– Соблюдайте, пожалуйста, тишину, – холоднейшим тоном, на какой способна, требую я. – Вы пришли в Дом Целителей, а не в трактир.
– Пошла прочь, девка, – просто и даже спокойно отвечает этот приятный человек. – Я за своим пришёл.
– Вообще-то вы разговариваете с Хотон-хон, – подаёт голос из-за стойки регистрации дежурный стажёр. Он совсем мальчишка и воинственно настроенного мужика побаивается, и небезосновательно, но смолчать не смог. Зато, к счастью, смог нажать на кнопку вызова охраны – она у нас не пасётся в приёмной всё время, а сидит в своей каморке в ожидании вызова, потому что проблемы обычно возникают не на входе, а в смотровых. Охранники выскакивают из каморки и наставляют на пришельца вырубалки, встав чуть впереди и по обе стороны от меня.
К счастью, мужик оказывается способен оценить, на чьей стороне перевес, и меняет подход.
– Ох, ну откуда ж я знал, – басит он. – На вас же не написано… Я, это, дурного ничего не задумал, мне бы только дочь забрать, похитили её у меня и, говорят, тут держат. Это мне в полиции сказали, – добавляет он веско.
– Скажите для начала, кто вы такой и кто ваша дочь, – предлагаю я условно миролюбиво, сделав вид, что простила хамство.
– Меня Медведем кличут, а дочка моя – Веточка, – охотно сообщает мужик.
Вот, значит, как, даже настоящего имени не удостоил. Ну ладно, моего уж тем более не получит, а что Арай – Ветка, это я знаю.
– В таком случае, – говорю, – дочь вашу никто не похищал. Она сама явилась и выразила желание участвовать в государственной образовательной программе. Мы её успешно приняли.
– Ещё чего! – снова расходится Медведь. – Чему вы её тут учить собрались?!
Он, кажется, хочет что-то добавить, но осекается, вспомнив, с кем говорит.
– Как вы думаете, чему могут учить в Доме Целителей? – не удерживаюсь я. – Вероятно, целительскому делу!
– Вот ещё мы всяким уродам болячки не лечили! – фыркает мужик. – Нет уж, это никуда не годится, нечего ей тут делать!
– А это, уважаемый, определяете не вы, – раздаётся сзади от меня голос Рубчего.
Я оборачиваюсь: он стоит, свободно прислонившись к углу стены, где коридор примыкает к приёмной, а за спиной виднеется хрупкая фигурка Арай.
– А кто же?! – гаркает Медведь, разворачиваясь всем телом. – Я вообще-то её отец!
– А я её муж, – спокойно сообщает Рубчий.
Повисает напряжённая пауза, слышно только тяжёлое дыхание Медведя.
– Это с какой же стати? – наконец вопрошает он. – Я на брак согласия не давал!
Рубчий пожимает одним плечом.
– По законам нашей страны взрослой женщине не требуется разрешение родни.
Я сдерживаю смешок. В кои-то веки приятно слышать муданжское пренебрежительное слово хматан применительно к родителю.
Медведь краснеет и принимается пыхтеть громче.
– Ну знаешь, уважаемый, законы законами, а и среди людей обычай имеется. Люди дочерей растят, вкладываются – уж не для того, чтобы потом за так отдать первому встречному, а если у тебя на выкуп не нашлось, так брал бы сироту.
Рубчий качает головой, видимо, поражаясь глубине неприятности этого человека.
– А я что, по-вашему, должен был всё бросить и к вам к Ирлик-хону на задворки ехать выкуп отдавать? Я человек занятой, на лечение-то вот еле нашёл время, у меня, вообще-то, крупная фирма. Вы лучше скажите, у вас банковский счёт есть или по старинке повезёте монеты в мешочке по большой дороге?
– Есть у меня всё, – нахохливается Медведь. – У меня тоже бизнес немаленький, с кошелём не набегаешься. Могли бы позвонить да спросить, фирма-то и в Сети представлена…
– Ну вот что, господа, свои финансовые дела идите решать в переговорной, – потребовала я.
Арай тут же скользнула к лифту, и Исар переместился вслед за ней, держась так, чтобы Медведь сквозь него её не видел. Тот, впрочем, был больше озабочен самим лифтом – скорее всего, он никогда ничем таким не пользовался и опасался, но и лицо терять не желал. Я только вздохнула с облегчением, когда за ними закрылись двери, а ещё припомнила, как я заказывала кровать нам во дворец. Вот такие же дельцы тогда со мной разговаривали. Бррр.
3. Арай
Лифт был просторный, рассчитанный на каталки с пациентами, но всё же по сравнению с холлом это было маленькое пространство, и расстояние между мужчинами было коротким до дискомфорта. Арай понимала, что Исар её нарочно загораживает собой, и стыдилась того, что стала обузой постороннему хорошему человеку, которому ещё и отплатить за доброту толком не могла. Конечно, она знала, что теоретически женатое положение должно вернуть ему статус серьёзного, преуспевающего и надёжного партнёра, но это была разовая польза, значение которой скоро стёрлось бы и забылось, а чем ещё Арай могла его порадовать, не поступаясь собственной свободой, она не представляла.
Она проводила мужчин в переговорную, где напротив друг друга стояли два дивана, разделённые чайным столиком.
– Ты это, – начал отец с порога. – Сумму надо бы обсудить. А то кто вас знает, во сколько у вас тут принято невест оценивать.
Арай покраснела. Этого вопроса она боялась с самого начала аферы.
– Понятия не имею, – пожал плечами Исар, усаживаясь на диван. – У нас в семьях с певчими именами выкупов не платят, так что назначайте сами.
Медведь скрипнул зубами – имени своего он не называл, но выдал себя тем, что затребовал выкуп. Пройдя ко второму дивану, он присел, подался вперёд, сощурился и назвал сумму:
– Пятьдесят мингей.
Арай ахнула.
– Ты что!
– Цыц, девчонка! – рыкнул Медведь. – Мне за тебя и больше предлагали. Сама подумай, если он даже выкуп не потянет, как он тебя-то будет содержать?
– Моё содержание столько не стоит, – огрызнулась Арай, оставшаяся стоять за спинкой дивана. – Рубчий, вы ему не верьте, он врёт всё, никто ему за меня больше двадцати пяти не давал!
– Это всего или за год жизни? – уточнил Исар, переводя взгляд с отца на дочку и обратно.
Медведь беззвучно открыл рот, но не успел собраться с мыслями.
– Всего, конечно! – выпалила Арай, пунцовая от стыда. – И то много, он на меня больше мингя в год никогда не тратил, наоборот, украшения, что мне дарили, закладывал!
– А что они лежат без дела, – заоправдывался Медведь. – Ценности надо в оборот пускать!
– Ну, открывайте приём, – предложил Исар.
Что значит «открыть приём», Арай не знала, но у отца с этим возникли проблемы. Исар внимательно смотрел на его манипуляции с телефоном, потом стал подсказывать, а там и вовсе диктовать, что и как делать. Отец пыхтел, хмурился, но слушался. Наконец загадочный приём был открыт, и Исар в два движения перевёл деньги.
Судя по лицу Медведя что-то пошло не так. Он потыкал в телефон, пару раз проверил, то ли у него открыто, что нужно. Потом поднял ошеломлённый взгляд. Арай стояла не дыша, а Исар откинулся на спинку дивана, как будто пришёл смотреть хорошо знакомый спектакль.
– Мне только что, – наконец обрёл дар речи Медведь, – сто мингей пришло. Это от вас?
– От меня, от меня, – кивнул Исар. – Я, конечно, в выкупах не разбираюсь, но меньше ста мингей за такую девушку давать – это себя не уважать, а уж просить… А ещё говорите, большой бизнес. Кстати, я не спросил, что у вас за бизнес-то хоть?
– Дак это… – Медведь не сразу вник в суть вопроса, всё ещё отходя от потрясения: за сто мингей его контору можно было купить полностью. – Магазины у меня… Ручки всякие продаём, петли там…
– Надо же, вот только недавно с Ахмад-хоном о фурнитуре говорили! – заинтересовался Исар. – И что, много филиалов?
– Да вот, у нас, откуда я родом, это от Долхота через Ирлик-хонову реку городок, там головной, а ещё на островах есть, и на Орле вот недавно открыл магазинчик. Я сам-то не кузнец, понимаете, я распространяю, мне самая дорога в большие города. Теперь хочу в Долхоте обосноваться, а если дело выгорит, то можно и в столицу…
– И с глухим именем? – поразился Исар.
Медведь со стуком захлопнул рот, чувствуя, что его развели на откровенность.
– Он на меня фирму зарегистрировал, – подала голос до сих пор молчавшая Арай. – Потому и отпускать боялся, и за своего партнёра выдать хотел, чтобы не делась никуда.
– А почему нет?! – Медведь решил предвосхитить осуждение. – Раз дали боги дочку с певчим именем, так надо пользоваться! Конечно, доступа к финансам у неё нет, да и сделать с фирмой она ничего не может, это всё мне делегировано, но, главное, в документах везде написано, мол, у владельца имя гласное, а приходят работать ко мне, я ж не буду им представляться!
По ходу своего монолога он развеселился и под конец даже хохотнул. Гордость от собственной смекалки в сочетании со внезапной прибылью его немного опьянили.
Рубчий собирался что-то ответить, но тут створки лифта выпустили в коридор прямо напротив переговорной гигантскую фигуру Байч-Хараха.
– А, вот и ты! – улыбнулся Исар, рассматривая давнего друга. Он наконец-то смог разглядеть, как тот теперь выглядит. Не так уж и страшно, не многим хуже, чем на известном портрете работы молодого мастера Бэра. Но комментировать это Исар не стал, по себе зная, что эту тему лучше вовсе не поднимать. – Наслышан уже о том, какое у меня было плодотворное утро?
– Да уж ещё бы, – озадаченно улыбнулся Байч-Харах, заходя и присаживаясь рядом. – Лиза сказала, ты тут знакомишься с новой роднёй?
– Да, как видишь. И представляешь, уважаемый Медведь занимается не чем иным, как мебельной фурнитурой! Вот хочет в столице товары восточных мастеров продавать.
– Да ты что! И как, хорошие товары? – Байч-Харах обернулся и уставился живым, заинтересованным взглядом на новоиспечённого тестя Рубчего. – Мы с Рубчим как раз недавно обсуждали состояние отечественной металлургии. Что скажете, есть надежда?
Медведь, по всей видимости, потерял дар речи окончательно и бесповоротно.
– Извините, – шёпотом напомнила о себе Арай. – Я, может, пойду? А то Хотон-хон ждёт…
4. Исар
Пару часов спустя в переговорную ворвалась мечущая молнии Хотон-хон и потребовала, чтобы пациент вернулся в койку. Исар не стал спорить – с отцом его новоявленной жены, судя по всему, можно было вести дела, но вот для удовольствия Исар бы лучше с кем другим пообщался. У него вообще последние шесть лет к медведям душа не лежала. Байч-Хараху тоже пора было идти, он и так уж полмесяца каждый день выкраивал время, чтобы развлечь друга беседой. Друзей у Исара осталось – пальцев на руке многовато для пересчёта, и внимание так высоко вознёсшегося однокашника даже смущало. Можно подумать, Байч-Харах, сделав такую карьеру, по дороге не разжился хорошими друзьями. Да чего там, сам рассказывал, что разжился.
– Друзей много не бывает, – отрезал Байч-Харах, когда Исар попытался на это намекнуть. – Да и потом, знаешь, как говорят: враг может быть новым, а друг только старым. А старше тебя у меня разве что Алтонгирел, и то он мне скорее младший брат, чем просто друг.
Исар откинулся на подушку и прикрыл глаза. Видели они так чётко, что он с непривычки быстро устал, как будто несколько часов смотрел кино с яркими спецэффектами. Со всеми этими событиями он даже не успел осмыслить, как теперь изменится его жизнь – можно будет вернуться к резьбе, да и работать не только в самые солнечные часы, а как раньше, когда приспичит. И, главное, не пытаться прожить всю жизнь за два года.
– Я даже в зеркало на себя не взглянул, – вспомнил он. Конечно, ничего хорошего он бы в том зеркале не увидел, но с глазами всё же должно выглядеть лучше, чем без глаз.
– Тебе здесь, кстати, и лицо подлатать могут, – заметил Байч-Харах. – Только не сразу, надо подождать, пока от этой операции отойдёшь. Лиза говорит, много сразу нельзя, нагрузка на тело большая.
Исар поморгал, прислушиваясь к ощущению – оба века двигались. Одно при этом побаливало, как потянутая мышца, и это было приятно: напоминало, что оно есть и работает.
– Мне вот недавно руки сделали, – продолжал Байч-Харах, рассматривая свои ладони. Исар присмотрелся. Кожа на руках Императора была розовая, незагорелая – даже на тыльной стороне, где всегда загорает. Пара ногтей казались толще остальных. В остальном руки как руки – сильные, но редко делающие грубую работу. Исар невольно глянул на свои – грубые, с заусенцами. Последнее время ему было не до того, чтобы следить за маникюром. Как бы жену не напугать такими лапищами…
– А ты эту девушку знаешь? – невпопад спросил он.
– Которая выскочила за тебя? – усмехнулся Байч-Харах. – Только от Лизы наслышан. Старательная, говорит, соображает неплохо. Из всего набора самой перспективной оказалась.
– И что, – Исар припомнил подколы друга, – днюет и ночует на работе?
– Этого не знаю. Но Лиза их ого-го как гоняет, у ребят ни минуты свободной нет, только спать и есть успевают.
Исар снова закрыл глаза. Да, он понимал, что его выбрали за непритязательность. И да, ему всегда казались наиболее гармоничными отношения, в которых каждый занят своим делом и не тянет жилы из другого. Но одно дело – абстрактная жена, которой Исар уже не надеялся обзавестись, а совсем другое – эта маленькая, напуганная девчушка с такими тонкими пальчиками, что в них страшно представить что-то тяжелее ковылинки.
– А твоя жена не устаёт от этого? – спросил он, припомнив, что Хотон-хон немногим менее эфемерна, да и руки у неё на вид такие же фарфоровые. Байч-Харах всегда был падок на экзотику.
– Наоборот, подзаряжается, – объясняет Байч-Харах. В голосе его слышна улыбка. – Она тут полноправная властительница судеб, её почитают и слушаются. Уж на что я не любитель официоза, но вот это чувство отлично понимаю – когда хорошо делаешь свою работу и в чужих глазах выглядишь героем. Этому чувству трудно что-то противопоставить. И если твоя Ветка доучится и станет хорошим целителем, она это тоже ощутит.
Исар покивал. Да, конечно, он понимал, что это не взаправдашний брак. Девочке нужна защита от отца-самодура. Максимум она согласится пару раз показаться в компании мужа на какой-нибудь встрече, чтобы партнёры не смотрели совсем уж пренебрежительно. Но в целом всё как он хотел – у неё своя жизнь, недоступные ему интересы, и чем меньше он ей станет мозолить глаза, тем лучше. Ладно, и на том спасибо.
Байч-Харах ещё что-то говорил, но Исар отключился. Как и предупреждала Хотон-хон, привыкание к новому зрению было делом трудоёмким и утомительным.
***
Проснулся он от каких-то неприятных звуков по соседству. Дело было к вечеру, Байч-Харах ушёл, оставив ему на прикроватном столике записку: “Отдыхай и набирайся сил!”. Звук – высокий повторяющийся писк – доносился от кровати слева, на которую пару дней назад положили того парня, что высоты боялся. За это время парень пару раз просыпался, но очень быстро засыпал обратно, как будто отрабатывал годовой недосып.
Сейчас парень лежал с открытыми глазами и, с выражением мучительной боли на лице, смотрел в окно. Надрывался рядом приборчик – Исару объяснили, что это штука, меряющая, как часто бьётся сердце. Судя по писку, сердце у парня готово было выскочить через глотку.
– Эй, – позвал Исар хриплым спросонок голосом. – Тебе плохо?
Парень дёрнулся и обернулся, но тут же снова покосился на окно, как будто за тонированным стеклом бродил его злейший враг.
– Там на стекле пятно, – сообщил парень, как будто это всё объясняло. Исар решил, что он бредит. – А я не могу встать, чтобы его оттереть.
– Правой рукой пошарь по бортику кровати, там есть кнопка, – передал Исар, как его самого наставляли. – Нажми и кто-нибудь придёт.
Парень принялся шарить, но ещё до того, как он нашёл кнопку, дверь распахнулась и влетела Хотон-хон. Исар всё не уставал поражаться, как она быстро двигается. Большинство виденных им женщин плыли, мелко семеня ножками под длинной юбкой, а эта вламывалась строевым шагом, чуть не снося двери, и ходила размашисто, так что узкие штаны под недлинным халатом мало что оставляли для воображения.
– Где болит? – бодро спросила она, наводя на парня какое-то устройство.
– Не болит, – помотал головой он. – Там пятно на стекле. А я не могу встать.
Хотон-хон сузила глаза, оглянулась на злосчастное пятно, потом снова на парня.
– Тебе так мешает это пятно, что от его вида дурно делается?
Парень угрюмо кивнул. Потом подумал и добавил:
– И ручки на окне по-разному повёрнуты.
– Бедный зайчик, – проворковала Хотон-хон, достала из кармана пачку влажных салфеток и пошла ликвидировать пятно. Исар его еле различал – похоже, просто кто-то ладонью опёрся, вот отпечаток и остался. Однако странная земная женщина смыла этот отпечаток со всем тщанием, потом ещё вытерла насухо бумажной салфеткой и повернула обе оконные ручки ровно вниз. – Так лучше?
Парень видимо расслабился и откинул голову на подушку. Прибор стал пищать пореже. Хотон-хон окинула его сочувственным взглядом и поправила какую-то трубку.
– Ты знаешь тех, кто на тебя напал?
Парень тут же снова напрягся, вжался в подушку и заскулил.
– Да не бойся, – заверила Хотон-хон. – Тут ты в безопасности. На тех парней, что тебя избили, напишешь заявление завтра, я пришлю к тебе законника, чтобы помог.
– Я сам могу, – просипел парень, не отпуская краёв матраса, в которые вцепился до побеления костяшек. – Сколько стоит лечение? У меня сейчас нет работы.
– Заплатишь, когда будет. Мы делаем рассрочку, – вздохнула Хотон-хон. Исар помнил, как Байч-Харах сетовал, что государственное страхование здоровья пока не удалось организовать. – Из кармана этих самых парней и заплатишь. Как ты себя чувствуешь? Говоришь, ничего не болит?
Сосед кивнул, но выглядел, как будто не мог пошевелиться от боли.
– Я сейчас позову другого целителя, – продолжила Хотон-хон тем же ласковым, успокаивающим голосом. С Исаром она тоже так говорила – когда объясняла ход лечения. Но вот когда гнала их из переговорной, от этой ласки не осталось и следа, так что Исар больше не обманывался. – Он тебе поможет успокоиться.
Тот нахмурился и проводил её невесёлым взглядом, потом заметил Исара, напрягся ещё сильнее и поспешно отвернулся. Исар тихо скрежетнул зубами: парень на соседней кровати особым красавцем не был, но выглядел ухоженным даже несмотря на болезненность, и уж конечно никаких отметин у него на лице имелось.
– Придётся потерпеть, мне ещё дня два тут обретаться, – не смог смолчать Исар.
Парень зажмурился и помотал головой, снова крепко вцепившись в матрас.
– У вас одеяло сползло, – проговорил он как будто сквозь боль.
Исар с удивлением осмотрел своё одеяло, которое и правда почти наполовину съехало с кровати.
– Что тебе до моего одеяла? – спросил он.
Сосед зажмурился ещё крепче и принялся шёпотом считать до десяти и обратно, и руки его подрагивали от напряжения.
Через пару минут дверь снова открылась и вошёл целитель – седой, но очень моложавый землянин. Он заговорил с парнем вкрадчивым голосом на ломаном муданжском, потом, когда оказалось, что парень понимает на всеобщем, с облегчением перешёл на него и разложил стоящее в углу кресло на колёсах.
– Давайте я вас прокачу и поболтаем наедине, – предложил целитель. Исар даже не ожидал, что всё ещё помнит всеобщий. – Сделаем пару анализов, тогда и решим, как облегчить ваше состояние. А то куда это годится, так мучиться?
После их ухода Исар снова задремал, а проснулся уже совсем ночью, когда соседа привезли обратно. Он выглядел осоловело-расслабленным и благоговейно нянчил в руках баночку с пилюлями.
5. Лиза
Законника я к пациенту всё-таки пригоню на следующий день – не столько ради помощи, сколько ради проверки. Есть у меня одно подозрение по поводу его личности… Не то чтобы на Муданге все были нормотипиками, но естественный отбор тут непуганый благами цивилизации, да и стоит кому-то показаться странноватым, слухи расползаются в мгновение ока. И мне кажется, я знаю, к какому слуху прислушиваться.
Эцаган уже нашёл тех гопников с фотографии, и заявление пострадавшего ему очень поможет их привлечь к ответственности. Ну а пока законник разговаривает с пациентом, я этого пациента потихоньку щёлкаю, чтобы идентифицировать.
– Ну как он? – спрашиваю между делом нашего нового психиатра. К счастью, несколько месяцев назад штат Дома Целителей пополнился, и теперь я счастливо могу свалить всех скорбных душой на господина Ягелло. Он, конечно, хватается за голову от непаханости муданжского поля, но выкладывается на полную и сдабривает наши рабочие будни характерным профессиональным юморком.
– Декомпенсацию купировали, – довольно отзывается врач. – Сказал, что после побоев его всегда накрывает. Как я понял, это с ним случается нередко, по его собственному выражению, “из-за профессиональных качеств”. Необычная личность, интересная. Ему бы, конечно, полежать ещё недельку тут, но ему от скуки только хуже сделается. Я его попросил хотя бы работу искать в столице, чтобы иметь возможность регулярно ходить на приёмы. Но он к КПТ отнёсся скептически, не знаю, станет ли… Закрывается чуть что.
Я киваю и проверяю сообщения – да, всё так, как я и думала.
На обед дорогой супруг не является. Это уже давно не норма, и я даже беспокоюсь, не случилось ли чего. Я как-то уже отвыкла без него выдерживать Алёнкину осаду и боюсь, что меня колонизируют, хоть у нас теперь помимо Тирбиша ещё двое нянь. От такой судьбы я сбегаю и заявляюсь в кабинет к дорогому выяснять, кто ему на сей раз по мозгам ездит. И нахожу его там в гордом одиночестве.
– А что, уже обед? – осоловело моргает Азамат и растирает лицо. – Ох, прости, я утратил счёт времени.
– В чём это ты тут завяз? – интересуюсь, заглядывая ему в экран. Там какие-то бесконечные буквы.
– Да тут… – он отмахивается, вставая. – Я был уверен, что прочитал все отчёты ещё первого числа и могу гулять свободно, и тут вдруг нашёл ещё двенадцать штук.
– В смысле “нашёл”? Тебе разве их не приносят на серебряном подносике?
Мы выходим в коридор, и дверь кабинета с тихим жужжанием запирается.
– Ну вот те первые и принесли. А проверить дворцовую почту не почесались. Понимаешь, все же думают, что все умные, и если отчёты предназначаются мне, особенно если там ещё данные конфиденциальные, то никто не будет слать их на общедворцовую почту, – он драматично разводит руками.
– То есть шлют? – качаю головой я. – А ты потом сам их там ищешь?
Азамат раздражённо вздыхает.
– Я начинаю подумывать, что твоё предложение кое-кого тут проклясть – не такое уж чрезмерное.
– Может, эффективней будет поувольнять пару особо выдающихся да заменить на кого посообразительнее?
Азамат фыркает смехом.
– Лизунь, так я уже дважды так делал. Понимаешь, они когда собеседование проходят, голову включают и кажутся умными. А через несколько месяцев расслабляются – и выключают! Я уже думаю, как бы это так организовать собеседование, чтобы на нём кандидат уже сразу был с выключенной головой, я бы хоть посмотрел, что я реально получу в итоге.
У меня есть пара идей – от бутылки хримги до бейсбольной биты, но в этот момент мы доходим до жилой зоны и обнаруживаем за столом помимо детей и нянек ещё и Эцагана с какими-то бумажками.
– А, Лиза, извините, что я без приглашения! – ухмыляется он, спешно проглотив ложку супа. – Свидетельские показания свои подпишете? Тогда завтра бы уже этих красавчиков на Судный день привели.
Азамат тяжело вздыхает.
– У меня на завтрашний Судный день уже и так очередь на двенадцать часов. Что они натворили? Лизунь, я надеюсь, ты свидетель только как целитель?
– Нет, это которые напали на того странного парня, помнишь? – я примащиваюсь на уголке стола, где Алёнкины загребущие ручки не дотянутся до листов. Понятное дело, показания свои я Эцагану отправляла по электронке, а на электронные подписи муданжская полиция пока не перешла, поскольку большинство граждан недостаточно технически подкованы, да и подходящих устройств у многих нет.
– А! – оживляется Кир. – А выяснили, чего они с ним не поделили?
– Да вот, – Эцаган потрясает ещё одной стопкой бумаг, – как раз собирался капитану представить дело, чтобы завтра долго в нём не копаться. В общем, парень этот недавно нанялся к одному купцу секретарём. А тот хотел вложиться в дело этих ребят, они краски делают всякие. Уже сделка была на мази. Ну а секретарь их проверил и хозяину своему говорит, мол, не стоит, у них финансовая история сомнительная. Воруют, проще говоря. Купец ему не поверил, мол, твоё дело кофе подавать да бумажки перекладывать, куда ты лезешь с глухим именем в хозяйские дела? И вышвырнул его. А эти молодчики подкараулили и побили, чтоб неповадно было у хороших людей в грязном белье копаться.
– Хм, – Азамат теребит губу. – Это как же он так их проверил?
– А вот стенограмма его свидетельства, – у Эцагана в руках появляется планшет с текстом. Ну хоть тут электронка.