Путешественники

Вилла «Триора»

По дороге в Вентимилью журналист Котов пытался несколько раз из поезда дозвониться в редакцию. Он вертел в руках глянцевый буклет клуба и желал бы уточнить задание. Но главред Мамонт постоянно был вне доступа. Да и поезд с Котовым то и дело нырял в сумрачные жерла тоннелей. Вскоре после Ниццы слева вырос и закрыл полнеба бугристый известняковый склон с врезанными в него домами-игрушками. Котов особенно ждал встречи с Монако, но княжество слегка разочаровало. Скользнув в очередной тоннель, состав вскоре вплыл в гигантский подземный зал, более всего смахивающий на станцию «Тимирязевская» московского метро – втрое увеличенную в объеме и поделенную на три платформы. Указатель посреди зала уведомил: «Монако – Монте-Карло». Княжество-подземелье мелькнуло и отъехало, снова заблистало море, потом снова пошли тоннели. Едва кончился последний, телефон Котова издал новый боевой клич, возвестив о смене оператора – поезд прибыл в Италию.

Над городком висел пасмурный полдень. Публика из французской электрички неспешно вылилась из здания вокзала на небольшую площадь. Котов задержался на ступеньках. Пару минут он топтался у назначенного места встречи, бесплодно озираясь. Когда он решился двинуться через площадь, его окликнули из припаркованной рядом темно-синей тойоты. Котов, хмурясь, подошел. Получалось так, что пока он тут мялся, его изучали.

Дверь щелкнула. Из машины выбрался высокий темноволосый парень в свитере с загорелой улыбающейся физиономией, знакомой Котову по фотогалерее в глянцевом буклете. Глянец не лгал: оригинал был даже, пожалуй, посимпатичнее. Это было очень правильное лицо с живыми карими глазами под высоким лбом. Густой загар мог быть и природной провансальской смуглостью. Допустив эту мысль, Котов сразу вспомнил, что о происхождении Венсана Жиллена судить не может. Принц по вызову родом мог быть и из Нормандии.

– Hi! – сказал Венсан, протягивая руку. – Садись!

Хмурый Котов влез в любезно приоткрытую дверь и убедился, что за рулем сидит еще один человек.

– Bon jiorno! – сказал он, не оборачиваясь. Венсан, опустился на сиденье рядом с водителем, по-прежнему приветливо улыбаясь.

– Это ты должен написать очерк о клубе, да? Я решил, что не помешает небольшая экскурсия, – сообщил он.

Тойота, резко развернувшись, промчалась по пустоватым улицам Вентимильи и выехала на окраину, откуда открылся вид на горную гряду. Слева возник живописный старинный квартал, облепивший склон – скопление многоквартирных домов и домишек желто-оранжевого цвета с неизменной колокольней.

– Нам далеко ехать? – спросил Котов.

– Тут рядом, в горах, – ответил Венсан.

Когда они совершили очередной разворот и съехали с эстакады на широкую автостраду, русский журналист сообразил, что они возвращаются во Францию. И точно: спустя несколько сот метров, когда дорогу впереди перегородила вереница шлагбаумов, требующих платы, на асфальте появилось огромное слово – FRANCIA.

– Мы едем в клуб? – осведомился Котов.

Венсан обернулся.

– Мы едем на одну виллу. Это во Франции. От Вентимильи, правда, ближе… Но это конечный пункт, а сначала заскочим в один отель по дороге. Зачем тебе сам клуб? Твой босс вроде хотел, чтобы ты описал нашу работу… Мою работу. Ты готов?

– Готов, – кивнул Котов, – я… хотел спросить. Клуб оказывает услуги только женщинам?

Венсан осклабился.

– В основном да. Хотя… разные бывают варианты. Но в основном дамам за… за сорок. Чаще даже за пятьдесят. Ну, ты же помнишь, как мы называемся?

Котов бросил взгляд на буклет. Conte d’automne можно было перевести как «Осенняя сказка», хотя в России заведение было известно как клуб «Бабье лето».

– Я по-французски говорю довольно медленно, – заметил он.

– Нормально, – оценил Венсан, – это будет даже экзотично. Скажу, что ты немец… Нет, лучше швед.

– А что русский нельзя сказать?

– Ну, или русский, – равнодушно сказал Венсан.

«Заскочить по дороге» оказалось сделать немалый крюк. Они съехали с автострады и вернулись к морю, но остались высоко над ним, на верхнем ярусе гигантского лесистого склона. Дорога вилась вдоль его выступов. Отель стоял на одном из выступов, глядя широкими окнами в голубизну – небесную и морскую. Они подъехали к низким воротцам, и водитель сказал, выключив двигатель:

– Ну, я схожу.

– Оk, Алекс, – отозвался Венсан.

Он с минуту последил взглядом – водитель топал по дорожке, петляющей между клумб – и обернулся к Котову.

– У меня все эти дни плотно заняты, и я решил, что тебе, может, будет полезно поторчать со мной.

Ключевое слово – глагол оказался Котову незнаком, но он понял его именно как «поторчать», то есть весьма многозначно. И аккуратно кивнул.

– Короче, слушай, – Венсан метнул взгляд в сторону отеля, – сегодня одна моя клиентка Ингрид прется на день рождения к своей знакомой. Ну, которая живет на вилле. Там с ней будет еще ее племянница. Ингрид вообще из Лиона, но часто здесь отдыхает, это ее машина и шофер. Она решила в этот раз выписать меня, потому что ни хрена не любит девичников. А я предложил взять тебя, типа ты мой друг. Те две – тетушка и племянница – не знают, что я из эскорта, ну или делают вид, что не знают, – считается, что я у Ингрид в обойме ее бойфрендов. Но им должно понравиться, что у нас будет с собой типа друг. Короче, думаю, тебе не трудно будет изобразить, а? Ну, такого друга, который ничего не имеет против зрелых баб?

Для точного понимания эпитета «зрелый» Венсон почему-то использовал английское слово – mature, хотя если бы сказал mures, Котов бы тоже догадался. Из контекста.

На дорожке, бегущей от отеля, показались Алекс и женщина в белом.

– Вылезай, – скомандовал Венсан, – я вас представлю… Да! Ты, конечно, не журналист, ты – художник! Идет? Это хорошо звучит – русский художник. Сюда приехал отдохнуть и познакомился со мной… О! Ингрид, это Альбер. Мы съездили за ним в Вентимилью. Альбер, это Ингрид!.. Слушай, ты сегодня по-летнему, правильно. Погода – супер!

И впрямь: с неба уже потянули серое покрывало, открыв яркий лазурный лоскут на западе.

Алекс сел за руль. Его хозяйка, она же хозяйка машины, была мелкая, щуплая, востроносая дама лет сорока в странноватом белом комбинезоне. Котов пожал ее маленькую узкую кисть, соображая, не следует ли поцеловать, подтверждая репутацию мечтательного русского художника. Но потом спохватился, что у французов вообще так принято, притянул и ткнулся губами в ее правую и левую щеки. Вышло резковато.

В дороге Венсан, сидевший впереди, непрерывно болтал, будто его включили на полную мощность и в ускоренном режиме. Котов вскоре перестал воспринимать его птичье резковато-суховатое щелканье. Устал вникать. Сидевшая рядом Ингрид время от времени косилась смущенно. Или Котову казалось, что смущенно.

После получасового кружения вдоль и между темно-оливковых склонов, в двух местах украшенных россыпями уступчатых горных городков, они вывернули на узкую полосу асфальта, струящуюся между рощ. Полоса привела их сквозь открытые ворота к трехэтажному дому нежно-розового цвета, выстроенному с причудливой ассиметричностью. Когда Котов выбрался из салона тойоты, Ингрид уже целовалась с двумя хозяйками виллы. Тетушка – коренастая блондинка в сером джемпере и белых брюках с лицом добродушной фермерши оказалась весьма и весьма mature – где-то за пятьдесят. Котову понравилась ее улыбка. У его прежней подружки Вики была примерно такая маман. Если ей случалось утром застигнуть Котова, заночевавшего накануне, на подходах к туалету, она приветствовала его словами: «Алик! Вы в моем старом халате? Какая прелесть!.. Хотите кофе?..» Французская мамочка сказала, лучась:

– Добро пожаловать на виллу «Триора»!.. Сегодня такой холод, mon Dieu!.. Хотите горячего шоколаду?

Племянница была хоть и помладше лет на двадцать, но так себе. Выглядела надутой фифой. Не смотрела, а посматривала криво на гостей с высоты почти двухметрового роста. При вроде бы модельных данных и маленьком опрятном личике, что-то в образе ее ложилось не в масть и не в стиль. Образ был даже не вешалки, но скорее жерди. Венсан, правда, без церемоний, облобызав тетушку, усосал и жердь, беззастенчиво помяв ей условные ягодицы. Котов заключил, что отношения тут вполне родственные. Тетушка была представлена как Изабель, племянница как Бьянка. Ее папа был итальянец, что было специально отмечено. Котов попытался сосредоточиться: было бы крайне неловко, если б он забыл имена – Ингрид, тетя Изабель и Бьянка.

Когда они поднимались по узкой каменной лестнице на верхнюю террасу, где ждал стол и горячий шоколад, Котов сообразил, что все это неспроста. Доставка русского гостя на виллу в горах в компанию элегантных тетушек – все, вероятно, несло в себе смысл. Венсан был тот еще фрукт. А вдруг придется выполнять его работу? Котов не заметил, как выругался по-русски.

– Я же говорила, что шоколад очень горячий, – обеспокоилась тетушка Изабель, – пейте осторожней, Альбер.

Котов поставил чашку на стол и виновато улыбнулся. Они сидели в плетеных креслах вокруг стола под старыми пиниями, усеявшими каменный пол бурыми иглами. В нескольких шагах терраса обрывалась. За низкой балюстрадой дышала прохладой бездна – узкая межгорная котловина. Вилла «Триора» была организована уступчато – как и встреченные в дороге горные деревни. Для ланча, вероятно, более всего подходил верхний ярус.

– Чудесный вид! А вон там море? Вон там вдалеке? Изумительный цвет, – заметил Котов, стараясь выдержать светский тон, – мы далеко от побережья?

– Километрах в восьми, – ответил водитель Алекс, тоже призванный к столу.

– А до Вентимильи, до Италии, сколько?

– Ну, двадцать… Строго говоря, до Ментона отсюда ближе, – сказал Алекс, улыбаясь, – но в Вентимилье у нас с Венсаном были дела.

– Какой у вас интересный акцент, Альбер, – обратила внимание тетушка Изабель, – я давно не слышала русского акцента.

– Я думаю, он грубый.

– О, нет! Скорее экзотичный.

– Альбер, вы когда-нибудь выставлялись в Париже? – вежливо поинтересовалась Ингрид. – Нет?.. А часто у вас покупают картины?

– Увы, не часто, – горестно вздохнул Котов, – такое время, м-да… Зарабатывать живописью очень трудно. Я вот преподаю еще в художественной школе, м-да.

– Скажите, Альбер, а русские женщины красивее французских? – сменила тему Изабель. – Согласно вашим эстетическим критериям?

– Русские не то чтоб красивее, – встрял Венсан, – они заботливее.

– И то и другое – не более чем миф, – объявил тактичный Котов, – если серьезно, я вижу только одну разницу. Русская девушка начинает ощущать себя старой девой, если не вышла замуж до двадцати четырех, француженка – если не вышла до тридцати. Венсан не даст соврать.

– Не дам. По-моему, французские девушки вообще не хотят замуж. Им это не нужно.

– О, Венсан! Это незрелое суждение, – тетя Изабель мягко рассмеялась, – опыт еще подскажет тебе, что это не так.

– Мне очень не хватает опыта, – горько признал Венсан.

Долговязая Бьянка ухмыльнулась. Ингрид коснулась волос Венсана.

– Мой бедный, ну как же тебе помочь…

Венсан взял ее узкую кисть и поцеловал в ладонь. Она посмотрела на него долгим взглядом. Высвободив ладонь, сказала:

– Знаешь, опыт опытом, а вот образование тебе пора уже получить. Пора подумать об этом, правда… Ну, не улыбайся! Ты же знаешь, что мы тебе поможем. Нет, правда! Ты думаешь, можно всю жизнь просидеть в ночных клубах?

– Но этому же удается, – возразил Венсан, – ну, этому расп… как его… У тебя еще на столике лежит его книжка, ну? Он только и делает, что торчит по клубам.

Ингрид подняла тонкие брови. Тетушка Изабель догадалась первой.

– О! Он имеет в виду Бегбедера. Боже мой, Венсан, но он же не просто там торчит, он умеет писать об этом. И ему неплохо платят. А до этого он получил хорошее образование, можешь мне поверить. Без этого никак. Альбер, скажите, я права?

– По-моему, этот ваш Бегбедер немного чокнутый, – сухо сказала Ингрид.

– Писатель должен быть немного чокнутым, – убежденно произнесла тетушка Изабель, – mon Dieu! Безумие, если оно небольшое и интересное, придает колорит творчеству!

– Ну, не знаю, – Ингрид взглянула подозрительно.

– Точно! – Венсан радостно хлопнул по столу. – У меня есть знакомый чувак, у него дико интересная форма безумия. Он все время говорит о мушках-дрозофилах! Ну, такие маленькие, знаете? Они дико быстро размножаются…

– О! – воскликнула тетушка Изабель. – Он должен стать писателем! Он писать умеет, Венсан?

Котов заметил, что она каждую фразу начинает с «О!» и часто повторяет mon Dieu! Он нашел, что это старомодно, но по своему прелестно. Он вдруг вспомнил, восстановил образ, питавший тетушкин стиль – прически, прикида, макияжа. Конечно, образ Катрин Денев, но не юной блондинки, а поправившейся, заматеревшей Катрин из фильма Belle Maman, «Прекрасная теща». Образ проступал, хотя лицо Изабель было, пожалуй, покруглей и попроще.

Тетушка снова адресовалась ему:

– Ведь молодому человеку сейчас необходимо образование, Альбер? В России тоже так думают?

– Вы правы, но сначала нужно выбрать факультет, так ведь? Ну, профессию. Наш друг уже выбрал?

Венсан хохотнул.

– Давно! Желаю быть врачом. По возможности гинекологом.

– Ты можешь говорить об этом серьезно? – огорчилась Ингрид.

– Я серьезен, – мгновенно помрачнел Венсан, снова овладев ее ладонью.

– Мне кто-нибудь нальет наконец вина? – нахмурилась Бьянка, Котов подхватил тяжелую темную бутылку.

После третьей бутылки Котов отпросился в туалет. В отделанное мрамором тихо журчащее убежище на первый ярус его молчаливо сопроводил Алекс, который на обратном пути как-то аккуратно исчез. Второе явление Котова пришлось на пылкую хмельную перепалку: ему поначалу казалось, что полощут любимых героев – гомосексуалов, потом решил – нет, скорее каких-то дальних, мутных родственников. Оказалось – пару местных кюре. Один окучивал приход в ближнем горном городишке Соспель, где бывала Изабель, другой – на побережье, в Ментоне, куда наездами в отпуска выбиралась Ингрид. Она в данный момент изрядно кипятилась:

– Ну что ты несешь? Что ты несешь? – она адресовалась Изабель. – Ну что он может посоветовать путного, если у него житейский опыт – ноль! Он не зарабатывал денег, не влюблялся, не растил детей! И он мне будет еще что-то плести о том, что контрацепция – это грех!

– О mon Dieu! Для тебя это еще актуально, как это прекрасно!

– Не язви! Ну, ладно мне, но если он будет это втюхивать моей семнадцатилетней Катрин! («У него не получится», – тихо сказал Венсан.) Что он вообще понимает?!

– Дело не в житейском опыте, дело в интуиции. У хорошего кюре должна быть хорошая интуиция. Потом я нуждаюсь иногда, чтобы мои действия кто-то оценил со стороны. Согласись…

– С попами нельзя говорить о сексе, но можно, скажем, о покупке недвижимости, – заметил Венсан.

– Да какая там интуиция! Там есть только злобноватое бессилие, ненавидящее все, до чего не может дотянуться! – отчеканила Ингрид.

– О! Да они просто очень разные люди! Отец Пьер – он, да, немного желчный, а наш отец Марк, наоборот, сердечный…

– Ты приведи хоть один пример, что кто-нибудь из них присоветовал чего-нибудь дельное!

Бьянка допила свой бокал, поставила его на стол и успокаивающе погладила Ингрид по руке.

– Можно я приведу? – пролепетал Котов, вызвав удивленную паузу. – В романе Мопассана «Жизнь» главная героиня страдала оттого, что муж отказывался ее оплодотворить… ну да, оплодотворить…

Он до этого долго вспоминал этот глагол и в итоге выбрал, кажется, не самый точный – fertilizer, отметив тонкую усмешку Бьянки.

– …Ну да, он не хотел детей, и… он не доводил дело до конца.

– Понятно, понятно, – уверила его Изабель.

– И она обратилась к кюре, поскольку больше было не к кому. И он ей посоветовал уверить мужа, что она уже беременна, что уже поздно предохраняться… Вот. Ну, то есть посоветовал ей изобразить радость, чтоб муж ей поверил и перестал предохраняться… И ей все удалось.

– Мы все это читали, – заметила Бьянка.

– Спасибо, Альбер. Но это литература, – холодно сказала Ингрид.

– Ну да, это литература, – согласился Котов, – давайте поговорим о литературе…

Изабель снова рассмеялась мягким грудным смехом.

– Вы прелесть, Альбер! – сказала она.

Венсан отпустил руку Ингрид.

– У меня тоже предложение, – он встал и как бы вознес свое смуглое лицо и стройную фигуру, обтянутую свитером, – пойдемте к бассейну. Охота искупаться!

– Да! Пойдемте! – подхватила Бьянка.

Сияющий голубой овал испускал едва заметный пар. Долговязая Бьянка быстро опустилась у края на корточки, напомнив голенастого кузнечика, плеснула водой.

– Изабель, она теплая! Ты подогревала? А Венсан не любит.

– Венсан у нас – юный эллин. Но все же не лето – ноябрь.

– В теплой воде я обычно хочу мочиться, – сообщил Венсан, стягивая свитер. – Никто не будет возражать, если я туда помочусь?

– Фи, Венсан! – Ингрид устраивалась в шезлонге меж двух кургузых пальм в кадках. – Будем, конечно!

Котов, мнущийся возле юного эллина, был слегка растерян. Хотя прилив бесшабашности еще не схлынул, купаться хотелось не особо.

– Слышь, Венсан, – он приблизил губы к уху эллина, – а мне-то обязательно в бассейн?

– Боишься? А чего тогда приехал? – холодно вполголоса ответил Венсан. Он быстро разделся донага и, бросив одежду на ближайший шезлонг, прошелся вдоль края голубого овала. У противоположного края Ингрид и Бьянка в креслах помахали ему кончиками пальцев. Ингрид отхлебнула из высокого бокала. Никакой готовности раздеваться и нырять они не выказывали.