Любовница снежного лорда

– И как накатывает? – продолжила я. – По причинам или просто из прихоти?

На этот раз сначала раздался скрежет, затем злое:

– После каждого заседания совета, ну и когда мать… заявится.

То есть у нас проблемы на работе и в семье тоже не сладко. В общем, мужик так себе и даже хуже.

И тут этот, с большими проблемами, взял и положил руку мне на колено. Молча, властно и по-хозяйски. Молча, безапелляционно и тоже весьма по-хозяйски, в конце концов, это мое колено, убрала его руку. Последняя шлепнулась на колено снежика, от чего он удивленно воззрился на меня. Сидим. Смотрим на огонь, я лично отогреваюсь. И тут этот взял и положил ладонь мне на бедро. Молча взяла брезгливо за один его длинный холодный палец, сняла длань с себя, бросила ему на колено.

– Весьма странно, что не действует, – глубокомысленно заметил лорд Эйн.

– А как должно действовать? – проявила я любопытство.

– Ты должна томно вздыхать, восторженно смотреть на меня, таять от каждого прикосновения и быть на все согласной, – сообщил сугробик.

Представила себе. Повернулась к Эйну, косящему на меня глазом, томно вздохнула – страшненький, зато свой, любимый, восторженно глянула на стекло холодильного шкафа – я в нем такая красивая отражалась, и тут снеголордик взял и положил опять свою лапу мне на колено. А лапа, кстати, холодная! А я еще не согрелась.

– Да убери же ты руку! – взвилась я со стула.

На меня с интересом поглядели. Затем плавно поднялись, скользящим движением приблизились и жарким шепотом поинтересовались:

– Возбуждаю?

– Вымораживаешь! – искренне воскликнула я. – До сих пор холодно, а тут еще ты со своими ледяными конечностями!

Интерес сменился недоумением. Затем Эйн поднял ладонь, поднес к лицу, поразглядывал и выдал:

– Да нет же, оболочка на месте, значит, выморозить не мог.

И вот после этого я честно призналась:

– Мужик, я тебя боюсь.

Этот взял, лицо поправил, кожу на руках, после чего чертовски обольстительно мне улыбнулся. И сердце, главное, послушно дрогнуло, дыхание у меня участилось, в голове потемнело, и голос предательски дрогнул, когда я выдохнула:

– Ничего у нас с тобой не получится, я монстров с детства не очень люблю, скорее даже наоборот. Так что хорош скалиться, сугробик ты мой жутенький, пошли искать портняцкую местную.

И вот тут лорд Эйн, кажется, обиделся, потому как обратился бураном, да, жутким таким, с поблескивающими в нем красными глазенками, и умчался невесть куда. Я постояла, постояла… и решила поесть. Слуги, как оказалось, смылись, вообще все побросав, так что в одном из котлов я обнаружила недурственное мясное рагу, из печи вытащила слегка перерумянившийся хлеб. Нарезав хрустящую булку, набрала себе рагу в глиняную миску и села кушать. А что, все равно же жду. К тому же после полугода голодания ради свадебного платья возможность нормально поесть безумно радовала.

И вот я безмятежно ем, а дверь распахивается и влетает буран. Обращается снеголордиком и смотрит на меня голодными глазами.

– Чего? – нагло жуя, поинтересовалась я и ложку облизала.

Рагу вышло чудное и от того, что перетомилось немного, сделалось только лучше.

– Ты чем занимаешься? – вопросил монстр, вокруг которого воздух вдруг начал сыпаться снежинками.

– Ем. А что, не видно? Так глаза от снега протри, – ласково посоветовала лорду Эйну.

Этот протирать не стал, подошел к столу, поглядел на довольную меня и неожиданно произнес:

– Я тоже голоден.

Глянула на него, пожала плечами и сказала:

– Ну так не мешаю, ешь.

А этот взял, отодвинул стул, по-барски сел, подтянул рукава и мило так мне:

– Ну так, может, ты стол для меня накроешь, дорогая?!

Я чуть не подавилась от такой наглости. Но ничего, сдержалась, прожевала, проглотила и напомнила:

– Дорогой, начнем с того, что ты в меня еще нисколько не вложил, так что никакая я тебе не «дорогая». Закончим тем, что я тебе как-никак любовница, – ехидно-наглая улыбочка, – а мы, феи страсти, не созданы для кухни. Так что давай либо сам, либо слуг зови, либо женись, вот, кстати, в обязанности жены входит столь досадный пункт, как кормление мужа.

Но этот, вместо того чтобы внять моей пламенной речи, перегнулся ко мне через стол и как прошипит:

– Дорогая, учитывая, что жены и ужина я лишился по твоей милости, будь так любезна сейчас встать и накрыть для меня, твоего господина, стол!

Чуть ломоть хлеба от такого не выронила. Но удержала, откусила кусь, прожевала, задумчиво взирая на обалдевающего от моей реакции лорда Эйна, и ответила:

– Слушай, снежинка, у тебя какая-то странная логика, должна признать. По твоей логике, если я твой замок разрушу, отстраивать его тоже я должна? Ты что, издеваешься? Я – и это яйцеподобие на морозе складывать? Мне что, заняться больше нечем?

И у кого-то через стол перегнувшегося банально отвисла челюсть. А мне его такого потрясенного даже жалко стало. Зачерпнула ложкой побольше рагу, сунула в приоткрытый рот и сказала:

– На, поешь, болезный. Сил наберись, а потом вставай уже и начинай наконец даму обслуживать. Я, между прочим, вина хочу, а мне его еще никто не налил. И кстати, это по твоей милости не наливают – слуги-то от тебя сбежали!

Лорд прожевал и проглотил мною милостиво пожертвованное, сел ровнее, побарабанил бледными пальцами по столу, а после – жалобный взгляд на меня и печальное:

– Не умею.

– Чего не умеешь? – вылавливая из рагу понравившийся кусок мяса поинтересовалась я.

Злющий лорд Эйн прошипел:

– Я не умею сервировать стол, Виэль. Нас этому не учат. Я даже не знаю, где здесь находятся столовые принадлежности, нужные мне приборы, фарфор приемлемый для столь поздней трапезы, салфетки нужного цвета и…

– Эй, эй, эй! – У меня чуть аппетит не пропал от всего этого. – Какой сервировать стол? Какие салфетки и фарфоры? Молча встал, взял первую попавшуюся миску глиняную, ложку подходящую нашел, рагу зачерпнул и сурово принялся за еду. В конце концов, представь, что ты на войне и в походных условиях, соответственно, не до сервировки. И вообще будь мужиком – есть проблема, реши проблему и не выпендривайся.

С этими словами я очаровательно улыбнулась и уже собиралась продолжить есть, как этот… лорд молча встал, протянул руку, отобрал мою глиняную миску, после мою ложку, водрузил это все перед собой, придвинул хлеб, взял не ломоть, а всю оставшуюся нерезанной буханку, сел и… начал есть!

Оторопев от подобной наглости, я просипела:

– Это что вообще такое?

– На войне, так на войне, – уплетая мое рагу, ответствовал лорд Эйн. А затем еще и добавил: – Ты сказала: «Молча встал, взял первую попавшуюся миску глиняную», я так и сделал.

У меня от такого дар речи пропал и челюсть отвисла. А этот:

– На, поешь, болезная, – и ложку с рагу мне в рот впихнул.

Чуть не подавилась. Закашлялась, снежный же, торопливо наворачивая, осведомился:

– По спинке постучать?

– Благодарю, не стоит.

Он кивнул и продолжил есть. Наглый такой, красные глазенки победно поблескивают, челюсти быстро-быстро работают, улыбка нет-нет да пробивается. И вот как тут стерпеть? Не стерпела.

– Так, значит, на войне ты мародерством промышляешь?

Есть перестал. Так и сидит, ложка с рагу на полпути ко рту зависла, мясной сок с нее капает прямо на стол. Глаза такие злые стали.

– Как я догадалась? – Хорошо хоть ломоть хлеба у меня не отобрал, так что я от него отщипнула, в рот отправила, прожевала. – Да чего ж тут догадываться. Если ты в невоенных условиях у слабой женщины последнее отнял, страшно представить, кого в военное грабишь… – И с самым страдальческим видом: – Видать, у детей малых конфеты с игрушками отнимаешь…

Лорд Эйн моргнул, после швырнул ложку с рагу в миску с рагу и, подавшись ко мне, прошипел:

– Виэль, мне безмерно любопытно, как ты себе это представляешь? Хотя нет, не отвечай, с твоим-то извращенным воображением…

Я покивала, перегнулась через стол, ухватилась за свою миску, притянула ее обратно и принялась есть, поглядывая на лорда Эйна. На мои действия он отреагировал злобным скрежетом зубов и продолжил:

– Просто логически – что бы я делал со всеми этими теоретически отобранными у младенцев игрушками?!

– А кто тебя знает, – активно наворачивая рагу, безразлично ответила я, – с сорока лямурницами нашел что делать, а с игрушками не найдешь?!

– С сорока проблем не было, на сорок первой начались, – глядя на меня, произнес лорд Эйн.

– Раньше об этом думать надо было, – наставительно сообщила я, понимая, что как-то уже объелась, но не желая заканчивать трапезу чисто из вредности.

В следующее мгновение случилось нечто неожиданное – где-то в самом замке что-то прозвенело, затем звон распространился, от чего внезапно сильно побледнел мой снежный лорд, а после в кухню влетело… зеркало. Размером оно было с большую тарелку, снежно-серебристый орнамент делал его каким-то сказочным, а вот отражающаяся в нем белая физиономия с длинным носом, красными глазенками и в тон к ним извазюканными багровой помадой тонкими, скорбно поджатыми губами, скорее относилась к области кошмаров. И вот этот анфас явно женской принадлежности, скользнув по мне презрительным взглядом, поистине уничижительно уставился на застывшего лорда Эйна.

И именно ему было сказано:

– Отличился!

Одно слово, но резануло так, что мне неприятно стало, снежик и вовсе сжался, хотя и прикладывал все усилия, чтобы казаться невозмутимым. Невозмутимо и произнес:

– Мама, я бы вас попросил…

– Единственный сын своего отца – слабак, – продолжила маман. – Мало того, что неудачник, так еще и жалостливый слюнтяй!

После такого мне стало как-то не по себе, и дело даже не в том, что лорд Эйн, явно желая высказаться, сдерживался и не позволял себе срываться на оскорбления, чем эта мегера и пользовалась. То есть это когда сильный слабого не обижает, слабый в курсе, наглеет от осознания своей безнаказанности и внаглую швыряется в сильного оскорблениями. Эта и швырялась. А у моего снежика, между прочим, тонкая душевная организация, и вообще он мой. А я не люблю, когда мое трогают.

Рывком поднялась, на глазах у изумленного Эйна взяла это висящее в воздухе зеркало, развернула к себе и ядовито произнесла:

– Здравствуйте, маман. Разговор есть.

Жуткое лицо напротив продемонстрировало крайнюю степень изумления. После чего повысив голос, это красноглазое уроденькое возопило:

– Вальд! Кто это?!

О, так его зовут Вальд? Вальд и Виэль – да мы пара!

О чем я и сообщила слегка ошарашенному развитием событий снежному лорду:

– Я согласна.

Сверкнув красными глазенками, лорд Эйн холодно поинтересовался:

– На что?

Одним словом – снеготормоз.

Кокетливо поправив локоны, взмахнула ресничками, потупилась и сообщила:

– На период ухаживаний. С тебя конфеты, цветы, подарки, комплименты и признания в любви.

Кто-то в зеркале потрясенно приоткрыл рот. Эйн же ко мне уже слегка попривык, и вообще продемонстрировал присутствие адекватности, вопросив:

– А с тебя?

Томно вздохнув, ответила:

– С меня величественное принятие твоих даров и признаний и долгие размышления при луне на тему: «Зачем мне такой страшненький и тощенький нужен».

Эйн, проявив выдержку, которой обучился за эту долгую ночь, протянул руку, отобрал у меня миску с похлебкой, после чего отобрал и хлеб, вырвав его из моей ладони и принялся есть. Молча.

– Ва-а-альд! – отмерла после моей реплики его маман.

– Виэль, – представилась я, потому что я вежливая и воспитанная и не начинаю разборок с незнакомыми людьми.

А снежик ел. Торопливо и стремительно, делая вид, что родительницу знать не знает и ведать не ведает.

Маман же снеголордовская выдала резкое и злое:

– Не с тобой разговариваю!

– А зря, – улыбнулась я, – со мной лучше разговаривать. Молчаливая я хуже раз в сто, чем говорящая.

И с этими словами я встала. Сходила к печи, открыла заслонку, достала веточку, обугленную на конце, чуток намочила ее, вернулась к зеркалу. Села и, представив себя великим творцом художественной росписи, высунув кончик языка от усердия, провела линию от окончания носа маман до собственно щеки. Получился потрясающий насыщенный и замечательный черный ус!

– А! – воскликнула маман снежика.

– Мм-м, вы уже готовы к диалогу? – поинтересовалась я.

Лорд Эйн застыл с недонесенной до рта ложкой, его маман открыла от изумления рот.

– Еще не готовы? – уточнила я, вновь занося для шедеврального мазка свою импровизированную кисть.

И только потянулась нарисовать очередной ус, как снегомадам заорала истошно:

– Ва-а-альд!!!

Лорд Эйн молча взял и съел все с ложки, ус был дорисован, я издевательски взирала на леди. А едва та утихла, нравоучительно спросила:

– Будете еще моего снежика обижать, а?

«Снежик», не вынеся такого потрясения, выронил ложку. Его усатая маман открыла от изумления рот. Но затем закрыла, скрежетнула зубьями и выдала:

– Деточка, его не я – его все приближенные к ледяному престолу «обижают»!

Ох, бедненький мой. Тяжело вздохнув, уверенно произнесла:

– Разберемся.

– С кем? – ядовито поинтересовалась морозная матушка.

– С теми, кто обижает, со всеми и разберемся. – Я была категорична.

Лорд Эйн вновь взял ложку. Положил. Подумал. Хмыкнул. Глянул на меня как-то по новому, после чего произнес:

– Сам разберусь.

И я даже ответить ничего не успела, как снегомаман взвыла:

– Сам он разберется! Как же! Снова выставишь себя посмешищем! Ты позор моего дома! Ты…

На этом я взялась рисовать ей бороду, и у снегоматери слова закончились. А как она умолкла, я вежливо произнесла:

– В данный момент лорд Эйн занят и не может уделить вам должного внимания. Вы очень ценны для нас, мы всегда вам рады, поэтому просим впредь уведомлять о вашем появлении заранее, чтобы уважаемый лорд Эйн мог в полном объеме уделить внимание вашей очень значимой для нас персоне.

После чего стерла усы.

Снегомать моргнула, сглотнула и как-то растерянно произнесла:

– Если можно, я завтра свяжусь с…

– Конечно-конечно, – радушно-вежливо произнесла я, – с нетерпением жду вашего звонка, чтобы согласовать время вашей беседы с уважаемым лордом Эйном. Всего доброго.

– И в-вам… – вконец растерялась леди.

И отключилась, а зеркальце улеглось на стол бездушной стекляшкой.

А я уставилась на снежика. Тощенький, бледненький, красноглазенький, жутик такой, и так жалко его стало, прям до слез. И главное я поняла – не сможет он без меня, не проживет, обижают его всякие, причем, судя по словам маман, много их всяких, придется заняться ситуацией.

– Что? – хмуро спросил лорд Эйн.

Шмыгнув носом, призналась:

– Жалко тебя.

Бабахнув кулаком по столу, сугробик подскочил, упираясь узкими ладонями в стол, навис надо мной, демонстрируя оскорбленность и…

– Ладно, разберемся, – игнорируя его показательную ярость, устало протянула я. – Завтра на приеме полагается быть в белом?

Лорд Эйн от такого опять впал в заморозку, а я поняла что:

– М-да, риторический вопрос был, вы же ограниченные, у вас всегда только белый.

– Оттенки разные! – прошипел оскорбленный за свою расу снежик.

– Но белые, – продолжала я гнуть свою линию. И так как кое-кто, сверкая красными глазенками, подался ближе, торопливо добавила:

– Не грусти, завтра с тобой пойду.

Поднялась, потянулась всем телом, прическу поправила… взгляд снежика изменился в тот же миг, сменив гнев на заинтересованность, а следом и готовность использовать любовницу по назначению, вот только…

– Поздно, лорд Эйн, – продолжая поправлять прическу, с тяжелым вздохом сказала я.

– В смысле, «поздно»?! – не понял он.

– В смысле, – развела руками, – понимаешь, у меня принципы – я не сплю с теми, на кого работаю.

И тут этот наивный, сузив глаза, заявил:

– Виэль, ты на меня не работаешь!

Пришлось обрадовать мужика:

– Ошибаешься.

Он не обрадовался, и тогда я добила:

– Зарплату обсудим завтра… – скептически осмотрела его с ног до головы, – что-то мне подсказывает, что я сильно увеличу даже тот оклад, что уже прикинула… Ну да ладно, у нас еще полно снега непаханого, в смысле работать надо. Веди к слугам.

Лорд Эйн грохнулся на стул, потрясенно глядя на меня, затем вопросил:

– А к слугам тебе зачем?

И вот тогда я вполне законно возмутилась:

– Слушайте, шеф, я к вам в портнихи не нанималась! Нет, один раз, исключительно чтобы поиздеваться, я могла бы и пошить, но это до того, как вы наняли меня в личные помощники.

– Виэль, – взгляд снежика сделался основательно нехорошим, – я тебя не нанимал!

– Естественно, – согласилась без проблем, – я же еще не решила, какого размера у меня будет зарплата. Шеф, подъем, мне к слугам надо!

– З-з-зачем?! – прошипел этот взбешенный.

– Буду им мозг выносить, – честно призналась работодателю.

Лорд Эйн открыл было рот, собираясь возразить, но тут до него дошел смысл сказанного и собственно ситуация, и, проявив ум, смекалку и сообразительность, начальник заткнулся. После чего и вовсе поднялся и потащился показывать мне, где слуги.

Показал.

Привел в подвал – триста семьдесят ступенек вниз, подвел к огромной, роста в три человеческих, толстенной дубовой двери, которая вся оказалась железом обита, да таким каленым и внушительным, что это наталкивало на невеселые размышления, радушно ладонью махнул, мол «приступайте, Виэль Мастерс», после чего отошел к стене и, сложив руки на груди, привалился к этой самой стене плечом, выразительно глядя на меня. То есть мне недвусмысленно предложили начинать.

Я, все еще в той самой лордовской тоненькой рубашке, то есть мне было холодно, подошла к двери и постучала. Где-то там раздался слаженный выдох и… тишина.

– Откройте! – крикнула я, от чего-то несколько оробев.

От размера двери, наверное.

Из-за преграды послышалось нервное перешептывание, закончившееся выкриком одной из старушенций:

– Это та, новая любовница!

Тишина, и визг девицы, за которой я с катаной гналась, потому что она вкусную поджаренную курочку тащила:

– Она сумасшедшая!

Меланхоличное мужское:

– Просто еще не приручил ее наш сугроб.

«Сугроб», на которого я тут же оглянулась, естественно, возмущенно вскинул бровь, явно не ожидая, что его за глаза прислуга именно так величает. Но промолчал – уважаю.

Стукнув в дверь еще раз, крикнула еще громче:

– Открывайте уже!

Из-за преграды донеслось ехидное:

– Да, счас! – И это был голос другой старушенции.

– До утра сама броди по замку, а тут дураков нет. – Мужик какой-то выкрикнул.

– Не отопремся, и не проси. Ты эту кашу заварила, тебе и расхлебывать! – Какая-то явно злая на меня женщина.

Так значит, да? Это вы вообще зря, конечно, с Виэль Мастерс так не поступают, потому как:

– Ну раз вы отпираться не желаете, значит, без претензий отнесетесь к тому факту, что я вас запру.

У сугробчика беленькая бровка медленно и удивленно поползла вверх по лбу. За дверью потрясенно застыли.

– Что?! – раздался чей-то визгливый голос.

– Вы же выходить отказываетесь, – разумно, вежливо и с расстановкой пояснила я. – Значит, какая вам разница, что я вас сейчас запру здесь. Недельки на три-четыре, как минимум.

Тишина за дверью стала оглушительной.

В следующий миг щелкнул замок, потом послышался скрежет отодвигаемых засовов, затем еще щелчки замков, какой-то лязг, звук поднимаемой решетки… Оглянулась на Эйна, одними губами выдала «Уау!», шеф мой гордо приосанился, мол – да, вот такой я страшный, и тут дверь собственно отворилась.

А за дверью обнаружилась толпа зеленомордых слуг, которые чуток так пошатывались, потому как это был погреб с вином, копчеными окороками и сырами всяческими! И эти болотники тут не просто так прятались, а с явным удовольствием!

– Однако… – прокомментировал явно не ожидавший такого комфорта в «схроне» лорд Эйн.

– Дохлый жмурик! – ахнула разом толпа слуг, не ожидавшая присутствовавшего в адеквате и при полном рассудке хозяина замка.

– Ну почему же дохлый? – удивилась я. – Очень даже живой, хоть и выглядит хуже, чем труп.

«Хуже, чем труп», перестав сверлить злющим взглядом провинившихся, уставился на ни в чем не повинную меня.

– Не нужно на меня так смотреть, я тут ни при чем, и вообще я вам только что на вашу прислугу глазки ваши жутенькие открыла!

«Жутенькие глазки» прищурились мрачно. У прислуги, напротив, расширились от ужаса, а после…

– Портные тут кто? – вернулась я к делу.

Но эти, перепугавшиеся до дрожи, разом отступили, а кто-то какую-то веревку сверху свисающую дернул и… и с огромным грохотом двери захлопнулись, а следом с лязгом рухнула вниз решетка.

Приехали.

Обернулась к Эйну – стоит мужик, ногти свои с невозмутимым видом рассматривает. Не удержалась, ехидно заметила:

– Судя по длине когтей, вы маникюрщика или потеряли в недрах вашего необъятного жилища, или съели.

На меня возмущенно глянули.

– А что? – невинно похлопала ресничками. – Мы с вами уже убедились, что по законам военного времени вы на все вполне способны.

– Виэль, на войне никто никого не ест! – отрезал снежик.

– Война войне рознь, – возразила издевательски. – К тому же главное, что тенденция в вас заложена, так что…

Сверкнув глазами, Эйн отчеканил:

– Виэль, я никого не ем!

– Да? – Я указала рукой на захлопнувшуюся дверь. – А это мне тогда как понимать?!

– А я тут при чем? – в тон мне возмутился лорд Эйн. – Это следствие неправильного ведения вами переговоров.

Из-за двери послышалось слаженное: «Ага, ага».

Ну что ж, это не я, это они сами нарвались.

– Ладно, – вскинула подбородок, – признаю свою полную и абсолютную капитуляцию.

Лорд Эйн победно усмехнулся, отошел от стены, подошел ко мне, слегка склонился и завораживающим шепотом, коего от такого ужастика ожидать было бы странно, произнес:

– Поднимаемся в спальню?

Нет, ну до чего ж озабоченный работодатель мне попался! Или на меня попал… Скорее второе.

– Лорд Эйн, еще раз повторяю для вас очень умного – я не сплю с начальством. А что касается вашей прислуги, поступим проще – этих заколотить, пусть тут гибнут медленно, но верно, новую прислугу набрать. Поверьте, с моим опытом и подходом дело набора нового обслуживающего персонала займет минут пять от силы и…

И тут опять лязг, скрежет, двери распахнулись, решетки поднялись, на пороге показались зеленомордые и сообразительные.

– Ну вот, совсем другое дело, – радостно улыбнулась я. – Так, народ, мне бы поесть, а то я когда голодная…

Пятнадцать человек, торопливо миновали нас, обходя по стеночке, и ринулись вверх по лестнице, явно готовить мне ранний завтрак. Умнички вы мои.

– И портные, – закончила я фразу.

Портные слаженным строем выступили – семь человек.

И вот после этого я посмотрела на снежика. Выразительно посмотрела. С нескрываемым торжеством, так, и победно.

– Оригинально, – изучая меня все более заинтересованным взглядом, произнес лорд Эйн.

– Да, я такая, – гордо вскинув подбородок, ответила на его невысказанный комплимент.

А он, комплимент, точно был. Просто снежик он слегка тормоз и еще не понял, что вообще-то сейчас должен стоять на коленях и, протянув руки к моей божественной персоне, боготворить и благодарить без устали. Ну да ничего, Виэль Мастерс всегда отличалась упорством и настойчивостью, так что уверена, до Эйна еще дойдет.

А не доходило до мужика. Вот как есть не доходило! Я все ему! Все для него! Все ради него! А он?!

– Виэль, – лорд Эйн сидел статуей оскорбленного достоинства и скрежетал зубами, – это шестое платье, Виэль!

– Четвертое, – не согласилась я, нежно поглаживая ткань обновки, – а те два это так, недоделки, их еще перешить нужно.

Чем, собственно, все портные сейчас и занимались, сцепив зубы и бросая на меня полные ненависти взоры. Нет, работали они быстро, но ранее им явно не приходилось шить с такой скоростью.

– И вообще, – я прошла, села за стол напротив облаченного лишь в неглиже по причине недавнего снятия мерок шефа, – чем вы недовольны?

– Чем?! – рявкнули на меня. – Виэль, я третий час сижу в одних трусах!

– Ничего, вам идет, – откровенно слукавила я, потому как… да страшный он, жуть просто, белый, костлявый, тощий. Но такой притягательный…

Притягательный, конечно, но злой, как зимний мороз.

– Виэль!!! – От его рева содрогнулись стены, мои висящие на плечиках платья, манекены и свалились в обморок трое портных из семи. – Я! Тут! Третий! Час! Торчу! В трусах! В то время как вам шьют уже седьмое к сугробам платье! А я все еще голый!

– И нервный, – не могла не заметить я.

Шеф остолбенел, приоткрыв рот, явно проглотив очередную гневную фразу. И тогда я сказала: