Но раз передо мной оказалась просто стена, то значит вэнки с их хозяином собрались справа или слева. Я поворачиваю голову. Справа никого нет.
А слева…
Кошусь туда и до боли холодею.
Надменный и мрачный вэнковский хозяин сидит в вычурном крупном кресле на небольшом возвышении со ступенями. Его брюки повыше качеством, чем у простых воинов, а поверх брюк на голое вздувшееся от мышц тело плащ. На голове вэнка повязка с эмблемой его клана. Эту эмблему надо на всякий случай запомнить.
Вэнк выглядит, как все они: такой же большущий, мускулистый и жуткий. Густые брови с легким изломом, высокие скулы, впалые щеки, прямой и узкий не слишком крупный нос, плотно сомкнутые губы, прямые каштановые волосы длиной до плеч. А в его глазах с желтым отливом, как у нечисти, совершенно звериная похоть.
Одержимость.
В горле моментально пересыхает, а ладони холодеют и слегка подрагивают.
Вэнк будто одними страшными глазами говорит, что меня теперь не отпустит. Сперва душу выпьет и тело заберет.
И на торги наплюет, и на все наплюет. Еле сдерживается.
А я с трудом сдерживаюсь от того, чтобы сделать трусливый шаг назад. Чтобы развернуться под этим выбивающим из легких воздух беспощадным взглядом и позорно убежать.
Но тогда меня схватят и наверняка унизительно бросят ему в ноги. А потом могут жестко и мучительно больно изнасиловать всей стаей.
Потому я сквозь бессилие, шок и ужас выпрямляюсь. Нужно, чтобы ничего в моем виде не говорило о том, что неумолимый хищник – он, а я жертва.
Чтобы пламя, бушующее в его горящих глазах, не сожгло меня.
Но это будет сложно. Невероятно трудно.
По виску струится ледяная капелька пота.
Единственное, что в этом мрачном вэнке не пугает меня, это его голос. Глубокий, с бархатными обволакивающими нотками.
Красивый чувственный голос – как слабая, но крепкая ниточка, которая позволяет мне стоять прямо и не падать, пока жуткий вэнк допрашивает меня и, даже не напрягаясь, угрожает. Словно я для него пыль. Травинка, которую он жаждет вырвать и растоптать.
Он звереет все больше.
Я хочу оказаться как можно дальше от него, чтобы не видеть эти ужасные тигриные глаза, каждое мгновение высасывающие мою душу.
Когда он говорит о лекаре, я невольно выдыхаю и позорно дрожу.
Лучше мерзкий осмотр, чем близость этого циничного вэнка, чьего имени я даже не знаю.
Я дергаюсь от страха, когда он что-то говорит на своем языке. Это может быть как немедленный приказ вести меня к лекарю, так и жесткое распоряжение схватить меня за волосы и бросить ему в ноги.
Я вся сжимаюсь от ужаса и еле дышу, когда громилы, которые несли паланкин, близко подходят ко мне. Один заявляет:
– Идешь с нами.
Еле переставляю непослушные ноги, но иду. Куда деваться.
Оказывается, в стенах этого гигантского до одури зала есть неприметные двери. Вот эта дверь ведет в узкий короткий коридор. В нем еле разминутся два крупных мужчины.
Один вэнк идет впереди меня, другой позади, и я невольно втягиваю голову в плечи. Меня лихорадочно знобит. Вдруг этот сзади сейчас меня схватит и зажмет?!
Не хватает. Доводит до какой-то малюсенькой комнатушки, и оба вэнка мрачными истуканами встают у двери.
– Заходи внутрь.
Просачиваюсь в комнатку.
Внутри видимо врач – неприятный пожилой мужик с хищным цепким прищуром. Одет в тунику и брюки. И тоже желтоглазый. Как нечисть.
Как я успела заметить, у некоторых вэнков глаза совсем желтые, а у других еще серые, зеленые или карие. Пока не знаю, что это значит. Просто ли так сложилось, или чем желтее, тем опаснее.
Мне в любом случае ничего хорошего здесь не светит. На коже выступают крупные мурашки.
Громилы переговариваются с лекарем на своем, наверное, докладывают ему, что я пока девушка.
Выходят и закрывают дверь, а он резко поворачивается ко мне.
– Раздевайся.
О пощаде его молить всяко бесполезно. Но цепкий интерес в его каре-желтых глазах мне ой как не нравится.
Что ему стоит сейчас изнасиловать меня и заявить, что я не девственна?
Я с ужасом всматриваюсь в вэнка.
Он хоть и пожилой, но жилистый. Я буду кричать. Скорее громилы сюда ворвутся, чем я сама его одолею.
Он стоит неподвижно и режет меня нечитаемым взглядом.
Не буду на этого лекаря смотреть. Нельзя смотреть в глаза животным, и ему тоже не стоит.
Снимаю топик, и соски болезненно сжимаются. Отвратительно, что лекарь это видит. Но мне не стыдно. Мне холодно и до спазма в горле жутко.
– Все снимай. Одежду клади сюда, – показывает на небольшую высокую подставку рукой.
Его голос хрипловатый от возбуждения.
Чувствую, что моя красота принесет мне здесь одни страдания.
Непослушными пальцами, путаясь в ткани, снимаю трусики. Пока я в юбке, кажется, что я еще одета.
– Быстрее, – лекарь теряет терпение.
Стаскиваю юбку, пока этот кошмарный врач не рванул ее сам.
Он все что угодно может объяснить моим «сопротивлением». А потом грубо изнасиловать.
