Путь Черной молнии 1. Новая версия

– Неужели не доверяешь. Сколько же я должен убить коммунистов, чтобы ты прекратил во мне сомневаться?

– Дело не только в тебе.

– А в ком?

– Есть люди, у которых цели куда выше, чем истреблять местных активистов.

– И ты знаком с такими людьми.

– Да знаком и более того, я сам ими руковожу, но, к сожалению, время разбросало нас, может быть кого-то уже нет в живых. Не обижайся Илья, но чтобы ввести тебя в состав организации, в которой я состою, мне необходимо тебя рекомендовать и быть уверенным в тебе на сто процентов.

– Что еще я должен для этого сделать, убить Сталина?

– Не ерничай, достаточно будет твоего участия в кое-каких акциях. Скажу откровенно, не увиливая, есть один человек и если он за тебя поручится….

– О ком ты говоришь?

– О Егоре Саркулове и теперешнем твоем родственнике.

– Мише?! Ах, да, ты же намекал мне, когда мы в Топильниках были на складе с оружием. Я так полагаю, ты с Коростылевыми уже давно знаком.

– Я прошел с ними определенный путь во время Гражданской войны. Егор спас меня от смерти. Михаилу я тоже доверяю. В Двадцатом, когда большевики подавили восстание крестьян, при выполнении важного задания, меня тяжело ранили красные. Кстати, я ранил в живот Романова, когда он пытался меня задержать. Потому он рвет и мечет, только бы меня арестовать и рассчитаться со мной. Кстати ты как к Михаилу Коростылеву относишься? Ответь, только откровенно.

– Очень хорошо. Миша удивительный человек, если кратко, то очень надежный и добропорядочный.

– Вот поэтому Коростылевым необходимо помочь.

– Как? Их же отправили в Томск, и вытащить их тюрьмы невозможно.

– Ошибаешься, есть один способ, а вернее человек, который поможет их освободить. Но прежде, нам с тобой нужно оказаться в Томске, где я встречусь со своими людьми.

– Значит, ты все-таки мне доверяешь?

– Илья, если бы ты оставил в живых Нестеренко, я не стал поднимать этот вопрос.

Илья тяжело вздохнул и, помрачнев, сказал:

– Эх, Матвей, если бы я мог сразу всем помочь, жизни бы своей не пожалел. По моей вине сейчас жена и дети страдают. А мать с сестрами? Их ведь чекисты тоже взяли в заложники. Погубил я их.

– Илья, не надо себя винить, их все равно бы арестовали, запомни, не только твои родственники попали в эту кровавую мясорубку, метут всех подряд, невзирая на возраст и социальное происхождение.

– Но я должен им хоть как-то помочь! Ты же ведь знаешь, как Коростылевых вызволить, а я бессилен. Понимаешь, Матвей, я ничего не могу сделать для своих…

– Понимаю. Вот теперь подумай, если бывший командир Красной армии, попав в такую ситуацию, не знает, как поступить, что же говорить о простых людях. Оцени реально обстановку, борьба продолжается, Сталин, не боясь, убирает старую гвардию, она слишком ему мешает. Вопрос только в том, сколько времени террор будет продолжаться? Илья, послушай меня, в Михеевку нам пока нельзя соваться, я понимаю, что тебе хочется узнать о родне, но нас там ждут. Скрытые дозоры еще долго не снимут. У меня возникла идея, пока Петр и Михаил устраивают в пещере жилище, мы с тобой тайно проберемся в Томск. Мне крайне необходимо встретиться со своими людьми, и попробовать отыскать твоего энкэвэдэшника.

– Романова?!

– Да, прижмем его и заставим на нас работать, в противном случае, уберем, как Нестеренко.

– У тебя на него что-то есть?

– Это неважно, если ему дорога жизнь, он будет на нас работать. Через него попробуем узнать, что с твоими родителями и сестрами.

– О! Матвей, а ты действительно соображаешь, я почему-то об этом не подумал. Мне прямо не терпится узнать, кто же ты на самом деле, хотя, я уже догадываюсь. Ладно, будь, по-твоему, поедем в Томск. А знаешь, Матвей, я рад, что мы с тобой нашли общий язык.

– Илья, сейчас время тяжелое. Нам, российским гражданам, раньше нужно было объединять свои силы и давить большевизм в зародыше. Закон был порушен, каждый жил сам по себе или примкнул к какому-нибудь движению или партии. Закон должен быть восстановлен и работать на людей, а не диктоваться сворой красных демонов. Время упущено, и большевистская идеология пошла в народ. Но и сейчас не поздно разъяснять людям, кто такие коммунисты и с какой целью они уничтожают всех подряд.

Глава 10

Возмездие

Напрасно Макар Мирошников надеялся, что его томская группа до сих пор активна. Достав из тайника письмо, он был сильно огорчен сообщением: вот уже полгода, как все ее члены были выслежены и арестованы. Семь человек приговорены к расстрелу и только двое получили тюремные сроки. Самому Макару повезло, он находился в ссылке, а так как он постоянно конспирировал свои инициалы, то остался недосягаем для органов госбезопасности.

Сняв квартирку, Макар и Илья принялись выслеживать своего общего знакомого Романова и сформировали план дальнейших действий. К середине сентября можно было проводить акцию.

Поздно вечером недалеко от коммунального дома на Коммунистическом проспекте, где проживал Романов, мстители устроили засаду. За углом дома стояла пролетка, крытая тентом, ожидая запоздалого пассажира. Романов появился поздней ночью, возвращаясь с затянувшейся вечеринки, устроенной в управлении НКВД по поводу очередного «закрытия» громкого дела. Завтра «тройка» вынесет уже известный всем приговор и несколько десятков «врагов народа» будут обвенчаны со смертью. Операция, проведенная в конце августа, закончилась, правда майору Новикову было наложено взыскание, а Романов отделался устным предупреждением за побег двух опасных преступников.

Пройдя по дорожке, ведущей через густо разросшихся кленовых деревьев, Романов, слегка пошатываясь от выпитого спиртного, направился в свой подъезд. За спиной раздались тихие шаги, Сергей не успел обернуться, как получил сильный удар по затылку. В глазах померкло, и наступила сплошная тьма. Очнулся он от тряски, его везли в пролетке со связанными руками и заткнутым ртом. Сидящий рядом мужчина, увидев, что Романов пришел в себя, поправил кляп во рту и предостерег:

– Веди себя тихо, иначе пристрелю тебя, – он ткнул офицера стволом револьвера в бок. Вскоре пролетка остановилась, «Кучер» спрыгнул с козел и, завязав Романову глаза, стащил с коляски и куда-то повел. Повязку сняли, когда усадили на стул в тускло освещенной керосиновой лампой комнате, не приспособленной для жилья. По всей вероятности его привели в подвал. Наган конечно у него забрали соответственно и документы. Он разглядывал мрачное лицо мужчины, обросшее щетиной, и охнул от неожиданности. Конечно же, Романов узнал Илью Михеева и, заерзав на стуле, что-то промычал. Ему освободили рот и приказали вести себя тихо.

– Не ожидал? А я ведь шел за тобой след в след.

– Илья, ты?! Как это возможно?

Со спины кто-то сильно хлопнул Романова по шее:

– Нам некогда с тобой душевно беседовать, отвечай на вопросы четко, будешь молчать, камень к ногам и в Томь. Время идет.

Щелкнул механизм револьвера и Романов понял, что можно выторговать жизнь, ответив на все вопросы бандитов.

– Спрашивайте, я отвечу. Илья, прошу, сохраните мне жизнь.

– Сложно обещать. Что с моей семьей?

– Твоя мать и сестры отправлены в шестую колонию.

– Без суда.

– Сейчас это практикуется, сначала арестованных отправляют в лагерь, потом им на подпись приносят приговор.

– Сколько?

– Чего сколько?

– Какие срока дали моим родным?

– Врать не стану, я не знаю.

– Где мой отец?

– Отца твоего отправили в Колпашево.

– Расстреляли?

– Нет…

– Врешь гадина, я знаю, что расстрелянных людей перевозят на север Нарыма. Будешь врать, убью, – Илья направил наган на Романова.

– Это было распоряжение Овчинникова, он подписал постановление, тройка приговорила его к смерти.

Илья тяжело вздохнул, и какое-то время молчал, переживая потерю отца, затем продолжил допрос.

– Что стало с моей женой и детьми?

– Они же в Новосибирске, мы ничего о них не знаем.

– Остальные мои родственники где?

Романов не нашел, что ответить, и получил увесистый удар по шее и чуть не потерял сознание.

– Их отправили в Колпашевскую тюрьму, в нашей, по улице Ленина, не хватает мест.

– Изверги, – грубо сказал Макар и, обойдя Романова, пристально взглянул ему в глаза, – сволочь, помнишь меня, нам довелось однажды встретиться, я еще пилюлю тебе в живот зарядил.

– Так ты Шаповалов! – удивился Романов.

– Теперь вижу, что узнал. Сейчас подпишешь одну бумагу, и мы с тобой начнем вплотную работать. Подписывай, – Мирошников протянул лист с машинописным текстом.

– Что это?

– Документ о сотрудничестве с РОВС.

– Вы спятили?! Лучше сразу умереть, чем потом это сделает трибунал. Вы ставите меня в трудное положение.

– Воля твоя, – с иронией произнес Макар и накинул мешок на голову Романову, – Встал! Иди вперед.

Испугавшийся Романов обратился к Михееву.

– Илья подожди, помилосердствуй.

– Где твое милосердие было, когда меня и Михеевских жителей арестовывал?

– Ты же знаешь, я выполнял приказ, иначе бы меня самого… Илья, пожалей, я пригожусь вам, вот увидишь, от меня живого пользы будет больше, чем от мертвого.

Макар снял мешок и развязал Романову руки.

– Илья пощадите, у меня сын недавно родился…

– А у меня их двое, и что дальше?

– Какие сведения вам нужны?

– Садись, продолжим разговор. Для начала подпишешь бумагу и запомни, это твой смертный приговор. Соберешь на Овчинникова информацию: откуда прибыл в Томск, как он подготавливает документально казни людей, как избавляется от трупов? Затем будешь способствовать продвижению дел, которые я буду тебе подбрасывать.

– Каких дел?

– Разных, в особенности на районных представителей власти: председателей, активистов и прочей нечисти.

– Они же относятся к партийной организации, нам-то НКВД зачем они нужны?

– Не морочь мне голову, нам известно, какое влияние вы оказываете на работников партаппарата и при надобности фальсифицируете дела. Заруби себе на носу, отвертеться тебе не удастся, либо ты работаешь на нас, либо отправляешься вслед за Нестеренко.

– Вы убили его?!

– Мы бы и тебя сейчас убили, да нужен ты нам. Что с Егором Коростылевым и его сыном Михаилом?

– Михаил сидит под следствием в подвале следственной тюрьмы, а вот с его отцом дело обстоит намного хуже, его управление забрало к себе, я слышал, что его отправили в Новосибирск.

– В чем обвиняют Михаила?

– Я особо не вдавался в подробности его дела, но думаю, как следователь повернет, так и выйдет.

– Для тебя будет трудно, поговорить со следователем.

– Если я представлю ему документ, что Коростылев был, к примеру, моим агентом, то возможен хороший результат, хотя многое зависит от Овчинникова, он может не освободить Коростылева.

– Нет, вариант с агентом отпадает. Придумай что-нибудь другое.

– Тогда следователь не должен найти в деле Коростылева Михаила состава преступления.

– Вот это другое дело. Действуй.

– Ладно, попробую, думаю, это будет не сложно. Илья, а вы правда, состоите в РОВС?

– В «Черной молнии».

– Что за организация, я о такой не слышал?

– Поищи в Томских архивах Гражданской войны, обязательно найдешь сведения о казачьей сотне «Черной молния», оттуда и тянется наш след.

– Значит, я был прав, подозревая тебя, как участника контрреволюционного движения.

– Подписывай, давай, ишь разговорился, – Макар ткнул Романова стволом нагана между лопаток.

Энкэвэдэшника довезли на пролетке до проспекта и высадили, на прощание Илья предупредил:

– В твоих интересах помалкивать, мы найдем тебя, и не забудь подготовить два служебных документа, удостоверяющих нашу личность, данные и фотографии я тебе перешлю. Все, иди и моли Бога, что с тобой обошлись мягче, чем ты поступил с моей родней.

На днях состоялась встреча Мирошникова с бывшим сослуживцем Давыдовым. Он работал счетоводом на спичечной фабрике и время от времени, обменивался с конспиративным центром о состоянии дел организации. Все шло плохо, на фабрике арестовывали людей, начиная от простых рабочих и заканчивая начальниками. Нужно было срочно менять место работы, иначе и Давыдова арестуют. Передав ему важные документы, Макар условился встретиться через неопределенное время, предупредив, что обосновался в одном из районов ЗСК.

В конце сентября Мирошников и Михеев вернулись в пещеру на реке Черной. Петр и Михаил радостно встретили друзей, все это время они переживали за их необходимую отлучку.

Еще немного и в Сибирь придут холода. Петр и Михаил построили небольшое жилище из стволов сосенок, щели снаружи заткнули мхом, а изнутри обмазали глиной. Смонтировали каменную печку и топили ее строго по ночам.

Илья рассказал брату Петру обо всем, что удалось узнать о родне, одним словом ничего утешительного, в тюрьме остались всего два человека: Михаил Коростылев и один дальний родственник Михеевых.

– Мишу, возможно, скоро отпустят, известил Илья.

– Миша вообще ни в чем не виноват, красные жандуи могли бы и не арестовывать его, – высказался Петр.

– В основном его взяли из-за отца, как говорится куда иголка, туда и ниточка, так думают энкэвэдэшники. Но ничего мы с Ильей постарались через тамошнего начальника, чтобы Мише выписали пропуск на свободу.

– Ничего себе, однако, вы в Томске без дела не сидели, – удивился Берестов, неужто завербовали кого из красных демонов.

– Есть такое дело, – хитро улыбнулся Макар, – кстати, теперь я начальник, а Илья по должности мой заместитель, мы работники госбезопасности и удостоверения у нас имеются. Вот друзья, имея при себе документы оперуполномоченных НКВД, нам нужно навестить ваших старых «знакомых» в Михеевке. Мы с Ильей представимся служащими НКВД из Томска, а вы, если что нас подстрахуете, – предложил Макар.

Решено было этой же ночью провести операцию по ликвидации председателя Паршина и его помощника Монитовича.

Глубокой ночью члены «Черной молнии» тихо подошли к дому председателя. Михаил и Петр заняли позицию за срубом, строящейся бани, а Макар с Ильей, одетые в форму НКВД, подошли к воротам. Залаяла собака. В доме зажгли керосиновую лампу, в окнах появился свет. По утрам и вечерам в МТС работал двигатель-генератор, вырабатывающий электроэнергию для освещения деревни, а на ночь его отключали.

Паршин вышел на крыльцо и сонным голосом спросил:

– Кто там по ночам шастает, спать не дает?

– Паршин, Михаил Петрович?

– Да, это я. А вы кто такие будете?

– Оперуполномоченный из Томска, капитан Сергачев. Тебе разве не сообщили из Топильников, чтобы встречал нас на Оби. У нас двигатель на катере забарахлил, мои бойцы сейчас там возятся.

– Товарищ Сергачев, я сейчас вас в дом проведу, только вот собаку закрою.

– Паршин, одевайся, и пойдем в сельсовет, дело государственной важности.

– Сейчас товарищи, я мигом оденусь и ключи возьму.

Через пять минут они уже шли к правлению колхоза.

– Как там товарищи Новиков и Романов поживают, все ли у них хорошо?

– А что им сделается, давят «врагов народа», да приговаривают: Вот бы нам побольше таких председателей, как Паршин из «Красного партизана», так через год, глядишь, всю контру изведем.

– Это точно, – похвалился Паршин, – мы с товарищами из Томского НКВД не одного гада отправили на тот свет через тюрьму.

Подошли к правлению, и Паршин, отперев дверь, пропустил офицеров внутрь. Обошел их, зажег лампу и хотел что-то сказать, но увидев двух вошедших мужчин, широко раскрыл от удивления глаза. Даже сквозь обросшее волосами лицо, он узнал бывшего односельчанина.

– Илья?! – Удивленно произнес председатель, – товарищи это как понимать, Михеев, тебя разве оправдали, – Паршин смотрел на мужчин, одетых в форму чекистов и не верил своим глазам.

– Узнал пес, ишь как хвостом завилял, только не пойму вот, то ли со страху, толи от радости. Догадываешься, зачем мы пришли?

– Илюша, так ты сейчас в НКВД служишь? – заискивающе, пролепетал Паршин, приглашая офицеров сесть за стол, – я сейчас водочку по такому случаю достану и закусочка имеется.

– Дурак ты Паршин, раз не можешь понять, мы же по твою душу пришли.

– Товарищи, дорогие, я действовал, как мне партия приказывала, иначе я не мог поступить? Я только сопровождал военных по домам арестованных граждан.

– Прекращай брехать, – прервал его Петр. Илья протянул бумагу председателю.

– Читай гад, сколько ты людей по этому списку лейтенанту Нестеренко сдал. Где сейчас находится Монитович?

– Так он три дня назад в Томск подался, еще не приехал.

– Досадно, но ладно, потом поквитаемся, – произнес с сожалением Макар и попросил всех выйти из дома.

– Товарищи дорогие, что вы надумали, не берите грех на душу.

– Молчи сволочь, тебе ли говорить о грехах, ты свою подлую душу красным демонам продал, так прими хоть смерть по-человечески.

Мужчины вышли на крыльцо и через минуту в доме раздались два хлопка, затем вышел Макар и, дунув в ствол нагана, с презрением сказал:

– Еще одна падаль прекратила существовать. Поспешим друзья, пока активисты головы не подняли, а то и их придется успокоить.

На следующий день в Михеевку прислали две машины с красноармейцами и снова прочесали все окрестности. Целую неделю бродили по тайге бойцы и охотники, выискивая мстителей. Не обнаружив следов, военные покинули деревню, но дополнительно усилили охрану управления колхозом за счет комсомольцев-активистов.

В середине ноября в Михеевку из Томска вернулся Михаил Коростылев, его выпустили из тюрьмы, следователь не нашел в его деле состава преступления и прокурор подписал документ об его освобождении. Михеев и Мирошников были удовлетворены работой Романова, он не только снабжал их ценной информацией, но и помог освободить Михаила Коростылева.

После того, как Михаила с отцом арестовали его жена Лукерья, испугавшись последствий, уехала к родне на север Томской области. Больше Михаил ее не видел. Сын Михаила, Степан, к тому времени окончил училище в Новосибирске и со дня на день ждал призыва в армию.

По соседству с Коростылевыми жила молодая женщина – Дарья Семеновна. Михаил знал, что эта женщина давно была неравнодушна к нему, она тоже нравилась Михаилу, но он не мог оставить семью. Дарья очень обрадовалась возвращению Михаила.

Отца своего Михаил так и не разыскал, в управлении лагерей сказали, что его отправили в Новосибирск, а затем в Нарым и там след Коростылева старшего прервался. А вот мама Михаила не досидела до конца пятилетнего срока и после трех лет, проведенных в лагере, умерла от сильной простуды.

Михаил часто виделся с членами «Черной молнии», помогая им одеждой, продуктами, он знал, кому был обязан жизнью, ведь самого сначала следователь подводил Михаила под тяжелую статью, по которой ему грозил расстрел. Мирошников даже предложил Михаилу вступить в их организацию и участвовать в акциях против Советской власти, но Михеев был категорически не согласен, Миша к тому времени собирался жениться на Дарье.

В окрестных и отдаленных деревнях и селах иногда происходили нападения на энкэвэдэшников, арестованных ими жителей отбивали с боем, и всегда «Черной молнии» удавалось уходить. Не все люди в то время были «прошиты» коммунистической пропагандой, многие просто молчали из боязни, быть арестованными, а другие охотно делились с членами «Черной молнии» обо всем, что намечала власть в селениях. Зимой приходилось больше отсиживаться в пещере, выдавали следы, но, как только начинался снег, мстители выходили на операцию.

Оставаться в пещере становилось опасно, и члены «Черной молнии» приняли решение, весной перебраться на Шиманское болото к Черному камню. В январе и феврале провели несколько вылазок и уничтожив в одной деревне участкового, отправившего своими доносами не одного односельчанина под расстрел. Были нападения на солдат НКВД, охраняющих районное управление в Топильниках. В феврале чекисты совместно с милицией и охотниками провели широкомасштабную операцию по поимке «Черной молнии». Теперь это название не было тайной для власти, повстанцы после проведения какой-либо акции оставляли белые лоскуты с изображением черной молнии.

Весной провокатор и доносчик Монитович решил посетить по делам Михеевку, после смерти председателя Паршина он съехал в Топильники. В тот роковой для него день он направился по реке Черной на санях. С помощью Коростылева Михаила «Черная молния» подстроила несчастный случай, будто Монитович провалился вместе с санями в большую полынью и утонул. Так организация рассчиталась с еще одним врагом за доносы.

Вскоре Михаил Коростылев женился на Дарье, и в январе следующего года у них родилась дочь, которую назвали Екатериной. Михаил как мог помогал организации, не только продуктами, но и важными сведениями, помогающими «Черной молнии» совершать возмездие и вовремя скрываться.

В конце 1938 года, репрессии в Томской и Новосибирской областях, резко пошли на спад. Видимо Сталинская свора, насытившись кровью русских, польских, латвийских, украинских граждан, решила переключиться на тех, кто осуществлял прежние репрессии. Сотни, тысячи сотрудников НКВД, занимавшихся фальсификацией дел, поднялись на Сталинский эшафот.

Овчинников, награжденный орденом Ленина за отличные показатели в борьбе с «врагами народа» в 1938 году был арестован. Трудно разобраться, кто помог власти с его разоблачением, но на стол начальству легли документы его кипучей деятельности в Прокопьевске, изобличающие капитана в помощи контртеррористическим элементам. Военным трибуналом войск НКВД Западно-Сибирского Военного округа 19-24 марта 1941 г. Овчинников осужден по ст. 58-10 ч. I и 193-17 б УК РСФСР к высшей мере наказания – расстрелу. 19 мая 1941 года, приговор приведен в исполнение20.

Не обошел стороной суровый приговор Новикова и Романова, они были осуждены и расстреляны.

Горе коснулось многих людей, испытавших на себе всю тяжесть большого террора, но в основном каток репрессий НКВД в тяжелые годы в ЗСК прокатился по невинным людям. Сломаны были сотни тысяч судеб, но на этом Советская власть не остановилась: за одним потоком репрессий последовал другой, переламывая в кровавой мясорубке многие людские жизни.

Далеко вокруг раскинулась сибирская тайга, надежно укрыв повстанцев от репрессивных действий со стороны государства. Среди людей разошлись слухи, что «Черная молния» разыскивает только тех доносчиков, кто подло оговаривает невинных людей, которые в последствие попали в лапы «тройке» и были приговорены к расстрелу. Не обходили своим вниманием председателей, воров, расхищавших колхозное добро, наживавшихся за счет колхозников. На таких хапуг готовились документы и отправляли в органы. В скором времени председателя отправляли за решетку, но, если ему удалось выкрутиться, «Черная молния» наказывала сама.

Долгое время «Черная молния» будоражила представителей соввласти. Несколько раз прибывали военизированные подразделения НКВД и прочесывали тайгу, вплоть до болот, но дальше соваться не решались.

Через год «Черная молния» с помощью Михаила Коростылева сменила место и базировалась в дальней тайге, откуда продолжила делать вылазки в окрестные села и деревни, иногда она отмечалась в городах Томске и Новосибирске.

Органы госбезопасности догадывались, что им помогают местные жители, но даже сфабрикованные обвинения на людей не принесли должных результатов, организация оставалась неуловимой. Так продолжалось до начала лета 1941 года. После чего карающие действия со стороны таинственной организации прекратились. Война с Германией нарушила спокойствие граждан, основное мужское население Сибирского края было призвано сражаться с врагом.

Постепенно ушли в прошлое ужасные события конца тридцатых годов. Больше никто не упоминал о «Черной молнии», только иногда, посвященные в эту тайну люди с теплом вспоминали о восставших, но на людях опасались произносить это грозное для власти название.

Колхоз «Красный партизан» после войны распался. Все что имелось в нем: конюшня, скотный двор и кое-какие малые производства были переведены в село Топильники. Семьи, оставшиеся в Михеевке, жили единоличными хозяйствами, промышляли охотой, рыболовством. Многие переселились в село Топильники, туда, где объединили два колхоза в один.

Что касается членов «Черной молнии», им удалось уйти в Алтайский край, а затем перебраться в Китай.

Михаил Коростылев приоткрыл тайну неуловимой организации своим близким людям и рассказал им о бесстрашной горстке людей, восставших в те нелегкие годы против произвола власти. Но это произошло через тридцать семь лет после описанных событий. Ни Михаил, ни кто-то другой, кто слышал о «Черной молнии», не могли ответить на вопрос: «Как получилось, что организация, бесследно исчезнувшая в сороковые годы, вдруг начала активно действовать спустя много лет?»