Он – мой лёд
Странно, но отчего-то я даже слова ему поперёк обычно сказать не могла. Как будто он имел надо мной какую-то непонятную власть – стоило ему посмотреть, и всё. Этот мужчина словно подавлял меня своей харизмой, заставлял беспрекословно подчиняться. И я ненавидела его за это! Ненавидела и боялась!
– Так, ну что, готовы? – едва я выкатила на лед, у бортика возникла Вера Александровна. – Сегодня под музыку!
– Да, мама! – уверенно заявила и подъехала к стоящему в центре катка Тимуру.
Сегодня его движения были на удивление плавными, а прикосновения – легкими. На поддержке Богданов бережно приподнял меня над собой, а потом так же мягко опустил на лед. Как будто почувствовал что-то. Интуиция? Чутьё?
На мгновение наши взгляды встретились. Я смутилась, выбилась из ритма и упала, попутно зацепив Тимура.
– Да чёрт тебя подери! – процедил он, распластавшись рядом.
– Оль! Ну что это такое?! Опять начинается? – с недовольством выговорила стоящая у бортика мама, а я лежала на холодном льду и не могла пошевелиться.
На глаза навернулись слезы, я не знала, от чего именно – одновременно было и больно, и обидно.
Не сдержав всхлипа, закрыла глаза и попробовала встать. И снова почувствовала на талии крепкие мужские руки. Богданов молча, рывком поднял меня и отъехал к противоположному бортику.
Только на мгновение я уловила странный блеск в его глазах, но понять, что это: злость, презрение или что-то ещё, так и не смогла.
Оперевшись локтем о борт, он издали смотрел на меня. Смотрел так, как будто оценивал, и я вдруг почувствовала себя ещё более неловко. Как будто на мне совсем не было одежды. Захотелось прикрыться.
Сегодня он был действительно каким-то странным. Надоело меня мучить? Когда-то же это должно было ему наскучить – постоянно измываться надо мной.
– Давайте заново! – крикнула мама.
Но я покачала головой:
– Нет! – в моем голосе слышалась твердость. Поймав на себе удивленные взгляды матери и Тимура, я гордо вскинула голову и четко выговорила: – Мама, я приняла решение.
– И какое же ты приняла решение? – Тим медленно поехал обратно ко мне.
Неспешно, как будто подкрадывался. Теперь во взгляде его я видела нечто недоброе, едва заметный прищур выдавал закипающую холодную злость.
– Решение об окончании карьеры, – как не хотелось мне попятиться прочь от него, я осталась стоять на месте. – Я ухожу из спорта. С меня достаточно.
На мгновение на катке воцарилась звенящая тишина, которую нарушил гневный выкрик:
– Что за шутки, Ольга?! Быстро становись в позицию! Продолжайте тренировку!
– Нет, – удивительно, но после этих слов матери я уверилась еще больше в правильности своего решения. – Тренировка окончена. Можешь делать, что хочешь, но я больше не выйду на лед!
– Ольга…
– Мама! Я же бесперспективная! – воскликнула, глядя ей прямо в глаза. – С меня достаточно! Мне все надоело! Мне надоела эта обстановка! Мой собственный партнёр меня ненавидит! – я перевела взгляд на остановившегося в паре метрах от меня Тимура. – Ты же у нас звезда, а я никто, Богданов! Так вот и найди себе подходящую партнершу. Вон та же Каримова спит и видит себя на моём месте!
Шумно дыша, я стиснула руки в кулаки. Снова посмотрела на мать, на Тимура. Во взгляде матери было раздражение и обычное недовольство, во взгляде Тимура… колючие льдинки, смешанные с чернотой.
По коже пробежали мурашки. Я уловила его движение и на этот раз всё-таки подалась назад. Да, я боялась его. И сейчас боялась особенно.
– Отстаньте от меня! Вы оба! – выдохнула судорожно. И покачала головой. – Оставьте меня в покое.
Ещё одно движение к борту. Запал кончился, но решение осталось прежним.
Ни слова больше не говоря, я, понимая, что меня колотит, рванулась к дверце.
Нервными движениями стащила коньки и бросила под ноги матери.
– Надоело! – меня в самом деле колотило.
Мать молчала, но мне было всё равно. Внутри вместе с пульсом билось только одно: «хватит».
Добраться до Федерации фигурного катания России, написать заявление о том, что я заканчиваю карьеру и всё. Всё. Больше никакого льда, никаких колких льдинок в синих глазах. Ничего из той жизни, что так и не стала моей.
С этими мыслями я бросилась к раздевалке. Сегодня же… сегодня же, прямо сейчас я поставлю точку. Доехать до Федерации, написать заявление…
Дорогу я помнила плохо. Сидя на заднем сиденье такси, смотрела в окно и не видела ничего, кроме последних моментов перед тем, как ушла с катка. Тимур, моя собственная мать…
– Здесь? – спросил таксист, когда мы подъехали к нужному зданию.
Кивнув, я поблагодарила его и вышла на улицу. Погода была мерзкая, ветер дул так, что пронизывал насквозь.
Почти бегом я добралась до входа. Поздоровалась с охраной и, не давая себе времени ни о чём подумать, направилась прямиком к кабинету президента, надеясь только, что застану его на месте. Если же нет… Если нет, передам заявление через секретаря. Сделаю это сегодня. Покончу со всем сегодня.
Но едва я успела добраться до холла второго этажа, на моём локте сомкнулись жёсткие пальцы.
– Как ты смеешь уходить? – дёрнув меня назад, прошипел Богданов, испепеляя злым взглядом. – Ты уйдешь только тогда, когда я этого захочу! Без меня ты никто, – продолжал цедить Тимур. Лицо его было искажено яростью, отражающейся в глазах.
– Отпусти меня! – я попыталась вырваться, но он еще сильнее стиснул мою руку. Прижал к стене, отрезав все возможные пути к бегству.
Я чувствовала жар его тела, лёгкий запах одеколона. И без того жёсткие, волевые черты его лица стали как будто ещё твёрже. Словно были высечены из камня. Словно бы весь он был высечен из камня, только глаза – сталь и лёд. Не просто злой – опасный, он мог смять меня, будто хрупкого мотылька.
– Слушай меня внимательно, – он склонился ко мне ещё ниже и заговорил очень тихо, с угрозой: – Про тебя забудут, не пройдёт и пары недель. И знаешь, что дальше?
Я снова попыталась оттолкнуть его, сбежать, но и на этот раз у меня ничего не вышло. Он придавил меня так, что было не пошевелиться. Тела наши соприкасались так тесно, что мне было не по себе – каждое движение отдавалось во мне тревогой.
Неожиданно он резким движением обхватил мою голову, собрал волосы и цинично, презрительно усмехнулся.
– Ничего, – глядя мне в лицо. – Ты никому не нужна. Потому что таких, как ты, полно. Девочек – однодневок. Со мной у тебя есть шанс, без меня, – новая холодная усмешка. Медленно он покачал головой из стороны в сторону, не отводя взгляда. – Без меня ты никто.
К глазам подступили слёзы. Слёзы обиды, боль пережитых унижений.
Я до крови закусила губу и невероятным усилием воли подняла на Тимура взгляд.
– За что ты меня так ненавидишь? Что я тебе сделала? Винишь в том, что мы не смогли добиться успеха? Осуждаешь за мои падения на соревнованиях?
– Именно, – процедил он. – Ты пустышка. В тебе нет ничего, что делает спортсмена чемпионом. Как была тенью своей матери, так ею и останешься.
Внутри резко поднялась волна злости. Горло всё ещё сдавливало слезами, меня трясло. Но слова его как будто заставили меня посмотреть на всё это со стороны.
Кто он такой, чтобы говорить мне подобное?! Да, в прошлом он достиг многого: чемпион мира среди юниоров, победитель серии юниорского Гран-При, чемпион России… Но всё это прошлое, не имеющее ко мне отношения.
Как не имели ко мне отношения и причины, по которым они с бывшей партнёршей разбежались.
– Дай пройти, – я заставила себя посмотреть ему в глаза. – Дай пройти, Тимур! – повысила голос.
А в голове только и слышался отзвук его слов: тень своей матери…
Я не хотела быть её тенью. Что угодно, только не это. Я вообще не хотела быть хоть чем-то похожей на неё.
Тим ещё сильнее сжал мои волосы и тут же мягко погладил голову пальцами. Я застыла, потому что в этой вроде бы нежной ласке предупреждения было куда больше, чем в словах и взгляде.
Отпустив волосы, он скользнул ладонью по моей талии. Неожиданно я почувствовала твёрдость. Твёрдость в районе его ширинки. Сделала судорожный вдох и попыталась вывернуться.
– Пусти! – выплюнула уже зло, однако он не спешил. Поглаживал мою ногу, наслаждаясь моей растерянностью.
Ничего не говоря, я впилась ногтями в его кисть. Рванула, оставляя на коже красный след и, когда он, зашипев, на миг ослабил натиск, толкнула его, что было сил. Ринулась к нужной мне двери.
Мысли путались, глаза жгло слезами, нутро – злостью и гневом.
– Добрый день, – голос сидящей в приёмной перед кабинетом секретарши заставил меня собраться.
Чувство, что Тимур вот-вот войдёт следом и, взяв за локоть, просто-напросто выволочет меня отсюда, было таким сильным, что я обернулась.
Мог бы он сделать это? Да. Я не сомневалась, что мог. С первой нашей встречи он считал меня своей собственностью, относился, как к собственности. Без него я никто… Так почему же тогда он потратил на меня столько времени?! Думал, что сумеет воспитать? Подмять? Или… Дело в моей матери. Господи… Как я этого не поняла раньше?! Он же считал, что пройдёт совсем немного времени, и гены возьмут своё. Что я, как и она, буду добиваться невозможных успехов, что со мной ему покорятся первые ступени всех пьедесталов. А я… Тень.
– Добрый, – выдавила я, сбросив оцепенение.
– По какому вы вопросу?
– Я… – до меня дошло, что работающая в Федерации секретарша не помнит моего имени. Никто. Тень. В этом Тимур был прав. – Я… Простите… Не могли бы вы сделать мне чашку кофе? – и, не дав себе больше ни мгновения, добавила: – Мне нужно поговорить с Борисом Сергеевичем. Я приняла решение о смене тренера.
– Напомните, пожалуйста, ваше имя, – предельно вежливо попросила секретарша, но это не помогло. Я ощутила привкус горечи, досады и ещё… ещё непоколебимую решимость. Уверенность в том, что я буду делать дальше.
– Ольга, – пройдя вперёд, сказала я. – Ольга Журавлёва.
– Дочь Веры Журавлёвой? – наконец в глазах помощницы президента мелькнуло понимание.
– Скажите просто, что пришла Ольга Журавлёва, – выговорила я прохладно. – Моя мать не имеет ко мне никакого отношения.
Глава 5
Оля
Времени на то, чтобы остановиться хотя бы на минуту и подумать, что я делаю, у меня не было. Не было совсем. Наверное, оно и к лучшему.
Наскоро скидывая вещи в чемодан, я думала только о том, что должна успеть. Успеть на вылетающий в пять вечера самолёт, успеть в Шереметьево, успеть доказать самой себе, что я не чья-то там тень. Что мой путь – только мой, что я сама могу выбрать свою дорогу и людей, с которыми хочу по этой дороге идти.
– Ну вот и всё, – выдохнула я, проверив коньки.
Присела на уголок постели и осмотрела собственную комнату. Вещей у меня было много – два больших чемодана, ещё один маленький и сумка. Не потому, что обойтись меньшим я бы не смогла – потому, что иллюзий по поводу американского гостеприимства не строила. Денег у меня было не так много, а трат предстояло порядочно. О том, чтобы попросить маму переслать вещи позже…
– Забудь, – шепнула я самой себе и поднялась. Посидела на дорожку и хватит.
Надев любимый свитер, я выкатила чемоданы в коридор, глянула в зеркало, в которое смотрелась столько раз и, вызвав такси, застегнула пуховик.
В последний момент сняла с ключей подаренный одной из болельщиц ещё давным-давно маленький брелок – сердечко и убрала в карман. В память о той девочке, которой была когда-то. Которую надеялась вернуть.
Через несколько минут таксист уже убирал мои вещи в багажник.
– У меня ещё один чемодан и сумка, – предупредила я.
Поймала его заинтересованный взгляд, но объяснять ничего не стала и быстро, едва ли не бегом, пошла обратно к подъезду. Войдя в кабинку лифта, посмотрела на дисплей телефона и немного успокоилась – времени до вечерних пробок оставалось ещё достаточно, и до аэропорта я надеялась добраться без проблем.
Вот только не успела я оказаться на лестничной площадке, взгляду моему предстал опирающийся на ручку чемодана Тимур. На ручку моего небольшого розового чемодана…
– Куда собралась? – вкрадчиво осведомился он, неспешно направившись ко мне.
В каждом его кажущимся на первый взгляд небрежном движении скрывалось нечто такое… нечто, от чего мне хотелось нырнуть обратно в лифт. И плевать на вещи! Главное – коньки и документы, всё остальное – не так важно. Бежать прочь.
Вот только взгляд его приковал меня к месту, не давая даже шелохнуться.
– Я уезжаю, – выпалила я, собрав волю в кулак.
Тим смотрел на меня, не отводя взгляда. То, что я видела в его глазах, говорило лишь об одном – мне нужно бежать. Бежать без оглядки!
– Куда? – снова спросил он, подходя всё ближе и ближе. До тех пор, пока внезапно, стремительно не оказался совсем рядом. – Куда?! – процедил, прижимая меня к стене.
В последнее время он делал это всё чаще. Привыкшая к его близости на льду, к прикосновениям, я всё равно не могла спокойно воспринимать это. На льду, и вот так… Это было другим.
Меня опять затрясло. От злости, от поднявшейся внутри тревоги, от осознания, что сейчас середина рабочего дня, и мы тут совсем одни.
На что он способен?! Этого я не знала.
– От тебя подальше! – выкрикнула, дрожа. – Не важно куда! Это уже не твоё дело! С тобой я больше выступать не буду. Хватит!
– Ты никуда не поедешь, – как и там, в Федерации, он склонился совсем близко, опалил моё лицо жаром дыхания. – Никуда, Оля. Даже не думай об этом.
– Почему?! – я попыталась высвободиться, но он толкнул меня снова, впечатал в стену.
– Потому что я так сказал.
Я усмехнулась, покачала головой.
Он так сказал?! Гнев, что разгорался внутри, вспыхнул подобно яркому пламени.
– Твои слова для меня больше ничего не значат, – глядя прямо ему в глаза, ответила я. – И ты тоже больше для меня ничего не значишь. Ни ты, ни моя мать. Я уезжаю, Тим, – повторила как можно твёрже и сдержаннее. – И на этом всё.
– Всё? – неожиданно он схватил меня за подбородок и большим пальцем прошёлся по губе. – Всё? – ещё тише, медленно поглаживая.
Уголок его губ презрительно дрогнул. Он словно изучал моё лицо, обвязанную шарфом шею. Отпустил и, взяв за кончики шарфа, резко дёрнул на себя.
Вскрикнув, я буквально повалилась в его руки.
– Пусти! – зашипела, упираясь ему в грудь, пнула его коленкой.
Не знаю, откуда у меня взялось столько сил и решимости. Руки его сжимались вокруг меня стальным кольцом, а я продолжала вырываться до тех пор, пока дыхание не сбилось.
– Ты… – ударила его по ноге ещё раз.
Неожиданно ладонь его оказалась под моей курткой, прямо на голом животе. Судорожно вдохнув, я напряглась всем телом.
– Я тебя ненавижу, – кончиками пальцев очертив мой пупок, просипел Богданов прямо у меня над ухом и, резко разжав руки, грубо оттолкнул от себя.
Я налетела на собственный чемодан, порывисто обернулась, но на лестнице Тимура уже не было. Только быстрый звук удаляющихся вниз по лестничным пролётам шагов напоминал о том, что только что он был тут.
Звук шагов и невидимые ожоги от его прикосновений, оставленные на моей коже.
Телефон в который раз зазвонил, и в который раз на вызов я не ответила. Что могла сказать мне мама, я знала слишком хорошо, как знала и то, что не хочу слышать этого.
– Может быть, всё-таки стоит ответить? – взглянул на меня таксист через зеркало заднего вида.
– Не стоит, – вздохнула я. Посмотрела в окно, сжимая мобильный в руке и, немного помедлив, добавила номер в список заблокированных. На день-два, а потом…
Потом она убедится в том, что мой переход в группу другого специалиста – не блеф, и звонить перестанет. В этом я даже не сомневалась. Слишком хорошо я знала собственную мать. Куда лучше, чем она меня.
– Спасибо большое, – поблагодарила я, когда мы подъехали ко входу в здание аэропорта. Выглянула в окно, пытаясь различить среди остальных Пашку, но видно его не было.
Выйдя на улицу, набрала ему. Гудок сменялся гудком…
– Ваши вещи, – таксист поставил возле меня последний чемодан. Я снова поблагодарила его, пытаясь сообразить, что делать. Билет у меня, конечно, в телефоне, но вещи…
– Кого-то потеряла? – на талию мою неожиданно легли ладони.
Резко оглянувшись, я увидела стоящего прямо передо мной Пашку и, качнув головой, убрала мобильный в карман. На губах его играла едва заметная улыбка, во взгляде отражалось удовлетворение.
– Я надеялся, что ты приедешь, – сжал он мою ладонь и отпустил.
– Я приехала, – отозвалась ему в тон. – Только… – вздохнула.
О последней нашей встрече с Богдановым даже вспоминать не хотелось, как и о настойчивых попытках матери дозвониться до меня. Странно, но страха я не чувствовала. Только желание побыстрее пройти регистрацию и, устроившись в кресле самолёта, попрощаться с родным городом. На сколько? Этого я не знала, но очень надеялась, что надолго.
– Ещё что-то есть? – оглядев мои вещи, спросил Пашка без намёка на издёвку.
– Нет, – отозвалась я. Для того, чтобы смеяться, оба мы слишком хорошо понимали, что легко не будет.
– Тогда пойдём, – Жаров закинул на плечо мою сумку, взял два самых больших чемодана и покатил их ко входу, оставив мне один – розовый, тот самый, на ручку которого опирался Богданов.
Кажется, внутри… Да, внутри него лежало бельё, несколько платьев и ещё что-то. Что именно – я уже и не помнила. Помнила только Богданова и его пальцы на своём голом животе.
– Два кофе, – попросил Жаров стюардессу, когда самолёт, взмыв в воздух, набрал высоту.
Я отстегнула ремень безопасности и задумчиво посмотрела в иллюминатор. Перевела взгляд на сидящего рядом Пашку и улыбнулась ему.
– Ты действительно считаешь, что у нас что-то получится? – спросила, чувствуя растерянность, волнение, восторг, эйфорию и наконец появившийся лёгкий страх.
– Я в этом уверен, – не колеблясь, ответил Жаров. – Вместе мы сила, Олька, – усмехнулся и толкнул меня коленом. – Повтори.
– Вместе мы сила, – откликнулась я после пары секунд промедления и улыбнулась ему, надеясь, что так оно и есть.
Глава 6
Оля
– Ольга Журавлёва? – задумчиво посмотрел на меня Рудов. – Та самая, о которой сегодня пишут все таблоиды? Девушка, сбежавшая от партнера и грозной матери-тренера?
Я только смущённо кивнула. На каток мы приехали едва ли не сразу из аэропорта. Единственное, что успели сделать – забросить к Пашке мои чемоданы. Перелёт прошёл без проблем, но чувствовала я себя странно. Всё произошедшее в Москве: последняя тренировка, поездка в Федерацию, встреча с Тимуром у лифта на лестничной площадке моего этажа морально вымотало меня, но ощущение было такое, что происходило это уже очень давно.
Одновременно уставшая и полная решимости, сил, я готова была выйти на лёд в ту же минуту, как шасси самолёта коснулись взлётно-посадочной полосы.
И теперь, стоя перед Рудовым, я ждала. Чего именно? Вопросов, неодобрения, отражённого во взгляде сомнения? Наверное, сомнения в первую очередь, потому что взять меня в группу – значило пойти наперекор моей матери. А готов был на это, я знала точно, далеко не каждый.
– Что же, – Роман Юрьевич вдруг по-доброму улыбнулся и подал мне руку, – характер в нашей профессии едва ли не главное, а я вижу, что этим качеством природа наградила тебя сполна! Переодевайся и на лед. Посмотрим, что ты умеешь.
Всё ещё готовая к вопросам, я протянула руку в ответ. Но вопросов не последовало. Твёрдо сжав мои пальцы, Рудов одобрительно кивнул. Сам бывший фигурист, сразу после завершения карьеры перебравшийся в Штаты, он был тренером с мировым именем. Высокий, статный, чуть за сорок – мужчина с приятным голосом и твёрдыми чертами лица. Глядя на него, я до конца не верила, что всё это происходит на самом деле.
– Покажи своей партнёрше, где находится раздевалка, – обратился он уже к стоящему рядом Паше. – И… – опять посмотрел на меня. – Добро пожаловать в команду, Ольга.
Оглушённая, я шла по холлу тренировочного центра, мельком отмечая детали: кожаные диваны вдоль стен, большие фотографии с запечатлёнными на них моментами триумфа и простые, с каждодневных тренировок.
– Так просто? – посмотрела я на Пашку. – Разве может всё быть так просто, Жаров?
– Ты же знаешь, что просто не будет, – отозвался он, остановившись возле двери.
Я невесело улыбнулась ему. Не будет, это я понимала. Но говорила я о другом, и он знал это.
– Прошу, – открыл передо мной дверь и включил свет. – Вообще-то, это девчоночья раздевалка, заходить мне не положено, но один раз не…
– Можешь не продолжать, – прервала я его. Нашла шкафчик, ключ от которого дал мне Рудов, и, открыв, осмотрела пустые полки.
– Оль, – позвал меня Жаров.
Обернувшись к нему, я взглянула с вопросом. Вид пустых полок всколыхнул смешанные чувства. В прошлое возврата не было, но и здесь я была ещё совсем чужая.
Словно бы почувствовав, что именно сейчас мне как никогда нужна поддержка, Паша подошёл и, взяв меня за руку, уверенно сказал:
– Всё будет в порядке. Обещаю тебе.
Я чуть заметно улыбнулась. Именно этого мне не хватало. Не только сейчас, но и там, в уже чужом прошлом.
Едва было Паша пошёл к двери, в раздевалку вошла девушка. Темноволосая, в короткой голубой куртке, она едва ли не с порога осмотрела меня с ног до головы и перевела взгляд на Жарова.
– Ты всё-таки привёз её, – сказала она с усмешкой и, подойдя к ближайшей скамейке, поставила на неё сумку.
– Это Маша, – Жаров вернулся обратно.
Девушка же, на ходу расстегнув куртку, как и чуть ранее Рудов, подала мне руку.
– Мария, – представилась она уже сама, хотя нужды в этом не было. – Мария Анохина.
– Оля, – ответила я, не став называть фамилию.
Хоть Анохина и не была, как говорится, спортсменкой топового уровня, слышать о ней мне приходилось. Как, безусловно, и ей обо мне. В узком, замкнутом мире фигурного катания вообще сложно было оставаться незамеченным, добившись хоть маломальских успехов. Так что все мы так или иначе заочно были знакомы.
– А я ведь не поверила, когда ты сказал, что прилетишь вместе с ней, – снова обратилась Анохина к Пашке.
Тот приобнял меня за талию.
– Как видишь, зря.
– Зря, – согласилась она и сняла куртку. Бросила на скамью рядом с сумкой.
Миниатюрная, тоненькая, она была воплощением жизненной энергии, и я поняла, что завидую ей. По-хорошему завидую. Потому что когда-то я тоже была такой: живой, открытой.
– Богданов уже дал комментарий по поводу твоего побега, – размотав шарф, она опять глянула на нас. Глаза её блеснули хитрым огоньком.
– Комментатор нашёлся, – вздохнула я и, расстегнув сумку, вытащила тренировочную форму.
– Не то слово, – Анохина открыла свой шкаф.
Пашка опять сжал мою руку и, ничего не говоря, улыбнулся мне.
Я же понимала, что когда-нибудь нам с Тимуром придётся встретиться. Снова. На льду. Чтобы выяснить, кто из нас чего стоит. Потому что в том, что он продолжит карьеру, я была уверена. От своих целей он не отступит. Не отступлю и я.
Да, пройдёт совсем немного времени, и мы встретимся. Обязательно встретимся. Вот только я уже буду другой.
Глава 7
Тимур
Стоя возле борта, я смотрел на пустующий лёд.
Оставшееся до начала тренировки время мне хотелось провести наедине с самим собой. Вой после скандального отъезда Журавлёвой поднялся такой, что несколько раз я, не сдержавшись, послал названивающих журналистов ко всем чертям.
Грёбаная общественность всколыхнулась, как яйца, взбиваемые блендером на слишком большой скорости. Липкие брызги во все стороны, только и успевай от дерьма отмываться. И каждый, чтоб его, так и норовил сделать вид, что знает причины.
Лежащий рядом на бортике телефон коротко завибрировал. Открыв присланную другом ссылку, я наткнулся на заголовок очередной статейки и, пробежавшись взглядом, выругался.
За сообщением последовал входящий с незнакомого номера, ответить на который я и не подумал.
Мир фигурного катания гудел, словно растревоженный муравейник. Болельщики, подобно двум враждующим сворам, разделились на лагеря, один из которых размахивал флагами в поддержку моей бывшей партнёрши, другой – в мою собственную.
Услышав за спиной звук приближающихся голосов, я невесело усмехнулся. Обернулся. Каримова, мать её за ногу!
– Прости, – подойдя, сказала моя новоиспечённая партнёрша, – я немного задержалась.
– Ты пришла раньше на, – посмотрел на дисплей телефона, – семь минут.
Она заискивающе улыбнулась. В чём-чём, а в том, что Каримова спит и видит, как бы набиться мне в пару, Журавлёва была права. Не прошло и пары дней, как именно это и произошло. Впрочем, против я не был.
Чёрт возьми! Не думал я всё-таки, что Оля решится вот так бросить всё и метнуться за бугор. И откуда только столько смелости взялось?!