Сокровище нумизмата

Нумизмат Андрей Геннадьевич Харламов

© Геннадий Андреевич Харламов, 2024

ISBN 978-5-0062-4597-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сокровище нумизмата

Глава 1. Утро добрым не бывает

Как же хорошо! Что может быть лучше, чем лежать в удобном гамаке на берегу голубого, как небо, моря. Ветер ласкает волосы, высоко в небе кричат чайки, в руке экзотический коктейль и понимание того, что жизнь удалась. От удовольствия я прикрыл глаза и старался вдыхать этот дивный воздух полной грудью…

Мое блаженство нарушил омерзительный звук будильника. Да, увы, это опять оказалось всего лишь сном. Возвращаться в реальность мне совершенно не хотелось. Там, в моем сне, я был успешным и богатым, путешествовал по миру и отдыхал на лазурном берегу, а здесь я – всего лишь тридцатилетний и весьма посредственный, надо признать, журналист.

Вопрос с выбором профессии передо мной не стоял никогда. У нас журналистская династия, если позволите. Мои отец, дядя, старший брат – все посвятили себя этой сфере деятельности. Освещают жизнь нашей страны от глобальных новостей до вполне бытовых вопросов.

Большинство людей не воспринимают нас всерьез, считают, что журналисты занимаются ерундой и роются в чужих мусорных ведрах, но я с этим категорически не согласен. Считая, что профессия важна, при подготовке любой публикации я всегда выкладывался по полной, будь то забастовки мусорщиков, или кража соседкой кота тети Зины. Правда, в отличие от брата, добиться каких—то заметных успехов в профессии у меня не получилось. К своим тридцати пяти он успел сделать карьеру, несколько лет возглавляя отдел расследований одного из самых тиражных и популярных столичных изданий, а потом и вовсе стал главным редактором этой газеты.

Сразу после окончания мною факультета журналистики он подтянул меня к себе в редакцию, но пока что мои репортажи, мягко говоря, не зажигали. В какой-то момент это превратилось в клише: на разработку всех несуразных сюжетов, которые в газете обычно размещают перед сканвордами и анекдотами, отправляли именно меня. Добиться возможности написания серьезного материала, не говоря уже про журналистское расследование, я никак не мог.

В какой-то момент амбиции отступили, и я совершил главную ошибку – поплыл по течению, отпустив ситуацию. Небольшая зарплата вполне компенсировалась отсутствием семьи, хобби и небольшой съемной студией на окраине Москвы.

Сегодня вместо того, чтобы собираться на работу, я опять гонял мысли в голове, они, конечно, отступят сразу после того, как я перешагну порог студии, но вот утренний кофе я уже пропустил. Пока одевался, зазвонил телефон.

– Да, – ответил я сонным голосом.

– Сажин Дмитрий Григорьевич ваш брат? – раздался сухой незнакомый голос.

– Да.

Подумалось: может, мошенники? – сейчас будут разводить на деньги или еще что—то в том же духе. Но тут до меня дошло, что звонили с номера брата.

– Кто говорит? – спросил я.

– Фельдшер «скорой». Везем вашего брата в больницу, он очень просил позвонить вам, пока еще был в сознании.

– Что с ним?

– Ножевое ранение. Сразу скажу: повода для беспокойства нет, удар был по касательной, жизненно важные органы не пострадали. В больнице заштопают, посмотрят за ним неделю и отпустят домой. Он настойчиво просил вас к нему приехать. Записывайте адрес.

– Пишу, – ответил я, в панике разыскивая ручку и блокнот.

– Коломенский проспект, дом четыре.

Сразу после этого дали «отбой». Я не совсем понимал, что случилось, но слова о том, что ничего критичного нет, слегка успокоили меня. Одной рукой я завязывал шарф, другой гуглил самый быстрый маршрут до нужного адреса. Все прежние мысли моментально испарились из головы.

Пока добирался до метро, мне позвонили сразу несколько человек с работы, хотели узнать, где мой брат. Он, конечно, мог пропадать по несколько дней, но рано или поздно приносил в отдел очередную сенсацию, анонс о которой непременно попадал на первую полосу, однако на понедельничные планерки он никогда не опаздывал, в отличие от меня.

Говорить коллегам правду, не узнав подробности от первоисточника, я не стал. Десять минут под проливным дождем, полчаса на метро в окружении сонных и недовольных горожан – и я был на пороге больницы. Как забегал внутрь, искал пост и вместе с медицинской сестрой искал палату, помню плохо. Туман рассеялся только в тот момент, когда я оказался на стуле перед кроватью брата.

Он лежал с закрытыми глазами, живот перебинтован, а из вены на руке торчала капельница. Над головой стоял высокий штатив с пакетом, из которого медленно капала прозрачная жидкость. На пальце руки пульсоксиметр, подключенный к небольшому монитору на стене.

– Дима, – сказал я, слегка касаясь его плеча.

– Привет. Спасибо, что приехал.

– Что случилось? Как ты?

– Все в порядке, обо мне потом.

– Что значит потом? Ты можешь сказать, что случилось?

– Помнишь наркомана, кошмарившего подъезд в Химках, которого посадили после моей публикации? Вышел спустя три года по УДО. Накачался дурью и пытался отомстить. Только перестарался с дозой: когда мы встретились, он едва стоял на ногах. Пытался ударить ножом, но я оттолкнул его и, падая, зацепил бок. Это было на улице, куча людей, кто-то вызвал скорую, кто-то полицию. Думаю, сядет теперь уже надолго и без всяких УДО.

Он перевел дыхание.

– Но дело не в этом. Мне нужна твоя помощь. Доктор сказал, что я тут на месяц, они нашли что-то еще, не суть. У меня очень важное дело, нежелательно афишировать будущий репортаж. Я хочу попросить тебя начать его.

– Я? Может, лучше доверить это Яше или Марине с Игорем? Они крутые, а мой удел – сам знаешь: бабки и бытовые конфликты…

От сказанного мне самому стало как-то грустно, но, что делать, такова не очень-то сладкая правда. А вот сюжеты брата оказывались всегда сложными и крутыми. Имея связи в полиции и острый и незаурядный ум, он выдавал невероятные повороты и всегда доводил дело до конца.

– Я не совсем уверен, что не запорю все даже на самом начале, – продолжил я.

Лицо брата тронула легкая полуулыбка:

– Отчасти ты прав, к сожалению, однако тут есть два «но». Первое: я не могу доверить это никому, кроме тебя. Остальные, так или иначе, сольют информацию – друг другу, конкурентам, а ты – нет. В этом плане я уверен в тебе. Второе: ты явно себя недооцениваешь. Докажи это в первую очередь сам себе. Ну и потом, я всегда буду на связи, ты можешь проконсультироваться со мной по всем вопросам.

– Пффф… – выдохнул я. – Что ж, окей.

Желание попасть на первые страницы, пусть и как соавтору, перебороло страх все испортить.

– Отлично! План такой: для начала позвони по этому номеру, – он протянул мне бумажку.

– Филипп Самуилович? А кто это?

– Нумизмат. Довольно известный в своих кругах. Владелец антикварной лавки в Домодедово. Встреться с ним, у него умер друг, полиция ссылается на несчастный случай, но он уверен, что это убийство. Не тушуйся, он тебе все расскажет, главное – запиши весь разговор на диктофон и задавай побольше нужных вопросов. Как переговорите – приезжай ко мне. Не знаю, что в меня заливают, но я очень хочу спать. На работе ничего не говори ни про меня, ни про мое поручение. Сам наберу контору, дам указания и скажу, что ты поехал писать что-то в своем стиле, – он хлопнул меня по плечу слабой рукой и закрыл глаза.

Выйдя из больницы, я какое-то время простоял на крыльце. Осень выдалась особенно дождливой, серые пейзажи и постоянная слякоть не располагали к рабочему вдохновению. Бумажка в руке намокла, и чернила начали растекаться. Вспомнив про звонок, я быстро набрал записанный номер. После продолжительных гудков в трубке раздался очень приятный голос:

– У аппарата.

– Филипп Самуилович?

– Он самый. С кем имею честь?

– Добрый день! Меня зовут Олег, газета «МП», ваш номер дал мне Сажин Дмитрий Григорьевич и просил с вами встретиться.

– Дима? Да! Но договоренность была, что он приедет лично, – возмутился мой собеседник.

– К сожалению, он не может.

– Тогда извините, нам не о чем продолжать разговор, я буду общаться только лично с ним, – голос собеседника стал очень недовольным. – У меня планировался конфиденциальный разговор с ним.

– Погодите! Дмитрий неожиданно попал в больницу, я его брат, работаю с ним в отделе, он рассказал мне об этом деле, вы можете доверять мне так же, как ему.

– Брат?.. Ну, что ж, брат, давайте встретимся. Через два часа буду ждать вас в своей лавке в Домодедово. Адрес пришлю по смс.

– Договорились.

– Ну, вот и славно, – ответил мой собеседник и положил трубку.

Глава 2. Импровизация – наше все

Телефон пискнул, и на него пришло сообщение с адресом. Скопировав его, я тут же заказал такси. Уже через несколько минут подъехал желтый «Поло». Путь занял чуть больше часа. В машине я читал новости и слушал музыку, это несколько успокаивало меня, отвлекая от тревожных мыслей, и помогало настроиться на рабочий лад.

На подъезде к месту я проверил свой старенький, видавший виды диктофон. Его батарейный отсек был перемотан спасительной синей изолентой, с помощью которой, по преданиям древних, можно было починить практически все. Я убедился в работоспособности авторучки на смятом блокноте и, расплатившись с молчаливым водителем, вышел.

До встречи оставалось почти полчаса, а мой живот издавал отчаянные голодные звуки, требуя калорий. Заприметив рядом небольшое кафе под желтой вывеской: «Бизнес-ланч», я заглянул внутрь. Там царила атмосфера советской столовой. Длинный прилавок с разными салатами, от больших кастрюль с супом исходили невероятные ароматы, далее – горячее и выпечка. Набрав полный поднос еды и отдав за такую гору всего лишь триста рублей, я уселся у окна. Не теряя времени, начал просматривать в Интернете информационные сайты, посвященные нумизматике. Само слово и его значение я помнил, но, собственно, на этом мои познания и заканчивались, а я привык тщательно готовиться к работе, особенно когда дело касалось незнакомых тем. «Нумизматика – это изучение или коллекционирование валюты, включая монеты, жетоны, бумажные деньги, медали и связанные с ними предметы», – выдал мне первый попавшийся сайт.

– Звучит легче легкого, буду импровизировать, – пробормотал я себе под нос и заблокировал телефон.

Часы показывали, что мне пора, до назначенного времени оставалось чуть больше пяти минут. Магазин находился на цокольном этаже, о чем свидетельствовала небольшая вывеска около ведущей вниз лестницы: «Антикварная лавка Панина».

Я спустился вниз и, пройдя через тяжелую железную дверь, оказался в небольшом помещении, где по периметру стояли прозрачные стеллажи с подсветкой, а на них – в полуоткрытом виде альбомы с монетами и купюрами. В углу, за небольшим прилавком, вполоборота ко мне стояли двое мужчин. Один – очевидно, покупатель – вращал в руках монету и что-то показывал на ней второму. Тот в ответ отрицательно качал головой. Увидев меня, они перешли на шепот, и причина их спора осталась для меня неизвестной. Чтобы не смущать своим присутствием, я отошел в дальний угол и с умным видом принялся изучать содержимое стеллажей. Оттуда смотрели на меня серые монеты с изображением разных людей и пугающе дорогими ценниками. Дверь хлопнула, закрываясь, и одновременно с этим я услышал голос за спиной:

– Олег, полагаю?

– Верно, – ответил я, оборачиваясь. – А вы – Филипп Самуилович?

– Абсолютно точно.

Передо мной стоял невысокий мужичок, лет шестидесяти, с залысиной и вьющимися на висках темными волосами, на кончике его круглого, как картофелина, носа держались маленькие круглые же очки. Из-под мешковатых брюк выглядывали темные туфли с пряжкой, сверху на нем был растянутый серый свитер с высоким горлом и молнией на шее.

– Вы знаете, я хотел бы поговорить именно с Димой, – начал он. – Выйти на него оказалось не так легко, как я предполагал. Я наслышан про его журналистские расследования и хотел предложить ему написать статью или снять сюжет. А взамен – чтобы он помог мне, – его тон сменился с уверенного на взволнованный.

– На брата было покушение, он попал в больницу и в ближайший месяц сможет вести дела только дистанционно, – обрисовал я ситуацию. – Он попросил меня не передавать никому информацию, так что все, о чем мы здесь будем говорить, станет известно только мне, ему и вам.

– Хорошо. Давайте присядем, – он указал на стол с двумя стульями за прилавком и закрыл входную дверь на засов, повесив снаружи табличку: «Перерыв 15 минут».

– Внимательно вас слушаю, – я включил диктофон и положил его на стол между нами.

– Зачем это? – спросил Филипп Самуилович, настороженно глядя на диктофон.

– Не волнуйтесь, это Дмитрий просил записать наш разговор. Он прослушает запись и на случай, если я не задам какой-нибудь нужный вопрос, или в вашем рассказе будет что-то, что даст нам зацепку для продвижения в расследовании, брат подскажет, как быть.

Филипп Самуилович кивнул:

– Коль так, то ради Бога. Если это поможет, я только за.

Он помолчал, собираясь с мыслями.

– Так вот. Пару месяцев назад умер мой лучший и, по совместительству, единственный друг, да не кто-либо, а сам господин Шульц Михаил Остапович.

Здесь он сделал паузу и посмотрел мне в глаза, как будто ожидая какой-то реакции. Коей не последовало.

– Вы не знаете Шульца?! Может, хотя бы слышали о нем?

– К сожалению, нет, – я покачал головой.

– Да вы что! Шульц был гением нумизматики. Он лучший нумизмат если не в мире, то в Восточной Европе – точно, за последние лет двадцать не было никого, кто мог бы сравниться с ним. Он автор нескольких каталогов, член независимых экспертиз, владелец одной из самых шикарных коллекций, автор сотен статей и книги, которая в нумизматическом мире произвела настоящий фурор. Называется: «Исключительно MS». Поверьте, он был настоящей ходячей энциклопедией, такого специалиста не появится еще очень долго. Как вы могли про него не слышать?! – мне было адресовано явное осуждение.

– Что такое MS? – сделав вид, что не заметил этого, невинно спросил я.

– Uncirculated, – кратко ответил Филипп Самуилович. – Вы слышали про систему Шелдона?

– Увы… – вновь был вынужден я показать свою неосведомленность, жалея, что поленился окунуться в тему поглубже.

Собеседник несколько недовольно кивнул:

– Хорошо, я постараюсь объяснить простыми словами и, по возможности, максимально доходчиво.

Достав из какого-то ящичка под столом, он выложил передо мной две потемневшие от времени денежки.

– Скажите, чем отличаются эти монеты?

Я взял их в руки и начал внимательно рассматривать. Каждая номиналом в одну копейку, 1805-й год, СПБ.

– Как по мне, так ничем, – честно признался я, не найдя никаких различий.

– Да вы что?! А как же сохран?! – едва не перешел на крик Филипп Самуилович.

– Сохран?..

– Конечно! Две монеты, выпущенные на одном и том же монетном дворе, имеют абсолютно разное состояние! Одну носили в кошельках, расплачивались ею, роняли на землю, вторую практически сразу отложили и не использовали. Как следствие, за одну я прошу сто рублей, а за другую – три тысячи. Нумизматы разделяют монеты и банкноты по их состоянию. В зависимости от сохрана и количества отчеканенных монет будет выставлена цена.

– Простите, Филипп Самуилович, а вы уверены, что это как-то поможет нам в нашем вопросе? – несколько бесцеремонно перебил я его.

– Абсолютно уверен, что никак не поможет!

– Тогда зачем мы об этом говорим?

– Вы спросили – я ответил. Чаю? – спросил он и, не дожидаясь ответа, ушел в кладовку.

Глава 3. Господин Шульц

За чаем Филипп Самуилович продолжил свой рассказ о неведомом мне нумизматическом гении.

– Я познакомился с Шульцем в армии, в 77-м. Мы сдружились, и получилось так, что он привил мне любовь к нумизматике. В увольнениях мы ходили на блошиные рынки, выискивали там ценные для нас вещи и зачастую покупали их у людей, которые даже не понимали, что продают. После армии мы продолжили общение, я женился, у меня родились трое детей, я собирал свою скромную коллекцию и продолжал общение с Мишей. Он тоже обзавелся семьей, но личная жизнь у него не задалась, сын родился уже после развода. Со своей бывшей Миша практически не общался, а вот в сыне души не чаял, ничего для него не жалел. Все свободное время он посвятил своей коллекции и знаниям в этой сфере. Благодаря умелой перепродаже он буквально за десять лет сколотил не только состояние, но и шикарную уже к тому времени коллекцию. Потом случился развал Союза, голод… Период был тяжелым для всех, кроме Миши – для него настало золотое время, он как ураган скупал за бесценок безумно редкие и дорогие монеты. К нулевым годам его коллекция стала просто достоянием страны, к тому моменту его было уже не остановить.

Филипп Самуилович сделал паузу, прошёлся по тесной комнатушке.

– Сложности начались пару лет назад. У Миши появились проблемы с ногами, ему стало больно ходить, и он начал чахнуть – чахнуть не столько внешне, сколько духовно. Невозможность пополнения коллекции, посещения выставок, клуба коллекционеров – все это нагнало на него депрессию, он стал агрессивным, замкнутым, у него начались проблемы с сердцем. Я стал для него ниточкой, которая соединяла его с миром, где он был настоящим гроссмейстером. Он часто просил меня съездить на встречи к разным людям, посмотреть монеты и банкноты, сделать их фото. Монеты он покупал в последние годы только в слабах, чтобы быть уверенным в грейде* без возможности личного осмотра.

*Грейдинг (от англ. Grade – ставить оценку, оценивать) – зафиксированная экспертами оценка состояния монеты с целью определения степени сохранности исследуемого экземпляра. Слаб – прочная пластиковая капсула с собственным номером в реестре, в нее монету помещает компания, выдавшая сертификат.

Филипп Самуилович вернулся за стол и пристально посмотрел мне в глаза.

– А потом его просто убили. А его коллекция пропала, практически вся.

Повисла пауза.

– Знаете, мне хотелось бы уточнить сразу два вопроса, – нарушил я тишину. – Почему вы считаете, что его убили, хотя, по моей информации…

– Да, уверен! По официальной версии, он оступился и упал, ударившись головой об угол комода. Но вы поймите, вся ситуация до мельчайших подробностей вырисовывается у меня перед глазами: этот чертов комод стоит на третьем этаже, для Миши было просто физически нереально подняться туда. Я специально обустроил у него все таким образом, чтобы необходимые для жизни и нумизматики вещи были на первом этаже. Он даже на второй-то практически никогда не ходил.

– Вы же не думаете, что кто-то убил его, а потом затащил на третий этаж?

– Нет, это определенно было не так. Но коллекция – она пропала, это был самый настоящий разбой, я уверен в этом!

– Однако почему такую версию не рассматривает следствие? Вы говорили им об этом?

– Конечно, говорил. Но сказать точно, что именно украли и в каком количестве, я не могу. Миша никогда не хвастался своей коллекцией и никому особо ее не показывал. Однако я уверен: забрали самое дорогое. Убийца знал, что брать.

Он грустно вздохнул.

– Как вы думаете, какова примерная стоимость коллекции? – вывел я его из задумчивости.

– Трудно назвать точную сумму. Думаю, точно больше миллиарда рублей.

– Вы сказали, миллиард? – едва не ахнул я.

– Поверьте, это по самым скромным подсчетам. На самом деле, сумма может быть намного больше. Украли, как минимум: пятидесятикопеечную монету 1929 года, «пятак» 1916 года, двадцать пять рублей 1908 года, еще «пятачок» 1907 года, двенадцать рублей 1836 года, один «Константиновский рубль» 1825 года, двадцать рублей 1755 года, один рубль «Анна с цепью» 1730 года, шиллинг «Новая Англия», 1652 год, «Золотой Дублон Брашера»… И это только малая часть пропавшего – то, в исчезновении чего я уверен на сто процентов.

Признаться, в тот момент мне было весьма непросто собраться с мыслями.

– Простите, Филипп Самуилович, но вы перечислили только с десяток монет. Сколько они могут стоить?

– В этом-то и смысл: только перечисленное, по разным подсчетам, стоит от шестисот до семисот миллионов рублей! А ведь он собирал еще и банкноты, и медали. Я в них не особо разбираюсь, поэтому адекватную оценку дать не могу. Монеты, которые я перечислил, уникальны! К примеру, после денежной реформы 1755 года в сферу обращения была выпущена золотая монета с новым номиналом 20 рублей, который ранее в России никогда не использовался. В ходе реформы было выпущено всего два экземпляра таких монет. Сегодня один из них хранится в Эрмитаже, а второй принадлежит частному коллекционеру, купившему монету на аукционе Святого Джеймса в Лондоне в 2008 году. С учетом комиссионных, он заплатил за нее без малого два миллиона фунтов стерлингов.

Оказавшись в своей стихии, мой собеседник разволновался, даже щеки порозовели.

– Имейте в виду: двадцатирублевка 1755 года – это самая дорогая монета времен царской России! Кстати, она установила новый мировой рекорд стоимости, заплаченной за нее как за неамериканскую монету, и этот рекорд не побит до сих пор. Теперь вопрос: как вы думаете, кто этот частный коллекционер? Правильно – Миша! А тот экземпляр, что хранится в Эрмитаже – думаете, он принадлежит самому Эрмитажу? Или государству? Нет! Тоже Мише! Можете себе представить?! За всю историю России таких монет было всего две, и обе они принадлежат ему! Нет, теперь уже – принадлежали…

Мне показалось, что глаза Филиппа Самуиловича повлажнели.

– Редкие и дорогие монеты Миша предпочитал покупать инкогнито, по телефону. Если такой возможности не было – через подставных лиц. Великий человек!..

– Много людей знали про его коллекцию? – спросил я.

– Из клуба практически все знали, что у него есть редкие монеты. Экземпляры до миллиона он покупал открыто. Недоброжелателей особо не замечалось. Были, конечно, завистники, но чтобы убить!..

– Вы говорили, у него есть сын. Он тоже коллекционер?

– Да, но весьма посредственный. Миша принципиально не давал ему ни денег на пополнение коллекции, ни уж, тем более, экземпляры. Хотел, чтобы он всего добился сам.

– Скажите, а с ним можно поговорить?

– Официально – нет.

– Как это понимать?

– У него с отцом были весьма натянутые, как мне кажется, отношения. Если он и причастен к этому – а я молю всевышнего, что это не так, – то своими расспросами мы только спугнем его. Это можно сделать неофициально. Каждую субботу с восьми до трех часов работает нумизматический клуб, мы встречаемся там, чтобы пообщаться, узнать новости, обменять, купить или продать свои образцы. Мишин сын там, как правило, выступает в роли экспонента*. Я мог бы представить вас своим учеником, начинающим нумизматом. У меня, действительно, есть такая практика, и это никого не удивит и не привлечет лишнего внимания. Приезжайте в субботу на станцию метро «Динамо» к семи тридцати.

– Хорошо, – кивнул я.

– Только оденьтесь поприличнее, – добавил Филипп Самуилович, оглядывая мои затертые «конверсы», рваные джинсы и клетчатую рубаху, которая торчала из—под замызганного плаща.

Мы распрощались, и, выйдя на улицу, я стал ждать такси в больницу. У меня в голове сложился четкий план дальнейших действий, и я хотел получить одобрение брата. Сев в машину, я надел наушники и задремал.

*экспонент – участник выставки, выставляющий, демонстрирующий на ней что-либо.

Глава 4. Разбор полетов

Я проснулся от похлопывания по плечу. Поблагодарив таксиста, вышел из машины и уже через несколько минут сидел в палате Димы. Он выслушал мой рассказ и, включив диктофон, принялся вслушиваться в каждое слово Панина, периодически делая пометки на листке. После окончания записи протянул листок мне:

– Дом, соседи, сын.

– Что это? – не понял я.

– Из вашего разговора я не понял, где он живет Шульц. Тебе надо попасть в его дом, все осмотреть, пообщаться с соседями. В клуб обязательно сходи, переговори с сыном, ненавязчиво, как начинающий нумизмат. Узнай, кто вел дело – фамилию, отдел – и напиши мне. Это надо сделать до клуба. Позвони Филиппу Самуиловичу и уточни это – скажи, забыл спросить сразу. Держи меня в курсе.

– Хорошо, – сказал я, и уже собрался вставать, как почувствовал что-то холодное в своей руке – Дима вложил туда ключ от своего «Туарега».

– Пешком не находишься. Только езди аккуратно, – напутствовал он.

Я вышел из больницы и, добираясь за машиной к Диминому дому, переговорил по телефону с Филиппом Самуиловичем. Оказалось, господин Шульц жил в загородном поселке Заплескавино, точнее, недалеко от него, в лесу, до ближайшего жилья от его дома было почти полкилометра.