Люди распятые на Крестах выглядят Эпично

Это История, как и многие другие, вымысел нежелающий кого-то оскорбить. Поступки персонажей осуждаются автором, как надеюсь и читателем.

Часть

1.

В моменты нашей монотонной жизни иногда наступает момент, когда задумываешься о чём-то пространном. О чём-то бессмысленном, но важном и индивидуальном для каждого из нас. И стремясь найти простое описание или причину возникновения этого странного чувства, люди начинают рефлексировать над своими жизнями. Проблема этого процесса состоит в том, что люди пытаются найти простой ответ на очень сложный вопрос, от чего в итоге получают неполноценную картину жизни и себя. И подсознательно они это понимают от чего отправляются на очередной круг рефлексии.

А – Я так устал.

Именно с этой фразы, измотанный физически и морально, некий человек начал монолог о своей самом себе. Какой-же хренью я страдаю. Меня не должно быть здесь и сейчас. Однако, пусть я не осознаю причину, её осознаёт бог. А богу я доверяю куда больше чем себе. Но всё же… тяжесть в груди продолжает давить на меня, оно не сравниться с тем забытым чувством кома в горле перед тем как из глаз польются слёзы, или боль от потери человека. Эта тяжесть превосходит боль, которую испытывает моё тело. А ещё, она возвращает, а точнее освежает воспоминания о моей жизни. Мои воспоминания о самых юных годах очень скудны, не только потому что мало кто помнит свои юные года, я сам по себе не люблю об этом вспоминать. Я был четвёртым ребёнком в семье и вторым ребёнком, выжившим после чумы. С родителями у меня были сложные отношения. Мой батя умел всего три вещи: делать детей, пить, и насиловать своих детей. А также, забить их до смерти. У меня почти не было матери, как мне рассказывал отец, она родила меня, посмотрела мне в глаза и испугалась на столько что родила меня и через тоже отверстие испустила дух. Я до сих пор сомневаюсь в этой истории, но поскольку мне не у кого узнать другу, я придерживаюсь этой. Однако, позже, моя кровавая слава породила среди моих собратьев по кресту и мечу слухи о том, что моя мать родила меня от сатаны. За сношение с Дьяволом ее повесили, и потом я родился, точнее выпал из утробы повешенной подстилки дьявола. Я не любил эти слухи, они порочили моё и так не славное имя. Хотя у меня была одна любимая история о том, как я родился. "…его родителям были фермеры, крестьяне сатанисты которые проводили оргии по славу сатаны, итогом которых стало моё рождение. И нет, я не родился, я буквально разорвал матку, кишечник и живот своей матери, и вылез не просто как младенец, а как перекаченный комок мускул. Когда открылся мой рот, я издал на столько оглушающий визг, что мой отец выколол свои глаза и уши, чтобы не слышать и не видеть меня…". Это история моя любимая не потому что тут много крови, а из-за накаченного младенца, ну правда, ха ха ха, накаченный ребенок. Ну дальше серьёзно, если не считать мёртвых, то в нашей семье было 4 братьев из которых я был самым старшим и 5 сестёр. С самых малых лет, мне мой отец рассказывал истории про великих пророков, лжецах и мудрецах из некой великой книги истины. Эти истории изобиловали жестокостью и кровью, но также мудростью, и они меня поглотили. Я думал, что это просто сказки, пока в один день на пороге нашей хижины не оказался человек в чёрном облачении с золотистым перекрестием на груди и некой книгой в руках. Они схватили моего отца и отрубили ему голову у нас во дворе, сёстры плакали, а моих младших братьев схватили солдаты, одетые в металл. Ко мне подошёл человек в чёрном облачении и с книгой в руках, его шаги отпечатывались кровью на полу нашей хижины, он положил руку мне на плечо и предложил мне пойти путём истины и бога. Я согласился, спросив после «Кто такой Бог»? Ну а как позже я узнал моих сестёр продали в рабство, тех кто умел шить отдали в швеи. Можно было подумать, что я был избран во служение бога, но как оказалось позже, я был самым уродливым среди детей и меня планировали убить чтобы не кормить лишний рот. А что с моими братьями? Кто-то из них стал прислугой во дворцах, а кто-то стал певчим. Что по поводу меня, я был привезён в нечто огромное, тогда я не знал, как это называется, но сейчас знаю, это была Церковь. Меня, Кривозубова пацана, который говорил ели-ели, научили читать и писать. И как-только я этому научился, я выучил каждый символ, каждую букву, каждое слово и предложение. Они были выдолблены на внутренних стенках моего черепа, я видел в этих словах объяснение всего. Однажды, когда мы отправились в другой храм для церемониального похоронены, мы ненадолго остановились на небольшом берегу, я видел воду, но не видел конца, другого берега. Я долгое время всматривался в воду, я был заворожён явлением природы, которое привстало перед мной. Этот гипнотизирующий момент прервала рука моего мастера, которого я уважал до глубины души, а тот любил меня до глубин моей души. Я ему сказал:

А – Отец Габриэль, вода сама по себе движется, какое же это чудное зрелище!

Г – Это называется волны, да они прекрасны.

А – Волны? Почему они так называются?

Г – Хе хе хе… так их назвали те кто были до нас….

А – Почему волны движутся?

Г – Я думаю ты знаешь ответ.

А – …бог?

Г – Дааа… воду и волны двигает Бог.

А – Как?

Г – откуда мне знать? Зачем мне это знать? Может быть где-там…

Отец Габриэль вознёс руку и направил вдаль за видимую границу воды.

Г – Бог опускает и поднимает палец в воду создавая волны перед нами.

А – Оооохх… а ветер дует тоже из-за бога?

Г – Да, он дует его на нас, позволяет дышать и проверяя нас на стойкость, сможем ли мы выстоять во время бури.

А – Ааааах…..а кровь? А огонь? Солнце он тоже поднимает и опускает? А луна???

Когда мы дошли до соседнего храма меня оставили там, как сказали по воле бога, но на сколько вы осознаёте я просто заебал священника вопросами о мире и о боге. В будущем я не просто пожалею о тех вопросах, я возненавижу их. Через несколько лет, когда я вырос из ребёнка в ребёнка по старше, этот монастырь сгорел, и я вместе с другими послушниками перешёл под правление местного дворянина. Ему, как и другим дворянам, получившим всё в наследство от отцов, ему было плевать на нас. Погрязший в пороке и грехах, и окруженный властью которая и не снилась его отцу. Тогда я себя успокаивал тем что он точно, нет, даже не так, я уверен, что он попадёт в ад. Он отправил нас в далёкие земли, долгие месяцы мы шли вместе с рыцарями через степь, а после через пустошь забытою богом. В этом путешествие я понял, что мир на деле больше чем нам кажется самом деле. К чему же нас привело это путешествие…к великому, а после и легендарному, и однозначно НЕ последнему торжеству во имя бога. Мы стали частью шествия несущее слово божье грешникам, еретикам, которые выбрали ложные божества. Дааа…тот крестовый поход был нечто… не то что грядущие. В первые годы я со своими братьями по кресту, стоял за спинами моих братьев, идущих в бой. Мы распространяли веру, поднимали дух солдат и очищали их от грехов. Они сражались за него, за единственного, за святые земли, а мы молились за успех. Должен сказать я был опьянён сей великим шествием, но потом с меня сбили спесь и мои глаза открылись. До этого я думал то что я испытывал в раннем детстве это была настоящая жестокость, а покаяния в церкви это, детская шалость. Но когда я увидел, как рыцари в очередной деревне поймали девушку, обнажили её молодое тело и раздвинув ей ноги насадили на длинное копьё, и смотря на это я испытал странные чувства, которые посчитал греховными. Но тогда я не знал, что они поднимут её на копье вверх и будут играть в «удержи копьё», плач и крик девушки разносились по округе переменяясь весёлыми выкриками людей. Я же стоял в стороне вместе с другими братьями по кресту, чувства, испытываемые мною, были странными и противоречивыми, странная смесь негодования с горьким привкусом греховного возбуждения. А по оттопырившимся бугоркам на рясах своих собратьев по кресту, я понял, что не один испытываю подобные чувства. А потом, произошёл мой первый излом, первая ступенька на которой я оступился. Воины, рыцари, крестьяне, которые вышили на белых тряпках красные кресты и натянули их на свои тела, после очередного сражения они предстали перед священниками со своими окровавленными мечами и просили очищения. Раньше я воспринимал это как что-то естественное и при очередном подобном шествии и прощении меня озарило. Стоя на коленях, которые привыкли к молитвам я почувствовал себя освещенным божественным светом, словном солнце было оком божьим, и оно взглянуло на меня, в моей голове возникла мысль: «Зачем мне становится священником и отпускать грехи, прощать от лика божьего убийства и насилие… Если я могу его возглавить и грехи будут прощать мне». Я не был священником, так что я мог стать солдатом, рыцарем. Я мог нести слово, но понял, что моё предназначение вершить гнев божий. Мне было сложно объяснить своим собратьям и священникам своё желание, но они выказали своё принятие, а по выпирающим бугоркам на рясах некоторых из них я понял, что кто-то из них завидует моей храбрости и преданности богу. Я сменил черное одеяние на белое с красным крестом на груди и поменял книгу на меч. Пускай я и был в самом рассвете своих лет, но меч давался мне хуже чем книги, умение писать и читать было бесполезно при владении мечом, но я старался и в тоге овладел одноручным лезвием, легким и крепким с красивым и одухотворённым крестом на рукоятке. Братья по мечу были добры ко мне и учили как служить, как быть дланью господа и вскоре я впервые использовал новые знания и силы в деле. Я впервые убил, как не странно я не испытал ничего, в очередной деревне ворвался в дом. На меня накинулась женщина, с ножом которую я ударил и на упала на землю, её муж, который накинулся на меня с голыми руками, я никогда не любил драться голыми руками, но хвала богу меч мне помог. Добивая женщину, я внезапно услышал шум из-за спины, обернувшись я увидел ребёнка, он смотрел на меня испуганным взглядом и спросил на мерзком языке, который я понимал.

Р – где моя мама?

Окинув быстрым взглядом её тело за своей спиной, я сказал.

А – она на небесах.

Р – с Аллехом?

Спросило дитя.

А – С Ихтусом.

Ответил я. И одним движением руки воткнул меч в ему голову. На тот момент мне было приблизительно 20 лет, кажется. Я никогда не умел следить за временем, ни раньше, не сейчас, не позже. Пускай я этого не осознал, но вместе с этим чувством…волнения и…возбуждения…с дрожащими руками и ногами, я продолжил своё падение в глубь. Назад дороги нет. Следующие года моей земной жизни проходили от действия к действию. Утро, Молитва, Еда, Молитва, Одевание доспехов, балахона и Молитва, молитва, молитва, мы молились за на друг друга, за умерших и живых. И за Самих себя. А потом, мы вершили божью волю на осквернённых землях. Моё оружие, мой меч, он вкусил многие жизни еретиков и грешников. После, мы шли в лагерь, снимали балахоны и броню, омывали клинки и шли в молельню. Там мы падали на колени, в 8 на 5 рядов и в слух молили бога о прошении за грехи наши. Священник крестил нас золотым крестом и святой водой, он молился за нас в то время как мы молились за себя. Главный страх человека, разозлить бога, пойти против его воли, не замолить содеянный грех и попасть в АД. Ну а после, мы трапезничали, молились и спали. И так день за днем, менялось только место. Утро, Молитва, еда, Молитва, Одеяние, Молитва, БОЙ, молитва, еда, молитва и сон. Утро, Молитва, еда, Молитва, Одеяние, Молитва, БОЙ, молитва, еда, молитва и сон. Утро, Молитва, еда, Молитва, Одеяние, Молитва, БОЙ, молитва, еда, молитва и сон. Утро, Молитва, еда, Молитва, Одеяние, Молитва, БОЙ, молитва, еда, молитва и сон. Утро, Молитва, еда, Молитва, Одеяние, Молитва, БОЙ, молитва, еда, молитва и сон. И однажды, я со своими братьями по мечу, пришли в одну деревню. Мы её сожгли, все дома в деревни, некоторые люди, пытавшиеся защитить свой дом горели внутри. Остальные, в основном женщины, были убиты и изнасилованы копьями, дети? Дети тоже. А мужчины были убиты первыми, ещё до того, как мы подожгли дома. Близился вечер, и мы вернулись в лагерь. Стоит сказать…или похвастаться, эти события случились приблизительно спустя 4 года после того как я взял меч в свою руку, за это время я приобрёл сильное тело, раскалённое в бою и охлаждённое кровью. Я не был наделён умом и телом с рождения, но я смог стать сильным, чтобы иметь возможность защитить себя, веру и бога. Всё было спокойно, этот вечер не отличался от предыдущих, и будущих как я думал. Над нашим лагерем развевался флаг нашей церкви, скрещённые ключи, он находился высоко, выше иных флагштоков по краям нашего лагеря. Я…я смотрел на него в тот момент…в тот момент я испытал страх и холод, в моей голове что-то надломилось. В момент флаг развевающийся на ветру, на высоте, упал, повис, ветер перестал дуть, я ощутил это своей кожей. Я почувствовал сверхъестественный страх, нет, не тот который люди чувствуют пред смертью, другой, который невозможно описать или сказать причину. Я посмотрел на флаг, и он опять развивался, но в противоположную сторону. Я буквально…ОХРЕНЕЛ…смотрел на него долго, я даже оперся на него, так как мне стало сложно стоять. Но вот где-то вдали, кто-то начал кричать, созывали людей, не просили о помощи. Я отшатнулся и еле держась на ногах пошёл ко входу в наш лагерь. Я достал меч из ножен. Перед входом в наш лагерь, собралось много людей, толпа, она окружала нечто что было не увидеть, и я решил забраться на ящики с провиантом чтобы оглядеться. И вот я стою, люди у меня как на ладони. Рыцари, окружили некого человека в балахоне и мечами в руках. Они отрезали ему путь к отступлению, закрыв своими телами и мечами путь из лагеря. Люди продолжали приходить, я почувствовал нутром что-то не так, что если это отвлекающий манёвр? И сейчас нас окружают? Но нет, я очень сильно ошибся… У ног человека в балахоне лежало около 6 солдат, его пытались зарезать. В тот момент меня привлекло его лицо, волосы. Он не был похож на Араба, его светлые волосы и лицо, молодое, юное, красивое, искривленное в злобном оскале.

Кто-то- О сыны божьи, слушайте мою команду!!! Убейте Еретика!!!

Но человек в балахоне прервал его, в мгновение ока он вознёс два клинка к небу и издал рёв который только мог выдать из себя человек. И я почувствовал потуги ветра, которые объяли меня, моих братьев по оружию, который поднял пыль вверх! И он дул сверху! «Демон» подумать я хотел, как меня с ног сбил сильный порыв ветра дувший с небес. Ветер не давал отрыть глаз, перебивал дыхание, было сложно дышать. Когда это прекратилось, всё было в пыли, отовсюду слышались крики, кто-то молился и рыдал, я чуял что кто-то обосрался со страху, к счастью это был не я и не они. Кто-то достав мечи, шли сквозь пыл и смрад одолеть демонического противника. И те что шли в авангарде первыми и пали от двух клинков Демона, он выпрыгнул на них из пыли которая нас окружала. Демоническое создание словно в танце резало шеи и плоть, я и многие кто стояли перед мной остановились и отшатнулись, приняв позицию обороны. В пыли были видны только силуэты, и они приближались. Разрезая пыль, в нас влетело тело рыцаря, изрезанное ножами. Мы не успели оклематься как увидели его, демона. Один из моих собратьев не сдержал злобу и кинулся на Демона и не сумел нанести ему ни одного удара, ни одного, Демон держал его за голову. Было видно, что тот обладал силой, огромной силой, он поставил рыцаря, слугу божьего на колени перед собой. Его глаза загорелись демоническим белым огнем и высосал из него жизнь. А потом, посмотрел на нас. И нас коснулся тот же сверхъестественный рев, чего-то необъяснимого, словно начался шторм, который был направлен на меня и близко стоящих. Я полетел, меня оттолкнуло так сильно что я отлетел на метров 20, в стойку с копьями, которые пронзили моё тело бесчисленное количество раз. И вот, я умираю, в предсмертной агонии боли, ярости и страха, чувствуя горечь сожаления о жизни и смотрю помутненным взглядом на округу. Я нашёл что-то забавным в том, как умирают священники с крестами в руках перед этим демоном. Вижу, как пыли становится больше, и я начиняю задыхаться и чувствовать кровь на своём языке. Демон, он подошёл ко мне. Стоит и смотрит. И смотря мне в глаза, харкнул мне на лицо. Пока я лежал и про себя материл эту тварь, нет я не боялся, у меня не было силы говорить, он ушёл. И в море пыли, появился силуэт, нежный, аккуратный, женский. Обычно я безразлично отношусь к женскому роду, они мне не интересны. Но в ней, в этой женщине было что-то особенное. И пока я об этом думал, она уже стояла и смотрела на меня. Из-за пыли, или предсмертного состояния, я не мог разглядеть её лицо, и как будто она прочла мои мысли, девушка буквально над висла вблизи передо мною. Оно было прекрасно…утончённые черты лица, тёмные глаза, волосы свисающие до моего лица пахли солнцем. Я начал задыхаться, может от восхищения, может от пыли и крови. Её рука тянется к моей щеке, её ладонь была нежной и холодной. С её прикосновением по всему моему телу разлилось тепло, словно горячие вино, оно не согревало, а сжигало меня изнутри. Я вдохнул пыль и кровь полной грудью, что аж отдалось внутри прохладой. Мои глаза словно раскалённым металлом прожигали, было больно смотреть на неё. Меня всего словно сжигали заживо изнутри и охлаждали снаружи. Я чувствовал, как из проткнутых лезвиями ран в моём теле стекала раскалённая кровь, мои слёзы, стекающие из глаз, обжигали мне кожу. Я сквозь боль кричал, еле слышна, но во всю силу. Это продолжалось пока я не потерял сознание и продолжилось потом. Я ничего не видел, ничего не слышал, не чувствовал запахов, не чувствовал боли, а чувствовал только неописуемой силы жар в своей груди, который расходился по телу. И будто удар, я пришёл в себя, лёжа на земле, рядом с другими уцелевшими, но жутко изорванными людьми. Я лежал в лазарете и тут всё было ужасно, а когда я оклемался и смог встать, увидел, что случилось с основным лагерем. По нему будто прошёл шторм, сломанные палаты и божественные символы пали и были погребены под писком, который пожрал всё. Спустя время, переломанные, искалеченные…люди и рыцари объединились с отрядом который был в соседней долине. Уцелевшие были в ужасе, не способные сражаться, они валялись в мучениях и без конца молились. Даже те, кто был крепок и не сломался, не могли оставить молельни и священников, некоторые были в истерике пересказывая произошедшее. Это не минуло и меня…но во мне пылал жар. Жажда сражения, я хотел продолжать карать еретиков. Однако…он закончился, великий поход на восток окончился успехом, мы, мои братья отстояли свою веру и доказали кто на восточной земле сильнейший. Мы пошли домой, они пошли домой, а я? Мне дали землю за травмы, которые я получил, за геройство которое проявил на поле веры. И вот, у меня небольшой домик, земля, пастбище, не хватает жены под рукой и детей. Кто бы желал большего? Я. Мне это не было нужно. Я хотел пойти в стражники, или снова вернутся к оружию, надеть доспехи и опять карать грешников и изуверов. Но нет. Я был обычным крестьянином по рождению. Ниже моего положения были только рабы, казалось бы. Вернутся в церковь и снова стать свято служителем? Нет, я опорочен, грешен. От тех лет мне остался только мой меч, который я прятал под своей ложей. Спустя год, я продал всё за еду и вино, скот дом, землю, одежду. Я взял свой меч и ушёл в лес, голый. Я не знаю сколько времени прошло, но я начал терять свой разум и впускать в него беса. Я исхудал, покрылся грязью и обезумел, я бродил по лес и рубил деревья видя в каждом из них врага. Окружённый бесчисленным количеством врагов, которых я рубил бесконечно долго, потеряв счёт дням и ночам. В один момент очнувшись, я обнаружил себя в руках стражников, в лесу, стоящий на коленях, я был в бреду, в песчаные бури без возможно двигаться, вообще ничего не мог сделать. И вот опять, возник опять знакомый силуэт в балахоне. Внутри себя я почувствовал дрожь и жар, это было что-то неведомое, нечто неосязаемое, жутко понятное. Рука силуэта тянется ко мне, помню это, сейчас он коснется моего лица и высосет жизнь, прекратит мои страдания, и я отправлюсь на суд. Я испытал приступ счастья.

Но вот он касается меня и смотри в глаза, его взгляд был жестоким, знакомым, таким-же который был у моих братьев по оружию.

М-Прокаженный…одержимый.

Это было последнее что я услышал от него, до того, как потерял сознание. Прежде чем очнуться, я услышал звон цепей и прохлады по всему телу.

М-Очнись!

Сказал знакомый голос. Я был скован, мои конечности были пристёгнуты и натянуты цепями в разные стороны. Пещеру освещали свечи рядом с иконами, но первым что я увидел, это своё голое тело, а потом и его, голого, человек с пышными волосами, которые в пору носить девушке, с пышной бородой и усами, густыми, от которых шёл сапах дыма. Человек сказал.

М-Моё имя Мафусаил Прокаженный.

До его слов, я мало что понимал, единственное о чём я думал ранее это о том чувстве родства в груди, которое чувствовал рядом с ним.

?-Где я?

М-под храмом, в великом божьем доме, доме всех домов. В доме священного отца.

?– Почему?

М-В тебе, я чувствую нечто, родное себе.

Стоило ему это произнести, как его глаза загорелись сверхъестественным огнем, стоило мне это увидеть я испугался до жути, мои попытки отползти были напрасны, цепи сдерживали меня. Тем временем огонь в глазах перешёл на лицо, сжигая его, его длинные волосы пылали, переходя на тело, руки и ноги. В пламени пара нормального огня были видны кости и мясо с кожей. Но Прокаженный не испытывал боли, он не кричал, хоть его глаза заменило пламя он смотрел на моё искривлённое ужасом лицо своим пустыми глазницами. Своими обугленными губами он произнёс

П-ты подобен мне, ты бес, внутри этого человека.

Он протянул ко мне свою пылающую руку, тянулся своими пальцами с которых слезали ногти и обнажались кости. От страха я испражнился на пол, чувствовало себя ничтожным рядом с ним. Пускай его естество кричало о дьявольской натуре, Мафусаил верил в бога, об этом говорил больших размеров крест на его груди, объятый огнем, прожигающий плоть, но он был. И стоило горящей рукой коснуться меня, пламя затухло, оголив человеческую плоть.

П-Я сделаю всё чтобы ты и твои силы служили на благо господу нашему богу, священному отцу и вере, которую надо защитить.

Я пытался его вразумить, сказать, что я не демон, я сам хочу воевать за бога, но мои слова были бесполезны. Он меня пытал, бил меня, после чего приходили священники, которые читали молитвы и с крестом у моего лица изгоняли бесов, но они тоже не слушали. Священники уходили и возвращался он Мафусаил, мой истязатель. Его методы были суровы, но они нужны были мне, сейчас я это понимаю. Он не стеснялся меня унижать, битьё кулаками по ребрам, голове и моим половым органам, это было самым легким что он делал. Я быстро потерял счёт времени, в какой-то момент пытки и освещение меня стало обыденностью. В скорее я начал бормотать молитвы в такт священникам, а вовремя пыток Мафусаилом, я перестал плакать и умолять перестать, я начал терпеть и молчать, про себя молясь чтобы он меня не кастрировал и не отрубил чего ещё. Вскоре я заметил, что Мафусаил потерял энтузиазм, он начал испытывать ко мне некое сочувствие, про то странное ощущение родства я и не говорю. Оно было таким-же, и похоже Мафусаил чувствовал то же самое.

Я помню тот самый день, он пришёл ко мне, не голый, впервые. Мафусаил был одет в латные доспехи с красной тканью и с большим позолоченным крестом на груди. В руке его был ключ от моих оков. Я не мог стоять на ногах, моё измученное тело не позволяло подобного. Мафусаил нёс меня своих руках.

М-сегодня тот день, когда ты получишь возможность искупить грехи за своё существование Бес.

Я не заметил того как каменные стены пещерного лабиринта сменились на колоссально высокие потолки, украшенные невероятно красивыми рисунками. Всё было залито светом. По ощущениям, я как будто вырвался из ада и начал шествие по раю. Мафусаил остановился перед высокой дверью и положил меня на черно белый плитчатый пол.

М-ты должен сам пройти оставшийся путь, он твой. Возможностью, которую ты не имеешь возможности упустить.

Он вошёл в высокую дверь, оставив меня одного. Я из всех сил которые во мне остались встал. И применил не меньшее количество сил чтобы открыть высокую дверь для себя. Передо мной предстал подобный предыдущему зал, но больше, и длиннее, величественнее. Заполненный слепящим светом.

П-Ступай ко мне, сын мой.

Я услышал голос источающий уважение и некую святость. Он был в дали, в другом конце колоссальнейшего размера зала. Пока я шёл, падал, и опять шёл, я всё сильнее и сильнее слышал слабый колокольный звон и музыку, которую создавал орган. И вот передо мной предстал невиданной красоты трон, чьё изголовье уходило к потолку, а в его основании сидел он. Великий все отец, верховный служитель божий, смотрящий на меня, залитый светом, его мудрый лик смотрел на меня.