Под тем же солнцем

Глава 2. Апрель. Ярослав

– Лекция завершена, – ровным голосом произнес Ярослав Лаер и закрыл ноутбук. – Все свободны.

По аудитории прокатился вздох разочарования, выражавший преимущественно отношение женской половины потока. Студенты-юноши торопливо собирались и уже спешили на следующее занятие, вне лекции их мало интересовал молодой преподаватель. Стайка девушек окружила кафедру, заглядывая в глаза лектору и тщательно формулируя нежными голосами возникшие по ходу лекции вопросы. Ярослав терпеливо ответил на все, спокойно глядя в озеро карих, голубых, серых и зеленых глаз. Студентки напоминали стадо молодых оленят. Многие бы, наверняка, позавидовали молодому преподавателю: стоят перед тобой с десяток Бемби, все как на подбор, смотрят лучистыми глазами в душу. Увы, Ярослава томными очами было не пронять, в силу характера в наивность и чистоту помыслов он верил с большим трудом.

– Ярослав Димитриевич, вопрос технического плана, относительно выбора жертвы. Как вы говорили, если не было пленных, а обычай требовал именно человеческой крови, избирался кто-то из общины. Но это же полная дикость, неужели они добровольно соглашались на роль жертвы? Индейцы имели склонность к суициду?

– Разумеется, нет. Инстинкт самосохранения у индейцев был развит значительно сильнее, чем, скажем, у современного человека. «Доброволец» в данном случае понятие относительное. Избранного юношу или девушку в зависимости от того, какому богу было посвящено празднование, помещали в специально отведенные апартаменты, назовем их так, где он и проводил около двух месяцев до жертвоприношения. А чтобы он не передумал быть «добровольцем» и не поколебался в своей вере, его тщательно охраняли, вплоть до самого конца. Кроме того, использовались различные одурманивающие средства, наркотического действия.

– И никого это не возмущало? Неужели всю общину устраивал тот факт, что в любой момент на алтарь могут возложить их дочь, сына, жену, брата?..

– В основном это устраивало высшую касту, в страхе проще управлять людьми. Кровь нужна была людям, не богам. Больше крови, сильнее страх и, соответственно, больше власти.

– Значит, все-таки кто-то пытался бороться с устоявшимися традициями?

Ярослав усмехнулся.

– Конечно. Были и «революционеры». Известны случаи, когда от общины отделялись инакомыслящие и уходили в поисках другой земли, где основывали новые поселения и даже города с принципиально иным укладом.

Наконец, круг из девчонок распался, и они неохотно потянулись к выходу. Ярослав привычно сделал вид, что не замечает украдкой посылаемых знаков и томных вздохов. На сегодня он был свободен. Ярослав зашел в деканат, перекинулся парой слов с научным секретарем и, сверив расписание, покинул здание университета.

Преподавательская деятельность не являлась основным занятием Ярослава Лаера, это был этап, необходимый для получения следующей ученой степени. Молодой кандидат исторических наук вел активный образ жизни, в который со скрипом укладывались несколько лекций в месяц. Периодически Ярославу приходилось прерывать учебный процесс командировками, на что руководство университета смотрело с пониманием, и этот факт тоже относился к неоспоримым плюсам его работы.

Кроме всего, преподавать студентам историю древнего мира Ярославу нравилось. Он любил свой предмет и в целом терпимо относился к студентам, не прощая только откровенно наплевательского отношения и праздности. Ярослав много ездил по миру, собирая материалы для своих многочисленных работ, и, возвращаясь после очередной экспедиции, чувствовал себя этаким Индианой Джонсом. Динамики и риска, так называемого «экшна», в его путешествиях конечно было в разы меньше, однако загадок хватало. На скуку Ярослав Лаер решительно не мог пожаловаться.

Он уже поворачивал к себе на Кутузовский, когда позвонил отец.

– Здорово, сын.

– Привет, пап.

– Слушай, будь другом, пригони мне машинку побольше, мы с Михалычем на рыбалку собрались, а на моей ласточке, ты же знаешь, я не очень люблю по грязям и хлябям…

Ярослав хмыкнул. Отцова «ласточка» точно сядет брюхом на первой же кочке, но дело в том, что в его, отцовом, представлении «рыбалка» – это закрытый водоем, со всеми прелестями цивилизации, типа платной парковки и кафешки на берегу, оборудованный подъездными путями с прекрасным асфальтированным покрытием. Дивное место, рыба сама на крючок насаживается. Причем форель, стерлядь, лещ или карп – зависит от желания трудящихся. Точнее, отдыхающих. За определенную сумму, разумеется.

– Удочка не помещается? – не удержался и фыркнул Ярослав, разворачиваясь. – Или Михалыч вместе с удочкой?

– Ладно, не умничай. Мы на настоящую рыбалку, Михалыч шикарное место нашел на Оке, а потом к нам на дачу. Между прочим, твоя маман через неделю возвращается, дай хоть оторвусь напоследок. В общем, жду автобус.

– Еду, жди.

Ярослав нажал отбой и прибавил газу.

***

Родители Ярослава жили собственной интересной жизнью. Мать, известный переводчик с японского, проводила большую часть времени за границей, в основном в Японии или Англии, где у родителей был дом и где постоянно проживала семья старшей дочери. В Англии же получали образование племянники Ярослава. Отец вел успешный бизнес в России, вместе с двумя партнерами он владел крупной корпорацией, поглощавшей все больше мелких компаний и практически подчинившей себе рынок.

В свое время Ярослав не пожелал становиться владельцем «газет, заводов и пароходов» и пошел своим путем. Отец переживал, надеялся, что сын образумится и подключится к семейному детищу. Когда иллюзии растаяли, в бизнес вошел муж старшей дочери, чему Ярослав был несказанно рад, ибо его наконец оставили в покое.

Детство молодого человека прошло заграницей. До его восьми лет родители проживали в Германии, после переехали в Англию. Впрочем, можно сказать, в Англию переехал один Ярослав – отец в тот период разворачивал бизнес в России, матери тоже было чем заняться. Мальчик остался на попечении бабушки и старшей сестры.

Учился Ярослав превосходно. Вообще, сам процесс обучения не представлял для будущего кандидата наук особенного труда. К четырнадцати годам Ярослав свободно говорил на трех языках, помимо родного, увлекался конным спортом и прочитал массу книг, не входивших в обязательную программу. Разбирался в искусстве, музыке, политике и обществознании, чем был обязан собственным талантам и, несомненно, бабушке, вложившей во внука, по ее собственному выражению, «всю душу и даже чуть больше».

Вешая очередной диплом на специально отведенную для этой цели стену, бабушка грезила мечтами о великом будущем. То ей представлялся большой зал консерватории или, на худой конец, лондонский Альберт-Холл, заседание комиссии по вручению Нобелевской премии, а то – чем черт не шутит – и президиум палаты пэров. Внук чаяний старшей родственницы не разделял, у него были совершенно другие планы.

В пятнадцать лет с Ярославом произошло событие, изменившее его полностью. Оно же предопределило и его дальнейшую судьбу. До этого момента он приблизительно представлял, чем будет заниматься – впереди маячили понятные перспективы, такие как участие в бизнесе отца и тому подобные закономерные ожидания. Однако теперь планы молодого человека резко поменялись. Он штудировал литературу определенного направления и серьезно увлекся историей древнего мира и психологией. Ярослав стал более замкнутым, и сильно отличался от себя самого пару лет назад.

Резкий скачок во взрослении тогда еще очень молодого человека бабушка восприняла как нечто личное. Но – надо отдать ей должное – перенесла удар стойко. Осознав, что внук не собирается становиться ни великим музыкантом, ни ученым с мировым именем, ни даже пэром, она неожиданно смирилась. Ярослав с детства был настолько самостоятельной личностью, что пытаться навязать ему свои интересы было заведомо провальной идеей. Очередной качественный прорыв и перемены в поведении она приписала переходному возрасту и поиску себя, свойственному большинству подростков. И лишь с грустью отмечала, как быстро вырос тот, чьими интересами она жила последние семь лет. В реальности же причины акселерации молодого человека лежали совершенно в иной плоскости.

Отучившись под нажимом родителей два года в Оксфордском университете, Ярослав вернулся в Россию и доучивался уже в МГУ. Там же защитил диссертацию и остался преподавать. Родственники были в легком шоке, но противиться выбору не стали.

Продолжать дело отца Ярослав, как и было сказано, отказался. Куда дальше заведет сына его независимая жизненная позиция, родители не могли даже представить, однако постановили доверять его решениям. Время покажет. Свой родительский долг они выполнили – обеспечили сыну хорошее образование, дальше – его дело. По большому счету, такая постановка вопроса устраивала и родителей, и, главное, самого Ярослава. Так что на данном этапе все были вполне довольны друг другом.

На сегодня у Ярослава были запланированы еще два дела. Отогнав внедорожник отцу, Ярослав пересел на его машину и помчался домой, по дороге отметив, что «ласточке» пора менять масло, и в ней снова не работает прикуриватель.

***

Жрец Тамукан выжидающе смотрел на Тиуакиантля. Последний прекрасно осознавал, что последует далее и чего ждет от него верховный жрец.

Тамукан был так грузен, что казался почти круглым. Дряблые щеки его обвисли, водянистые глаза заплыли жиром. Вывернутые, оттянутые драгоценными украшениями губы с возрастом стали огромными и придавали верховному жрецу сходство с крупной старой жабой. Тамукан был моложе Тиуакиантля, но по сравнению с поджарым, сухопарым Тиуакиантлем выглядел стариком.

Тиуакиантль молчал. Первым нарушил молчание Тамукан:

– Приближается священный день, а избранного нет…

Избранного нет. Это знал и сам Тиуакиантль. В процедуре определения избранного не было ничего нового для жрецов, однако на этот раз все было не так просто.

Тиуакиантль медлил. Засуха длилась необычайно долго, поля иссохли, люди были измучены и ждали помощи от богов. Хотя обычай предписывал принять меры и предпосылок было более, чем достаточно, старший из жрецов Кукулькана не торопился с принятием решения. Высокая должность обязывала действовать, однако что-то удерживало Тиуакиантля от резких невыверенных шагов.

Боги не дали Тиуакиантлю и его жене детей, и, когда в общине появился чужак-знахарь с целым выводком голодных младенцев, Тиуакиантль, уже в годах, бывший в то время помощником главного жреца, воспринял это, как знак свыше и решил взять к себе одного из мальчиков, чтобы воспитать его, как собственного сына. Йавар рос смышленым и хитрым, и чем старше он становился, тем чаще Тиуакиантль замечал в нем те черты, какие могли появиться в мальчике, если бы он был Тиуакиантлю родным сыном. Наблюдая за превращением ребенка в подростка, а подростка в юношу, стареющий Тиуакиантль видел в приемном сыне преемника и верил, что не за горами тот час, когда Йавар заменит его на почетном месте у священного камня.

Йавар, Тиану и Рин знали о своем происхождении немного. От них не скрывали, что настоящие родители давно оставили их и растут они в чуждой среде, и на этом все. Единственным их достоянием было знание, что Рин все же родная внучка старика Ясу, а Тиану и Йавар – нет. Йавара почти сразу забрала к себе семья жреца, двое остальных остались с Ясу.

Старик воспитывал Рин и Тиану скромно. Жили они в ветхой хижине, когда подросли, начали помогать, занимаясь тем же, чем занимались все жители деревни – Рин вместе со старшими женщинами сеяла и собирала маис, училась готовить и вести хозяйство, Тиану рано стал ходить с мужчинами на охоту. Паренька брали с собой с удовольствием, он был быстрый и ловкий, ничего не боялся и никогда не жаловался. Вскоре Тиану взяла к себе семья охотника, и он переселился в дом по соседству.

Старик Ясу пользовался уважением в деревне. Говорили, что когда-то он был главным шаманом и был наделен большой властью, пока не пришли белые боги и не разрушили их город. Сам Ясу не вспоминал о прошлом, предпочитая помалкивать. Он предсказывал погоду, умел лечить разные хвори и знал множество историй о далеких землях и чужих богах. Жрецы побаивались его, но с мнением считались и порой даже обращались к старому колдуну за советом. Правда, делать это старались в тайне.

В то время как Тиану и Рин росли весьма скромно, Йавар жил в достатке и не знал отказа ни в чем. Слуги, нянька – к его услугам было все, что угодно, отец позаботился об этом. Однако, несмотря на явную разницу в статусе, Йавар по-прежнему общался с назваными братом и сестрой, сбегал от отца и старой кормилицы, если те слишком долго ограничивали его в общении с ними. Йавара видели то тут, то там, мальчишкой он участвовал в сборе маиса, не гнушаясь черной работы, или испытывал с Тиану новый лук, а то они вместе затевали с другими детьми какую-нибудь шалость. Детей тянуло друг к другу, и они крепко дружили. И чем сильнее было желание Тиуакиантля оторвать Йавара от его друзей, тем крепче держался за них Йавар. В какой-то момент Тиуакиантль отступил, полагая, что время все решит за него. Повзрослевшим найденышам придется определяться с местом под солнцем, и место это для Йавара Тиуакиантль прекрасно представлял, чего нельзя было сказать о двух других. Девчонка Тиуакиантля не особенно интересовала, а вот молодой Тиану вселял в его душу некоторое беспокойство. Парень был красив, ловок и умен. Кроме того, крайне несдержан на язык. Он часто произносил откровенно провокационные речи, настроенные против духовенства, открыто критиковал нынешнее поведение власти и высмеивал устоявшиеся традиции. В понимании Тиуакиантля, суждения Тиану были чрезвычайно вредны для слуха Йавара и другой молодежи, более того, недопустимы и опасны. К счастью, Йавар в большинстве случаев не разделял мнения Тиану и готовил себя к высокой должности, однако это не мешало им дружить.

Тиану и Йавар становились взрослее, и все меньше Тиуакиантлю нравилось их общение. В своих мыслях он часто обращался к этой неудобной дружбе и в последнее время особенно остро ощущал необходимость действовать. Отделаться от дерзкого найденыша раз и навсегда. Разорвать связывающие молодых людей старые узы, растерзать, разрубить на мелкие кусочки, стереть с лица земли, чтобы не осталось даже воспоминания… Но как бы страстно ни желал этого Тиуакиантль, время еще не настало. Неожиданное решение пришло в голову старому жрецу случайно, независимо от его воли. Нежные чувства, своевременно всколыхнувшиеся в душах молодых людей, создали благодатную почву для посева сомнений и сделали обоих весьма уязвимыми, чем в конце концов и развязали Тиуакиантлю руки. Чутко отслеживал Тиуакиантль малейшие признаки недовольства друг другом у закадычных друзей, теперь их детской дружбе предстояло главное испытание. Когда дело касается противоположного пола, особенно в столь юном возрасте, первыми срабатывают инстинкты, а уж после – разум и совесть. Это старый жрец знал не понаслышке. В данном случае Тиуакиантль, хорошо изучивший за свою долгую жизнь людскую природу, надеялся, что до разума не дойдет и дело ограничится инстинктами.

В едва наметившуюся брешь в отношениях друзей и собирался вбить клин Тиуакиантль. Глядя теперь на верховного жреца и видя перед собой совершенно иные образы, Тиуакиантль наконец кивнул:

– Доброволец будет… это великая честь. А если его вера не будет достаточно сильна, мы в праве помочь ему.

***

Времени до встречи оставалось не так много, и Ярослав почувствовал неизбежность выбора в пользу московского метро.

Ярослав плохо переносил общественный транспорт, но здравый смысл подсказывал, что лучше переступить через свою нелюбовь и за сорок минут добраться до места, чем добрых три часа простоять в пробке, пусть даже с кондиционером и приятной музыкой. Впрочем, на одной из пересадочных станций он с досадой подумал, что, даже несмотря на явный выигрыш во времени, склоняется в сторону личного автотранспорта. Сзади Ярослава подпирали чьи-то мощные плечи, а к груди прижалась худенькая фигурка. От девушки в данной ситуации ничего не зависело, и Ярослав терпеливо, хотя и с некоторым неудовольствием смотрел на светлую макушку, вдыхая легкий аромат шампуня и мысленно уповая, что у девицы не накрашены губы. Поезд снова качнуло, девушка практически упала на Ярослава. Он вернулся в прежнее положение, подумав, что такими темпами, если сзади поднажмут, девушка навсегда останется на его пальто в виде аппликации. Девица неловко завозилась и подняла голову. Серьезные светло-зеленые глаза с маленькой золотой искоркой на дне, прямой нос, бледная кожа. Здесь были бы уместны фанфары, но их, очевидно, заглушил гул московской подземки. Время остановилось.

Глава 3. Апрель. Арина

Сны снами, но на этом странности, происходящие с Ариной и не думали заканчиваться. Если сновидения еще можно было приписать фантазии и жажде приключений, то ко встречам с черноволосым парнем ее буйное воображение отношения не имело, хотя бы потому, что видела парня не одна Арина.

Первый раз девушка заметила его в метро. Не страдая излишним любопытством, в транспорте Арина старалась не рассматривать посторонних людей, обращая внимание только на потенциальных террористов или пьяных. Порой с ней пытались познакомиться, по большей части нетрезвые или откровенные психи. В такие моменты Арина обоснованно называла себя «приманкой для уродов».

Однако тут был особенный случай. Возможно, и этого парня она бы не заметила, если бы в буквальном смысле не уперлась в него носом. На «Октябрьской» в вагон хлынула людская толпа, явно превышающая возможности вагона. Арина еще в районе «Профсоюзной» уступила место очередной бабушке с тележкой и теперь повисла на одной ноге, оказавшись надежно зафиксированной между чьей-то широкой спиной и мужским торсом в черном кашемировом пальто. Очутившись в ловушке, девушка размышляла, не поджать ли ей и вторую ногу. Поезд качнуло, Арина навалилась на торс всей своей небольшой массой. Торс не возражал, однако даже через пальто Арина ощутила, как напряглись тугие мышцы мужчины, стремясь сохранить равновесие.

В обществе красивого пальто, тонко ароматизированного хорошей туалетной водой, Арина чувствовала себя вполне комфортно, пока не подняла голову и не встретилась с обладателем пальто глазами. Несмотря на духоту в вагоне, девушку прошиб ледяной пот. В каком-то дурацком любовном романе ей некогда попалась фраза, вполне соответствующая драматизму данной ситуации. Сердце ухнуло и забилось в совершенно нелогичном с точки зрения анатомии месте. «На нее взглянула сама судьба». А если еще добавить колориту, то, пожалуй, сам фатум. Черные глаза смотрели не просто с интересом, а с каким-то невероятным симбиозом самых разных чувств. При желании в них можно было прочитать все, что угодно, начиная от дикой боли и заканчивая «яростным огнем», как в песне незабвенного Бюль-Бюля-оглы, очень уважаемого Арининой бабушкой.

«Черт, маньяк, – простонала про себя Арина, – наверняка убивает всех баб, коснувшихся его драгоценного пальто… А может, я просто стою на его ноге?»

– Простите, – пробормотала она, опуская голову и тщетно пытаясь отодвинуться. Молодой человек молчал, продолжая прожигать макушку Арины удивительными глазами.

На «Третьяковской» платформа с вагоном произвели обмен людскими массами, стало немного свободнее. Арина воспользовалась моментом и, отмагнитившись от пальто незнакомца, забилась в уголок возле дверей. Парень встал к противоположным дверям и теперь смотрел в тоннель через грязное стекло. Однако впечатлительной Арине мерещилось, что и в отражении то и дело вспыхивали огоньки его недобрых глаз.

Она так и не поняла, что же все-таки было в этих странных глазах. Огонь. Мольба. Напряжение. Почувствовав себя крайне неуютно, девушка вышла на одну остановку раньше и потом трусливо переждала два поезда, высматривая незнакомца. На ее остановке парня не было, и она немного успокоилась. Непроизвольно оглядываясь и уповая на то, что некто из вагона не притаился в соседнем переулке с намерением шарахнуть ее кирпичом по голове, Арина быстро, как встревоженная куропатка, выскочила из метро и примчалась в институт, чудом не опоздав на лекцию по философии.

В течение дня она пару раз вспоминала о странном незнакомце и с удовлетворением думала, что лучше перебдеть. Кто его знает, вдруг правда больной какой… Хорошо, что приняла меры, наивно радовалась Арина, и постаралась забыть об инциденте.

А на следующий день она увидела его у института. Несмотря на другую одежду – сегодня на парне была легкая куртка песочного цвета, узнала его Арина без колебаний. Высокий рост, красивые темные волосы, немного длиннее, чем при традиционной мужской стрижке, и, что самое главное, тот же непонятный, тревожный и, как показалось мнительной Арине, ненормальный взгляд. Девушка вросла в каменную ступеньку, лихорадочно продумывая пути отступления. Стремглав бросилась назад в главное здание, поплутала по коридорам, как очумевший заяц, и в результате выбралась на улицу через левое крыло, как будто решив облегчить задачу предполагаемому маньяку, в совершенно безлюдный переулок.

Часом позже в супермаркете около дома, куда Арина зашла купить хлеб, парень стоял у стеллажа с аудиокнигами и очень внимательно их изучал. Сердце окончательно ушло в пятки – происходящее перечеркнуло надежды на то, что таинственный незнакомец хотя бы не знает, где она живет.

«Ну, все, – потерянно думала Арина, пятясь к кассе и прижимая к себе батон белого, – теперь подкараулит в подъезде – и ага».

Выскочив из магазина, Арина опрометью кинулась к дому, оглядываясь каждые пять метров. Открыто за ней никто не шел. На этот раз обошлось.

Уже находясь в относительной, как ей теперь казалось, безопасности, Арина прилипла к окну, выходящему на злосчастный супермаркет. Долго ждать не пришлось. Через мгновение в дверях появился высокий темноволосый парень и, спрятав бумажник во внутренний карман куртки, долго и вдумчиво смотрел вдаль, аккурат в сторону Арининого дома. Увидеть ее на таком расстоянии он определенно не мог, но от окна девушка невольно отпрянула. Затем молодой человек достал телефон, видимо, отвечая на звонок, бросил последний взгляд на Аринин дом и быстрым шагом скрылся за углом здания.

– Ну и ну, – вслух произнесла Арина и позвала брата: – Стасик, ты дома? Стас!

Из коридора послышалось шарканье и в дверях появился младший братец, отчаянно зевающий и трущий глаза.

– Что ж ты так кричишь, – не глядя на Арину, Стас полез в холодильник. – Кругом же люди спят.

– Стась, к тебе парень такой высокий, черный не приставал с разговорами?

Стас оторвался от бутылки с минералкой.

– Негр, что ли?

– Да нет, волосы темные, длинные. Сам довольно высокий, глаза тоже темные, взгляд … странный. Не подходил к тебе такой?