Хроники Пустоши

– А что, если они развернутся и назад поедут, чтоб отомстить нам? – опасливо спросил Дерюжка.

Говорливый Малик, бывший омеговец, возразил:

– Не поедут, если Кромвель их сержанта убил или ранил сильно. Без приказа – не поедут. Но вот если они…

Дерюжка крикнул, тыча пальцем:

– Назад идут!

Из-за поворота показался Макота, по сторонам шли Кромвель и Бочка с погнутой трубой в руках. Охотник прихрамывал, держался за плечо. Макота шагал, ни на кого не глядя, будто о чем-то размышлял.

– Ну что? – спросил Дерюжка у Бочки, когда тот полез в фургон.

– Упустили, – махнул рукой тот.

Не получив никаких приказов от главаря, бандиты сами стали рассаживаться по машинам. Дойдя до «Панча», Макота встрепенулся, посмотрел по сторонам. Залез на подножку, оглядел своих людей и бросил:

– Щас они очухаются, камень из ствола вытащат, вернутся и станут по нам из пушки своей… Быстро валим отсюда!

Он скрылся в кабине.

Когда склоны каньона расступились, машины окутал пар.

Оглянувшись, Туран едва разглядел мотоциклетки Морза и косоглазого Лехи. Морз включил фару – молочный луч протянулся сквозь клубы; за ним свет врубили остальные водители.

Оживившийся Така забормотал:

– Скоро ключ. Хорошо, хорошо…

Налетевший ветер сбил пелену, и взгляду открылась желтая с прозеленью долина, усеянная каменными глыбами. К небу тянулись столбы пара.

– Туда, – показал людоед направление.

Крючок ткнул маниса шестом в бок. Когда повозка подкатилась к глыбе размером с омеговский танкер, проводник велел объехать ее и остановиться.

За глыбой открылось небольшое озеро, на поверхности его то и дело лопались грязные пузыри. Запахло тухлыми яйцами.

Така прыгнул с телеги и с разбега бросился в озеро.

– Во даешь, людоед! – крикнул вслед Морз. – Оно ж воняет, как помойка!

Не слушая его, проводник поплыл, широко загребая руками, потом нырнул и долго не показывался.

Наконец украшенная шапкой черных волос голова возникла у берега. Выбравшись обратно на камни, Така зажал ухо пальцем и запрыгал на одной ноге, склонив голову к плечу.

Крючок почесал нос, хмыкнув, стянул через голову рубаху, расстегнул пояс с кошелем и ножнами и собрался уже слезть с повозки, когда людоед крикнул:

– Стой! Тут нельзя, купаться нельзя!

Туран оглянулся. Морз, забравшись на сиденье мотоциклетки, с любопытством наблюдал за проводником, рядом стояли Леха и Малик. Макота вылез через люк на крышу «Панча», сел и раскурил трубку.

Подойдя к повозке, Така запустил мокрые пальцы в кошель Крючка, достал жевательную пластинку и бросил на камень неподалеку. Пластинка исчезла, провалившись в круглую влажную дыру – Туран успел заметить осклизлые бугорки по краям, прежде чем та захлопнулась, – а потом камень затянула маслянистая пленка, и он стал таким же, как прежде.

Вытянувший шею Леха охнул. Крючок хрипло спросил:

– Кто ее сожрал?

Така улыбнулся, задрал ногу и медленно поставил на валун. У Турана перехватило дух. Гладкая поверхность ожила под стопой – белесые ниточки, выросшие из камня, обхватили ее, потом лодыжку, голень… Подрагивая, они ощупали ногу Таки и, будто потеряв к ней интерес, втянулись в камень. Кочевник покивал, не переставая улыбаться, забрался на повозку. Высунувшиеся из машин бандиты глядели на него.

– Медузы, – громко пояснил проводник. – По всей пустыне. Много. Целые поля. Растут. Ползают с места на место. Таке можно ходить, где медузы, чужакам – нельзя.

Усевшись поудобнее, он велел ехать дальше.

Пока караван выбирался на ровное плато, где, по словам людоеда, следовало поставить лагерь, Туран узнал от Таки, что медуза легко может оттяпать ногу по щиколотку, а то и выше. У них сильные мышцы и слизь, способная очень быстро растворить плоть – получившейся жижей твари и питаются.

– А почему у тебя нога целая? – спросил Туран.

Така, безмятежно улыбаясь, повторил то, что уже говорил ранее:

– Така с медузой родня. Така – пустыня, она – пустыня. Мы вместе. Свой своих не обижает. А если попробует обидеть… – Он медленно достал из-под жилетки чехол, раскрыл и вытащил нож – обмотанная сыромятной кожей рукоять с дырочкой для шнурка и матово-черный клинок.

Турану показалось, что он сделан не из металла, а из шершавого камня. Разглядывая необычное оружие, парень протянул руку между прутьями, коснулся боковины узкого лезвия. И отпрянул. На пальце выступила кровь.

– Плавник катрана, – со значением пояснил Така. – Очень острый. Все режет, даже железо, если ржавое. Только Таку не режет. Така свой. – Спрятав нож, он толкнул Крючка в плечо, чтобы остановил повозку, и крикнул: – Тут стоим!

Лагерь разбили возле поля медуз – проводник настоял. Сказал, что прямо по пути чует стаю катранов. А те, если медузы рядом, не сунутся.

Макота выслушал доводы Таки, сплюнул в ил, погладил усы и кивнул:

– Лады, отдыхаем.

Машины поставили в круг, атаман приказал выгрузить из фургона десяток арбузов. Мутанты в клетках уже заметно нервничали. Крючок ушел готовить им кашицу, а Туран, оставшись в обществе Таки, улегся на пол клетки, заложил руки за голову, и спросил:

– Почему катраны к медузам не полезут?

Проводник развел руками:

– Катраны не любят медуз. Медузы – катранов.

– Но ты говорил, что и те, и те – пустыня, – напомнил Туран, глядя в темнеющее небо. – Так почему же они друг друга не любят?

– Пустыня сама себя пожирает, – наставительно произнес Така. – Иногда любит себя, иногда себя жрет… Чужак не поймет.

Туран обдумал его слова.

– А по-моему, ты все врешь. Болтаешь только, чтобы им, – он кивнул в сторону машин, – голову заморочить. Просто ты знаешь всякие местные приметы, а они нет.

Людоед невозмутимо слушал, и по смуглому лицу его невозможно было понять, прав Туран или нет. Не добившись ответа, пленник спросил:

– Така, ты был на Корабле? Какой он?

Поигрывая ножом из плавника катрана, проводник ответил:

– Большой. Спи, не мешай Таке думать.

На крышах машин дежурили часовые, остальные бойцы Макоты расположились в центре лагеря, где на камнях поставили миски с едой. Атаман к ним не присоединился – Дерюжка с Лехой втащили на кузов «Панча» кресло, косоглазый принес еще поднос с нарезанным арбузом, атаман уселся, положив рядом длинноствольное ружье, и принялся есть. Макота пребывал в редком для него миролюбивом настроении, благодушно поглядывал на своих людей, плевался арбузными косточками и пыхтел трубкой.

Подошедший Морз кинул Турану между прутьями кусок арбуза и убрел обратно. Туран уже почти заснул, когда услышал возглас Дерюжки. Приподнялся на локтях, сонно щурясь, – все бандиты, кроме Крючка и Кромвеля, стояли, задрав головы, даже Макота поднялся из кресла. Дерюжка взволнованно тыкал рукой вверх и что-то втолковывал Бочке. Туран лег на краю клетки, чтобы закрывающий ее брезент не мешал, прижался щекой к прутьям и взглянул на серое вечернее небо.

В вышине, за редкими облаками, похожими на острова пены, плыл огромный тусклый диск.

– Что это? – тихо спросил Туран у проводника. – Оно светится…

Впервые он видел такое: по нижней части платформы ползли размытые сине-зеленые огни, закручивались спиралью. Цвет их был неприятного, какого-то болезненного оттенка. Огни переливались, медленно вращаясь на поверхности диска. Благодаря им стало видно, что по краям и снизу платформа усеяна покатыми выступами и наростами, словно бородавками.

Туран повернулся к Таке и повторил:

– Что это?

Проводник сидел в прежней позе на краю телеги, только голову поднял.

– Бог, – сказал он.

– Кто?

– Бог. Боги летают в небе, смотрят на нас…

– Да нет же, это что-то… какие-то устройства. Машины, механизмы, вроде дирижаблей летунов. Ты знаешь, кто такие небоходы? Платформы – тоже машины, только большие. Но что это за огни? Ты видел такие раньше? Мы на ферме никогда…

– Глаза Бога, – сказал людоед.

Туран покачал головой. Платформа беззвучно плыла в небе, чуждая и далекая. Откуда они прилетают? Куда летят? Где их причал или улей, как у небоходов? Ведь не могут же они вечно парить в небе… Туран знал про Вертикальный город, отделенный от Пустоши растущей полосой некроза, про Урал – очень высокие горы, в сравнении с которыми красно-бурая гряда, та, что они миновали днем, – лишь холмик. Может, платформы причаливают где-то там? Никто – ни отец, ни Назар, ни Шаар Скиталец, ни самый бывалый пилигрим или охотник из тех, кто когда-либо заглядывал на их ферму, не мог рассказать про платформы ровным счетом ничего. Людям оставалось лишь гадать, обмениваться слухами и строить предположения.

Стемнело, платформа уплыла к горизонту, призрачные изумрудно-синие огни растаяли во мраке. Бандиты угомонились, только Дерюжка еще долго болтал про платформу, изумляясь ее величине и высказывая всякие дикие догадки, пока не получил по морде от Бочки, которого ненароком разбудил, и не замолчал обиженно. Макота, выкрикивая приказы с крыши «Панча», лично распределил время дежурства на постах, после чего залез в люк и захлопнул крышку.

Вернувшийся Крючок заснул на передке повозки, Така улегся рядом с нажравшимся арбузных корок манисом и вскоре тихо, с присвистом, захрапел. Вокруг в черное небо поднимались столбы пара, монотонное шипение и бульканье наполняли долину. Убаюканный ими, Туран быстро заснул.

Борис Джай-Кан, еще молодой, почти без морщин на обветренном лице, обнимал высокую красивую женщину в домотканом платье, а Туран смотрел на них снизу, потому что был невысокого роста, и за руку его цеплялся едва научившийся ходить Мика, лопотал что-то непонятное и улыбался. Мать тоже улыбалась, даже у отца, всегда серьезного, весело поблескивали глаза. Впереди раскинулось фермерское поле, кукуруза уже взошла – шелестели листья, колыхались сочные, тугие стебли, все было очень ярким – и желтые початки, и зелень, и густо-синее небо над головой. Туран не оборачивался, но знал: за спиной родной дом, по двору идет Назар, следом семенит, ворча что-то по своему обыкновению, старая Брута, а в стороне батраки выводят из сарая бесхвостую лошадь.

Мать говорит: «Доброе утро, дети».

«Дабуто…» – лепечет Мика, показывая редкие молочные зубы.

Туран тоже хочет ответить, но тут мать и отец поднимают головы, безмятежность на их лицах сменяется удивлением и страхом. На землю падают красные отсветы, темнеет небо; Туран оборачивается – ферма горит. Пылает сарай, крыша дома провалилась, стоящий на коленях посреди двора Назар медленно валится лицом вперед, и между лопаток его торчит нож с деревянной рукоятью. И хотя механик далеко, Туран видит: на рукояти выжжена буква «М». Позади Назара скачет объятая пламенем лошадь, бешено ржет, молотит копытами землю, за ней волочится привязанная за ногу Брута. Старуха мертва, руки откинуты назад, голова подскакивает на кочках. Из барака, из дома выбегают батраки – и падают один за другим. Выстрелов не слышно, но Туран знает, что враги где-то здесь, краем глаза он видит их темные силуэты, частоколом обступившие ферму, протянувшиеся к небесам, чудовищные, огромные. Смерчи из пепла кружат по разоренному двору, сухо шелестят, в звук этот вплетаются голоса обитателей фермы, отца и матери, Мики и Назара, батраков, охотников, их жен и детей. Они говорят тихо, тревожно, будто просят Турана о чем-то – черные тени в мертвой полутьме. От их неразборчивого шепота бросает в пот и дрожь пробегает по телу.

Он оборачивается – и видит, что отец с матерью лежат на земле. Они обгорели, теперь это черные мумии с провалами глаз на обугленных лицах. А Мика? Ведь Туран все еще держит брата за руку, он и сейчас ощущает его пальцы в своих! Туран поворачивает голову – Мика стоит, ощерившись, выкатив залитые кровью глаза, приоткрывает рот с осколками выбитых зубов и говорит детским голоском, коверкая слова: «Ты меня отпустил. Убил меня. Это ты меня убил…»

Туран Джай рывком сел в клетке, вскрикнув, сжал кулаки и с размаху ударил по днищу. Боль пронзила запястья. Он упал на бок, прижав руки к груди, замер.

Ночь близилась к концу, в небе гасли звезды. Вдруг на востоке их закрыло что-то продолговатое. Туран решил, что это снова платформа, – но нет, оно летело слишком низко и было меньших размеров.

Пленник снова сел, кулаками вытер глаза. Незнакомый аппарат медленно плыл над холмами, удаляясь от лагеря. Заметив, что Така сидит, поджав ноги, рядом со спящим манисом и монотонно раскачивается взад-вперед, перебирая косточки и когти на ожерелье, Туран шепотом позвал:

– Така! Что это летит? Это не платформа!

Проводник, не оборачиваясь, равнодушно сказал:

– Ставр давно тут. Пузыри надувал. Пар горячий, Ставр говорил, вверх тянет. Летает.

Туран хотел узнать, кто такой Ставр, но тут раздался возглас стоящего на часах Лехи. Вскинув пороховой самострел, парень с испугу шарахнул в небо.

Поднялся шум. Бандиты полезли из-под машин, из «Панча» выскочил полуголый Макота с ружьем в руках и своей неизменной шляпой на голове. Пока разбирались, кто стрелял, в кого и зачем, летательный аппарат исчез из виду в рассветных сумерках.

Макота сгоряча чуть не грохнул Леху, но затем поразмыслил – и похвалил за наблюдательность, поставил даже остальным в пример, сказал: «Вот, значит, хлопцы, как надо караул нести».

Быстро светало. Пар поднимался призрачными колоннами, тихо булькало в заводи, возле которой стоял лагерь.

Крючок с Маликом принесли лохань с арбузными корками, поставили перед манисом и по очереди пихнули его сапогами в бок. Ящер зашипел, вскочил и принялся жрать, брызгая арбузной мякотью.

Тем временем бандиты собирались в путь. Дерюжка, Бочка и Захар спешно ремонтировали колеса мотофургона, Леха с Морзом осматривали мотоциклетки, им помогали угрюмо-молчаливый Стопор и вечно всклокоченный молодой Ханга. Кромвель у повозки расправил сеть для ловли сайгаков, встряхнул и начал складывать особым образом.

Небо из серого стало светло-голубым, показавшееся над горизонтом солнце окрасило столбы пара в нежно-золотистые тона. Крючок забрался на телегу, поплевав на ладони, взялся за вожжи и поднял шест. Така присел у воды, зачерпнув, плеснул в лицо. У берега булькнуло, и рядом с проводником из жижи выбралось склизкое зеленоватое тело. На плоской морде блестели мутные бессмысленные глазки.

– Кальмарка, – одновременно произнесли Туран и Крючок.

Така отскочил, как ошпаренный, выхватил плавник катрана из-за пазухи. В воздухе прошелестела брошенная Кромвелем сеть, накрыла выползшую на берег тварь. Длинное, как у змеи, тело свернулось кольцами, все больше запутываясь в сетке. Проводник опустил нож. Подошедший к заводи охотник достал револьвер и дважды выстрелил в извивающуюся тварь.

– Чё там? – крикнул Макота с крыши «Панча».

Така ответил:

– Мурена. Хищник. На охоту вышла, могла всех погрызть ночью.

– Так чё ж ты, знаток пустыни, не предупредил?!

– Гнездо под водой. Така давно не встречал мурен. Редкие твари, очень-очень.

Кромвель смерил проводника презрительным взглядом, вытряхнул мертвую мурену из сети и ушел.

– А жрать ее можно? – поинтересовался подошедший Морз.

– Мясо нежное. Освежевать и засолить могу, – предложил Така.

– Так давай! – Морз похлопал себя по животу.

– Еще прозеваешь чего – я тебе мозги вышибу, как вон Кромвель мурене! – крикнул Макота.

Така не ответил, подхватил за хвост рыбину с короткими лапками на боках, хищницу, которую Крючок и Туран приняли за безобидную кальмарку, взмахом ножа распорол ей брюхо. Споро выпотрошив рыбу, прополоскал внутренности в озере и пошел к повозке.

Загудел двигатель «Панча», завелись мотоциклетки. Атаман снова выбрался на крышу, огляделся из-под руки, посмотрел в небо и крикнул:

– Выступаем!