In Vitro

Глава 10. Матрешка

Странно видеть, когда в класс заходит парень с зареванным лицом. Да ещё если это не простой парень, а красавчик факультета. Сегодня его шевелюра не была уложена в аккуратно прическу, волосы торчали в разные стороны, будто кто-то за них прилично потягал, рубашка выбилась их длинных шорт, а опухшие щёки горели красным. И даже я, которая обычно воспринимала окружающих в виде цветных пятен, обратила внимание на такие детали.

Пройдя между рядов, он сел на своё место, уронив сумку на пол, а голову на руки, чем ещё больше приковал внимание студентов. Не напрямую, конечно, а из под книжки через плечо.

Девчонки сразу начали шушукаться, прикрывая ладонями рты, но до меня долетали их нелепые предположения: поссорился с девушкой, кто-то умер, ноготь сломал. Парни кривили губы и брови, открыто посмеиваясь над ним.

Следом, минуты через две, в кабинет ввалились блондин и один из качков, тот, что «губы бантиком». У последнего лицо раздулось, как арбуз, и было такое же красно-зеленое. Он дышал тяжело, а блуждающий по аудитории злобный взгляд вызывал мурашки. Блондин удерживал его за руку, что-то тихо говоря, будто упрашивая. Дутый глянул в сторону красавчика, выругался себе под нос и последовал за блондином в шестой ряд.

Что между ними произошло, для всех осталось загадкой.

Пришел профессор, и началось занятие. Но в середине повествования он вдруг схватился за сердце и упал на стол:

– Зачем? Зачем я вас учу? – выкрикнул он, раскинув руки в стороны и перевернувшись на спину. И меня чуть не хватил инфаркт, потому что от неожиданности я поперхнулась слюной. Раздались звуки двигающихся стульев, студенты тоже переполошились, некоторые даже вскочили с мест. Но оказалось, что весь этот концерт был устроен по причине нашей невнимательности. В объяснении профессор специально заменил термины, ожидая, что его поправят. Но никто этого не сделал.

Ещё бы! Исправлять профессора. Хоть я заподозрила нестыковки в словах.

– Так мы же вам доверяем, – выкрикнула девушка с первого ряда, – поэтому и не исправляем.

– Серьёзно? – тот вернулся в исходное положение и вопросительно посмотрел на неё. – А знаешь ли ты, моя любезная, что… – поднял указательный палец.

Следом подошёл к доске и своим ювелирным почерком написал:

«Trust, but…»

– Check! – не удержавшись, выкрикнула я.

Он удивленно повернулся в мою сторону:

– Откуда ты знаешь?

– Мне мама так постоянно говорит, – я смутилась, так как взгляды всей аудитории переметнулись на меня. И кто за язык-то тянул?! Напряжение под пристальными взглядами студентов наросло, и самое главное сейчас было не покрытья красными пятнами, превратившись в мухомор, что обычно случалось, когда я находилась в центре внимания.

– А откуда твоя мама? Француженка? – ещё больше удивился профессор.

Он сам учился во Франции, поэтому время от времени снабжал нас интересными фразами на «языке пердунов». Так обзывала его мама на основании двух слов, которые знала: «пердон» (в жизни, правда, звучало иначе) – прощение и «жоперди», которое неизвестно что обозначало.

Но даже когда тема никакого отношения к французам не имела, лектор всё равно любил о них упоминать.

– Нет, она русская, – ответила я и ещё больше смутилась, так как весь зал загудел, и даже те, кто спал, включая красавчика с опухшими глазами, теперь смотрели на меня.

– О, я тоже, – с заднего ряда поднялась ненормальная, которая когда-то забрала мой телефон, переведя взгляды на неё.

«Чего ты тоже?!»

Не. Я, конечно, всё понимаю. Но не до такой же степени! В её орлином носе, широких губах и глазах цвета темноты не было ничего славянского, не говоря уже о языке, на котором она говорила без русского акцента. Конечно, теоретически её дед по сто двадцать пятой линии, может, и был метисом. Но разве это в счёт?

– И как это будет звучать по-русски? – но профессор не обратил на неё внимания.

– Доверяй-но-проверяй, – выкрикнула я фразу, как скороговорку, дабы заткнуть тощую крысу.

Опять учащиеся уставились на меня. А крашеная вобла, неудовлетворённо тряхнув волосами, вернулась на место.

– Как-как? – поднёс руку к уху профессор. – Повтори, только не так быстро.

– Доверяй, но-проверяй, – последние два слова не получилось разделить и сказать небыстро. Наверное, нервы.

– До-вье-рьвьяй, но-порвирьяй, – повторил профессор, запоминая. – Правильно?

Не совсем то, но мне уже надоело излишнее внимание к своей персоне, поэтому я согласно кивнула в ответ.

– До-вьи-рвуйяй, но-перворвуяй, – он переделал фразу на французский лад и, довольный, записал в блокнот.

«А, – махнула я мысленно рукой, – какая разница! Пусть говорит как хочет».

– Как-как, повтори ещё, – неведомыми силами наглый парень оказался позади меня.

Когда он успел прилететь? Ведь расстояние в десять рядов! Его ухмылка расползлась на все зубы, которые, к слову, были ровные и белые. Но я лишь презрительно цыкнула в ответ, не собираясь отвечать, и отвернулась.

– Молодой человек! – прикрикнул на него профессор. – Вернись на место! Продолжаем занятие!

А после лекции, восхищенно щебеча, меня окружила толпа девушек. Вперёд выступила рыжая, которую я хорошо запомнила только потому, что её лицо украшала россыпь золотых веснушек. Я обожала веснушки! Настолько, что порой рисовала их себе коричневым фломастером на носу.

– Ах, мы так и знали, что ты какая-то не такая. Ах, по тебе видно, – она так восторженно жестикулировала, что я отшагнула назад, опасаясь, как бы мне не заехали по лицу. – Ах, ты отличаешься от нас.

И сразу в голове поплыл список моих достоинств, которые сейчас начнут перечислять: красивая, умная, высокая (невысокая, ну ладно), – что ещё? Маленький курносый носик, большие глаза, пухлые губы, правильные черты лица, белая кожа…

Эх. Приятно, когда тебя замечают. Особенно таким образом.

– Чем же? – готовая принимать комплименты, снисходительно улыбнулась я.

– Щёки. – Моя взлетевшая до предела самооценка тут же стремительно рухнула вниз, больно ударив нелицеприятной реальностью по голове. – Они такие круглые…

Глава 11. Единорог

Я так соскучилась по вкусной пицце и специальным предложениям, что продают вместе с ней! Когда я жила дома, папа раз в месяц обязательно покупал нам несколько коробок, при этом напоминая, что мы должны худеть. Здесь этого удовольствия я была лишена: обычная пицца и никаких плюшек к ней. Тем не менее, звоня в местную пиццерию, я на всякий случай спрашивала:

– А у вас есть жареный хлеб с чесноком? А креветки? А куриные крылышки?

Но они всегда отвечали:

– Нет.

Так было три или четыре раза.

Сегодня, когда я вновь решила побаловать себя фаст-фудом, не успела задать привычный вопрос про креветки, как раздраженный голос на том конце телефона перебил, не дав договорить:

– У нас нет креветок и нет жареного хлеба с чесноком, – рявкнул он мне прямо в ухо, да так громко, что пришлось отстраниться. – И нет куриных крылышек. Ты та девушка, что постоянно об этом спрашивает?

– Да, – ошарашенно протянула я. Не то, чтобы я такого не ожидала, если бы меня постоянно долбали одним и тем же вопросом, я бы тоже гаркнула. И гораздо грубее. Но именно сейчас меня застали врасплох.

– Извини, – после секундной паузы его голос стал немного мягче. Словно он пожалел о своей грубости или через трубку увидел мое растерянное выражение лица. На самом деле, это была не паника. Я просто таким образом думала, не зная, что предпринять.

А после вместо мини мне привезли макси-пиццу с пояснительной запиской, что это их извинения за бестактность, и выгодным предложением на следующий заказ.

Понятно, что когда я рассказала о случившемся маме, последовало:

«Он молодой?»

«Кто? – сперва не поняла я. – А», – потом дошло, о ком она спрашивает.

«Нет, старик», – успокоила её я.

«А как ты узнала?» – не отступила маман.

«По голосу. У него старческий голос».

«Это не показатель», – парировала мама и запретила спрашивать про креветки и жареный хлеб.

«Мам, – решила сменить я тему, пока она не объявила, что продавец пиццы хочет на мне жениться, и не дошла до запрета на пиццу, – через два дня на стадионе будут соревнования для девочек из нашего общежития. Как думаешь, стоит идти?»

«Пойди, – тут же ответила она. – А что делать надо?»

«Не знаю. Соревнования спортивные».

«Бегать, что ли?» – и этот вопрос таил в себе столько иронии, ведь мама знала, что я жутко не люблю бегать. Приседать? Пожалуйста. Качать пресс? Запросто. Танцевать? Без проблем. Но только не бегать. Правда, ещё более ироничным было то, что она угадала.

«Да» – отвечая, я предполагала, какой вопрос последует дальше.

«А ты что, быстро бегаешь?»

Мама была предсказуема, как всегда.

 «Спасибо», – я послала кривую рожицу моего любимого смайлика: толстый единорожек с длинными волосами из радуги.

«Что? – не поняла мама. – Я же не знаю, быстро ты бегаешь или нет».

«Конечно, нет. Я же корова».

«Ты издеваешься, да? Нарываешься на комплимент? – а вот тут она была неправа. Комплименты она отвешивала только по выходным и на праздники. Точнее, по выходным, которые приходились на праздники, и дни рождения не в счёт. Поэтому напрашиваться было бесполезно. – Если там соберутся только девочки, пойди».

«Нет, серьезно. – Я действительно была серьезна. Настолько, что от собравшихся в кучу межбровных складок заболела голова. – Ты же помнишь, что случилось, когда в пансионе я однажды пыталась бегать».

Неудивительно, что мама с её многофункциональной памятью ничего не помнила, хотя я ей рассказывала.

«Я свалилась, мам, и прокатилась на животе два метра перед кучей людей».

«А была первее всех?» – уточнила ничего не помнящая мама.

«Нет! Я с первого шага грохнулась».

«Как? Даже не разбежалась?»

«Да! Ты серьезно не помнишь?! А тогда так смеялась, что чуть со стула не упала! Какая ты ужасная, мама!»

И мне пришлось пересказать всю историю заново. Как девочки устроили соревнования в школе, и я тоже решила поучаствовать.

Собравшись в одну линейку, мы сорвались с места по команде: «На старт! Раз, два, три! Марш!».

Я так хотела выиграть, что напрягла все мышцы и… раз, два, три – и уже качусь на животе. Я даже не поняла, как свалилась. Просто раз – и на полу. Перед толпой друзей и врагов.

«И ты опять хочешь попробовать?» – последовал вопрос мамы.

«Не-ет. Я поэтому и боюсь».

«Не бойся! Ты сможешь! Ты сделаешь это! Пусть даже лёжа».

«Это не помогает». – Перед глазами против воли всплыли неприятные воспоминания: шум и гам вокруг, напутствующие гиканья команды поддержки, прикованные ко мне взгляды учениц и преподавателей и я, как бомбардировщик, пикирующий носом землю.

«Да. На пузе выиграть невозможно». – продолжала оказывать «моральную поддержку» мама.

«Спасибо. Всем бы такую маму, как ты», – раздосадовано ответила я.

«Чего? – не поняла та, на что я обиделась. – Ты ничего не потеряешь. Пойди, побегай».

«Ладно. Подумаю», – послала я на прощание пухленького единорога, показывающего класс.

«Похож на тебя, – ответила мама. – Красивые волосы. И пузо».

Глава 12. Осёл

– У меня к тебе очень важный вопрос, который хотят задать все, – ко мне подошла студентка, занимающаяся со мной на химии. Изящно тряхнув светлыми волосами, она приветливо улыбнулась.

Неожиданно. Все? Мне? Никогда бы не подумала, что я такая популярная личность. Ходила себе, никого не трогала, не замечала, даже имён одногруппников не знала, хотя те, как ни странно, всегда звали меня по имени. Да что там одногруппников, я не помнила имён профессоров. Но это совсем не значило, что я никого не различала. У меня все люди были строго разделены и обозначены: этот лысый, тот с пузом, последний старый и т.д. И я всех прекрасно распознавала в лицо, не удосуживаясь запоминать имена. На экзамене химии из-за этого, правда, произошёл казус. Так как каждому профессору был дан номер, которым требовалось его отметить на листе бумаге. И я долго гадала, под каким из них прячется мой, один или три, в конце концов, написав четыре.

И вот теперь все интересовались моей скромной персоной. Что же они хотели узнать?

Правый глаз непроизвольно закосил в сторону элитных парней, которые разговаривали между собой, всё ещё выясняя отношения по поводу недавнего случая.

Левый – на наглого. Тот ковырял в носу, надев солнцезащитные очки и закинув обе ноги на стол.

Странный вообще находился вне поля моего зрения.

Только большинство девушек, собравшись кучкой у доски, перешёптывались, глядя в мою сторону.

– Почему ты всё время опаздываешь? – остановив паровоз моих мыслей, закончила та, что обратилась ко мне, повергнув в лёгкий ступор.

– А-м… потому что сплю, – я пожала плечами и ответила чистую правду.

Девушка удовлетворенно кивнула и отошла к подругам.

Зачем им понадобилось это знать?

Хотя я заметила, что со мной многие пытались дружить, только я сложная натура.

Например, вчера я возвращалась с занятий. Мимо проходила знакомая девушка. Посмотрев в мою сторону, она улыбнулась.

– Хай, – сказала, приветливо махнув рукой.

И тут я начала думать, что ответить: хай, ага, привет, хо, какие люди, просто улыбнуться… А зачем она вообще со мной здоровается, если я с ней не общаюсь?

Пока мой мозг тормозил, она, разочарованно скривившись, ушла. Что обо мне подумала, догадаться было не трудно. Важно ли это мне? Ответ очевиден. Но тем не менее я почему-то расстроилась.

Много раз в книгах, читая, как героиня посередине разговора впадает в транс и начинает размышлять на посторонние темы, вспоминая прошлое или обдумывая сказанное ей на целых два листа, я смеялась над автором, полагая, что в жизни такого быть не может и героиня – осёл.

Оказалось, может. Последнее время я так себя и ощущала.

Или другой случай. Вышла я из общежития, забрать продукты, которые мне привезли из магазина. Проходя мимо трёх девушек, услышала, как одна говорит:

– Хай.

Наученная горьким опытом, я отреагировала сразу:

– Хай.

Круто! Молодец! Ты сделала это!

Я действительно была горда за себя и всю дорогу до такси улыбалась, как идиотка.

Улыбка не сползала с моего лица, даже когда я забрала вещи и повернула домой. Ощущение, что я социальный человек, так как смогла вовремя произнести нужное слово, переполняло радостью душу. Но, проходя мимо лавочек, я услышала, как та же самая девушка вновь выкрикнула: