Забыть Миссанрею

– Не могу знать, – отчеканил Айвен, по-прежнему глядя только вперед.

– Не хочешь предать друга. Смотри, курсант Гор, тот, кого ты сейчас так покрываешь, однажды тебя предаст… Что, сомневаешься, что так будет? И вы тоже сомневаетесь? – женщина посмотрела на остальных. – А вот я – нет. Я в свое время насмотрелась на таких, кто мнит себя честным и верным, а чуть запахнет жареным – и сразу в кусты… И я ведь заметила, кто это сделал! – другим тоном добавила она. – И мне нужно не твое якобы предательство, курсант, но просто подтверждение моим догадкам. Ну же?

– Не могу знать, – прозвучало в третий раз.

Лейа, стоявшая правофланговой в «дамском» отделении группы, изо всех сил стискивала кулаки, чтобы хоть как-то себя контролировать. «Это проверка. Это просто еще одна проверка! Это такой тест, – твердила она себе. – Ким не его, Ким нас проверяет. Она это не всерьез. Сейчас она скажет, что это был урок, и мы все сдали или не сдали зачет…» Как ей хотелось в это верить! Такое ведь уже бывало не раз – кто-то у кого-то списал тест, и требовалась, чтобы списывавший признался сам. Или кто-то во время марш-броска позволил себе уклониться от маршрута. Камеры это зафиксировали, и кептена Ким хотела, чтобы «уклонист» сознался сам, уточнив, где и когда он сошел с дистанции. Чаще всего за этим замечали Суазу Смелого. Прирожденный охотник, он терпеть не мог проторенных троп. Но сегодня…

– Молчишь? Тебе же хуже. Из-за твоего молчания и упрямства пострадают все. Встать в строй. Налево, кругом! Бегом арш!

Курсанты потрусили к выходу.

Обогнув столовую, они, подчиняясь командам наставницы, добрались до одного из учебных корпусов. Здесь размещались кафедры химии – изучали различные отравляющие вещества и их влияние на людей – физику – в основном то, что касается оптики, кинетики, баллистики и ядерной энергии, – биологию – вернее, различные инопланетные формы жизни и основы медицины.

– У старших курсов скоро экзамены, – сообщила наставница. – И все вокруг должно блестеть. Ваша группа отмывает первый этаж и парадную лестницу. Инвентарь получите в комнате за номером 1-42-1. Левое крыло до конца. Ты, ты и ты, – она ткнула пальцем в двух парней и одну из девушек. – Назначаетесь старшими. Спрошу за качество работы с вас. Приступайте!.. Курсант Гор, стоять! У меня для вас особое задание.

Тот развернулся навстречу невозмутимо, как истинный «звездный кот». Лейа внутренне застонала. Она несколько раз слышала от родителей, что такое превышение полномочий. И догадывалась, что именно это сейчас и происходит. Но что она могла поделать? Она «слепыш», а кептена Ким – полноправная «кошка». И, кроме того, наставница. Наставница, которая постоянно твердит о войне. Наверное, сама подавала рапорт в действующую армию, да не взяли, вместо этого отправив в тыл, присматривать за молодежью. Неудивительно, что она постоянно ищет виноватых. И, естественно, что она ополчилась на того, в кого влюбилась. Бедный Айвен!

Тем временем, кептена Ким и Айвен зашли в одну из аудиторий правого крыла. Тут стояли ряды кресел, заключенных в пластиковые «стаканы». Перед каждым креслом на высокой подставке был установлен небольшой портативный ноутбук. Лежал вирт-шлем с очкам и наушниками – для лучшей концентрации.

– Смотри-смотри. Скоро и вам тут сдавать экзамены, – ворчливо промолвила женщина. – Уже в этом году, зимой… Что смотришь, курсант? Вас натаскивают по ускоренной программе. Кое-кто кое-где весьма спешит… но куда и зачем – не твоего ума дело, малыш.

Айвен вздрогнул. Он был на полголовы выше наставницы и немного шире в плечах. Назвать его малышом? Разве только по возрасту и званию. Кептену Ким больше тридцати, ему нет и двадцати пяти.

– Мое дело – воспитать из вас солдат империи, – продолжала та. – А вы мне мешаете! Не проходите тесты, показываете плохие результаты на стрельбищах, не укладываетесь в нормативы… упрямитесь… Как, скажи на милость, вы будете подчиняться в бою командирам, если сейчас не подчиняетесь мне?

Айвен молчал.

– Я за тобой давно наблюдаю, курсант Гор, – помолчав, продолжила кептена Ким, делая шаг ближе. – Ты себе на уме. И мне это не нравится. Курсант обязан быть открыт командирам. Он должен командирам доверять… как и командиры – ему. А как доверять тому, кто выглядит подозрительно? Вот, смотри, – она рывком подняла руку с коммом, активировала его и развернула несколько файлов, – это все докладные вышестоящим начальникам. Тут есть про многих. Но одна фамилия повторяется чаще других. Догадываешься, чья?

Айвен не дрогнул. Почти. Только побледнела загорелая на бесконечных марш-бросках кожа.

– Вижу, что догадываешься, – свободной рукой наставница потрепала его по плечу. – Мне надо только нажать на иконку «отправить» – и уже через пять секунд секретарь ректора вскроет их. Прочтет выдержки… всего только выдержки! – и позвонит куда следует. И сюда нагрянет полицейская проверка. И угадай, за кого возьмутся в первую очередь? Так что не пройдет и суток, как ты окажешься в карцере внешней разведки. И там тебе придется быть немного разговорчивее, чем здесь и сейчас. Ты меня понимаешь?

Айвен молчал. Но выражение его глаз и бледная матовость щек говорили сами за себя.

– Понимаешь…вижу, что понимаешь. И должен понимать и то, что, если бы я действительно хотела твоей гибели, то давно бы уже сделала это, – палец женщины коснулся экрана. Нажми она чуть сильнее – и пустые слова угрозы обратятся в действие, отменить которое нельзя. – А знаешь, почему?

Айвен молчал, но в этом молчании был ответ.

– Знаешь… – улыбнулась наставница. – По глазам вижу, что знаешь. Я давно могла это сделать, но я хочу дать тебе шанс, курсант Айвен Гор.

– Что, – голос парня казался безжизненным. Даже в машинном голосе киборгов и то было больше эмоций, – что я должен сделать?

– Ничего особенного. Смотреть. Слушать. Запоминать. И не задавать вопросов о том, зачем мне все это нужно. Меньше знаешь – крепче спишь, не так ли?

– Вы предлагаете мне… шпионить за своими сокурсниками? За… коллегами? Но разве «звездные коты» так поступают?

– «Звездные коты», может быть, и нет… Даже наверняка нет. Тебе и твоим однокурсникам даже не снилась та сила братства и дружбы, которая связывает между собой «однопометников». Бывали случаи, когда люди шли на нарушение закона и присяги, если это могло помочь другу. Ты готов нарушить закон своей страны ради друга?

Он сглотнул.

– Не знаю…

– Это правильный ответ, – кептена Ким улыбнулась и похлопала Айвена по плечу. – Единственно правильный в любой ситуации, потому что никто из нас не знает, какие сюрпризы может подкинуть жизнь. Будь готов ко всему, но пока это не случилось – ты ничего о нем не знаешь… Но тебе уже случалось нарушать закон?

Холодные глаза мужчины смотрели мимо женщины.

– Да.

– Вот как? Это интересно. Может, поделишься? Если это не тайна?

– Нет.

– Что – «нет»?

Он промолчал.

– Значит, все-таки тайна… И ты надеешься, так сказать, унести ее с собой в могилу? Не надейся. Если ты попадешь в руки имперской разведки, ты вспомнишь даже то, что никогда не знал. И еще будешь умолять тебя выслушать. Не улыбайся, там работают такие спецы…Но тебе рано думать об этом. Ты еще не провалил своего задания.

В пустом взгляде впервые блеснул огонек интереса.

– Для начала ты должен просто наблюдать. Не вмешиваясь. Не привлекая внимания. Просто смотреть и слушать, ничего не предпринимая. Но обо всем, что заметил, подслушал или узнал, будешь докладывать мне.

Он только кивнул.

– Ты хочешь у меня что-то спросить, – кептена Ким не спрашивала, а утверждала. – Говори. Постараюсь ответить. Если сочту нужным. Итак?

– Зачем?

– Зачем следить? «Слепыш», ты ничего не понимаешь. Вам на следующей неделе надо сдавать первые проверочные тесты и пройти ряд экзаменов. Вот здесь, в этой аудитории. Вы в этих кабинках будете отвечать на вопросы, – женщина обвела широким жестом всё помещение. – Ты сядешь вот в… эту, – она решительно выбрала одну в первом ряду, крайнюю, у самого окна. – Запомнил? Я установлю там «жучка». И, пока все будут проходить тесты, ты ответишь мне на другие вопросы. Понял? По результатам этих испытаний вы либо будете отчислены, либо из «слепышей» перейдете в «сосунки». Вторая ступень, как-никак. Ты получишь свою ступень в любом случае, даже если не ответишь ни на один вопрос теста… но если тебе будет, что сказать по другому вопросу!

Она подмигнула.

Айвен смотрел на кабинку у окна так, как, наверное, в древние времена приговоренные в застенках инквизиции еретики смотрели на «железную деву», распахнувшую перед ними свое утыканное окровавленными шипами нутро.

– Не бойся. Ты справишься. Смотреть, слушать и запоминать, иногда просто выказывая интерес к разговору – это так просто…

– Но почему?

– Хочешь знать, какая нужда для Академии в том, чтобы шпионить за «слепышами»? Намекаешь на то, что это подрывает основы дружбы и братства «звездных котов»? Отвечу. Дружба и братство тоже нуждаются в защите. В защите от предательства. От коварства. От подлости и трусости. Один из вас может предать вас всех, курсант. И моя задача – выявить его до того, как вы из «слепышей» станете «сосунками». Не просто найти предателя и изолировать его, отчислив из своих рядов, но сделать это до того, как он предаст. Убрать того, кто может предать. Чтобы знать наверняка, что ваша группа будет крепка без этой помехи. Кто он? Мы не знаем. Увы. Нам… есть кое-какая информация о том, что в этом году в Академию проник…тот, кому здесь не место. Нелегал. Чужак. И наша задача – выявить нелегала и чужака. Конечно, в группе половина курсантов прибыли сюда с других планет. Некоторые из вас даже к виду «гомо сапиенс» не относятся. Вот ты сам – гомо сапиенс или гомо космус?

– Г-гомо… косм…космус, – с трудом выговорил он.

– Видишь? Успокою – чужак не обязательно с другой планеты. Чужаком можно быть, всю жизнь прожив на Вангее, родившись от родителей, чья родословная тянется вплоть до самых первопоселенцев. Достаточно думать и чувствовать не так, как все. Конечно, можно скрыть свои истинные чувства, но рано или поздно, в намеках и мелочах эта инаковость проявит себя. Надо только уметь увидеть, услышать, учуять… Ты меня понимаешь?

Айвен молчал. Но это не было тупое молчание животного, не понимающего, чего от него хотят. Он думал. Женщина видела, как изменилось выражение его лица, как проявилась складка морщин над бровями, как мертвенная бледность постепенно стала покидать его скулы, уступая место обычной матово-оливковой окраске.

– Мы пытаемся избавиться от чужаков с начала обучения, но ваш курс особенный. Вас тренируют и обучают по ускоренной и усложненной программе в надежде, что он сорвется, не выдержит нагрузки. Но он по-прежнему среди вас. Время на исходе. Надо действовать, курсант. Надо доказать, что ты предан «звездным котам» и готов взять на себя тяжкий труд по выявлению и обезвреживанию чужака. Ты готов?

Он едва ли не впервые с начала разговора посмотрел наставнице в лицо. И та вдруг сообразила, что курсант Гор немного, всего на пару дюймов, но выше ее ростом. И стоит так близко…

– Почему я?

– Все просто, – кептена Ким позволила себе ухмылку, – ты тоже чужак. Ты на подозрении… как все в вашей группе, так или иначе. Более того, я даже немного уверена, что это ты и есть – слишком ты отличаешься от всех. Что это именно тебя надо отчислить и тем самым очистить «слепышей» от той скверны, которую ты несешь в себе, от той опасности, которую ты из себя представляешь. Но просто так выгнать никого нельзя. Надо найти повод. Я искала. И пока искала, поняла, что могу ошибаться. Что могу выдать желаемое за действительное… Нет, в твоей биографии нет ничего подозрительного, и это-то и неправильно. Ни одного замечания, ни одного нарушения общественного порядка, ни одного штрафа даже за переход улицы в неположенном месте, ни одного вызова к директору во время учебы в школе. Правда, нет ни одного случая участия тебя в разных конкурсах и соревнованиях… Совершенно пустая и чистая биография. У тебя единственного! Наши эксперты ничего не могли раскопать… кроме того, что за этой чистотой что-то скрывается. В тебе есть некая червоточина. И именно такой, как ты, и сможет вычислить {другого} чужака. Ты меня понял?

Он заставил себя встать по стойке «смирно», щелкнуть каблуками и ответить по возможности четко:

– Так точно!

– А раз так, то скрепим над уговор… Заодно ты получишь объяснение, чем мы с тобой тут занимались… если вдруг кому-то приспичит начать задавать вопросы.

Он только кивнул.

– Вот и отлично, – кептена Ким быстро облизала губы. – А теперь… иди сюда!

Решительным рывком она притянула Айвена к себе и поцеловала в губы.

Первым порывом было оттолкнуть, сорвать с себя чужие руки. Увернуться от горячих требовательных губ. Не отвечать на поцелуй. Но страшные слова «Ты чужак. В тебе есть некая червоточина» – заставили сдержаться. Мысленно стиснуть зубы, смирить негодование. Притвориться.

Это оказалось просто. Если бы эту сцену увидела Лейа, она бы поверила в нее.

– А ты неплохо целуешься, парень, – выдохнула женщина, оторвавшись от его губ. – Давно в увольнительном не был?

– Никогда.

– Ах, да! Вас, «слепышей», в город пока не выпускают… Вот станете «сосунками», будете ходить раз в декаду. Некоторые, у кого декада обошлась без замечаний, взысканий, нарядов и плохих отметок за научную часть, смогут уехать уже в полдень на девятый день. У остальных – сутки. С восьми часов вечера девятого дня до девяти часов вечера десятого дня. Постарайся меня не подвести.

– Я… не, – слова давались с трудом, губы были словно чужими, – я постараюсь не… подвести.

– Вот и хорошо. А теперь приведи себя в порядок и беги к своим… подопечным.

Решительно одернув комбинезон, кептена Ким широким шагом направилась к двери.

Айвен смотрел ей вслед, смотрел и скрипел зубами, убеждая себя: «Да, ты можешь. Ты должен. Ты обязан задать ей вопрос!»

– К-кептена Ким? Разрешите обратиться?

– Да? – она уже держалась за ручку двери.

– Все-таки… этот чужак… есть хоть какая-то зацепка?

– Нет, – ответила женщина без запинки. – Никакой. Мы знаем только одно – он не тот, за кого себя выдает, и за кого его принимают все остальные. И рано или поздно он себя выдаст!.. Уходи попозже. Нас не должны видеть вместе.

С этими словами она переступила порог и захлопнула за собой дверь.

Выждав пару минут, он переступил порог, осторожно, как будто хрустальную, прикрыл за собой дверь и, не чуя ног, зашагал прочь. В голове было пусто, тело окутывал холод. Наставница дала ему задание вычислить того, кто выдает себя не за того. Но проблема заключалась в том, что одного такого человека он уже знал.

Себя самого.

Как ни в чем не бывало, он присоединился к остальным, включился в работу, но довольно скоро почуял на себе пристальные взгляды приятелей. Чев-Чень, курсант с небольшой колонии Бета-Круз, с которым он не так давно вытаскивал Ом’Гома, и который после того случая проникся к Айвену странной благодарностью, вовсе бросал на него столь пристальные взгляды, что в конце концов он не выдержал:

– Что?

– Ничего. Но ты после того, как с наставницей куда-то ходил, сам не свой вернулся. Что она тебе сказала?

Надо было отвечать. Отделаться простым «ничего» не получилось бы.

– Она… показывала комнату, где мы будем проходить финальные тесты. Похоже, что на второй курс нас переведут раньше, чем мы думали.

Известие облетело всех. Курсанты побросали работу, столпились вокруг Айвена:

– Как так – раньше срока? Когда? Почему? Что она сказала? – посыпались вопросы.

– Она много чего сказала. Я после отбоя расскажу, – Айвен поверх голов заметил, что к ним направляется старт Такер.

– Чего стоим? Расслабились? Слепыши! – заорал он. – А ну живо за работу! Бегом-бегом… Кто тут у нас? Курсант Гор?

– Так точно, – кивнул он.

– Главный саботажник? Так-так…

– Никак нет, помощник наставника, – ответил он. – Всего-навсего проводил первичный инструктаж своих коллег. По распоряжению кептены Ким.

– Вот как? – голос Такера дрогнул. – И чего ты им… наинструктировал?

Айвен замялся. Открыть правду? Но это значило подвести наставницу. Она, конечно, выйдет сухой из воды, но расправится с предателем. Соврать? Но хорошую ложь надо тщательно подготовить и смешать с правдой в нужных пропорциях. Только так вранье выглядит правдоподобно.

– Кептена Ким рассказывала мне о…законах братства «звездных котов». И о том, что, когда мы перестанем быть «слепышами», мы должны будем жить по этим законам и…

– Неправильно говоришь, курсант Гор, – почти отечески улыбнулся старт. – Вы не {будете должны}, вы {уже сейчас должны} жить по законам «звездных котов». Иначе грош вам цена. Понял?

– Так точно, – выдохнул он, радуясь, что его ложь приняли за правду.

– Вот то-то. И марш наводить чистоту. Бегом-бегом!

Айвен сломя голову кинулся работать. Несмотря на всеобщую автоматизацию, в академии некоторые работы по-прежнему выполнялись вручную. Например, мытье окон и полов, уборка территории, подготовка стрельбища и полосы препятствий – таким образом удовлетворялась потребность в физическом труде. Он сейчас с готовностью схватился за швабру и принялся намывать лестницу. Это давало возможность отвлечься хоть ненадолго.

Что ему делать? Как вычислить предполагаемого шпиона, если он уже знал, кто это и не хотел выдавать тайны?

Ответ был один – найти и подставить другого. Но кого выбрать? И как грамотно все провернуть? И вообще, это правильно или нет – вот так ломать жизнь ни в чем не повинному человеку? Законы братства и дружбы «звездных котов» не просто красивые слова. Это дела. Может ли считаться «звездным котом» человек, который предал друга? Предал и продал, преследуя свои собственные эгоистичные цели? Как там говорилось когда-то древними? «Сам погибай, а товарища выручай!» А он готов погубить товарища, чтобы выжить… Готов ли он? Сможет ли это сделать?

Должен.

Должен, потому, что выбора у него нет.

Выбора у него не было никогда. С раннего детства. Правда, в детстве это не слишком замечаешь – есть любимая мама, которая все знает лучше. Есть старшая сестрица, которую надо слушаться потому, что она старше на целых три года. Есть отец, который никогда не спорит с мамой и наоборот часто внушает сыну: «Слушай маму, сынок!»

За него всегда все выбирали родители. Имя. Одежду. Игрушки. В какой детский сад его отдавать. С какими мальчиками и девочками дружить, а кого избегать. В какой класс записать. Какие кружки посещать. Даже вроде бы как выбранный им самим спорт – и то был одобрен матерью, и направление – легкая атлетика – выбрала в конце концов она.

Потом выбирал учитель. Спокойный тихий немолодой мужчина с обильной сединой в волосах и усталым добрым голосом. Он никогда не кричал, никогда не позволял себе грубости, но почему-то все сразу понимали, что он прав.

Это потом, подрастая, он стал присматриваться к окружающему миру и понимал, что все решили за него.

Он учился в школе для мальчиков. Школа для девочек помещалась тут же, в соседнем здании. Между ними был большой спортивный двор, где только и могли встречаться мальчишки и девчонки. У девочек была своя половина, у мальчиков – своя. Они были по-разному оформлены. Девчонкам можно было сколько угодно лазить по всяким брусьям и тренажерам, играть в мяч, прыгать и кувыркаться. В то время как мальчишки без конца повторяли одни и те же гимнастические упражнения. Он косился на девочек сквозь сетку и старался повторять их движения, но учитель всякий раз, как замечал, одергивал: «Прекрати. Ты же мальчик. Это только для девочек!» – «Но я хочу!» – пробовал упираться он. – «Нельзя!» – был ответ.

Это было начало. Когда он подрос, его повели ко врачу. Долго осматривали, мерили лицо, просвечивали лазером, делали многочисленные снимки. Мать нервничала, огрызалась на каждый его вопрос, зачем это нужно. «Затем!» – и все дела. Она расслабилась только в самом конце, когда осматривавший его врач сказал ей: «Все у вашего сына в порядке. Девяносто шесть из ста. Это редко бывает. Случаи, когда показатели идеала выше девяноста, можно пересчитать по пальцам!» – обрадованная мама на радостях купила ему мороженое, такое, на какое указал именно он. Не стала доказывать, что с фруктами полезнее, а на шоколад часто у детей бывает аллергия и вообще, он не съест такую большую порцию, поэтому мама купит то, которое считает нужным. Нет, она купила именно большой брикет с шоколадом и орехами, и, поглощая редкое лакомство, он решил задать вопрос – зачем нужен был этот поход ко врачу.

«Уже ни за чем, – ответила мать, погладив его по голове. – Ты и без того вырастешь красивым, чтобы тебя еще улучшать!»

Дома отец обрадовался тоже и на радостях испек большой торт с кремом. Из разговоров с родителями и одноклассниками мальчик сделал вывод, что хотели изменить ему внешность, дабы он соответствовал принятым в обществе канонам. Двум мальчикам из его класса такую коррекцию лица сделали. Они были недостаточно симпатичны, и врачи с родителями решили их улучшить.

Он тогда сделал глупость – спросил, делают ли коррекцию внешности девочкам и корректировали ли сестру и маму? «Ты совсем дурак! – категорично высказалась сестра. – Девушки и так красивы. Нам нечего улучшать свою внешность. Мы и без того… совершенство!» – при этом у «совершенства» были прыщи по всему лицу и кривые передние зубы. Но она твердо решила принимать себя такой, какая она есть. Так считали все женщины. И лишь мужчин в обществе принимали настолько, насколько они готовы были под это общество подстраиваться.

Постепенно он понял, что не просто все решили за него. Все решили за него именно женщины. Именно мать командовала в семье. Мать и старшая сестра. А они с отцом должны были подчиняться. И так жили все его одноклассники, даже те, кто воспитывался отцами-одиночками. «Мужчина должен!» – эти слова он слышал везде и по любому поводу.

И все-таки оставалась надежда. Призрачная надежда, что это временно. Что однажды он закончит школу, станет самостоятельным и начнет сам выбирать свою судьбу.

Жизнь показала, как жестоко он ошибался.

Этот мир не принадлежал ему по праву рождения. Ты появился на свет девочкой – и у тебя одни права и обязанности. Тебе случилось родиться мальчиком – и права и обязанности предписаны тебе совсем другие. Выбора нет. Чтобы получить другие права, надо было сменить пол…

Или сменить жизнь.

Да, даже в том, {что} менять, у него не было выбора. Стать полноценной женщиной он не мог – ему бы это никто не позволил. Подобные операции запрещены законом, за это полагалась пожизненная изоляция. Оставалось только одно.

Он это сделал. И сначала думал, что у него теперь есть выбор. Ан нет, снова тупик. Снова жизнь предлагает только один вариант событий. И надо либо подчиниться, либо…

Либо второй раз изменить свою жизнь.

Конечно, они заметили. Не могли не заметить. Едва Айвен вернулся в то крыло ученического корпуса, где его курс проходил «сеанс трудотерапии», все сразу поняли, что что-то изменилось. Ну, положим, не все и не сразу, но уже через несколько минут он поймал на себе тревожный взгляд Суаза Смелого. Потом его как-то толкнул Родли Скот, явно вызывая на разговор. Чуть позже он уловил за спиной шепоток. Промолчал. Сделал вид, что это не про него. Не ответил ни на один намек, вел себя как обычно. Но присматривался. И чувствовал, что присматриваются к нему тоже.

Надо было выбрать, кому довериться – и в то же время сделать это так, чтобы со стороны все выглядело естественно. Чтобы наблюдатели не догадались, что все это подстроено. Выбрать время, место, обстоятельства…

Все произошло быстрее, чем он надеялся.

Занятия у курсантов чередовались – если с утра был марш-бросок, то после обеда шла сплошная теория. И наоборот – коли утро провели за партами, после полудня их ждали бег, рукопашная, полоса препятствий, стрельбища и многочисленные тесты. Исключения были. Вернее, только одно. Каждый раз, когда группа заканчивала практические занятия, кептена Ким, отпуская всех, неизменно добавляла: «Кроме Гора!» И он оставался, провожая взглядом уходящих, и чувствуя себя словно выставленным напоказ.

– Бегом – марш, – командовала наставница, заставляя вернуться на беговую дорожку. Айвен пускался легкой трусцой, и женщина почти сразу пристраивалась рядом. Какое-то время они трусили бок о бок, потом она короткими отрывистыми фразами начинала задавать вопросы:

– Ну? Кто?

– Пока никто.

– Правда?

– Да.

– Плохо, курсант.

– Так точно.

И так каждый день. Из-за этого он приходил в столовую и казарму последним, всякий раз оказываясь под прицелом любопытных пристальных глаз.

Они все от него чего-то ждали. Кептена Ким – что он заметит, запомнит и намекнет ей на кого-то подозрительного, на возможного шпиона, затесавшегося в ряды курсантов. Курсанты ждали, когда же он проявит себя и оступится. Пора было что-то предпринимать.