Extensio

Джим сдвинул в сторону застежку, и Пат закатал рукав и запустил в кошель тонкую сухую руку.

– Есть, – пробормотал он через десять секунд, извлекая оттуда два кружочка – один золотой, а второй – серый. – Смотри за моей рукой, ты должен быть уверен, что к ней ни одна монетка не прилипла. Чтобы потом косо не смотрел на проводника. Мне чужого не надо. На будущее, никому кошель не показывай, подвязывай его на груди или под мышкой. Прячь под одеждой. Лучше на груди, не поскупился твой наниматель, пулю можно остановить таким запасом. Держи сканер. Видишь?

Пат поднес к сканеру монеты. Прибор возмущенно заверещал.

– Тебя предупредили о маячках? – спросил Пат, забирая сканер.

– Нет, – признался Джим. – Их надо уничтожить?

– Зачем же? – удивился Пат. – Чтобы кто-то узнал, что ты раскрыл их секрет? Нет, пусть они попищат еще. Это, если что, имитация золотого луидора и титановая фишка из самого дорогого казино города. Золотой ты еще мог спустить, хотя за него можно месяц живот набивать, а вот до казино ты бы не скоро добрался. Хотя, мог ее продать. За треть цены. Как раз один золотой и получился бы. Нет. Пусть кто-нибудь другой их носит.

Когда Пат вышвырнул маячки вслед за навигатором, Джим почувствовал досаду. Он еще не успел смириться, что не отправился домой после нажатия кнопки, как уже начал сомневаться в чистоте намерений прекрасной Оливии Миллер. А если он непроходимый тупица, и эти маячки были способом оказать ему помощь?

– Ты в игре, приятель, – вздохнул Пат, протягивая Джиму один из мешков. – Считай, что в самой поганой ее части. Хотя, признаю, есть местечки и похуже. Тут даже егерей нет, хотя изредка – раз в месяц – и сюда некоторых игроков закидывает. Но их подонки быстро обратно направляют. Обычно боты вываливаются. Глупые, с чистого листа, считай. Но с путевым листом, сухим пайком и месячным содержанием, как положено. У тебя сухого пайка нет, еще один минус к тому, что ты бот. Банде Родика крупно не повезло в этот раз. Они уже раз пять мне дорогу перебегали. На их счету не меньше трех десятков жертв, и не все из них были ботами. Да, как раз для таких случаев здесь бродят проводники вроде меня. Нас, правда, мало. Здесь сложно выжить. Но если будешь меня слушать, через пару дней окажешься на месте. Тебе же в Форт надо?

– Сто сорок миль? – усомнился Джим. – За пару дней? Пешком?

– Я же сказал, что знаю короткую дорогу, – заметил Пат. – Моя работа, приятель, стоит одну монету в день. Не согласен – иди на площадь и жди другого проводника. Согласен? Не бойся, кругами водить не стану. И не спеши с расчетом, вот приведу, тогда… Чем ты заслужил мое доверие? Так и я твое не заслужил пока. Подожди, оботрешься, поймешь, обычно сразу видно – достойный подонок перед тобой или мерзость какая. Как тебя зовут? Джим? Джим-счастливчик? Поделишься счастьем? Орды пока не видно, но она появится обязательно, потому как свежее мясо тут за лакомство считается. С другой стороны, Родик – гад, конечно, но далеко не дурак. Его же самого сожрать могут. Хотя там у них вроде какая-то новая власть образовалась, не поручусь впрочем… Сейчас везде какая-то движуха. К большим переменам, думаю. Мы здесь ждать никого не будем в любом случае. В мешке две бутыли воды, кое-какая еда. Не бог весть что, но не человечина, не волнуйся. Я вижу, у тебя немного воды с собой тоже есть? Это хорошо. Пригодится. Если что, в Прорве с водой тяжко, но только на этом краю. Выходим с другой стороны здания. Будет привал, может быть, еще что-нибудь расскажу. Хотя я не болтун, не думай. Просто, если объяснять не буду, свихнуться можно. Кое-кто и сходил с ума. А какой мне интерес придурка за собой тащить? Считай, что это краткий курс выживания. Здесь сдохнуть, как нечего делать. Нет у нас с тобой кнопки возврата, понимаешь? Нет. И запаса жизней тоже нет. Точнее, не должно быть, а там уж… как повезет. Беда в том, Джим, что это Extensio теперь ничем не отличается от…

Запнулся Пат. Начал пальцами щелкать, словно из воздуха недостающее слова достать пытался.

– От обычного мира? – спросил Джим. – Да, на первый взгляд – очень похоже.

– А ты сам-то был в обычном мире? – спросил Пат.

Джим хотел рассмеяться мальчишке в лицо, но вдруг осекся. Что-то защемило в груди и заныло в затылке.

– Боюсь, Джим, что нет для нас никакого обычного мира, – вместо него засмеялся Пат. – По крайней мере, пока. Тебе сколько дней от роду-то? Подонки тоже свежими бывают.

Нехорошо он засмеялся. Холодно стало Джиму от его смеха, хотя солнце палило и жарко было даже под крышей.

Пат и в самом деле оказался сдержанным парнем. Стоило им выйти из дворца и начать пробираться через какой-то то ли музей, то ли парк полуразбитых скульптур, как проводник словно забыл о собственной словоохотливости. Только когда где-то в отдалении за спиной раздался скрежет и надрывный звук мотора, остановился, прислушиваясь:

– Редко бывает, когда через одно зеркало сразу две порции ботов проскакивают. А уж на машине, так и еще реже. Я еще удивился, что зеркало не меркнет, продолжает мерцать. Не иначе какая-то новинка от самой игры. Но даже если это и по твою душу, Джим, лучше не нарываться. Ага… Слышишь? Остановились. Сомневаюсь, что они мертвяков в кузов грузят. Опять завелись. Поехали. С богом, кто бы вы ни были. Только не надо на меня так смотреть. Разворачиваться не будем.

– Я не на тебя смотрю, – ткнул пальцем в открывшийся между засохших деревьев горизонт Джим. – Что это?

– Это море, Джим, – ответил Пат. – Не настоящее, но большое. А там – чуть дальше – метромост. Бывший метромост. Не ходят поезда теперь по нему. Уже десять лет, как не ходят.

Толком разглядеть море удалось лишь через треть лиги, когда руины остались за спиной, и путников стала отделять от воды лишь полоса белого пляжа. Море лежало до горизонта неподвижным зеркалом, и цвет имело не привычно голубой или серый, а глубоко синий, едва ли ни ярче неба над ним. Только примерно в миле от берега, там, где из воды торчали железобетонные быки, поддерживая протянувшийся между далекими мысами железнодорожный мост, эта синева была разбавлена серой полосой. Джим поймал затылком ветер, который задувал с берега в сторону синей глади, удивился пустынности идеально белого пляжа, лишь какая-то серая колючка торчала из земли уже ближе к развалинам, и нагнулся, чтобы расшнуровать кроссовки, но прикосновение Пата остановило его. Мальчишка со вздохом достал из кармана приготовленную деревяшку и швырнул ее в воду. Деревяшка подпрыгнула, образовала в месте падения два или три круга волн, которые погасли через полметра, затем окуталась сизой дымкой, побелела, осыпалась золой и растворился в синей поверхности, не погрузившись в нее ни на палец.

– Десять лет назад из моря вышли уроды, – сказал Пат, – и оно стало таким. Теперь оно убивает все живое. А весь этот край превратился в Прорву. Потому что уроды все еще здесь. И не только они.

– Подожди, – остановился Джим. – Что значит – «стало таким»? Это ведь… всего лишь программный код!

– А ты уверен, что в реальном мире, – Пат махнул рукой куда-то в сторону, – море не программный код?

Они шли по берегу до полудня. Развалины и как будто мглистые силуэты гор за ними остались за спиной, впереди горизонт пересекала мутная полоса туманной взвеси, но лишь подойдя к ней вплотную, Джим убедился, что именно туманная взвесь это и есть – в ненастоящее море здесь впадал вполне настоящий хоть и едва различимый в камнях ручей. Там, где его вода соединялась с морской, раздавалось шипенье и стоял тот самый туман.

– Лет через миллион… – пробормотал Джим, но мальчишка не поддержал шутку. Он повернул налево и запрыгал по камням вдоль русла, лишь изредка опираясь на свое странное оружие.

Джим шел за проводником и не переставал удивляться его выносливости. Остановившись за все время пару раз, да и то лишь для того, чтобы утолить жажду, Пат без устали поднимался вдоль то исчезающей, то вновь поблескивающей нитки воды если и не в горы, то уж точно на высокие древние холмы, но обернулся всего лишь раз, когда Джим наклонился над зеркальцем воды, чтобы умыться, а может быть и сделать глоток, вода была прозрачной и на ощупь холодной.

– Нет, – сказал Пат и покачал головой так, что Джим тут же вытер руки о куртку, которая здесь, у ручья, оказалась как нельзя кстати – от воды почему-то отдавало холодом, к тому же, чем сильнее день клонился к закату, тем более прохладным становился и ветер, долетающий с холмов. Уже почти в сумерках, когда Джим начал задумываться, может, мальчишка и вовсе не имеет такой опции, как усталость, Пат вдруг замер и выставил вперед глевию. Джим потянулся к мечу, что уже порядком набил ему левое колено, но Пат только поднял руку, потом обернулся и прижал палец к губам.

За изгибом русла через овраг или пропасть, в которой журчала вода, был перекинут узкий мостик, а уже за ним ручей вовсе исчезал в каком-то белом здании, то ли сложенном из огромных белых блоков, то ли вырубленном в белой плоти холма. Во всяком случае одной из стен этого, погружающегося в сумрак здания, сам холм и служил. На узком мостике на его фоне стоял кто-то похожий на человека, силуэтом без сомнений он обладал человеческим, но, прикинув расстояние до этого существа, Джим ужаснулся – оно превышало его самого ростом раза в полтора.

– Странно, – обернулся Пат. – Раньше уроды дозорных не выставляли. Или он просто вышел подышать?

– Когда, ты говоришь, они появились? – прошептал Джим. – И сколько их было?

– Десять лет назад, – ответил Пат. – Было их около полусотни, хотя кто их считал-то? Но, были не только они, да и не все я знаю точно. В этом доме их сейчас семеро, а где остальные – никому неизвестно.

– И что же? – спросил Джим. – Чем они опасны? И долго надо прокачиваться, чтобы срубить такого молодца? Или что там нужно для этого? Особенное оружие? Какие-то умения?

– Ничего не поможет, – покачал головой Пат. – Это же урод. Отогнать можно, убить пока никому не удавалось. Говорят, одного как-то разрубили пополам. И что? Получилось два урода. Потом они обнялись – и снова стал один урод. Вот если связать да сжечь… Но как его свяжешь, он же… мягкий… Да и какое оружие… Это редкость. К тому же уродов нет в квестах. Знаешь, о чем я думаю иногда?

Пат снова обернулся, и Джим разглядел небесный отсвет в его глазах.

– Никто знает, сколько их еще в море.

Джим посмотрел на небо. Звезды только начали проглядывать, но по виду они как будто не отличались от земных. Возможно, где-то за облаками висела и луна.

Они выжидали, прячась за скалой, минут пятнадцать. Урод стоял на мосту неподвижно, но время от времени начинал размахивать руками, которых у него будто бы становилось не две, а три или четыре, причем голова на плечах порой словно исчезала вовсе. Наконец урод наклонился, как будто встал на руки, поднял ноги и, словно нарастив между ними голову, зашагал на руках или уже на ногах прочь с моста. Пат выждал еще минуту и махнул рукой, приглашая Джима следовать за ним.

Они пересекли ручей, скрылись за скалой на противоположной берегу и стали забираться по едва различимым уступам, вырубленным в обрывистом склоне.

– Мрамор, – прошептал Пат. – Дальше по ущелью карьер, там его нарезали. Из заготовленного камня уроды потом сложили этот дом. Они сильные. Вдвоем или втроем что тот же кран. Кстати, могут сливаться в одно существо. Хотя я, кажется, это уже говорил.

– По размеру считай, что замок, – пробормотал Джим. – Честно говоря, я не думал, что в игре так строятся дома. Думал, это происходит как-то… виртуально. Написал код – и вот тебе коттедж.

– Магия в Expensio всегда была сведена к минимуму, – не согласился Пат. – А в последние годы как будто и вовсе исчезла. Я про бытовую магию говорю. Про всякое необъяснимое появление зданий или дорог к примеру. Такое бывало только в первые годы игры. Теперь так не бывает. Все по-настоящему, хотя колдуны, конечно, имеются. В Городе говорят, что как раз это и привлекает в Extensio игроков.

– То, что нет магии? – не понял Джим.

– То, что здесь все очень жестко, – ответил Пат.

– Почему игра так называется? – спросил Джим. – Extensio.

– Это просто, – ответил Пат. – У нее есть край. Когда игрок добирался до этого края – край отодвигался. Появлялись новые леса, поля, перелески. Разное. Extensio – это то и значит. Расширение. Игра расширялась. Для этого даже были особые квесты.

– А теперь? – спросил Джим.

– А теперь не так, – прошептал Пат. – Из-за уродов не так. Там, где край игры – край и есть.

– А что дальше? – заинтересовался Джим.

– Ничего, – ответил Пат. – Пустота. Хватит болтать, пошли. Когда я скажу ползти, ползи.

Через полчаса спутники оказались выше моста, а еще через десять минут остановились на узкой тропке, которая вела в полутьме не к странному дому-замку, а к башенке на его оголовке.

– Эта башня была и раньше, – сказал Пат. – Она нам не нужна, потому как разорена, и смотритель ее давно убит, да и другая у нас цель. Дальше ни одного лишнего звука. У уродов слишком хороший слух. Насчет нюха ничего не могу сказать, зрение так себе, а вот слух такой, что даже шорох услышат. Так что нам следует подготовиться.

– Удивляюсь, что у меня еще ноги не отвалились, – заметил Джим, перешнуровывая кроссовки. – Зачем нам лезть в логово этих слухачей?

– Это единственная короткая дорога к Форту, – объяснил Пат. – Нужное нам место как раз под башенкой. Раньше оно было в ее подземельях. И этой дорогой, кроме меня, никто не ходит.

– Почему? – задал глупый вопрос Джим.

– Боятся, – предположил Пат и закрыл глаза, добавив через минуту. – Или же никому не известен ее секрет.

– А другие дороги к Форту есть? – спросил Джим.

– Есть, – сказал Пат, не открывая глаз. – Но на них очень много подонков. Если бы у нас была машина, мы бы прорвались, возможно, но машины у нас нет. И та машина, которую мы слышали, скорее всего, уткнется в одну из баррикад. Не завидую я тому, кто ею управляет. Таких банд, как шайка Родика, там – сотни. Если не тысячи.

– И много… ботов приходит в Пустошь через вот такие зеркала? – спросил Джим.

– На жизнь хватает, – хмыкнул Пат, открывая глаза. – И на стол таким, как Родик, тоже. Но со мной безопасно. Главное, делать все правильно. Слушай меня. Сейчас нам придется пройти через логово уродов. Я там сотню раз проходил, но у меня кожа толстая. А тебе придется нелегко. Что бы ты ни увидел, держи себя в руках. Эта… Extensio – местами довольно гнусная штука. Может и выворотить. И это будет наименьшей из проблем.

– Но… почему так? – не понял Джим. – Для чего?

– Знаешь, как говорят в Городе? – спросил Пат, развязывая свой мешок. – Нельзя проникнуть в замысел игры, потому что нет никакого замысла.

– То есть? – не понял Джим.

– Все идет, как идет, – пожал плечами Пат, вытаскивая из мешка какое-то тряпье. – Что вырастет, то и вырастет. Говорят, когда умер создатель игры, все и полетело… в тартарары. Правда, я не знаю, где это место – «тартарары». Хотя, все, что связано с уродами, вроде бы не часть игры.

– А что же тогда? – не понял Джим. – Вирус, что ли какой?

– Может и вирус, – пожал плечами Пат. – Хотя, вряд ли. Слишком умны эти уроды для вирусов. Но это не мои слова. Это Анна так считает. Держи.

Подготовка, как оказалось, состояла в том, что Джиму пришлось вытащить меч из петли на поясе и обмотать его тряпками так, чтобы сталь не давала ни единого отблеска, но, главное, не звякнула ни при каких условиях. Когда Джим справился с нелегким делом, Пат накинул на плечо петлю своей глевии, махнул рукой и пополз вперед, стараясь держаться южной стороны каменного гребня. Они добрались до стены замка уже почти в полной темноте. Джим вслед за Патом протиснулся в узкую расщелину и понял, что он находится в огромном и очень холодном помещении. Причем почти сразу ему пришлось встать на ноги, потому как дальше можно было передвигаться, только выпрямившись.

Они оказались на узком карнизе, по которому можно было идти, но кое-где на котором с трудом помещалась только ступня. Карниз тянулся почти под потолком слабо освещенного громадного зала, в котором в отдалении стучал молот и пахло гарью, но прямо под карнизом, по которому медленно пробирались Пат и Джим, был устроен огромный ледник, из которого, сочась талой водой, и начинался тот самый ручей. Ледник был завален трупами. Трупами мужчин, женщин и детей. Целыми трупами и их частями. Вросшими в лед и брошенными сверху. Как будто с признаками разложения и словно только что умерщвленными. Одетыми и раздетыми. С головами и без голов. И в тот самый миг, когда, ощущая клокочущую внутри него ненависть, Джим преодолел середину сложного перехода, где-то в отдалении заскрипела тележка и появился урод.

В бледном свете люминесцентных ламп он уже не казался многочленным аморфным чудовищем, которое только притворяется человеком. Да, он был в полтора раза больше обычного человека, но если бы Джим был в силах забыть его размеры, он счел бы это существо просто обрюзгшим стариком. На этом старике были порты, из которых торчали уродливые босые ноги с растопыренными пальцами и с грязными ногтями, но выше этих ног и портов покачивался от жира и мертвенной слежалости лишь огромный серый живот, из которого сверху росла унылая, словно вылепленная из сырого теста рожа, а справа и слева торчали две коротких руки – таких коротких, что старику приходилось чуть приседать, чтобы дотягиваться до оглоблей телеги, которую он тащил. Впрочем, в следующую секунду Джим разглядел на плечах старика еще две руки, словно оторванные у целлулоидного младенца и приращенные символом уродства к этому ужасному созданию, и едва удержался от приступа рвоты.

– Сюда, – прошелестел Пат, который уже добрался до странной ниши в углу зала – украшенной то ли какими-то рисунками, то ли вырубленными в мраморе рунами.

– Иду, – с трудом выдохнул Джим, не в силах оторвать взгляда от урода, который бросил телегу с огромными баками, подошел к чудовищной колоде, выдернул из нее топор и, поднявшись по сколоченной из неошкуренных бревен лестнице, сдернуло с льда один из трупов. Несколько ударов топором, и голова полетела в один чан, руки и ноги в другой, туловище – в третий, причем чудовище по ходу разделки что-то отправляло в рот и смачно чавкало.

– Сюда! – прошипел Пат, нажимая в какой-то последовательности знаки, вырезанные в камне. – Быстро!

Но Джим не мог двинуться с места. Чудовище снова встало на лестницу, ухватилось за следующее тело – кажется, мальчишки, распластанного поверх других трупов, но тот или притворялся мертвым, или только что пришел в себя, потому что вдруг заверещал, с трудом двигая окоченевшими членами, и чудовище довольно заухало, поднимая топор, и бросило бедолагу лишь после того, как Джим не выдержал и крикнул:

– Стой! Мерзость!

Короткие руки сразу стали длинными. Живот исчез. Крохотные ручонки налились силой. Голова уменьшилась и обратилась в сторону Джима провалом пасти и подслеповатыми крохотными глазками. И уши, огромные уши, каждое размером с голову Джима растопырились и принялись, подрагивая, поворачиваться из стороны в сторону.

Брошенный на пол окоченевший мальчик попытался отползти, но одна из рук чудовища вдруг вытянулась, подхватила беднягу, поднесла его к другой руке, и произвела разделку без топора, отрывая ему руки и ноги вживую.

Джим так и не понял – то ли в его ушах раздался его собственный крик, то ли это был визг умирающего в муках ребенка, то ли чудовище, которое начало забираться на стену, цепляясь звериными когтями за ее выступы, стало издавать этот ужасный звук, только он вдруг осознал, что сдирает со своего мяча тряпье, чтобы разрубить поганого урода если и не на две части, то на три или больше. Рубить до тех пор, пока не появится возможность давить нарубленное ногами. В следующее мгновение Джим почувствовал ременную петлю глевии Пата у себя на шее, а еще через миг уже летел в мутную пелену, образовавшуюся на месте каменной ниши.