– Я вас категорически приветствую, – дал свой ответ Давид, – Дайте я пожму вашу мужественную руку.
Наблюдая на заднем плане всю эту неожиданную фееричность братания с обычным охранником, я был легонько сбит с толку. Но вскоре очередь дошла и до меня.
– А это мой молодой коллега Геннадий Петрович, – сказал Давид, обращая внимание собеседника на меня, – Отец русской демократии!
Мне протянули руку, и я скромно ее пожал.
– Андрей.
– Геннадий.
– Очень приятно.
– Мне тоже.
По сравнению с Давидом я был более чем скромен по части приветствий. Но вскоре и ему пришлось исчерпать свой багаж броских фраз.
– Всего доброго, – сказал он и на пару со мной двинулся дальше.
Только вот охранник не собирался заканчивать беседу.
– Давид Натанович…, – робко окрикнул он собеседника.
Обернувшись, Давид вопросительно посмотрел на охранника.
– Я хотел узнать по поводу моего вопроса…, – раздался запинающийся голос.
– Уже, – многозначительно ответил Давид, и мы продолжили наше проникновение в гостиницу.
В холле нас встретило весьма впечатляющее убранство. Все вокруг блестело своей новизной и декоративностью. А главное, не нужно было ждать целый день администратора. Он был всегда на месте. И более того, вместо одного было целых три. Причем каждая из девушек, игравших роль администратора, была краше предыдущей.
При появлении Давида вечерняя сонливость мгновенно исчезла с их лиц, и они как-то нервно заерзали на своих сидячих местах.
– Рады вас видеть, Давид Натанович.
От этих сладких слов, слетающих с разукрашенных помадой женских губ, Давид остановился, словно упершись в невидимую преграду, и, изобразив на лице гримасу внезапного изумления, страстно прошептал:
– Не поверите, но вы еще прекрасней, чем вчера.
Девушки уже видимо привыкли к такому экстравагантному поведению своего постояльца и потому шаловливо отмахнулись:
– Да бросьте….
– Нет возьмите….
Административные работницы раскраснелись и, хихикая между собой, протянули ключ. Давид забрал предложенное, но на этом не остановился.
– Кстати, познакомьтесь с государем….
Имелся в виду я, и девушки наконец-то додумались обратить на меня внимание.
– Прошу любить и жаловать отца родного, Геннадия Петровича. И ему тоже нужен ключик. А главное, он всегда готов меня заменить.
После нескольких похотливых взглядов мне все же выдали ключ.
– Пойдемте, Геннадий Петрович, – сказал Давид, – Оставим девушек с мечтами о нас.
И мы ушли.
У лифта нас встретил лифтер, который, как и ранее встретившийся охранник, отчаянно долго выплясывал перед нами чечетку.
От таких непрерывных разговоров ни о чем мне стало казаться, что мы никогда не попадем в номер. Однако приходилось терпеть.
– Приятного вечера, – сказал лифтер, отправив нас на седьмой этаж.
– И вам того же, – ответил я, облегченно вздохнув.
– Не прощаемся, – добавил Давид.
Когда лифт доставил нас на нужный этаж, нам оставалось сделать несколько шагов, чтобы найти комнаты 705 и 706.
– Сначала к тебе, – сказал Давид, намекая, что пришло мое время воспользоваться ключом.
После двух полных оборотов ключа дверь отворилась, и то, что я увидел, пришлось мне по вкусу. Да и разве могло быть иначе в номере со всеми удобствами. Большая мягкая кровать, телевизор, холодильник, адекватная ванная комната…
Пока я все это рассматривал, зазвонил внутренний телефон. Мой взгляд, брошенный на Давида, спрашивал, нужно ли мне брать трубку.
– Конечно, бери, – отвечал Давид, – Это же твой номер.
Осторожной поступью я подошел к телефону и поднял трубку.
– Слушаю.
Раздался смешок, а потом на меня посыпались расспросы:
– Это обслуживание номеров. Вы всем довольны? Что-нибудь хотите заказать в номер? Вы будите ужинать в номере или в ресторане? Вам заказать девочку на ночь?
Такое обилие вопросов своей внезапностью буквально оглушило мою детскую лабильную психику, и я попросту растерялся.
Пришлось вмешаться Давиду. Он забрал у меня телефонную трубку, после чего коротко и ясно заявил звонившему:
– Мы вам перезвоним.
Решив мои проблемы с телефоном, он спросил:
– Осмотрелся?
– Да.
– Тогда пошли ко мне.
Заперев дверь моего номера, мы плавно переместились в апартаменты Давида. Там было все то же самое, только некоторые коррективы и творческий беспорядок убеждали очевидцев, что тут живут не первый день.
– Милости просим, – сказал хозяин, заботливо указывая на кресло, – Чаю?
– Можно, – ответил я.
Давид сделал короткий звонок. Через минуту нам доставили горячий чайничек и все прочие причиндалы. Еще немного и мы остались вдвоем.
– Угощайтесь, – просигнализировал Давид, усмотрев мою этичную сдержанность.
Отлив душистого кипятка себе в чашку, я добавил сахар и размешал. Потом дождался, пока Давид сделает то же самое, и лишь тогда сделал глоток.
Мой новый друг не заставил себя ждать и также отпил из своей чашки.
– Прекрасно, – сказал он, – Не правда ли?
– Безусловно, – ответил я.
Тем временем Давид достал из большой деревянной коробки пакет с надписью «Табак», трубку и некоторые другие вещи, без которых трудно сопоставить первое и второе.
– Будишь? – спросил он у меня.
– Нет, спасибо. Я не курю.
Тогда Давид единолично забил трубку, раскурил ее и, сделав несколько тяжек, возвестил очевидное:
– Нам нужно поговорить.
Если честно, я не знал радоваться или нет такому счастью, но в любом случае я хотел наконец-то разобраться в происходящем.
– И что ты готов мне рассказать?
Давид сделал еще пару тяжек, а потом выдал едкое замечание:
– Не нужно злиться.
Я усмехнулся.
– А кто злится?
– Ты. И все потому, что считаешь, что твой отец тебя бросил.
– А разве это не так?
– Нет.
– Да ну… И что же, по-твоему, случилось на самом деле?
Еще тяжка и трубка потухла. Давид отложил ее в сторону и, глядя мне в глаза, рассказал нечто странное.
– Ты когда-нибудь слышал про бетлицкую мафию?
Я не был виноват, что он сам давал поводы для насмешек.
– А если серьезно? – спросил Давид.
– Мне казалось, это всего лишь шуточная байка.
– И зря. На самом деле еще до твоего рождения это была самая мощная организация подпольного бизнеса.
– И что же с ней стряслось?
– Как и все империи, в один прекрасный светлый день она рухнула.
Виной тому стала перестройка. На смену старой схеме пришла новая.
Так началась война за место под солнцем.
Давид прекрасно слагал, но я мало интересовался историей и уж точно не собирался слушать повесть временных лет.
– А я-то тут причем?
– Многие годы твой отец был главой бетлицкой мафии, а когда все стало сыпаться, ему пришлось исчезнуть, дабы защитить семью.
– Как благородно. И где же он был все это время и где он сейчас?
Ответа я не услышал до тех пор, пока Давид не раскурил трубку по-новой.
– Он похоронен в глухой деревушке в Канаде. Но перед смертью твой отец просил меня присмотреть за тобой.
Очередная усмешка.
Я становился слишком банальным.
Или может виной тому была накопившаяся за многие годы злость.
– Зачем?
– А разве не ясно?
– Нет.
– Ты сын своего отца.
И хотя тебе не так уж и много лет, ты успел ввязаться в такие кучи дерьма, что любой мог бы тебе позавидовать.
Вернувшись к курению табака, Давид на время оставил меня наедине со своими мыслями.
Но они своей навязчивостью не позволяли мне молчать.
– Я не виноват, что все так вышло?
– А кто виноват? – спросил Давид, вновь отложив трубку.
У меня не было ответа.
– То-то и оно. Но думаю, ты готов двигаться дальше. Ступай к себе, закажи еды в номер и хорошенько выспись. Завтра нас ждут великие дела.
– Дела?
– Об этом завтра.
Наутро меня разбудил настойчивый стук в дверь. С заспанными глазами и с проклятиями в душе я в одних трусах проследовал на стук и отпер замок. За дверью стоял Давид во всеоружии.
– Какого черта? – возмутился я.
– Нам пора.
Такой простой ответ поставил меня в тупик. Протирая руками глаза, я спросил:
– А сколько время?
– Семь утра.
– И что мы собираемся делать в такую рань?
– Устраивать тебя на работу.
Я не стал спорить и принялся собираться в путь.
– Живее, живее…, – повторялось каждые пять-семь секунд моих сборов.
Терпеть такое издевательство непосильно было даже мне, так что я по возможности ускорялся.
– Готов, – сказал я, как только ноги оказались в ботинках.
Давид осмотрел меня со всех сторон, хлопнул в ладоши и вымолвил:
– Думаю, пойдет.
«Думаешь?» – одновременно с этой мыслью сократилась лобная мышца, выказав тем самым свое недовольство и бешенство.
Но времени на эмоции не хватало.
– Живее, живее…, – в очередной раз поторопил Давид, – Нас уже ждут.
После этого он почти вытолкал меня из номера и заставил запереть дверь. Когда приказ был исполнен, раздался его победоносный вздох, а дальше еще одна гениальная фраза:
– А теперь пошли.
Спустившись на лифте на первый этаж, мы всенепременно столкнулись с уже знакомым лифтером и не забыли раскланяться друг перед другом. Далее, проследовав мимо ресепшена с вечно хихикающими и краснеющими девушками, Давид старательно выдал нараспев строчки, полные романтики и иных соплей:
– Без вас весь день мой потрачен насмарку, мои прекрасные нимфы…
И дабы точно следовать установленному статусу девушки тотчас раскраснелись и поделились друг с другом смешками. Впрочем, они также не забыли отрапортовать дежурную фразу:
– Удачного дня, Давид Натанович!
А затем вспомнили и про меня.
– Удачного дня, Геннадий Петрович!
После таких слов я подумал, что возможно удача передумает и вновь повернется ко мне лицом. Но слишком долго об этом думать мне не пришлось.
Миновав стеклянные двери, нам не удалось спокойно пройти мимо охранника. Давид, как и в случае с лифтером, минут десять обсуждал тайны бытия, потом сказал коронное:
– Уже, – и двинулся дальше.
Я наивно предполагал, что неподалеку нас будет ждать машина, но это так и осталось глупой надеждой. Мы шли и шли, и интуиция стала подсказывать, что нам вовсе не обломится пересесть на четырехколесный самокат.
– Только не говори, что у нас опять пешая прогулка, – обратился я к предводителю.
– А у тебя с этим проблемы? – спросил Давид.
– Нет.
– Тогда шагай и не скули. Тут недалеко.
Как оказалось понятие «недалеко» крайне растяжимо.
И все же прогулки рано или поздно заканчиваются.
– И где мы? – спросил я, рассматривая невзрачное здание, перед которым мы остановились.
– Следственный изолятор.
Если до этого мне и было что-то непонятно, то это показалось невзрачной песчинкой на фоне внезапно возникших обстоятельств.
– Ты псих? – вырвалось из меня в отсутствии других слов.
Меж тем Давид был безмятежен и непоколебим.
– Ты сказал, что собираешься устроить меня на работу….
– Сказал.
– Тогда что мы делаем здесь?
– Устраиваем тебя на работу.
– В тюрьму?
– Именно.
В таких случаях обычно говорят, что либо лыжи не едут, либо с головой совсем плохо.
Однако нервы сдавали исключительно у меня, а вот Давид был вполне рассудителен и сосредоточен.
– Нужно подождать пять минут, а потом мы сможем пройти через проходную.
Переполох в моей башке усиливался, и от того с языка срывались глупости.
– Зачем?
В этот момент Давид видимо решил, что пора раскрыть карты, иначе дальше будет совсем сложно что-либо предпринять.
Оторвав взгляд от тюрьмы, и повернувшись ко мне лицом, он сказал то, что понравилось мне еще меньше, чем его молчание:
– Там за этими стенами скрывается человек, являющийся причиной твоих бед. Это по его приказу разнесли липовую лабораторию и взорвали притон Петрульдиуса, это из-за него твой приятель Толик оказался в больнице, это он захотел смерти Лавринова и многих других, это из-за него ты скрываешься от закона….
Давид говорил еще долго. Я его слушал и местами даже понимал, однако одно оставалось для меня загадкой:
– Но чего ты хочешь от меня?
– Ты должен остановить это здесь и сейчас.
– Остановить что?
– Стук его сердца.
Хотелось поскорее сойти с ума, только бы не слышать чужого безумия. Я огляделся по сторонам и попытался понять, какого лешего мне надо в этой жизни. Этот секрет всегда таился в далеких уголках Вселенной, но одно я знал точно. Это никак не было связано с чьим-либо убийством.
– Иди к черту, – сказал я и сделал шаг в сторону.
Мне вслед раздался спокойный и самоуверенный голос Давида:
– Ты можешь уйти и никто не в праве тебя остановить. Но подумай обо все тех людях, что стали его жертвами, и подумай о тех, кто может ими стать, если здесь и сейчас ты струсишь.
Я сделал еще один шаг и остановился.
– И нельзя никак иначе? – последовал мой вопрос.
– А ты считаешь, я об этом не думал?
Мое молчание стало венцом моих размышлений и терзаний.
– Нужно торопиться. Сейчас или никогда.
Но для меня принять такое решение было непросто. Ведь я же был всего лишь студентом, лабораторной крысой, которая время от времени пыталась подзаработать. И не ради какого-то там безграничного богатства, а просто чтобы выжить.
– Так что?
Последний червь сомнений был раздавлен тяжестью воспоминаний последних дней.
– Хорошо. Скажи, что от меня требуется? – спросил я, обернувшись.
Наши глаза встретились в новой череде испытующих взглядов.
– Ты уверен? Потом будет поздно что-либо менять.
– Уверен, – ответил я.
– Тогда нас ждут.
Несколько метров отделяли нас от входа в следственный изолятор. Нам удалось преодолеть их в мгновение ока. Как только обычную дверь осталась позади, мы оказались в крохотном предбаннике. Сбоку можно было обнаружить укрытое массивной решеткой маленькое оконце, из-за которого кто-то выглядывал.
– Вы к кому? – спросил голос, едва слышный по вине множества преград.
– К Гватемалу Таркелаедовичу, – ответил Давид и просунул в оконце паспорта.
Я не стал спрашивать, откуда у него паспорт с моей фотографией и именем какого-то Вальдемара. Это было неуместно, да и был ли смысл. Пока я обсуждал этот вопрос сам с собой, а Давид созерцал неровности побелки стены, наши документы долго и пристально изучались, просматривались под всеми видами светового излучения и оценивались по голограммам. Когда исследователи перепробовали все методы проб и ошибок, то принялись вносить записи в бесчисленное количество журналов и тетрадей. Спустя полчаса мы все еще стояли у оконца и ждали.
– Возьмите, – сказал голос, и чья-то рука протянула нам документы на вход и паспорта.
Пропуска представляли собой мятые бумажки небольшого размера, на которых было через копирку накалякано нечто.
– И что дальше? – спросил я.
– Не стоит переживать, – ответил Давид.
Раздался звуковой сигнал и мой тюремный проводник дернул за ручку огромной стальной двери. Так мы оказались в следующем помещении, представлявшем собой что-то наподобие промежуточной станции. Оно было ограничено стальной дверью, что пропустила нас внутрь после долгих бюрократических проволочек, и стальной решеткой впереди. Как только дверь позади нас захлопнулась, последовал новый сигнал и решетчатая створка распахнулась.
– По одному! – предупредил мужик в спецовке.
Первым прошел Давид, вежливо захлопнув за собой створку. И пока он представлял смотрителям пропуск и сдавал на хранение телефон, мне приходилось скучать, стоя за решеткой. На радость мне этот пропускной пункт не строчил многотомных отчетов, и вскоре мне посчастливилось стать следующим. Ну а напоследок нас обоих пропустили сквозь металлоискатель. Правда, зачем непонятно. Про звеневшие металлом ключи никто не спросил, и мы пошли дальше.
– Нам на второй этаж, – предупредил Давид.
Несколько прыжков по ступенькам доставили нас в сумрачный коридор.
После малого количества секунд борьбы с беспамятством Давид указал направо и добавил:
– Нам туда.
Нырнув в еще большую темень, он постучал в одну из дверей.
– Войдите, – коротко и ясно послышалось в ответ.
Давид повернулся на миг ко мне лицом (его все равно не было видно из-за непроглядной темноты коридора) и сказал:
– Жди здесь, – и вошел в кабинет.
Так я остался в одиночестве и в темноте. Но ненадолго. Спустя какое-то время дверь приоткрылась, и из щели высунулся Давид.
– Заходи.
Как и требовалось, я последовал на поводу его желаний и оказался внутри просторного помещения. На другом его конце за огромным столом восседал человек в погонах. В количестве звезд мне не было интереса разбираться, но по его суровому виду я предположил в нем генерала.
– А вот и он, – сказал Давид, презентуя мою персону.
Генерал сморщился, словно увидел перед собой жабу, почесался, сунулся в одну из лежавших подле папок и протянул мне лист бумаги.
– Возьмите.
Я не стал противиться и послушно принял врученную грамоту. Хвататься за чтение в тот же миг было бы верхом неприличия, но краем глаза я выцепил слово «разрешение».
– Удачи, – сказал генерал, давая понять, что аудиенция закончена.
– Всего наилучшего, Гватемал Таркелаедович, – благодарственно высказывался Давид, одновременно выталкивая меня в коридор.
Не успели мы выйти к свету, как меня потащили в новую темень.
Давид постучался в очередной кабинет, но на этот раз не ждал ответа и не заставлял меня ждать с моря погоды. Без лишних церемоний мы вошли в крохотную лачугу, где за столами сидели двое в форме.
– Он ваш, – объявил Давид.
По всей видимости, он имел в виду меня. Один из двоих, тот, что постарше и с большей щетиной на лице, вынул из ящика стола большую печать и ворчливо потребовал от меня:
– Разрешение….
Я протянул ему выданный генералом лист бумаги. Его щетинистая морда долго перечитывала содержимое, потом шлепнула по бумаге печатью и схватилась за телефон.
– Забирайте, – сказал он кому-то, а повесив трубку, выдал ценное указание и нам тоже, – Ждите в коридоре.
Стоять в темноте было довольно стремно, поэтому мы вернулись на лестничную площадку, где можно было хотя бы видеть друг друга.
– Какого черта? – спросил я, предварительно убедившись в отсутствии свидетелей.
Очень странно, но Давид ответил почти сразу:
– Скоро за тобой придут и отведут туда, где ты сможешь осуществить задуманное.
– И куда же?
– Кабинет дантиста.
Да, Давид определенно имел врожденный дар удивлять. И хотя я был знаком с ним всего ничего, мне уже становилось дурно.
– В смысле? – спросил я, находясь в полной прострации.
И ему пришлось объясниться.
– У нашего приговоренного внезапно заболел зуб, и он потребовал лечения. А в мире не так много безумцев, которые мечтаю попасть в тюрьму просто так ради забавы.
Но известный адвокат Коган позаботился о решении этой проблемы и нашел некоего Вальдемара Пупкина, который согласился помочь больному человеку.
– И кто этот Коган?
– Вообще-то это я.
«Вот это новости», – сообщил мне мой мозг.
– То есть ты его адвокат?
– Технически да.
– И хочешь его убить?
– Идеальное прикрытие.
Я призадумался о своей роли во всей этой эпопеи, что не снилась даже индийским танцорам диско, и мне отчаянно захотелось выкинуть этот сценарий в топку.
– Но я ни фига не смыслю в стоматологии….
– Тем лучше, – сказал Давид и тут появился конвой.
Два истукана в беретах на манер французских художников и с дубинками на поясе сначала прошли мимо нас, потом вернулись, присмотрелись к нам, а потом спросили:
– Кто из вас дантист?
– Он, – выдал меня мой вроде бы друг, не дав шанса на побег.
– Идемте.
Пришлось идти. А ведь меня предупреждали, что потом будет слишком поздно что-либо менять. С другой стороны я понятия не имел, что буду делать дальше. Мне сказали, что нужно убить какого-то мафиози ради мира во всем мире и все. А как, чем – разбирайся сам. Возможно, клещами. Глупо, но тоже вариант.
После долгих странствий по подвалам и подземным переходам меня завели в хорошо освещенную коморку. Несомненно, это и был стоматологический кабинет. Свидетельством моей правоты явились кресло с бормашиной и предложение:
– Располагайтесь.
До нашего прибытия кабинет не был пуст. В углу сидел какой-то белобрысый тип в тюремной робе.
– Это ваш санитар, – пояснил один из конвоиров, – Он из отдыхающих, но на воле работал в больнице и потому знает что к чему.
– Хорошо, – сказал я, все еще изучая убранство кабинета.
Конвоиры минуты три стояли в дверях, наблюдая за мной, а затем породили вопрос:
– Можно вести?
– Ведите, – ответил я.
А сам подумал: «Раньше начнем, раньше кончим».
Когда зеленые гоблины исчезли из виду, мне захотелось провести знакомство с санитаром.
– Ген…, – хотел было сказать я, протягивая руку, но вовремя опомнился, – Вальдемар Анисович.
– Дмитрий Викторович, – скромно отметился санитар.
На большее нам не хватило времени. Конвоиры слишком быстро вернулись и привели с собой пациента.
– Ждите в коридоре, – потребовал я от них, а потом обратился к жертве зубной боли, – Садитесь в кресло.
Причина моих бед не была страшна на вид.
Скорее, это был обычный мужчина средних лет, среднего роста и телосложения, с короткой стрижкой и проступающими залысинами. Таких вы можете каждый день встречать на улице и не думать о чем-то страшном.
– А больно будет? – спросил он.
«И это гад спрашивает тебя о боли?!» – рассмеялся мой внутренний голос над невообразимым парадоксом.
– Нет, – ответил я, откровенно солгав, и тут же задал свой вопрос, – Как ваше имя?
– Сабин Михаил.
– За что вы здесь? – неугомонно продолжал я, желая знать своего врага.
От этого вопроса его передернуло.
– Разве это важно?
– Нет. Просто интересно.
– Все из-за того, что я не умею прощать.
– И только?
– Печально, но факт. Когда-то давно я работал на человека по имени Лавринов, который был мне как отец. Но однажды он предал меня, отдав на растерзание шакалам. С тех пор вся моя жизнь сплошная жажда мести.
– Действительно печально, – заметил я.
И в этой фразе не было лжи и притворства. Быть может, Лавринов и кое-кто еще и впрямь заслуживали смерти.
Однако это не оправдывало всего остального. Я подошел к стерильному столу в поисках клещей, но нашел нечто получше.
Это было похоже на хорошо заточенную отвертку, а называлось элеватором.
– Придется немного потерпеть, – предупредил я, подбираясь к больному.
– Как скажите, доктор, – ответил Сабин.
Мои губы сжались, скрывая лезущую наружу улыбку.
«Короче, Склифосовский!» – это была хорошая мысль, и я со всей дури засадил элеватор ему в левый глаз. Струйка крови брызнула мне в лицо, и пациент забился в конвульсиях.
– А-а-а-а-а!!! – заорал ошалевший санитар.
Призванные криком конвоиры вбежали в кабинет и уставились на истекающий кровью труп.
– Он дернулся, – сказал я, утираясь рукавом, – Это случайность.
Возможно, в каком-то другом, более правильном мире мне не пришлось бы размышлять о своей дальнейшей судьбе. Вездесущий закон сделал бы это за меня.
Однако я жил тем, что было. И к вечеру меня отпустили, долго кланяясь и извиняясь передо мной со словами:
– Спасибо большое. Простите за неудобства.
Странно, а ведь я убил человека. Но странный патологоанатом сделал не менее странное заключение – «сердечный приступ». Видимо он сильно-пресильно утомился и не заметил элеватор в глазнице.
На выходе меня ждал Давид. Не сказав не слова, он указал на припаркованный рядом автомобиль. Все в том же безмолвии мы забрались внутрь, и шофер в какой-то дурацкой клетчатой кепке нажал на газ. Машина тихонько отъехала от тюремного здания, проскочила проулок, и только тогда Давид торжественно развалился в салоне и сказал мне:
– Молодец.
Тем временем шофер притормозил на красный свет и заодно спросил хозяина:
– Куда ехать, шеф?
Ослепленный успехом, Давид никак не мог определиться с планами.
– Наверное, в бар?! Хотя нет, нужно заехать в офис. Есть еще одно дельце.
– Дельце? – переспросил я, – Может, на сегодня хватит?
Но Давид был неумолим и, дружественно схватив меня рукой за шею, сказал:
– Не откладывай на завтра то, что можно сделать прямо сейчас.
Ехали мы недолго и остановились напротив солидного здания из красного кирпича. У входа висела большая коричневато-мраморная табличка с гротескной надписью «Адвокатская контора «Коган и все-все-все».
«Оригинально», – подумал я.