– Ну ладно, – сказал Федор Семенович, – ты парень подкованный, вижу. Но мне не особо важно, где душа крепится к телу. Мне важно, чтобы я в этой душе что-то такое пережил. Что-то высокое и окрыляющее. Светлое. Вот такое, из-за чего люди симфонии сочиняют, в затвор уходят, и так далее. Что-то новое понял про жизнь и про себя… Чтобы опыт этот не в говно опускал, а поднимал к небу. Преобразовывал. В хорошем позитивном смысле. Такое у тебя есть в программе? Чего улыбаешься?
– Знаете, такой анекдот был. Если хочется большого и чистого, пойдите в зоопарк и попроситесь вымыть слона.
Федор Семенович засмеялся.
– А еще говорите, не было катарсиса, – продолжал Дамиан. – Вот он, катарсис. Когда все трещины в подсознании закрыты и психика оздоровлена, вот тогда и тянет слонов мыть. Возникает повышенный интерес к духовным вопросам. Так что не зря вы на «Помпейский поцелуй» подписывались. Уже сейчас видно.
– Да? То есть все благодаря тебе? Мозги ты промывать умеешь, Дамиан.
Дамиан сделал такое лицо, словно услышал комплимент.
– Ну так что? – повторил Федор Семенович. – Есть у тебя что-то необычное? Волшебное? Не поебаться в наручниках, не слона вымыть, а такое, про что я даже не подозреваю вообще. Ошеломляющее. Небывалое. Только без наркоты. Без таблеток, без уколов. Настоящее. Сильное. Светлое.
– Между прочим, – сказал Дамиан, – вы сейчас призываете меня пойти против всего морального опыта человечества.
– Почему?
– То, что вы описываете, называется, если совсем коротко, духовной радостью. Это высшее человеческое счастье. Принято считать, что такие вещи не продаются и не покупаются – это божья награда праведникам. А вы хотите это счастье купить.
– Правильно, – ответил Федор Семенович. – Хочу. Потому что все, кроме такого счастья, у меня есть. Вопрос в том, можешь ли ты мне его продать?
– Будете смеяться, могу, – улыбнулся Дамиан. – Но дорого. Во втором таере счастья нет. Есть в третьем.
– Сколько?
Дамиан вынул телефон, что-то набрал на нем и показал экран Федору Семеновичу.
– Ого, – присвистнул тот. – И что, есть клиенты?
– Там три клиентские ниши. Две уже заняты.
– За такие деньги, Дамиан, в рай можно уехать. На постоянное жительство.
– Это нечто похожее, Федор Семенович.
– Ну-ка, расскажи.
– Цена вас не смущает?
– Я тебе объясню, – внезапно разозлился Федор Семенович, – смущает она меня или нет, когда пойму, что это такое. Ты кончай эти свои, блять, коммуникативно-торговые трюки. А то я напомнить могу, кто ты и кто я.
Дамиан чуточку побледнел.
– Я расскажу, конечно. Но надо сначала очень четко договориться о терминах. Давайте вместе определим – что такое счастье?
– Ну не знаю, как его определить, – ответил Федор Семенович. – Я не философ. Но обещаю тебе, что узнаю сразу. Не ошибусь и не спутаю.
– Да, – сказал Дамиан, – согласен. Счастье ни с чем не спутаешь. Но оно бывает сильным, слабым, мимолетным, нечаянным и так далее. А бывает высшим. Вы какое хотите?
– Высшее, конечно. Самое сильное и глубокое счастье, какое только может быть.
– Я так и подумал. Но ведь здесь должен быть какой-то объективный критерий, верно? Чтобы мы ясно понимали, о чем говорим. А то, с одной стороны, вы хотите высшее, а с другой – самое глубокое. Уже на вербальном уровне противоречие.
– Критерий нужен, – согласился Федор Семенович. – Но как ты его введешь?
– Единственный способ – научный. Вы немного представляете себе нейрологический механизм этого самого счастья?
– Смутно, – сказал Федор Семенович и повертел рукой в воздухе. – Наверно, что-то такое в клетках головного мозга.
– Верно, – отозвался Дамиан. – Совершенно верно. Как и все остальные наши переживания, это особый электрохимический процесс, сопровождающийся выделением нейротрансмиттеров и возникновением нейронных цепей. То есть, если перевести на бытовой язык, счастье – это когда мозг дает сам себе немного сладкой морковки. Потому что все на самом деле происходит в нем.
– Если так рассуждать, все хорошее, что с нами бывает – это когда мозг дает себе сладкой моркови.
– Так и есть, – сказал Дамиан. – К этому сводится все бесконечное разнообразие человеческих радостей. Мозг впрыскивает себе немного сиропа – вернее, коктейль из сиропов, их у него несколько видов – и делает нас счастливыми. Проблема, однако, в том, что мозг выделяет сироп не по нашему желанию, а в строгом соответствии со своими внутренними правилами. Я имею в виду биологические, социальные и прочие программы… Чтобы крантик открылся, должно произойти что-то предусмотренное сценарием. Любовь. Успех. Признание. Избавление от угрозы – и так далее.
– Ну понятно, – кивнул Федор Семенович. – Человек – социальное животное.
– Сегодня можно формулировать точнее. Человек – это программируемое животное. Но эти программы, увы, пишем не мы сами. Их сочиняют природа и общество, и вовсе не для нашего с вами удовольствия, как вы, наверно, замечали…
– Замечал, – сказал Федор Семенович. – Ты давай к сути.
– Уже. Представьте себе, что существует программа, разрешающая мозгу хомячить сладкую морковку просто так. Даже не разрешающая – предписывающая. В максимальных объемах, которые он способен переварить. Без всякой фармакологии и вреда для здоровья. Разве это не будет субъективно переживаться как сбыча всех мечт и величайшее счастье?
– Наверно, будет, – ответил Федор Семенович.
– Можем мы это взять за критерий?
– Взять-то можем. Вот только программ таких, наверное, нет.
– Почему вы так думаете?
– А зачем тогда нужны другие? Человек грыз бы морковку целыми днями, и все. И ничего больше не хотел бы.
Дамиан засмеялся.
– Очень точное замечание. Тем не менее такие программы существуют. Вернее, существовали. Мало того, они были весьма распространены и полностью социально одобрены. Во всяком случае, тем обществом, которое имело о них представление.
– Тогда про них знали бы все.
– А все и знали. Правда, давным-давно. Две с половиной тысячи лет назад.
– Ты о чем?
Дамиан встал из своего кресла и прошелся взад-вперед по спальне.
– Федор Семенович, – сказал он, – вы слышали когда-нибудь о Палийском каноне?
Часть II. Джаны
