Рашен

В общем, приговор привели в исполнение через неделю после поимки преступников. Пятерых повесили, одного расстреляли, по его же просьбе. Он не хотел предстать перед Богом со шрамом от веревки на шее. Можно подумать, на небесах определяют праведность по внешнему виду…

Я сидел ни жив ни мертв. Если здесь за такую ерунду вешают и расстреливают, то что же тогда ожидает меня, прилюдно облившего словесными помоями Гитлера и его приспешников и сорвавшего важное выступление авторитетных чиновников?

Дмитринг по глазам прочитал мои мысли:

– Не пугайтесь вы так. Как я понял из разговора между охранниками Игорманом и Андреасом, власти считают вас скорее сумасшедшим, нежели политическим преступником.

– И что мне грозит в этом случае?

– Принудительное лечение. Потом выпускные экзамены.

– Звучит романтично – сразу вспомнилась школа.

– Ага, только без права на ошибку. В случае провальной сдачи вас утилизируют, как объект, не поддающийся перевоспитанию и социальной адаптации.

– Действительно, фашистские методы. И как при таком подходе у вас еще 30 миллионов граждан сохранились?

– Вы правы, раньше нас было больше. Естественная убыль увеличивается с каждым годом. Но, поверьте, виной тому вовсе не идеология и строгие порядки, установленные Великими германскими правителями. Дело в тяжелом наследии допобедного прошлого. Именно из-за него мы до сих пор не можем совершить качественный рывок и вывести страну на принципиально новый уровень развития. Плюс постоянные вирусные эпидемии, которые обрушиваются на население.

Хотя в других странах, дела обстоят гораздо хуже. Когда я еще был на свободе, увидел по телевизору репортаж из Франции. Тамошние приезжие арабы совсем распоясались и устроили бунт прямо в центре Парижа. Даже пытались поджечь Эйфелеву башню. И все из-за того, что им не хотели повысить пособие по безработице. А местные власти – политические импотенты, не видящие дальше собственного носа, погрязли в содомии и коррупции.

– Франция, арабы? – повторил я за собеседником. – Ну хорошо, что на этой планете хоть что-то осталось без изменений к 21-му столетию. Почему же Россию-матушку так расколбасило? Где же это мы сплоховали-то? В какой момент колесо истории повернуло в сторону мрака, тупости и невежества?

– Не понимаю, о чем вы говорите? – удивленно вздернул брови Дмитринг. – Да, у нас пока еще не все идеально. Русии есть куда стремиться. Но мы не стоим на месте, развиваемся. Верим в Бога и великий русиянско-германский народ. Так и победим.

И насчет крена вы не правы. Все, что с нами произошло, – естественный ход эволюции. Сейчас наша страна однозначно лучше, чем Русия двадцатого и уж тем более девятнадцатого века.

– Наверное, из-за этого «улучшения» ты сидишь здесь, в камере, за простое желание прочесть книгу? – Дмитринг меня порядком утомил, и я сорвался на хамство, чтобы поскорее закончить бесполезный разговор.

– Заключенный номеру 1644, на выходи! Слышать тебя надо уже! – прервал нас прозвучавший из-за дверной решетки громкий писклявый голос.

– Это они вам – поведут на допрос, – живо пояснил Дмитринг. – Не знаю, что вас ожидает, но прошу подумать над моими словами. Если выкинете из головы весь старообрядческий допобедный мусор, то, возможно, очень скоро отправитесь на лечение в клинику. И, как знать, может, через несколько месяцев снова окажетесь на свободе, вдыхая колючий воздух первых морозов!

– Спасибо за чай, за хлеб и сало и отдельно за советы, – ответил я, вставая и направляясь к двери. – Очень надеюсь, что скоро этот кошмар кончится и я проснусь в тепленькой постельке в объятиях любимой жены.

Я не спеша подошел к двери камеры, которую уже открыл неизвестный мне охранник. «Если это не старик Игорман, стало быть, Андреас», – вспомнились недавние разъяснения Дмитринга.

– Ты есть выходить. Лицом к стена, дверь сам себя не запрет, – бесцеремонно развернул меня солдат, ткнув лицом в холодные кирпичи.

Глава 3. Важная персона

– Проходите, не стесняйтесь, – раздался звонкий голос, как только я, согнувшись в три погибели, вынырнул из уже знакомого шкафа.

Все тот же огромный зал, ослепительный свет и убогая обстановка. Только на этот раз место за столом занимал незнакомый пожилой человек лет шестидесяти. Вместо военной формы на нём был классический однобортный пиджак тёмно-вишневого оттенка, безупречно белая сорочка и узкий черный галстук. Незнакомец сидел, слегка откинувшись на спинку стула, и внимательно наблюдал за моим появлением. Легкое ритмичное постукивание карандашом по столу, очевидно, помогало мужчине справиться с нетерпением.

– Присаживайтесь, не будем тянуть время. Как говорится, «раньше сядешь, меньше натворишь», – указал он рукой на стул. – Меня зовут Олег Августович. Я возглавляю департамент морального контроля и учета управы нашего города.

– Стало быть, вы начальник Семенга? – без видимого интереса спросил я. Хотя в глубине душе возгордился, осознавая, что стал важной персоной. Не зря же на второй допрос приперся сам начальник их крысиного ведомства.

– В наш департамент входит много отделов, в том числе и тот, в котором имеет честь служить Семенг Хрусталв. К сожалению, не всегда ребятам удается справиться с особо запущенными случаями, такими как ваш, например.

Его слова снова пощекотали мое самолюбие.

– И в чем же вы видите мою запущенность? – осторожно спросил я.

– Я внимательно прослушал аудиозапись первого допроса. Пересмотрел видеопленку, наблюдая за вашей мимикой. И могу с уверенностью сказать, что вы либо искуснейший актер, либо профессиональный шпион, подосланный врагами нашего государства.

Выводы в целом верные, если бы не одна неувязочка, напрочь лишающая мои умозаключения смысла. Дело в том, что вы прибыли в наш город совсем недавно. Я навел справки, и выяснилось, что еще месяц назад никто и не знал о существовании Дмитрия Неверова. К сожалению, у нас довольно паршивая связь с коллегами из других городов. Межведомственное взаимодействие находится на уровне каменного века. Поэтому ответы на запросы мы пока не получили, а отсутствие при вас документов еще более осложнило поиски.

– Вы что-то упомянули про нестыковку, которая не позволяет считать меня Джейсом Бондом, – напомнил я Олегу Августовичу.

– К этому я и веду. Для актера главное – зрительское обожание. Будь вы комедиантом, ни за что бы не стали скрывать своего имени. Наоборот, город был бы обклеен афишами и наводнен слухами. Да и выступление ваше случилось совершенно в неподобающем месте, продлившись меньше минуты. Какой-то бред, а не триумф на сцене. И для шпиона подобное поведение – верх глупости. Прибыть с заданием в тыл врага и сразу засыпаться? Даже тупые французы на такое не способны.

Из этого мы сделали вывод, что вы просто-напросто сошли с ума.

– Вот так элементарно? Жил не тужил, а потом кукуха поехала? – улыбнулся я.

– Да, так просто. И это не редкость в наши дни, к сожалению, – вздохнул офицер. – Проблемы в личной жизни, бытовая неустроенность. Все это, умноженное на кризис среднего возраста, привело к помешательству. А главная вина, безусловно, лежит на родителях. Судя по вашей вычурной речи, мама и папа максимально оградили вас от внешнего мира. Не удивлюсь, если узнаю, что вы не ходили в детский сад и школу, пребывая на домашнем обучении. Хотя это позволено только тяжело больным детям, безусловным инвалидам. Кстати, меня только что осенило! – встрепенулся он от внезапно посетившей мысли.

– Вот где может быть скрыта разгадка тайны. Вполне вероятно, что вы еще с детства страдали психическим недугом: скажем, легкой формой шизофрении. Точно! Отсюда и проистекает ваше обучение на дому, бредовые мысли и высказывания. С течением времени болезнь прогрессировала, и на сегодняшний день мы имеем законченного шизофреника, опасного для общества. Вердикт оглашен!

– О-у-у – постойте! Не надо спешить с выводами! – вскочил я со стула. В голове пронеслись кровавые кадры моего расстрела и разделывания на органы без наркоза во благо процветания нации.

– Господин офицер, Олег Августович, может быть, я и страдаю каким-либо психическим расстройством. Кто не без греха, пусть поставит рюмку на место! Но для вашего общества я абсолютно не опасен. Наоборот, могу принести немалую пользу. Например, преподавать Родную речь и Литературу школьникам.

Может, мне даже удастся научить сотню жителей вашего прекрасного городка заговорить на нормальном русском языке. Вы-то вон сами, да и прочие офицеры, изъясняетесь куда как изящнее. И те важные стариканы тоже говорили на чистом русском языке, в отличие от охранников и простых людей на улице.

Выслушав пламенную тираду, дядька в вишневом пиджаке прищурился и принялся сверлить меня взглядом. Я почувствовал, что задел струны его души, и решил не снижать темп.

– Не сомневайтесь – я могу быть полезен. Мне бы только найти человека, который сможет вразумительно объяснить, что здесь происходит, и ответить на пару щекотливых вопросов.

– Ну, давайте попробуем, – согласился Олег Августович. – Надеюсь, моего высшего психологического образования и многолетнего служебного опыта хватит на то, чтобы разогнать тучи в вашей голове. Хотя, повторюсь, по моему мнению, вы обычный шизоид, терзаемый маниакальными демонами.

Я задумался, прикидывая, с чего лучше начать расспросы, чтобы снова не показаться психом.

– Во-первых, объясните мне, пожалуйста, с какого перепуга «СССР проиграл войну Германии», хотя во всех учебниках истории чёрным по белому написано, что 7 мая 1945 года представители Верховного командования вермахта подписали акт о безоговорочной капитуляции германских Вооружённых сил?