Империя включает форсаж. Книга 6

А тем временем специально обученные люди уже, видимо, просмотрели записи с камер и доложили боссу, что я не один тут был, а с Инной, и что мы тесно общались с покойным. Так что взяли за шкирку и Инну – нас двоих завели в служебное какое-то помещение, где был стол и несколько стульев, обыскали нас (ну то есть меня, а Инну обыскала женщина-коп) и начали снимать показания.

– В каких отношениях вы состояли с потерпевшим? – сразу задал вопрос старший коп, представившийся сержантом Риксом.

– Ни в каких, – потянул я одеяло на себя. – Познакомились полчаса назад в этом зале, он перед этим обчистил нас в покер на пару тыщ баксов, после этого мы выпили вместе и поговорили за жизнь.

– О чём вы говорили?

– Да ни о чём особенном, о везении в картах да о том, кто где работает…

– И где же работал этот Ник?

– Продавал Тойоты в автосалоне… ну то есть это он нам так сказал, а на самом деле может и не Тойоты, может и не в автосалоне…

– Ссоры никакой между вами не возникло?

– Да вы посмотрите записи с камер, не было у нас никаких ссор. Поговорили за бутылкой виски, а потом пошли в блэк-джек играть, а потом он сказал, что выйдет покурить – вот и всё, что между нами было. Вы бы отпустили мою супругу-то, – попросил я.

– А что такое? – поинтересовался коп.

– Дочь у нас в игровой комнате сидит, пора бы её, наверно забрать…

Пацан сказал – пацан сделал (конец января 1986 года, Сан-Квентин)

Джимми оказался настоящим пацаном с Автозавода, слово его оказалось твёрже синтетического алмаза – сказал, что смертную казнь мне поменяют на двадцатник, ровно через неделю (ну да, в тот самый день, когда должна была случиться авария на Канаверале) и заменили. С утра набежали взволнованные работники американской юстиции в количестве трёх штук, зачитали мне постановление Верховного суда, в коем учитывались мои заслуги перед государством и его должностными лицами, дали подписать две писульки. А следом, ну не буквально, а через часик где-то, оба двое моих любимых надзирателя в лице Пита и Джека вывели меня из клетки, наручники при этом не надели, и повели в другое крыло. Я еле успел проститься с душевными соседями Чарли и Вилли.

– Ты в рубашке родился, бро, – весело втирал мне по дороге Джек, он более разговорчивый был, – сколько лет здесь работаю, а из камеры смертников в блок Си первый раз кого-то перевожу.

– Наверно в рубашке, – отвечал ему я, – накрайняк в футболке, я тогда ещё маленький был, таких деталей не запомнил.

Оба охранника заржали. Идти тут было, не сказать, чтоб далеко, так что очень скоро меня доставили прямиком к камере номер 13 в блоке Си, она на втором этаже была.

– Специально для тебя подобрали, – подколол меня Пит, – счастливая камера.

– Если вы про номер, парни, то угадали – мне с этим числом всю дорогу везло.

– Да при чём тут номер, – озадаченно отвечал Пит, – просто в этой камере за последние двадцать лет никого не убили и никто из неё не самоубился, вот и всё.

– А в других камерах, выходит, самоубивались? – решил уточнить я.

– Там всякое бывало – заходи, бро, чувствуй себя, как дома, – и они оба загоготали на весь блок Си.

И первое же, что я увидел в этой камере на четыре персоны, был Большой, друзья мои, Бонни, гроза и ужас всего, друзья мои, Сан-Квентина…

А Бонни увидел меня и расцвёл, как тот маков цвет. Аж до ушей растянул свой рот в улыбочке.

– Кого мы видим, – весело сообщил он мне, – нашего дорогого краснопузого комми мы видим. Ты заходи, не стесняйся.

Остальные двое обитателя этой камеры не сильно лучше на вид были – один такой же здоровяк, как Бонни, но ростом всё же пониже двух метров, чёрный, а второй тощий, как осиновый кол, и абсолютно лысый дохляк, типичный наркоша.

– Ты можешь сразу под шконку залезать, дружище, – продолжил издеваться Бонни, – и поближе к параше. Потому что жизнь твоя с этого дня будет зависеть от моего доброго расположения – пару дней, так и быть, поживи под шконкой, а дальше посмотрим…

А ведь в камере-то смертников мне куда как спокойнее было, подумал я, выпросил на свою голову амнистию. А вслух сказал следующее:

– Слушай, Бонни, ты чувак авторитетный, вопросов нет, рассказал бы только, чего до меня докопался-то? Я тебе ничего плохого не сделал, косяков за мной никаких не числится, мы вообще никак не пересекались до этого… чего наезжаешь не по понятиям?

Бонни как-то слегка сбавил тон, но продолжил почти с тем же задором:

– А я с детства не люблю коммунистов, вот и все мои объяснения.

– Ну я, конечно, уважаю твои убеждения, но только я не коммунист и коммунистом никогда не был, чтоб ты знал.

– Как это? – озадаченно спросил он, – при Советах все коммунистами должны быть.

– Совсем нет – в СССР живёт 250 миллионов народу, а членов компартии там всего 15 миллионов. Я вот только в комсомоле состоял, а в партию меня не взяли.

Может получится у тебя выехать на чистым базаре, Сергуня, сказал я сам себе, давай продолжай в том же духе.

– А мне пох, – наконец объявил результат своей умственной работы Бонни, – раз я сказал, что ты сраный комми, значит, так оно и будет – залезай под шконку.

Но тут уж я упёрся – дело в том, что всё дальнейшее моё существование в этой камере будет зависеть от того, как себя поставишь в первый день. Дашь слабину, сожрут к чёртовой матери и не подавятся, а то ещё и опустят, с них станется. Так что надо держать марку. Торговую.

– Сам лезь, – нагло заявил я, отодвигаясь в дальний угол камеры, – козёл двурогий.

– Two-horned goat? – тупо переспросил он, – а что, бывают one-horned?

– Ага, – ещё наглее продолжил я, – если один рог отломать, то бывают. Щаз я тебе оба рога отобью, готовься.

– Ты кого сейчас козлом назвал? – наконец-то сообразил Бонни, за что зацепиться, – всё, конец тебе, гондон!

А далее он присел, широко расставил руки в стороны и так вот, в полуприседе двинулся в мою сторону – первый раз такую технику вижу. Как же тебя пронять-то, бугая такого? Двое остальных обитателя камеры как сидели на своих койках, так и не двинулись с места, и на этом спасибо, а то с троими я явно бы не совладал.

Был этот Бонни тяжелее меня килограмм на 30-35 и выше на десяток сантиметров, а ещё у него навыки американского футболиста ещё не все забылись, так что он первым делом кинулся мне в ноги с очевидной целью завалить меня на пол, а там уже продолжить. И если б он попал, мне пришлось бы очень несладко, но он не попал, реакция у меня гораздо быстрее, чем у него. Я ловко подпрыгнул вверх и влево, по дороге успев засветить носком правой ноги ему в глаз… ну не совсем в глаз, но где-то рядом.

Бонни поднялся, потряс головой и повторил попытку зацепить мои ноги. А мог бы и поменять тактику, но мозгов, видимо, у него маловато для этого было – козёл и есть. Я опять отпрыгнул, на этот раз вправо, а засветить в процессе ему успел аж два раза, в плечо ногой и по шее рукой. Тот рухнул на пол и некоторое время не шевелился, я подумал, что уже всё, пора охранников вызывать, но нет – поднялся на ноги Бонни и третий раз попёр на меня, на этот раз мелкими шажочками, а руки сложил, как для бокса.

Что про бокс он имел самые начальные знания, это я сразу понял, два его размашистых, но не очень быстрых удара я пропустил над головой, после чего врезал ему от души двоечку – в голову и в печень. Бонни начал хватать воздух ртом, а потом осел на пол, как мешок с песком.

– Помогите, – сказал я двоим сидельцам, – затащить его на койку.

Те послушно встали и взяли его за руки, а я поднял ноги, так мы его и затащили на нижний ярус.

– Как думаете, – спросил я того, который поумнее выглядел, у чёрного, – врача надо вызвать?

– Не, – сам оклемается – уверенно возразил тот и тут же добавил, – а ты шустрый парень… меня Гарри зовут, а его Томом.

И он протянул мне широкую, как лопата, руку.

А с койки тем временем донеслось: – Всё, конец тебе, сучонок. Мыль верёвку.

– Ага, – ответил я, – уже с разбегу кинулся мылить. Только сначала тебя в парашу затолкаю, хочешь?

Бонни не очень долго подумал, а потом враз обмяк, я ещё подумал, что позвать кого-нибудь не помешает, как вдруг дверь в камеру сама открылась и в неё зашли два надзирателя, не знакомые Пит и Джек, другие.

– Что здесь происходит? – строго спросил один из них, видимо старший, поправляя резиновой дубинкой фирменную сан-квентинскую фуражку.

Я поглядел на соседей и понял, что отдуваться придётся мне одному.

– Ничего особенного, мистер ээээ…

– Зови меня Джеффри, – помог он мне.

– Мистер Джеффри, – продолжил я, – Бонни неудачно упал со своей койки на пол, а мы помогли ему подняться и лечь поудобнее. Сейчас он отдыхает и набирается сил.

– Ну-ка я сам посмотрю, – заявил Джеффри, подходя прямо к койке с Бонни.

Он взял его за руку, проверил пульс, открыл и закрыл правый глаз и проверил лоб рукой, на предмет температуры наверно.

– А ты лихой парень, – повернулся он ко мне, – у нас тут редко кто мог так утихомирить эту гору мяса. Продолжай в том же духе.

И они оба вышли из камеры, лязгнув закрываемой на ключ дверью. Тут, наконец, заговорил молчавший до сих пор в тряпочку наркоша:

– Попроси перевести себя в другую камеру, парень, а здесь тебе больше жизни не будет…

Смешать, но не взбалтывать (1984 года, Лас-Вегас)

– Ну тогда пусть идёт, конечно, – согласился сержант Рикс, – если дочка…

Но никуда уйти Инна не успела, потому что дверь резко распахнулась, и на пороге нарисовались два сумрачных субъекта средних лет, у которых у каждого на роже было написано слово «ФБР». Один из них резким движением отвернул лацкан чёрного (кто бы сомневался) пиджака и показал сержанту то, что было приколото с внутренней стороны. Мне не видно было, что там, но это и так было понятно из контекста.

– Я агент Браун, а это агент Смит. Так, – сказал этот гражданин копам, – ваша работа на этом закончена, дело мы забираем под свою юрисдикцию. Спасибо за качественное расследование.

Сержант попытался, естественно, возбухнуть, во всём же мире полиция не любит, когда ей на пятки госбезопасность наступает, но толку от этого было, как с козла молока. Даже меньше. Через пять минут полиция очистила помещение, и на место сержанта Рикса сел агент Браун.

– Рассказывай, – сказал он мне, – всё с самого начала.

– А можно сначала она всё расскажет и уйдёт, – повторил свою просьбу я, показав на супругу, – а то у нас дочь маленькая в игровой комнате сидит, надо бы её забрать.

Браун переглянулся со Смитом, а потом продолжил:

– Хорошо, давай ты рассказывай.

Инна вздохнула и вывалила всю историю за две минуты, благо тут и вываливать-то почти нечего было.

– Ладно, иди за своей дочкой, – милостиво разрешил Браун, – но чтоб из номера ни ногой, ты можешь ещё понадобиться.

Инна вышла из комнаты, и тогда Браун уже вплотную занялся мной.

– Значит, тебя зовут Сорокалет и ты из России…

– Из Советского Союза вообще-то, – поправил его я, – или, если вам нужна более подробная детализация, то из РСФСР, а понятие «Россия» у нас лет 70, как отменено.

– Умный, да? – неприязненно отозвался агент, роясь в своих бумажках. – Работаешь на киностудии «Уорнер Бразерз»… кстати, кем ты там числишься?

– Советником по развитию бизнеса, – назвал я свою должность.

– Воротилы кинобизнеса, звёзды Голливуда, денежные мешки и первые лица военно-промышленных корпораций – это сейчас твой круг общения. Я ничего не забыл?

– Ничего, мистер Браун, – не стал упираться я, – всё так и есть.

– С какой целью вы оказались в Лас-Вегасе?

– С той же, с какой и все остальные, – пожал я плечами, – поиграть в азартные игры. Это ведь не запрещено законом?

– Прямо с такой целью и заехали сюда из самого Лос-Анджелеса?

– Не совсем, вообще-то нас позвал на своё ранчо один знакомый, на уикэнд. А в Лас-Вегас мы завернули, проезжая мимо – всё равно ведь ночевать где-то пришлось бы, за световой день до ранчо не добраться. Вот и решили совместить полезное с приятным.

– Что за знакомый, где находится это ранчо?

– Его зовут Чак Норрис, он артист, видели может пару фильмов с его участием…

Тут подал голос из своего угла второй агент, который Смит:

– Я видел, «Одинокий волк Маккуэйд» или как-то так…

– Продолжай, – сказал Браун.

– А ранчо его подальше немного, между Мескитом и Сан-Джорджем где-то, он мне на карте нарисовал, где свернуть, но карта в машине осталась.

– Тэээк, – пробормотал Браун, – ну пойдём на место преступления что ли сходим, покажешь, что там и как было…

И мы все трое гуськом отправились в уже окончательно настоебеневший мне сортир.

-–

ФБРовцы оказались не такими хваткими ребятами, как здешние копы, поэтому с воссозданием картины преступления мы провозились почти час, мне под конец уже выть хотелось. Я всё никак не мог взять в толк, почему они в меня упёрлись рогом, а остальных посетителей казино в упор не рассматривали, и понял это только через час – услышал обрывок фразы второго агента первому и воссоздал фразу полностью. Короче говоря, друзья мои, всё дело оказалось в камерах наблюдения, в промежутке между заходом в сортир продавца Тойот Ника и моим выходом оттуда больше ни одного посетителя сортира камеры не запечатлели, такие дела…

Так что рабочих вариантов объяснения убийства у них было всего – это сделал я, а потом спрятал куда-то пистолет, или это был кто-то третий, просочившийся потом сквозь стену или через канализацию. Нет, был, конечно, ещё и третий путь – Ник сам себя убил, а я потом зачем-то (трудно объяснить, зачем) и куда-то (ещё труднее объяснить, куда) спрятал пистолет, но лично я бы, если б руководил расследованием, его за основу не брал. Так что через час ФБРовцы зашли в тупик, и я отчётливо видел, что выхода они оба не видят.

Мне ещё не совсем понятно было, почему этим рядовым, в общем-то, делом занялось ФБР, и ответов на этот вопрос у меня пока не имелось.

– Значит так, Сорокалет, – наконец смог подытожить итоги этого бестолкового часа агент Браун, – мы тебя пока отпускаем. Утром можешь ехать на своё ранчо, мы выяснили, где это, если что – мы тебя там найдём и продолжим. Свободен, подпиши только это, – и он протянул мне лист с грифом FBI Las-Vegas в верхней части.

Это была подписка о неразглашении, в случае её нарушения меня могли поместить под стражу на срок до двух месяцев. Подмахнул, мне не жалко, и отдал Брауну, а затем покинул, наконец, помещение игрового зала на 18 этаже комплекса Луксор. В номере меня ждала сумрачная и напряжённая Инна.

– Как Алла? – спросил я с порога.

– Всё в порядке, спит, – ответила она.

– А это что такое? – зацепился я взглядом за узел на столе, это была скатерть, завязанная четырьмя концами сверху, на вид очень увесистый свёрток получился.

– Это деньги, Серёжа, деньги, – успокоила меня Инна.

– И сколько тут денег? – почему-то задал я такой дурацкий вопрос вместо того, чтобы спросить, откуда они, чёрт их дери, тут образовались.

– Сто тысяч с копейками… если ты хочешь узнать, откуда они взялись, то слушай…

И она вывалила мне подробности – Алла почти сразу заснула, меня всё не было и не было, тогда Инна назло всем решила пойти и сыграть ещё на игровых автоматах, это единственная азартная игра, которую она здесь еще не испробовала. Это было ближе, чем игровой зал на 18 этаже, все нижние пять этажей были заточены под автоматы.

– И ты там сорвала джэк-пот, – логично предположил я.

– Точно, – подтвердила она, – на пятой или шестой попытке, а я меняла автоматы после первой же неудачи, и вот он, джэк-пот, получи и распишись.

– И что, вот эти вот деньги сразу и вывалились в лоток?

– Ну что ты, там же одни жетончики – зазвенел звонок, завыла сирена, меня завели в комнату начальника, поздравили и выдали вот это бабло в скатерти.

– Хотя бы в этом повезло, – вздохнул я.

– Да, а у тебя-то как прошло, расскажи? – спохватилась Инна.

– Отпустили на все четыре стороны, – ответил я, – у меня ни орудия преступления, ни мотива. Только записи с камер…

– И что там на камерах такого было?

– А никто не заходил и не выходил из того сортира, кроме меня с Ником, вот что…

– Убийство в запертой комнате, – сразу сообразила Инна, – и ещё мне не очень понятно, почему ФБР вмешалось? Может Ник таки их сотрудник, и мои подозрения с самого начала были верными?

– Да, это походу самая правдоподобная версия, – согласился я. – Ну а теперь давай спать что ли, завтра нам ещё километров триста по пустыне накрутить предстоит.

Секс этой ночью у нас был самым горячим и длительным за последние два года…

Ходи и бойся (февраль 1986 года, Сан-Квентин)

Проситься перевестись в другое место я, конечно, не стал – во-первых, всё равно ведь не обоснуешь, а во-вторых, такую слабину с первых шагов давать, это себя не уважать. Так что ответил я наркоше Тому примерно так:

– Спасибо за совет, дружище, но я пока погожу. Кстати, раз уж ты Том, то напарника твоего должны звать не Гарри, а Джерри…

– Это почему? – наморщил лоб тот.

– Ну как почему – будут у вас приключения Тома и Джерри в федеральной тюрьме Сан-Квентин.

Тут они оба заржали, и Гарри толкнул меня кулаком в спину:

– А ты весёлый парень, давай дальше жги в том же духе, а то у нас тут тоска сплошная.

Большой же Бонни лежал тем временем без движения, но по дрожанию его век я понял, что он давно уже оклемался и просто придуривается. А тут и на обед позвали… да, здесь еду не приносят в каждую клетушку, все собираются в большой столовой, которых по две штуки на каждый блок, нам вот надо было во вторую по счёту идти, которая в крайнем правом углу тюрьмы находится. И там даже есть пара зарешёченных окон, в которые видно залив, Алькатрас и город Сан-Франциско, ну это если погода хорошая.

Бонни, когда прозвенел обеденный звонок, резво вскочил со своей койки и вышел в коридор вместе с нами, ни слова не говоря. Как будто и не было ничего в последние полчаса. В столовке на меня многие обратили внимание – новички, я так понял, здесь не очень часто появляются. Многие здоровались за руку, называя свои имена (которые я тут же забывал), пара человек попыталось подколоть меня несмешными шутками. Место мне определили за тем же столом, где сидела вся наша камера, здесь столы на четыре персоны рассчитаны были. Еду надо было брать в длинной очереди с раздатка, почти что как в советским общепите, так что всё здесь мне было понятно и прозрачно, и душа моя наполнилась благостью и миросозерцанием.

Но ненадолго, когда я шёл со своим подносом к столу, мне подножку подставили… я конечно на неё не попался, реакция у меня всё же неплохая, но осадочек явно остался. Кто там ногу в проход выставил, я запомнил на всякий случай. Съели обед (а ничего такой набор блюд, мне даже понравилось, особенно то, что можно из 3-4 вариантов выбрать) быстро и молча, так же молча вернулись по своим камерам. Так же сидели и молчали вплоть до вечерней прогулки – здесь же не два раза в неделю гулять выводят, а каждый день.

Вот на прогулке у меня и случилась главная неожиданность со времён посадки в эту вот тюрягу – в перерыве игры в баскетбол, когда меня уже заменили без шансов сыграть во второй половине матча, сзади опять раздался шёпот:

– Через пять минут подойди к теннисному столу, разговор есть.

Теннисный стол, ну да, который для пинг-понга, здесь находился в самом дальнем конце двора, туда народ редко заглядывал, ну не считая фанатов тенниса, которых здесь немного было. Я медленно обернулся и успел заметить, что прошептал мне эти слова Большой Бонни, такие дела…

Не торопясь, встал, размял затёкшие ноги, попрыгал из стороны в сторону, имитируя бой с тенью, а потом медленно, нога за ногу, чтобы не обращать на себя внимание, подался в сторону дальнего теннисного стола. Там сейчас играли двое каких-то дохляков с длинными волосами. Плохо играли, уж на что я не профи в пинг-понге, но вынес бы любого сходу.

– Парни, – спросил я у них, – за вами никто не занимал?

Они дружно подвердили, что нет.

– Тогда я займу – мы сейчас с товарищем сыграем.

А тут из другого угла нашего двора и Бонни нарисовался – эти дохляки, когда увидели, кто именно в очереди за ними стоит, мигом закруглили партию и очистили место.

– Ну бери ракетку, бро, сыграем, – миролюбиво сказал мне Бонни.

И мы начали партию.

– До 11 или до 21? – уточнил я.

– До 21 конечно, что ж мы, не взрослые люди что ли.

– Разыгрываем подачу, – сказал я, бросая шарик рукой.

Я её и выиграл, эту подачу. Далее, не особо напрягаясь, я повёл на своей подаче 4:1, слабоват Бонни в этой игре оказался. И в дальнейшем всё оказалось довольно просто – четверть часа и 21:11, получи и распишись, дружок.