финляндского он не совершил никаких преступлений. А билетом машите у себя в России, здесь такое не пройдет.
– Преступник въехал по фальшивому паспорту, – пытался образумить служащего статский советник. – Дайте экспресс[20] Кетоле, он объяснит, кто я.
– Паспорт как паспорт, не вижу, чтобы он был фальшивым, – парировал финляндец. – Может, это ваш билет фальшивый? Мы тут царских ищеек не любим.
Лыков не знал, что делать. Сейчас убийцу отпустят, и ищи его потом годами. Но вдруг к начальнику станции подошел сосед сыщика по купе и заговорил с ним – кажется, по-шведски. Тот выслушал и впервые посмотрел на «царскую ищейку» внимательно.
– Это вы в Териоках усмирили русского хама?
– Ну… заслужил.
– Понятно. Это все меняет. Как уж фамилия криминал-комиссара?
Бандит сообразил мгновенно. Сильным ударом в лицо он сбил железнодорожника с ног, выскочил на улицу и припустил по дебаркадеру к лесу. Лыков, русский жандарм и финский констебль бросились за ним. Алексей Николаевич догнал беглеца первым и цапнул за ворот. Тот извернулся, оставив в руках сыщика пиджак, и прибавил ходу. Но секундной задержки хватило унтер-офицеру. Он подножкой повалил негодяя и уселся на него верхом:
– Попался, шаромыжник!
Когда Николая Угодника вернули в кабинет, начальник станции утирал с лица кровь.
– Ну, теперь верите? – прохрипел запыхавшийся сыщик.
– Теперь верю.
– Укажите в телеграмме: задержан опасный убийца Николай Решетьков, с оружием и фальшивыми документами. Адресат – генеральный комиссар криминальной полиции Гельсингфорса Юнас Кетола. Царского сатрапа звать Лыков. Оприходуйте негодяя и караульте до приезда полиции, а мне пора ехать дальше.
Остаток пути прошел без происшествий. После Выборга началась коренная Ново-Финляндия, или Суоми. Проехали узловую станцию Куовола, где буфет был еще лучше, чем в Териоках. Весьма порядочный обед из четырех блюд обошелся Алексею Николаевичу в четыре марки. По красивому мосту пересекли реку Кюмень – прежнюю границу России и Финляндии, до передачи финнам Выборгской губернии. За три станции до столицы рельеф местности изменился – вместо лесистых равнин появились высокие отвесные скалы. В долинах между ними сгрудились крестьянские фермы в обрамлении ухоженных земель. Последний отрезок поезд летел по глубокому коридору, вырубленному в граните. Неожиданно для тех, кто ехал в первый раз, он выбрался на узкую насыпь, разделяющую два залива: Тёлёский и Дьюргорденский. Справа за Тёлёсом открылись парки Гесперия и Хагазунд, за ними поднимался величественный шпиль Национального музея. Слева потянулся сплошной ряд домов района Бругольм с громадой Рабочего дома. Лыков смотрел во все глаза, вспоминая прежние посещения симпатичного города. Центральных улиц было не видно – их закрывал парк Кайсаниеми.
Пуская последние дымы, паровоз подтащил состав к новому зданию вокзала. Приехали. Хюйвэ-пэйвэ[21], Гельсингфорс!
Алексей Николаевич надеялся, что его встретят. Если проманкируют, значит, дело дрянь – помощи от Юнаса не жди. Поэтому он обрадовался, когда подошел молодой финляндец и приподнял шляпу:
– Господин Лыков?
– Да. Вы от господина Кетолы?
– Точно так. Велено встретить вас и привезти в управление. Меня зовут Вихтори Коскинен. Взят кандидатом на классную должность в криминальную полицию. Буду вашим помощником на все время командировки.