Вот и сегодня Эмилю снова не повезло. На урок прибежала мама одной девочки, утверждавшая, что Эмиль сломал очки ее дочки. Она вошла прямо во время урока и сразу начала кричать, нарушая привычную тишину в классе. Ее голос казался чем-то неестественным в этой спокойной обстановке.
Все взгляды детей были направлены на Эмиля и Риту. Это была дочь той самой кричащей женщины.
– Эти очки стоят дороже, чем все, что на нем надето! – не унималась женщина. – Его изолировать уже пора от нормальных детей!
Со всех углов класса послышались смешки одноклассников. Рита сидела с низко опущенной головой. Ее хвостики с двух сторон закрывали глаза от посторонних взглядов. Эмиль совсем ничего не понимал. Это был как гром среди ясного неба. Рита была единственной, с кем он играл на перемене. Она никогда не обижала его, а иногда даже пыталась защищать. За это ее тоже не очень любили, но она все равно дружила с ним.
Он вытаращился на Риту, пытаясь понять, что все же тут происходит. Ему казалось, что сегодня выдался особенно спокойный день: он ни с кем не дрался, никто его особо не дразнил, а кухарка даже оставила Эмилю ватрушку, которую позже принесла ему, так как знала, что его мама не может позволить себе платное питание сына в школе. И тут такое! Прилетает, как ураган, эта орущая женщина, и обвиняет его в том, чего он не совершал. Его щеки горели, а к горлу подкатывал ком. Он видел, как капали слезы Риты на ее тетрадку. Обида на нее не давала Эмилю в душе пожалеть девочку. От нее-то он такого совсем не ожидал.
– Я не делал этого, – тихо произнес Эмиль, ошарашенно глядя на орущую женщину.
– Я пойду в прокуратуру! Этого ребенка давно пора выгнать из школы! – продолжала женщина.
– Я этого не делал! – громче сказал Эмиль, пытаясь донести свои слова до учителя.
Женщина замолчала, уставившись на него. Она еще больше покраснела. Эмилю показалось, что она вот-вот лопнет от злости.
– Тебя не спрашивали! – рявкнула на него классный руководитель.
Так было нечестно! Мало того, что его обвиняют в том, чего он не делал, так еще и запрещают защищать себя. Они даже не дают ему оправдаться!
– Я этого не делал! – закричал Эмиль дрожащим от волнения и возмущения голосом.
– А кто же тогда это сделал? – язвительно спросила мать Риты. – Ты вечно торчишь рядом с моей дочкой! И вообще, она сама это сказала!
Глаза Эмиля чуть не вылезли на лоб. Он снова посмотрел на Риту. Та, уже не скрывая, рыдала, утирая слезы со щек.
– Мама, я не… – пропищала Рита.
– Молчи! Знаю я все, можешь даже не говорить! – перебила женщина дочь. – Я запрещаю тебе общаться с ней! Чтобы я больше не видела тебя рядом, оборванец! – завопила женщина, обращаясь уже к Эмилю.
Он чувствовал, что вот-вот разрыдается. Обида грызла его изнутри. Одно дело, когда его ругают за то, что он подрался, хоть и не считал себя виноватым в таком случае, а другое, когда тебя обвиняют в том, чего ты не совершал. Губы Эмиля начали трястись, глаза налились слезами. Он понял, что его никто не собирается слушать, хоть поначалу у него и была надежда на справедливый исход. Учитель давно невзлюбила его, и даже если она будет знать, что Эмиль не виноват, все равно примет сторону этой женщины. Ей было только в радость.
Эмиль сорвался с места. Он захотел спрятаться, скрыться от глаз одноклассников. Мальчик не хотел никому показывать свои слезы. Пробегая мимо женщин, он почувствовал холодную ладонь на предплечье, которая больно сдавила его тонкую руку. Учительница крепко схватила его, не давая двинуться дальше.
– Тебе не разрешали выходить! Бестолковый какой! – прорычала она, встряхивая его, чтобы он не брыкался.
Эмиль всеми силами пытался сдержать рыдания в груди. Эта ненавидящая его женщина как будто специально хотела, чтобы он расплакался на глазах у всего класса. Как будто ей было мало того, что они оклеветали его. Мать Риты надменно ухмыльнулась, глядя прямо ему в лицо. Этого Эмиль уже не мог выдержать. Он со всей силы рванул плечом вперед, одновременно разжимая пальцы учительницы своими маленькими пальцами. Эмиль выбежал из класса под общий хохот одноклассников. Женщины что-то возмущенно кричали ему вслед. Эмиль даже не хотел знать, что именно.
Все его тело тряслось, голова кружилась, а мысли путались. Он бежал, не помня себя от обиды. Только позже мальчик понял, что убежал из школы. Остановился он только тогда, когда почувствовал усталость и холод во всем теле. Его горло обжигало холодным воздухом, который он с силой вдыхал во время бегства. Эмиль выбежал на улицу без куртки и шапки. Все вещи остались в школе. Ему было холодно, но он не хотел идти обратно.
Это все было так нечестно! Эмиль часто сталкивался с несправедливостью в своей жизни, но в большинстве случаев это были детские разборки между мальчишками. Здесь же присутствовали взрослые, с которыми он не мог тягаться. В свои десять лет он уже понимал, насколько неправы и жестоки могут быть взрослые. Также мальчик понимал, что с этим он ничего не мог поделать. Эмиль был не в состоянии противостоять им, но и смириться с этим он тоже не мог. Матери он никогда об этом не рассказывал, боясь расстроить ее. Она и так часто плакала из-за Марселя, поэтому он не хотел становиться ещё одним поводом для ее слез. А ещё ему было стыдно за то, что его все дразнят, что он не такой, как все, что он не может ничего с этим поделать.
Левон чувствовал, что детское мировоззрение Эмиля стало меняться. Хранитель ощущал, как черствела душа мальчика. Он будто прятался в кокон. Это еще больше отдаляло их друг от друга. Левона удивляли те упрямство и чувство справедливости, которые только усилились от того, что с ним поступили несправедливо. Любой другой ребенок размяк бы, не зная, что ему теперь делать, но внутри Эмиля появилась целеустремленность, которая усиливала его характер. После того как Эмиль выплакал все слезы обиды, в его душе не осталось места для жалости к себе. Сейчас Эмиль стоял спокойный и решительный, хоть снаружи и выглядел испуганным маленьким мальчиком, который дрожит от холода. Что-то менялось в его душе и характере в такие моменты. Для него самого это было незаметно, но Левон чувствовал эти изменения. С каждым разом это озадачивало и пугало его все больше.
Проходящие мимо люди удивленно таращились на мерзнувшего на улице ребенка, который тяжело дышал и не мигая смотрел перед собой.
– Ты что тут делаешь? Тебе разве не нужно быть в школе в такое время? – спросил пожилой мужчина, проходящий мимо Эмиля.
Эмиль посмотрел в лицо мужчины.
«Ему-то от меня что нужно?» – подумал он.
– Ты что, меня не слышишь? – требовательно продолжал мужчина. – Что за дети пошли, никакого уважения! Видимо, отец тебя мало порет! Что ты тут делаешь в таком виде?
Эмиль разглядывал лицо человека и думал: «Неужели и я стану таким же морщинистым и противным?»
Он молча отвернулся от бубнящего человека и спокойно пошел в сторону школы. Ветер продувал его старый джемпер насквозь. По всему телу бегали мурашки.
Левон медленно шёл вслед за мальчиком, ощущая неясную тревогу. И чем ближе они подходили к школе, тем сильнее это чувство усиливалось. Вдобавок к этому Левон чувствовал свою беспомощность. Он снова не смог помочь Эмилю. Мальчик совершенно не слышал его. Он привык с самого раннего детства надеяться только на себя и на голос разума. Этот ребенок был рассудительным, но никогда не прислушивался к своему сердцу. Так обычно ведут себя только взрослые, которые разочаровались в жизни.
Со временем люди разочаровываются в людях, работе, даже в жизни. Они привыкают жить, следуя только своему разуму, а не сердцу. Взрослые способны любить, верить и мечтать, но людское сознание до конца жизни будет хранить память о пережитых предательствах и разочарованиях, поэтому их сердце все время будет сопротивляться, опасаясь новой боли. Это и удивляло Левона. Он чувствовал в мальчике взрослую разочарованность в этом мире. Временами мальчик цинично смотрел на мир и посторонних людей, ища в них выгоду для себя, либо полностью отстранялся от тех, кто был ему неинтересен. Он потихоньку переставал кому-либо доверять. Единственным теплым чувством, таящимся в его душе и не дававшим ему полностью очерстветь, была любовь к маме. Эмиль хотел заботиться о ней, поэтому-то у Левона оставалась небольшая надежда на то, что он еще сможет помочь племяннику.
глава 4
Левон стоял, облокотившись о грязную стену. Он был рядом с племянником, который сидел на пыльной от цемента перекладине. Хранитель устало наблюдал за тем, как Эмиль затягивается сигаретой. Они находились на территории заброшенной стройки, которую остановили еще пять лет назад из-за банкротства застройщика. Никто не выкупил этот недостроенный дом, поэтому он давно служил местом для их сходки.
Эмилю было уже четырнадцать лет. В его лице за эти четыре года появилась некоторая жестокость. Левон изо дня в день наблюдал за его перевоплощением. Только хранителю было видно, во что этот мальчик превращается. В глазах подростка теперь была холодность, похожая на ту, которая была у Рината. Он оставался всё таким же закрытым и спокойным, но теперь в нём чувствовалась скрытая агрессия, которая во-вот должна вырваться наружу. Для Наны же он оставался все таким же послушным маленьким сыном. Хоть Эмиль и стал выглядеть более грубым, Нана не могла разглядеть этого через призму своей материнской любви.
В помещении находилось четверо, не считая сущности тех, кто считался хранителями. Сейчас, помимо Левона, тут был еще престарелый мужчина в старомодной рубашке и помятой кепке, и молодая женщина в довольно приличной одежде. Женщина все время что-то причитала, ходя вокруг сына. Она мучилась от тех же мыслей, что и Левон. Старик же, если и испытывал ту же беспомощность, что и другие, по крайней мере не показывал этого. Он только изредка вздыхал, глядя на правнука. Все три покровителя одинаково не смогли найти путь к сердцу своих родных, от чего и страдали, наблюдая, как те губят свои жизни. У четвертого же мальчика не было ангела-хранителя. Ему было еще девять лет, но он уже знал, что такое одиночество. Родственники хоть и бросили его совершенно одного, но большинство из них еще были живы. Возможно, именно поэтому у мальчика еще не появился тот, кто мог бы чувствовать ответственность за его судьбу.
Левон не сразу понял, как отличить простого человека от ангела-хранителя. В отличие от живых людей, хранители не могли проходить друг сквозь друга, поэтому в первые месяцы он то и дело сталкивался с ними лбами. Со временем Левон начал понимать, в чем их отличие от живых людей. Он стал чувствовать волну тепла, исходящую от них. Это было похоже на то чувство, которое ощущаешь, когда приближаешься к костру. Чем ближе они находились друг к другу, тем явственней это чувство было. Сейчас же он даже издали мог распознать их. Хранители либо выглядели так, словно пришли с другой эпохи, либо их взгляд был постоянно сосредоточен на своем подопечном.
Мальчики ждали Рината. Он должен был прийти с минуты на минуту. Двое из мальчишек сидели на полу, играя в карты, а самый младший, Артур, молча стоял неподалеку, наблюдая за ними. Эмиль же запивал сигаретный дым пивом. Руки, державшие бутылку, стали совсем грубы: на костяшках пальцев были засохшие ссадины, под ногтями – грязь, а на ладонях – мозоли.
У Левона уши сворачивались в трубочку от их разговоров. Он удивлялся тому, как эти дети умудряются выражаться. Между собой они ругались, как повидавшие жизнь рецидивисты. Это было явным следствием недостатка воспитания и плохой атмосферы, в которой они постоянно находились.
Крики мальчишек, споривших насчёт правил игры, нарастали. В полупустом помещении их ругань звучала будто из громкоговорителя. Эмиль допил свою бутылку пива и швырнул ее прямо в карты мальчишек. Воцарилась секундная тишина.
– Заткнитесь вы уже, – тихо произнес он после недолгого молчания. – Ринат скоро должен прийти.
– Ты че, припух, что ли? Я же выигрывал! – начал один из мальчишек, но, взглянув в глаза Эмиля, что-то пробубнел и отвернулся.
Эмиль и бровью не повёл, он только продолжал пристально смотреть на подростка, который стал с раздражением собирать карты. Они и сами не могли понять, почему стали побаиваться Эмиля, даже тогда, когда тот был совершенно спокоен. Со стороны он мог даже показаться их предводителем, если бы не его реакция на Рината. Как только подросток его видел, неосознанно начинал напрягать все тело. Подсознательно он чувствовал, что этот человек несет угрозу для него. Остальные это замечали. Они прекрасно понимали, что Эмилю все еще было далеко до Рината. Взглянув на главаря, в глазах Эмиля появлялась ненависть, перемешивающаяся со страхом. Теперь они больше походили на соперников, нежели три года назад, когда Эмиль бегал по его самым глупым поручениям. Постепенно Ринат сам переложил их на Артура. Неизвестно, было ли это чутье самого Рината, который начинал чувствовать соперничество со стороны Эмиля, или же реальное понимание того, что Артур был более податливый, чем Эмиль, поэтому никогда не будет идти поперек его слова.
Почти все в их шайке понимали, что рано или поздно Ринат сядет в тюрьму, так как он становился все более неаккуратным. Главарь чувствовал власть и уже не мог остановиться в своей вседозволенности. Пока что он только чудом не попадался властям. Но рано или поздно удача покинет его – ничто не может длиться вечно. Ринат уже был совершеннолетним, поэтому его будут судить по всей строгости закона, а следовательно, необходимо будет искать другого главаря. Более смышленые подростки понимали, что на роль следующего предводителя больше всего подходит именно Эмиль, несмотря на то что в этой своре было еще трое приближенных к Ринату сверстников. Но у тех не хватало характера для этого. Они были слишком зависимы от мнения Рината. Эмиль же был не такой. Он хоть и был вместе с ними, но создавалось такое впечатление, будто мальчик существовал отдельно от них. Он не зависел от мнения окружающих, словно его не интересовала банда в целом, а только выгода, которую он мог получить от нее. Такая отстраненность гарантировала бы рассудительные и холоднокровные решения, которые не основывались бы на тщеславии главаря. Это было бы правильным решением для всех. Но если бы в этом мире все поступали правильно, люди бы никогда не начинали воевать.
Через десять минут появился Ринат. Он внезапно вышел из соседней комнаты. Главарь молча прошел мимо, не взглянув ни на кого. Из рассеченной брови шла кровь, затекая ему прямо в глаз. Он по-хозяйски уселся в большое кресло, в которое никто кроме него не имел права садиться. Достав из ящика тумбочки, также принадлежавшей только ему, небольшие пакетики и трубку, похожую на свисток, он кивком головы дал задание Артуру. Тот тут же подбежал к столу, на котором все это лежало, и стал делать привычное уже для него дело. Ринат с нескрываемым раздражением протирал заплывший глаз тыльной стороной ладони. Он не мог нормально открыть его. Все изумленно переглядывались. Эмиль, в отличие от других мальчиков, сразу догадался, что собственно с ним произошло. Он не просто подрался с кем-то – его избили. И Эмиль даже знал, кто это сделал. Ринат явно не сопротивлялся. Это были те мужчины, которым главарь сбывал все краденое. А понял он это потому, что на руках и костяшках пальцев Рината не было никаких ссадин. Если с ним и случалась драка, то она была по его инициативе, так как бил он всегда первый. Когда главарь хотел драки, его противнику уже было не избежать ее. Каждый раз Ринат бил в челюсть, чтобы его противник потерялся от неожиданности. В эту секунду тот не мог ответить ему. Ринат не переставал наносить удары, и предположительный соперник превращался в жертву. Он предпочитал бить только кулаками, поэтому и костяшки его всегда были в запекшейся крови. Если же человек, которого он хотел проучить, был физически превосходящим его, то главарь брал с собой еще человек пять. По его незаметной команде они начинали бить в спину, ноги и торс, не давая тому подняться с земли. Когда избиение должно было закончиться, решал тоже Ринат. Он обязательно сам наносил последний удар. Такой противник уже не мог ответить ему, что гарантировало ему полную победу без малейшего риска для своего авторитета. Эмиль тоже бывал на таких показательных избиениях, и ему также не раз приходилось участвовать в них. Но, в отличие от других членов банды, которые из-за стадного инстинкта с энтузиазмом избивали очередную жертву, Эмиль видел в этом только трусость Рината. Когда Эмиль бил таких людей, старался наносить удары в те места, которые сложнее всего было серьезно повредить, в то время как другие били в живот, голову, пах и даже пытались попасть в кадык. Такое положение дел все чаще не устраивало Эмиля, но он ничего не мог изменить. Эти казни были своего рода наглядным примером того, что несогласных с Ринатом ждет то же самое, что и искалеченного парня. Он никогда не угрожал и не озвучивал этот факт, тем не менее все прекрасно это понимали.
Сейчас же Ринат снова получил от этих мужчин. Возможно, он опять забылся и огрызнулся на одного из них, а возможно, сделал что-то и похуже. Это было не в первый раз, когда они его проучили. Он все чаще раздражался от того, что ему приходится следовать их правилам. Ринат чувствовал себя беспомощным в такие моменты. И ему безумно не нравилось ощущать себя чей-то пешкой. Эмилю было даже приятно видеть, что и Ринат хоть иногда чувствует себя точно так же, как и те парни, которых он избивал.
Главарь взял трубку, которую Артур держал наготове. Он глубоко затянулся, держа зажигалку над ней. Он вдохнул, а затем и выдохнул белый дым только спустя восемь секунд. Эмиль каждый раз считал эти секунды. Он и сам не знал, для чего это делает, но в прошлый раз было десять секунд.
«Он нервничает», – подумал Эмиль.
Он знал, что вскоре должно случиться. В такие моменты лучше не находиться рядом с Ринатом. Обычно тот становился агрессивным. Он переставал разбирать своих и чужих. Ему везде мерещились тени, которые хотели поглотить его. В какой-то степени это было правдой. Тьма давно поглотила этого парня. У него не было хранителя, который помог бы ему. Парень был упрямым и озлобленным на всех и каждого. Он ненавидел всех, кто был лучше его, а еще больше тех, кто был хуже. Ринат презирал больных, унижал стариков, зверски издевался над слабыми и даже калечил и убивал бездомных. Это была полностью темная душа, которая уже не могла вылечиться.
В моменты его безумства всегда страдал тот, кто должен был оставаться с ним, следя за тем, чтобы тот не изрезал себя ножом или осколком стекла. Раньше это был Эмиль, теперь Артур. Ему часто доставалось от Рината, так как он был в три раза меньше и слабее его. Но если главарь в такие моменты все же сможет навредить себе, то Артуру доставалось от него еще больше, когда тот прозревал и видел новую рану, оставленную самим собой.
Ринат развалился в кресле, злобно глядя на всех по очереди. На Эмиле он задержал свой взгляд дольше, чем на остальных.
– Ты сегодня иди к Бобику, – сказал он одному из мальчиков, который играл в карты до его прихода. – Мне нужно еще вот этого. – Ринат взял один из пакетиков, лежавших на тумбочке, и потряс его перед своим лицом. – Деньги, скажешь, потом отдам.
Светловолосый мальчик подошел к Ринату и взял пустой пакетик с неясной надписью. Он был ровесником Эмиля – низкий, но коренастый и вечно чумазый. Его звали Демьяном. Он был один из немногих, кто более-менее нравился Эмилю. В глазах Демьяна промелькнуло облегчение от того, что он сможет надолго скрыться с глаз Рината. До Бобика было далеко идти, поэтому он пропустит все безумства Рината. Подросток быстро зашагал в сторону выхода, обменявшись напоследок взглядом с Эмилем.
– Мы сегодня попробуем новое место, – сказал Ринат с легкой ухмылкой.
Эмилю очень не понравилось, с каким злорадством тот сказал это, глядя на него и Марата. Внутри у Эмиля все сжалось. Марат был тем мальчиком, который начал было ругаться с ним, когда тот кинул бутылку в его карты. Он терпеть не мог Марата, а тот его.
– Вы идете сегодня на рынок, который рядом с кольцевой. Я уже все пробил – вас не тронут.
У Эмиля душа упала в пятки. На этом рынке работала его мама. Он не мог понять, откуда Ринат узнал об этом, но это явно было сделано специально. Ринат наблюдал стеклянными глазами за его реакцией. Эмиль даже не моргнул. Он знал, что не стоит выказывать свое удивление и страх. Ринат был как хищник, который чувствовал слабость. Стоит только показать ее, как он набросится и разорвет тебя в клочья.
Зато Левон с шумом выдохнул и произнес: «Вот чëрт!»
Не произнеся ни слова, Эмиль встал с перил и направился к выходу. Он взглянул на Артура, который должен будет остаться с Ринатом. Ему стало жалко его, так как он помнил, на что способен Ринат в моменты затмения сознания. Артур был спокойным и тихим мальчиком. Он знал, что такое жестокость с самых пеленок. Его родители с колыбели избивали его, поэтому он уже привык быть боксерской грушей. Это как раз таки и нравилось Ринату. Артур давно смирился со своим положением и не пытался бороться. Ему просто-напросто было некуда идти. Либо он вернется в детдом, где его будут бить все, либо останется здесь, где его будет бить только Ринат.
Эмиль видел эту несправедливость, отчего у него все внутри закипало. Но сделать ничего не мог. Нельзя было заступиться за Артура – это не в правилах «семьи». Ты вступаешь в нее и принимаешь все правила, если нет – тебя выгоняют из нее. В лучшем случае ты останешься с парой сломанных костей за самовольство.
В свое время Эмилю было не особо сложно сдерживать Рината. Наоборот, это давало ему шанс слегка оторваться на нем, пока тот ничего не соображал. Он, конечно, специально не бил его и не резал, но весьма бесцеремонно заламывал ему руки, когда тот хотел порезать себя. Выкручивая пальцы Ринату, чтобы отобрать нож, мальчик делал это с такой силой, что главарь начинал выть. Эмиль получал удовольствие от того, что мог видеть, как Ринат открывает свое настоящее обличие. Он был жалок и беспомощен. Был похож на умирающую гадюку, которая извивается от боли. От этого Эмиль еще больше ненавидел его.
Левон давно знал, что Ринат боится его племянника. Его трусость выражалась ненавистью, которой он одаривал Эмиля. Левон боялся, что эта ненависть рано или поздно вырвется наружу. Он понимал, что тот только ждет повода, чтобы натравить на него остальных, и ждал этого с тяжелым сердцем.
Эмиль с нарастающей тревогой шёл по улицам города. Он чувствовал приближающуюся беду. За ним следовал Марат. Они шли молча, даже ни разу не заговорив друг с другом. Эмиль затылком чувствовал, как Марат дырявит его своим ненавидящим взглядом. Тот шел расслабленно, пиная камни и жуя семечки, стараясь выплюнуть шкурки на ноги Эмиля.
– Засранец, – пробубнил Левон, наблюдая со стороны.
Он шел слегка поодаль от мальчиков.
– Сам же на себя и нагребаешь… – продолжал Левон. – Потом не жалуйся, если он тебя отметелит.
– Идем здесь, – сказал Эмиль, слегка повернувшись к Марату.
Он хотел зайти с дальней стороны рынка, где ларек его мамы будет расположен дальше всего от места, где мальчик хотел «пастись».
В момент, когда Эмиль повернулся к Марату, тот и плюнул ему прямо на левую штанину. Эмиль остановился и замер. В воздухе появилось напряжение. Глаза у Эмиля уже начали наливаться кровью, как Марат сказал: «Прости, само вышло». Марат пожал плечами и сделал безразличное лицо. Он продолжал стоять и беззаботно щелкать семечки, наблюдая за реакцией Эмиля.
– Ты либо реально туповат, либо у тебя нет инстинкта самосохранения! – продолжал Левон.
«Это было бы слишком тупой причиной для драки. Он этого и ждет. Я сам буду выглядеть идиотом, когда буду объяснять Ринату, из-за чего побил этого придурка», – возникла мысль у Эмиля в голове.
Он еще пару секунд пристально смотрел на Марата, а затем молча повернулся и пошел по другой дороге.
– А че сюда-то? – сказал Марат. – Здесь же ближе!
Эмиль не ответил. Он продолжал молча идти по дороге, думая о том, что ему нельзя попадаться на глаза матери.
– Свезло тебе, – сказал Левон, проходя мимо Марата и его пожилого хранителя, сохранявшего постоянное молчание. Тот только покачал головой, когда его правнук начал плевать на ноги Эмилю.
Замешкавшись, Марат решил все же последовать за Эмилем. Они снова шли в полном молчании вплоть до самого рынка. Эмиль постоянно думал о том, каким образом Ринат узнал о работе его мамы, а Марат с тупым видом срывал и выкидывал цветы с клумб, рядом с которыми они проходили.
– Ну все, я сюда, – сказал Марат после того, как они зашли на территорию.
Мальчик повернул налево, где было больше народу, и быстро зашагал вперед.
– Стой! – крикнул ему вдогонку Эмиль, но тот уже вбежал внутрь людского потока.
Он сам хотел пойти туда, так как там гарантированно не смог бы столкнуться с Наной. Эта часть рынка была довольно далека от ларька его мамы, да и туалета тут не было, поэтому он не смог бы встретиться с ней даже в тот момент, когда она пойдет в него.