Inévitables Fantastiques

ЛИР

Глава первая. Моя смерть

Армада шла ровно. Я проводил большую часть времени за пультом. Заканчивал многочисленные незавершенные работы. Иногда ставил мольберт и писал картины. В диалоги ни с кем кроме армады, Аира и Бэл не вступал.

Я радовался одиночеству. Мне вспомнилось десятилетие нашего с Дин глубокого разобщения, и я отчасти успокоился. Я представлял каким будет Лан, когда подрастёт. Мечтал подружить его с Аиром и втроем совершать путешествия.

Я надеялся, что, вернувшись, смогу стать еще теплее с Бэл и ровнее с Дин. Мне стало хорошо.

Рывок прошел успешно, и армада справилась у меня о режимах посадки.

"Поздравляю всех с прибытием на Аир! Планета большая, парни! Радиус – около одиннадцати тысяч километров. Материков – целых пять. Садимся на тот, который сейчас прямо под нами. Большое рыжее пятно – это обширное ровное стокилометровое плато. Ставим автомат и синхронно, листом, садимся. Головной корабль при посадке носом смотрит на полюс, который сейчас визуально сверху от экватора. Ответьте!" – печатал я, потирая грудь и морщась от боли.

"Есть синхрон, головной – на верхний от экватора!" – ответил командир армады.

Я стукнул по кнопке "Авто" и отклонился. В висках застучало.

– Да что за черт! – потирая левую грудину, прошептал я. Я подался вперед и застыл в наклоне. Неестественно дернулся. Потом медленно отклонился назад. Я  видел лампы, которые безразлично смотрели на меня с потолка.

Дежурное освещение вывело мне картинку: полянка, обнаженная Дин, зеленая трава. Солнце. Смех Дин, вода. Поцелуи. Прикосновения. Потом вся картинка стала красной. Красное стало распадаться на кусочки разных размеров с тонкими черными полями. Потом все это слайдом сдвинула совершенно белая вспышка, и в ней мне стало очень хорошо. Я почувствовал, как ко мне возвращается уверенность. Я встал и пошел. Потом взлетел. То, что казалось неизвестным и труднодоступным, теперь было совсем рядом, и Дин кивала мне. Она была то справа, то слева.

А я будто улетал куда-то. Будто снова улетал что-то открывать. Она, казалось, провожала. «Ты со мной?» – спрашивал я. «Чуть позже. Я догоню тебя! Ни о чем не беспокойся! Я люблю тебя!» – крикнула Дин. Стена, возникшая впереди, оказалось прохладной водой. Рисунок, в который я входил, был идеален. Меня  устраивала такая многомерность. В этом отсеке уже не стало Дин. Здесь не было назойливой гравитации, но и легкость была какая-то слишком уж совершенная. И все же, это была вода. И в воде все пошло по-другому. Огромное количество рыб увлекало меня за собой. Я вдруг испугался, что не хватит воздуха, и стал стремиться вверх. Но стаи увлекали его все глубже. И потом вдруг стало хорошо. Воздух будто явился изнутри. Рыбы исчезли. Вода стала совсем темной. Рисунок почти исчез, и тьма стала совершенной. Я испугался. «Почему так? Ведь был же рисунок…» – думал я. И терпеливо ждал.

Я ждал не зря. Через мгновение глубоководная тьма сменилась воздухосодержащим светом.

Это был общий белый прозрачный свет, который хладом, едва заметным звуком и воздушной легкостью вызывал поклонение. Эта вспышка как-будто временно ликвидировала все фундаментальные вопросы, которые мучили меня. Она длилась и длилась. Бесконечно. И я ждал.

Я ждал и потому, что хотел ждать, и потому, что у мня не было выбора. Но мне нравилось такое состояние. Но и это состояние скоро улетучилось. «Что же это такое?» – думал я. Свет стал растворяться, но не исчез совсем. Его исчезающие части превращались в изображение. Это были и знакомые, и незнакомые мне места разных планет. Вокруг меня были люди. Кого-то я знал, кого-то нет. Была и Дин. Но она совсем не смотрела на меня. А когда я тронул ее за руку,  оглянулась и посмотрела куда-то сквозь. У меня мелькнуло сомнение в том, что все так, как я вижу. «Может быть, я умер?!» – подумал я. «Почему Дин отвернулась?» «Почему всё так? И что теперь означает это все?»

***

Пилот Боун любил делать приятное. Только он из всей армады помнил, что по земному календарю Лиру, то есть мне в момент посадки исполняется пятьдесят шесть лет.

Решено было качать меня на руках. К моей машине подтягивались капсулы с торжественными огоньками.

Мой корабль встретил армаду каменным молчанием. Запросы остались без ответа.

Спустя минуту встревоженный Боун был вынужден открыть корабль со своего пульта.

Меня нашли в кресле бездыханным. Последующие, срочно принятые меры,  к жизни меня не вернули, и растерянный Боун сделал заявление в раздел «Жертвы» UGW.

"Жертвы при посадке на планету Аир: Лир, 56 лет, землянин. Остановка сердца", – говорилось в сообщении.

Пилоты запорозили и усадили мой труп в кресло пилота. Корабль прикрепили к плато пятидесятиметровыми сошниками, задраили дверь  и сделали надпись на борту: "Здесь покоится первопроходец Лир."

Половина кораблей армады осталась для охраны и освоения, остальные корабли отправились на Неду для подготовки намеченой заранее экспедиции.

Армада с воем всех сирен покинула Аир. С таким же воем корабли вошли в атмосферу Неды.

***

Церемонию прощания сообщества с мной решено было провести на планете Аая, в моем дворце.

Выступили Люнфист, Лоэр, Мек, Эол, Моул-младший, Неда, некоторые парадоксеры.

Завершал панихиду президент РАRАDОХЕS.

– Лир унес с собой так много всего, что я едва успел подготовиться к этой речи, – с трудом сдерживая волнение, начал Моул-старший. – Но теперь, вдруг, я понял: ничего не надо говорить. И Лир бы сказал, мол, чего лясы точить. Ну, умер и умер. Продолжаем работать по плану. И в этом – весь этот прекрасный человек! Я могу только добавить: Лир верил в Любовь и жил ради неё. И то, что он так неожиданно и рано ушёл, говорит о том, что … , – Моул вдруг как-то всхлипнул. – Это говорит о том, что…

Присутствие замерло. Моул-старший так и не смог продолжить. Подавленный, он покинул сцену. Люблю тебя напарник! Спасибо!

Присутствующие потихоньку разговаривали. Все сидели будто у себя дома и о чем-то спокойно беседовали. Мне это понравилось.

Прошло около часа, прежде чем все разошлись. Все комментарии о моей смерти в UGW были запрещены.

Спустя год, в столице Ааи, напротив дворца, в котором теперь жили Дин, Аир, Каис, Бэл и Лан был установлен мой десятиметровый памятник: я в костюме астронавта стою, держа в руках планшет, и мой взор обращен к звёздам.

 Хотите узнать всю историю сначала? Я расскажу.

Глава вторая. Старт 3300 года. Прощание

– Почему ты выбрал 6529? – спросила Дин.

– Так хотели родители, – сказал я.

Я печалился и был молчалив. Именно с Дин я понял, насколько это может быть приятно. И теперь не хотел лететь. Без неё.

Наша близость возникла незадолго до моего отправления  на мою планету, где мне предстояло создать свой мир.

Дин теоретически должна была отправиться на планету 3498, где превалировалo ее поколение. Там ей предстояло образовать семью и прожить остальную жизнь.

Дин улыбнулась. Мы стояли у выхода на крышу распределительного центра. Солнце было ослепительным.

Она коснулась меня. Я шутливо увернулся. Дин схватила меня за плечо. Я пробовал отклониться, но, не удержавшись, уткнулся ей в грудь. Она обняла меня. Мы засмеялись.

– Жаль, что мы больше не увидимся.

– Мне тоже.

– Я люблю тебя. Я не смогу без тебя.

– Прекрати. Будь сильной. Увидимся утром. Я должен дефрагментировать память перед полетом.

– Но одна мысль о том, что завтра ты уйдешь навсегда – невыносима.

– Ничего не поделаешь. Мы обязаны поступить так. Чертов Совет.

– Но ты бы мог полететь со мной.

– Программа принята очень давно. Я же не знал, что встречу тебя.

– Я смотрела события. Там есть ты. Как ты мог возникнуть в моем будущем, если ты улетаешь на другую планету?

– Возможно, позже, ты создашь двойника.

– А-а, точно! Я об этом не подумала. Хотя…

Дин ушла. Она была потрясена тем, как складывается  наша жизнь.

Только взошло солнце, мы снова были на крыше. Мы смотрели на эту странную  планету и обнимали друг друга за плечи.

– Ты вспоминай меня!

– И ты. Я всегда буду любить тебя. Ты подарила мне божественное время.

– Ты там будешь совсем один?

– Да.

– Но почему?

– Так написана программа. Там есть много дериваций, но я их еще не смотрел.

– Поцелуй меня.

Я привлек Дин, и мы долго касались друг друга губами. У дверей стартового блока мы остановились.

– Прощай, как тело, – наигранно весело сказала Дин.

– Прощай, как тело, – грустно ответил я.

Она отошла на два метра. Потом снова прижалась ко мне. Потом отошла уже метров на десять.  Она удалялась. Когда она повернулась спиной и пошла быстрее, я закрыл глаза, запоминая звук. Звук важнее, чем изображение.

***

– Как ты?

– До старта – совсем ничего. Немного грустно.

– Желаю спокойного путешествия. Связь будет еще несколько месяцев. Поэтому – все хорошо.

– Да, все хорошо.

– Я хотела предложить… Когда начнутся сбои со связью… Вот было бы здорово подольше поговорить, правда?

– Надеюсь, так и будет.

– До связи!

– До связи!

Стартовый блок давал некоторую излишнюю вибрацию, но в целом все прошло хорошо. Я отказывался верить в то, что больше не увижу Дин.

Через неделю полета, открыл возможные развития будущего и не нашел там её.

«Да, мы будем слишком далеко друг от друга для возможности еще раз встретиться», – подумал я.

Глава третья. Рукав «М»

Я изучал историю своего проекта уже в который раз. Контейнер с жизнеобразующими капсулами был отправлен на 6529 около тридцати лет назад, когда я только появился на свет, но что-то там было не так, и теперь я уходил в неизвестность.

Все шло вроде бы хорошо. Даже метеорит, который беспардонно снёс блок с одним из планетоходов, не испортил настроение. Я наблюдал, как улетает в вечность целый гараж с жизненно важным агрегатом, совершенно равнодушно. Для этого было две причины. На корабле оставалось еще два основных планетохода. И я слишком уж заскучал по Дин. Я ничего не хотел без нее. Это была не истерика и не боль влюбленного, который вдали от предмета. Гуманное великое искреннее желание быть вместе.

«Жаль, что мы больше не увидимся», – слышал я голос Дин. – «Я не смогу без тебя».

«Она видела меня в будущем. Дин не станет довольствоваться двойником. Что-то не так. У нас не вся инфо о нас.  Странно и очень жаль.»

***

– Привет!

– О, привет! Ты сейчас где?

– Прохожу рукав М. Здесь светло.

– Пришли изображения.

– Обязательно.

– Целую тебя. Обнимаю. Как там твой гараж?

– В порядке.  Знаешь, здесь так красиво, и это мешает заниматься делом! Я только здесь  по-настоящему ощутил, как быстро идет время на Земле.

***

Универсальное демо массивных зрелищ перенасыщало мой мозг. Вселенская красота разила меня и отвлекала от решения оперативных вопросов. Я то моментально засыпал, уставившись в какой-то очередной театр происходящего, то часами, почти не мигая, смотрел на какое-нибудь действо, разворачивающееся в одной из попутных солнечных систем. Все события фиксировались на камеры корабля, и я отправлял Дин смонтированные сюжеты. Зрелища были очень активные, красочные, бескомпромиссные. Правда, логичность, необыкновенная божественная красота и открытость процессов завораживала. Тренировочные полеты в соседние системы были жалкой пародией по сравнению с тем, что происходило здесь и теперь.

– Лир, как ты там, дружище?

– Мек! Привет! Я в порядке! Как твои запросы по Paradoxes? Удалось связаться с Мугом?

– Да. Он в порядке, тебе привет от него. Он ждет тебя.

– Отлично! Спасибо!

– Как состояние?

– Трудно описать. Все очень сложно.

– Не сомневаюсь в этом. До связи!

– Пока!

Я вспомнил лекцию Мека, который под насмешками молодых пилотов стойко рассказывал о сложных эмоциональных состояниях в далеком космосе, которые приводят с суицидам, агрессии и сатанизму. Сейчас эти знания пригодились мне, хоть я отнюдь не был новичком.

Приступы космического безразличия регулярно посещали меня. Когда-то разработанные программы с правилами долгого полета уже давно никем не выполнялись, и, в сущности, все зависело от настроя, физической подготовки и силы духа астронавта.

Я находил много занятий, каждое из которых было полезным, интересным и жизненно необходимым. Но нюансы, возникшие сначала с появлением в моей жизни Дин, а позже – с осознанием невозможности продолжения нашей общей линии, напугали и разочаровали меня.

Ко всем, возникшим в полете состояниям, добавлялось универсальное отвлеченное сознание  экспериментальной удаленности, приближающейся точки невозврата, общечеловеческая тоска по себе подобным, физиологическая потребность в касании и любви.

Столпы Центра неустанно произносили рекомендации и хвалили меня. Но были и замечания. Заключительный шепоток Мека запомнился больше всех. Он сказал: «Дружище! У тебя очень сложный фон. Включи анализатор. Послушай свою подкорку. И обязательно сделай это до точки невозврата.»

Я лег в лоно, похожее на ванну с  крышкой. Оно напоминало керамический гроб. Закрыв глаза, я почувствовал во рту привкус земляничного сиропа. Именно так пахла полянка, на которой мы однажды лежали с Дин. Дин была обнажена. Я увидел листочки травы. Близко-близко. Потом ослепило солнце. Потом смех, вода. Потом прыжок. Очень высокий. И полет. Недолгий. И снова листик, и снова солнце. И так – несколько раз. Потом поцелуи и нега косновений.

«Разве это такой уж сложный фон?» – думал я, выйдя из лона.

В гостиной я долго трогал пальцами портрет Дин. Губы. Глаза. Юная грудь. Боже, какая пытка!

Я прошел в кабинет адаптации к цикличности новой планеты. На 6529 год был длиннее земного по меньшей мере вдвое. Преобладающим временем года было лето. Суша и океан делили поверхность поровну. Такие скудные сведения о новом космическом доме все же позволяли хоть как-то подготовиться к новоселью.

***

– Я не смогу без тебя. Я погибну, – в очередном разговоре с горечью сказала Дин.

– Ты знаешь, то, что я у тебя мелькаю в портале будущего – неспроста. Значит Совет что-то не договаривает. А ведь у них практически все будущее предсказаное Мугом. До точки невозврата еще много времени. Надо решиться на что-то такое… Мы должны быть вместе.

– Да! Еще можно вернуться и все изменить! Я не доверяю Совету!

***

В ходе размышлений я задумывался так глубоко, что у меня возникали микросны, которые содержали картинки похожие на окрестности Салалы в Омане. Там, во сне, меня это вполне устраивало. Такой климат был мне по душе.

«Надо возвращаться и бороться за неё», – сказал я, глядя на себя  в зеркало.

Глава четвертая. Семнадцатое сентября

Семнадцатое сентября. Это был очередной юбилей Константина Эдуардовича Циолковского.

Я чтил память этого человека. Именно Циолковский первым обосновал теорию ракеты для межпланетных путешествий. Если бы Константин Эдуардович увидел мой полет, он не был бы удивлен. Напротив, подсказал бы, какие погрешности мешают сделать скорость выше, а износ корабля – ниже. Очень может быть, что посоветовал бы многое по устройству новой планеты. Циолковский знал все. Он предсказал вещи, которые в этой эпохе ученые считали фундаментальными открытиями.

Мне захотелось отметить юбилей русского ученого. Я выкопал из земли в оранжерее пару кустов белого картофеля и запек его в углях. Потом достал из рефрижератора емкость с квашеной капустой, сделал салат с луком и подсолнечным маслом. Ну, и еще поджарил кусок говядины.

Оставалось только придумать алкогольный напиток. Заполнив треть граненого стакана винным спиртом, я налил до верха холодной воды и тщательно размешал.

Теперь все выглядело убедительно.

Найдя фото Циолковского, я задал его изображению несколько позиций в Universal Draw, и вскоре была готова небольшая зала среднего калужского жилья начала двадцатого века с сидящим напротив Константином Эдуардовичем.  За что я ценил свою эпоху, так это за возможность делать почти любые реальные компиляции.

– За Вас, Константин Эдуардович! – негромко сказал я.

– Спасибо, друг мой! Будем здравы! – ответила юниграмма.

– Найду способ сделать Вашего двойника, когда прилечу на место, слово даю!

– Спасибо, друг мой! Будем здравы!

Я кивал головой, выражая этим согласие с тем, что отвечал мне подглуховатый ученый,  счастливую растерянность от встречи  с довольно бойким вариантом юниграммы и нетерпение скорее приступить к планетарным проектам.

Насладившсиь обществом Константина Эдуардовича в течение часа, я занялся другими делами, но не стал убирать компиляцию. Циолковский, сидя в кресле, печально наблюдал происходящее за бортом.

Одним из занятий были переговоры с Центром.

Я всегда параллельно печатал свои сиюминутные вопросы  и сейчас спросил: «Почему я не могу лететь с Дин?»

На мониторе появился ответ: «Центр не может отвечать на некорректный вопрос. Вопрос должен быть сформулирован иначе».

Я напечатал: «Я не хочу быть там один. Это неразумно. Проект несовершенен. Кто может быть там со мной из моих любимых людей?»

Ответ был стандартный: «Вы умеете создавать людей. Создайте и полюбите. Дин будет мешать создавать новый мир. Ее нет в Вашем файле. Она не входит в число любимых Вами людей.»

Так хорошо начинавшаяся вечеринка проваливалась. Я запсиховал.

«Столько разговоров о гармонии и новом мире, а любовь к женщине уничтожается на корню. Отдайте Дин мне. Пусть догоняет. Я останавливаюсь и жду. Мало ли чего нет в моем файле. Тут что: бюрократия?»

«Вопрос поставлен некорректно. Вы хотите вернуться? Это еще возможно.»

«Нет. Я хочу строить новый мир с Дин.»

«Заявление некорректно. Дин нет в Вашем файле. Рассмотрение вопроса займет большее время, чем то, что осталось до точки невозврата.»

«А не пошли бы вы?»

«Заявление некорректно. Отдохните. Вернемся к обсуждению через несколько часов. Приятного отдыха.»

Я обернулся на Константина Эдуардовича.

– Вот видите, Константин Эдуардович, что творится?

– Не печальтесь, друг мой! Всё это человеческие эмоции, такие прекрасные и нужные Всему, – негромко сказал Циолковский.

– Я люблю ее.

– Это важно, – ответила юниграмма. – Налейте еще и выпейте за укрепление такой уверенности.  А я картошечки возьму с Вашего позволения.

На мониторе забегали циферки. Это Циолковский кидал картофель с ладошки на ладошку. Обжигаясь. «Эх, хорошо!» – приговаривал он.

«Надо останавливаться и бороться за нее», – подумал я и прошел к пульту пилота. Красная кнопка скрипнула от неожиданности.

«Дин, как только сможешь, выйди на связь», – отправил я сообщение.

Глава пятая. Угроза. Мон

Дин не отвечала, и я понял, что это неспроста.

Легче всего было бы обратиться к домыслам, но это было бы непрофессионально для астронавта с моим опытом.

И я занялся физкультурой.

Ничто так не нормализует работу нервной системы, как физические упражнения. Если вы разволновались – сделайте приседание. Задержитесь в седе и сделайте повороты направо и налево. Если не удержитесь, и вас качнет в сторону, это уже отвлечет вас от грустных мыслей, а значит, начнется процесс сохранения здоровья. Повторите приседание, и вы – фактически уже совершенно здоровый человек. Те, кто регулярно делает физические упражнения – всегда жизнерадостные здоровые люди.

В этот раз я предпочел дзю-до. Созданные мною борцы-клоны монументально-вежливо выигрывали у меня спарринг за спаррингом. Когда я без сил рухнул на татами, клон-тусовка с добрыми ухмылками рассосалась по кабинам.

Центр и Совет молчали, и я понял, что ситуация конфликтна. Я допускал еще и междоусобицы в верхах там, на Земле. И на этом фоне, если Мон действительно склонен к харассменту, то, возможно, Дин – не сдобровать в случае, если я буду настроен решительно по отношению к Мону, а значит части Совета.

На таком расстоянии смешно было полагать, что ко мне прислушаются, но все же понимал: если бы Центр не учитывал возможностей для маневра, то отрезал бы сразу простым приказанием продолжить полет без притязаний. В сущности, я уже не был в распоряжении Центра, а уж тем более Совета. Вся эта канитель шла из-за Дин, а она не могла связаться со мной.

***

Как я узнал позже, Дин в который раз пыталась войти в Unigalaxyweb (UGW), но попытки были тщетны. Она начинала понимать, что ее модуль скорей всего отключен.

Дин была умничка и всегда находила нестандартные решения. Она обратилась к Меку.

Мек знал нашу историю историю и был за то, чтобы мы воссоединились. Он обнял Дин и пригласил в сад.

– Полагаю, тебе необходимо срочно связаться с Лиром. С этого и начнем. Я оставлю вас. Разговаривайте. Я буду в зале. Приходи, и мы будем обсуждать ваши возможности.

Дин читала мои сообщения  и улыбалась. Она поняла, что я – единственный человек, с которым она хотела бы быть, что я – добр, и что скучаю по ней.

– Он остановился до точки невозврата и ждет меня. Вот координаты, – шепнула Дин, протягивая Меку планшет.

– Я знал, что он поступит именно так! Ну, что ж! Бери мой корабль и отправляйся к нему. Если ты не сделаешь этого сейчас, может статься, что ты не сделаешь этого никогда, – засуетился Мек.

– Я стартую немедленно! – Дин взяла его за руку. – Что будет с Вами?

– Через час, друг мой! Мне нужно забрать из корабля свои личные вещи. Я полечу к вам, когда закончу свои дела на Земле. Маршрут мне известен.

– Спасибо! – Дин поцеловала Мека в щеку. – Совет признает мой поступок преступным?

– А как же, дорогая! Конечно! Вот будет им о чем посудачить…

Заговорщики разошлись каждый в своем направлении. Сложность была в том, что Дин нужно было проникнуть в свой отсек и взять оттуда самое необходимое и дорогое. Однако она понимала, что Мон всегда на страже, и обязательно появится, когда узнает, что она вернулась. Но вещи-то забрать надо. И Дин шла к себе.

Как и предполагалось, Мон приперся почти сразу. Он держал в руках какие-то неизвестные цветы. Мон старался. Он умел ухаживать. А Дин очень ценила внимание, чтобы не замечать искренние моменты в поведении этого мужчины. Так или иначе, Мон отвлек ее настолько, что, взглянув на время,  она вынуждена была заторопиться и оставить вещи, чтобы не вызвать подозрений жреца.

Она оглянулась на коридор с дверками  и отсеками. Вот и все. Вряд ли она сюда вернется.

Дин побежала к Меку. Он ждал ее, прохаживаясь у стартового отсека.

– Ну что же ты так, дорогая. Пора! Пора! – возбужденно проговорил он.

– Спасибо Вам! Мы будем ждать Вас! Спасибо! – кричала на ходу Дин.

Дверь закрылась. Мек был теперь только на экране.  Отсчет заканчивался. Дин закрыла глаза.

Когда корабль миновал Сатурн, Дин оглянулась, будто в заднее окно авто, чтобы увидеть Землю, но сзади была подушечка для головы пилота.

«Мне не страшно! Мне не страшно!» – громко сказала Дин.

Глава шестая. Муг

Я пребывал в ожидании Дин с удовольствием. Дин, хоть и была временно недоступна в UGW, все же успела отправить мне подробное описание начала полета и всех событий незадолго до старта.

Договоренность наша заключалась в том, что я буду висеть на орбите  дружелюбной  PARADOXES 06Z0Z, где мой корабль хорошо знали по новостям о дальних первопроходцах.

Муг лично приветствовал меня. Мы встретились в корабле Муга и виделись впервые. Звездный аппарат президента парадоксеров считался наиболее современным в межгалактическом научном сообществе.

Здесь была знаменитая лаборатория времени, в которой Муг доказал неисчерпаемость и необратимость бытия в рамках Единого Решения Цикла Первооснов.

– Мне удалось сделать некоторые  опыты, – осторожно сказал Муг. – Это поверхность Земли через сто лет PARADOXES. Совет Центра не ответил на мое предупреждение. Что происходит на Земле? Снова борьба в верхах?

– Идиотская и многовековая. Это оледенение? – спросил я, разглядывая изображения.

– Увы, дружище, вряд ли что-то другое! – громко ответил Муг.

– Погибнет все живое?

– Не могу сказать.

– Сто лет PARADOXES равняется десяти тысячам земных, если не ошибаюсь?

– Около того.

Меня подмывало узнать и о судьбе 6529. Но Муг взглядом упредил его.

– Не надо знать то, что помешает жить счастливо. И не забывайте: все меняется. Прогноз – это еще не история, – сказал он.

Остальное время встречи было посвящено обсуждению погрешностей космической картографии.

– Мне казалось я иду не по маршруту. Настолько все выглядит иначе, – делился я впечатлениями.