Новая сила
– Надо торопиться. – пояснил Алекс. – Гросс-адмирал полтора часа назад покинул базу на корвете «Регентруда», и хочет, чтобы мы с вами перегнали к ним на борт переоборудованный «кальмар» – двухместный, с новым вооружением. Служба управления полётами требует, чтобы мы стартовали не позже, чем через четверть часа – потом все катапульты будет заняты. Плановые вылеты, никто ради нас не станет ломать график.
Фон Зеггерс кивнул. Он уже знал, что флапперы для экономии бортового запаса мета-газа обычно стартовали с помощью паровых катапульт. Алекс подозвал официанта и велел упаковать нетронутый десерт в картонную коробку, присовокупив к нему полдюжины сэндвичей и двухлитровый термос с кофе – над морем им предстояло провести не меньше трёх часов. После чего направились в домик для лётного состава – надо было ещё натянуть на себя кожаные лётные костюмы, шлемы с очками-консервами, подобрать пробковые жилеты, и подогнать ремни ранцев с «крыльями». По поводу последних фон Зеггерс испытывал некоторые сомнения: ему ещё не приходилось опробовать это устройство, напоминающее парашюты, имевшиеся на борту L-32. Алекс настоял – без штатных средств спасения, заявил он, капитана попросту не допустят к полётам, инструкция на этот счёт строжайшая. А пользоваться «крылом» не так уж сложно: надо только выброситься из кабины и дёрнуть за большое металлическое кольцо, прикреплённое к лямке. А дальше ветер и треугольный парус из паучьего шёлка сделают своё дело. Если повезёт, конечно.
Лейтенант потрогал заглушки, установленные в носу «кальмара» – на фоне крашенного в алый цвет алюминия деревянные нашлёпки смотрелись довольно-таки аляповато.
– Гросс-адмирал будет недоволен. Он-то хотел увидеть полностью перевооружённую машину, а тут…
– Ничего, переживёт – буркнул фон Зеггерс. Бравый пруссак не испытывал к местному начальству особого пиетета – как, впрочем, и к любому другому, за исключением, разве что, самого кайзера. – Пусть скажет спасибо, что турель успели смонтировать. А с курсовыми пулемётами возни ещё на неделю, особенно с системой перезарядки.
Капитан знал, что говорит – вооружение на модифицированный флаппер монтировали под его руководством. «Мадсены» в кабине стрелка-бомбардира кабине были готовы, их требовалось только опробовать в полёте. Три «риккерса» (вернее, их копии, изготовленные по привезённому образцу местными оружейниками) ждали своего часа в мастерской. Фон Зеггерс не хотел позориться, демонстрируя гросс-адмиралу сырую конструкцию.
Он забрался в кокпит, повозился, устраиваясь. Пристегнул ремни, упёрся ногами в пол и провернул турель на триста шестьдесят градусов. Покачал спарку пулемётов на подъёмной дуге и удовлетворённо кивнул – получилось удобнее, чем в «Румплере» C.III, на котором ему довелось сделать несколько вылетов в качестве стрелка-наблюдателя. Вообще в кабине флаппера фон Зеггерс чувствовал себя гораздо увереннее, нежели в привычных фанерно-перкалевых аэропланах. Гофрированный металл, солидная рама из толстых алюминиевых профилей и труб – чувствовалось, что аппарат рассчитан на солидные нагрузки. Пожалуй, такой действительно мог бы с разгону пронизать насквозь корпус дирижабля. Не цеппелин, конечно, а вот британский «блимп» с его мягкой конструкцией – запросто. И не понадобится даже штык-таран, который на опытном «кальмаре» отсутствовал. Цельнометаллический аппарат, разогнавшийся в пикировании до полутра сотен узлов, легко пропорет как ткань корпуса, так и плёнку-бодрюш газовых емкостей и баллонетов.
– Готовы, герр капитан?
– Алекс обернулся к напарнику. Физиономия сияющая, массивные, в медной оправе очки-гогглы сдвинуты на лоб.
– Яволь, герр лейтенант! – отозвался пруссак. Звания – званиями, а главный на борту аппарата – пилот.
Шестеро солдат навалились на тележку, на которой был закреплён флаппер, и с кряхтением вкатили её на аппарель. Механик подсоединил раме трос, дёрнул рычаг – пронзительно зашипел пар в цилиндрах катапульты, трос натянулся и задрожал, как струна.
– Готово!
Алекс сдвинул на лицо гогглы и махнул рукой. Техники отскочили подальше от тележки, старший механик каркнул «Берегись!» и с натугой провернул большой рычаг. Снова шипение, переходящее в оглушительный свист, тележка срывается с места и с сумасшедшим ускорением летит вверх, по крутой дуге рельсов, проложенных по решётчатой деревянной аппарели. Перегрузка вдавливает Алекса и фон Зеггерса в спинки сидений, лязг под полом – и флаппер камнем из пращи срывается с катапульты. И сразу двойной хлопок и мелкая дрожь за спиной – сработали взрывные цилиндры, превращая порции мета-газа в импульсы противотяготения и реактивной тяги. «Кальмар» набирал высоту по пологой дуге, и Алекс, не удержавшись, завопил от восторга и крутанул аппарат в восходящей полубочке. Внизу опрокидывалась разлапистая, похожая на чудовищную амёбу, блямба острова, утыканная причальными мачтами и решётчатыми пандусами стартовых катапульт. А за ним, до самого горизонта виднелся только океан с редко разбросанными островками, белыми мазками парусов и лениво дымящими на якорных стоянках панцеркройцерами и клиперами Кайзерлихмарине.
II
Теллус, К айзерРайх, Новая Ладога
– Желаю господам с приятностью провести время!
Пассажирский помощник говорил по-русски. Здесь, на борту пакетбота, совершавшего регулярные рейсы в Новую Онегу, этот язык звучал чаще, чем другие. И это было странно для Елены, даже дома предпочитавшей говорить на хохдойче. Впрочем, родным для себя языком она владела в совершенстве. Вот и сейчас: мило улыбнулась, по-русски попрощалась с моряком и спустилась по трапу, старательно – не хватало ещё споткнуться на глазах у здешней публики! – держась за канаты ограждения.
Девушка нечасто была на «земле предков» – так, с некоторой иронией, она называла края, где появилась на свет, и где прошли первые два года её жизни. Слишком уж разительный контраст составлял здешний холодный, дождливый климат с курортным Побережьем; слишком уж Новая Онега – низкая, бревенчатая, с тротуарами, мощёными лиственничными плахами – не походила на парадную, в колоннах, статуях и булыжных мостовых, Столицу Империи. И люди, конечно – мало походившие что на чопорных, склонных к официозу, столичных жителей, что на шумных, безалаберных обитателей университетского городка Туманной Гавани.
Это воспоминание болезненно кольнуло Елену. Сейчас в Туманной Гавани хозяйничают инри, а Столица, сердце КайзерРайха до сих пор дымится от страшных пожаров. Потому-то её отец, профессор Смольский, и настоял на отъезде – Побережье охвачено войной, воздушные и подводные рейдеры-разведчики инри прорываются даже к Китовому архипелагу. Северные провинции, населённые потомками русских «переселенцев» – настоящий островок спокойствия, люди бегут сюда и из Столицы и из других крупных городов. Так что и общество тут, скорее всего, будет знакомое Столице – только бы поскорее привели в порядок их старый городской дом, который профессор с семьёй не посещали верных три года. Этим сейчас занята мать Елены, немолодая, но весьма энергичная особа, которая не стала дожидаться возвращения супруга из экспедиции, а сразу по их отбытии, уехала на Север, покинув Туманную Гавань – чем избежала ужасов бомбёжек, мятежей, уличных боёв и последующей инрийской оккупации.
Елена сошла на пирс и остановилась, поджидая отца. Низкое небо Новой Онеги готово было вот-вот разразиться дождиком. Чёрные мачты рыбацких судов, торговых шхун, коммерческих пароходиков и парусников вздымались, словно лес, а над ними, в узком зазоре между морем и свинцово-серой пеленой облаков неторопливо разворачивался большой дирижабль. Старьё, хлам машинально отметила Елена – вон как трещат маховые перепонки…. Да и дым валит чересчур жирными клубами – то ли топливные брикеты дрянные, то ли машинисты мышей не ловят… Но удивляться тут нечему: все приличные воздушные суда мобилизованы, ими затыкают дыры в Воздушном Флоте КайзерРайха, изрядно потрёпанного в недавних воздушных баталиях. А вместе с ними взяты на службу и команды, и уж механики-то в первую очередь… Небо Севера долго ещё будет пустым.
За спиной медно, протяжно зазвенело. Елена обернулась – ожили, отбивая полдень, часы на башенке Морского вокзала. Она подозвала мальчишку-газетчика, сунула ему монету в три пфеннига и развернула «Ново-Онежские ведомости» – самую крупную газету провинции, выходящую на русском языке. Пробежала наскоро одну статью, другую – и замерла, зацепившись взглядом за заметку в подвале второй полосы. А секунду спустя уже кричала, маша рукой, отцу, замешкавшемуся на борту пакетбота.
– Батюшка! Скорее, спускайтесь! В газете такое пишут – ахнете!..
«…Фёдор Лямкин, житель станицы Загорищенская, отставной унтер-офицер Кайзерлихмарине, подобран охотниками в трёх верстах от упомянутого села в бессознательном состоянии. Судя по рассказам односельчан, пострадавший вёл замкнутую жизнь в отдалённом таёжном зимовье и посещал Загорищенское изредка, для закупки припасов. На теле Фёдора Лямкина обнаружены химические ожоги и иные повреждения, характерные, согласно заключению сельского фельдшера, оказавшего ему первую помощь, для ручного оружия инри. Когда пострадавший приходил в себя, он рассказывал о виденном над тайгой гигантском летающем жуке, а так же об уничтоженных оным «жуком» инрийских боевых «облачниках». В подтверждение последнего Фёдор Лямкин предъявил берестяной туес с мёдом диких пчёл, в котором сохранилась отрезанная голова одного из нелюдей. Ужасный этот трофей был осмотрен казачьим урядником станицы вместе с прибывшим из уездного города полицейским чином, о чём был составлен надлежащий протокол. Попытки выяснить у пострадавшего, где именно он раздобыл голову, успеха не принесли, поскольку тот впал в тяжкое забытьё, в каковом и пребывает до сего времени. Губернатор Новой Онеги распорядился провести подробное следствие, для чего назначен чиновник по особым поручениям, долженствующий отбыть в станицу Загорищенская в самом скором времени. На вопрос, заданный корреспондентом нашей газеты: «а почему пострадавшего не доставят в Новую Онегу, где им могли бы заняться врачи Имперского Госпиталя?» упомянутый чиновник дал разъяснение, что Фёдор Лямкин пребывает сейчас в столь тяжком состоянии, что попытки перемещать его, несомненно, приведут к летальному исходу.
Необходимо добавить, что ничего подобного до сих пор в Загорье замечено не было, и если бы не упомянутая выше голова (согласно данным упомянутого полицейского протокола, отделённая от туловища не больше недели назад), то всё это можно было бы смело списать на бредовые галлюцинации. Однако, и страшный этот трофей, как и характер ранений самого Лямкина заставляют делать самые худшие предположения…»
– Что за вздор! – Елена очаровательно наморщила носик. – И чего только не придумают эти газетчики! Отрезанная голова в меду – кто, скажите на милость, в такое поверит?
Они беседовали на заднем сиденье открытого дампфвагена – губернатор, заранее поставленный в известность о прибытии профессора Смольского, послал на пристань адъютанта с транспортом для встречи высокопоставленного земляка. И теперь попыхивающий паром экипаж бодро катился по деревянным мостовым в сторону кварталов, где обитали имперские чиновники, семьи офицеров, купцы и промышленники – их в Новой Онеге всегда было хоть пруд пруди. Елена озиралась по сторонам и чувствовала, как настроение её постепенно улучшается. Дома здесь архитектурой больше напоминали Столицу, как и витрины магазинов, и облик прогуливающейся по тротуарам «чистой» публики; по мостовым пыхтели многочисленные дампфвагены, один раз мелькнуло даже огромное колесо, внутри которого на маленьком кожаном сиденье устроился человек, и паровичок за его спиной отчаянно плевался струйками дыма. Айнрад, юркий, быстрый механизм, потеснивший в крупнейших городах КайзерРайха верховых лошадей… То там, то тут мелькали разносчики и уличные торговцы на скрипучих «прыгунцах». А ведь три года назад, припомнила Елена, их не было вовсе – только старомодные лотошники в белых фартуках и с деревянными коробами на груди, во весь голос расхваливающие свой товар.
– Не скажи, милая моя, не скажи! – профессор аккуратно сложил газету и убрал её в саквояж. – Способ сохранения мёртвых тел в меду известен ещё с древних времён, да и в наше время нередко применяется жителями Загорья. Что до репортёрских выдумок – «Ново-Онежские Ведомости» издание солидное и в штучках, приличествующих бульварных листках до сих пор замечено не было. Да и в самой статье достаточно много правдоподобных деталей – например, летающий жук, сбивающий «облачники» инри. Тебе самой ничего не напоминает?
Елена неохотно кивнула. Разумеется, она помнила рассказы фон Зеггерса и его товарищей о схватке гигантского «жука-плывунца» с двумя патрульными «облачниками» – схватке, закончившейся для последних полным разгромом. Но откуда воздушный корабль таинственной расы къяррэ, которых в КайзерРайхе никто и в глаза-то не видел, взялся на Севере, да ещё и далеко за Восточным Хребтом?
– Надо бы хорошенько разобраться в этой истории. – задумчиво произнёс профессор. – Вот отдохнём немного, пообедаем – а под вечер нанесу визит губернатору. Ты как, со мной?
Елена, не раздумывая, кивнула. Конечно, она отправится с отцом! После недавнего путешествия девушка почувствовала вкус к тайнам и приключениям, и не желала упускать такого случая. А если всё же окажется, что никаких къяррэ и в помине не было, а всё это неуклюжая выдумка газетчиков – что ж, она с удовольствием нанесёт вместе с отцом визит в редакцию и выскажет всё, что думает по поводу таких низкопробных шуток.
– Кстати… – профессор щёлкнул пальцами. – Надо бы отыскать того торговца, Огнищеффа. Он отправился в Новую Онегу на неделю раньше нас и, конечно, в курсе всех здешних новостей.
Елена в ответ пожала плечами. Владелец «И.Г. Нойез-Онега Газдихтештофф» не вызывал у неё особых симпатий, однако он неплохо проявил себя и на Летучем острове и во время их путешествия домой. Но кое в чём отец прав: подобные личности всегда в курсе последних сплетен. Да, поговорить с герром Огнищеффым не помешает – раз уж они собираются расследовать это странное происшествие.
– Байки о Заброшенном Городе ходят в тех краях издавна. – неторопливо говорил Огнищефф. Они с профессором устроились у камина в его кабинете и попыхивали сигарами.
– Сколько себя помню, в Загорье всегда находились сорвиголовы, готовые отправиться на его поиски. Вот только назад они не возвращались, а которые возвращались – те поворачивали назад, не дойдя до цели. Уж очень, герр профессор, солоно им приходилось!
Долго искать старого знакомца не пришлось – коммерсант, узнав о том, что Смольские прибыли в Новую Онегу, сам явился засвидетельствовать им своё почтение. В иное время его бы и на порог не пустили к столичному профессору, но тут дело было другое: на правах спутника в полной опасностей экспедиции, он вполне мог рассчитывать на гостеприимство. И не ошибся – профессор принял его вполне дружелюбно, провёл к себе в кабинет, угостил лучшими сигарами с бренди – и пустился в расспросы. Несколько удивило торговца то, что к беседе присоединилась профессорская дочка, но, припомнив, как та вела себя на Летучем Острове, он принял её присутствие, как должное. Девица явно без царя в голове – с такой, пожалуй, станется ввязаться ещё в какую-нибудь авантюру…
И не ошибся ведь! Недаром именно Елена, ухватившись за упоминание о Заброшенном Городе, стала вытягивать из него подробности – так старательно, будто сама собиралась отправиться на поиски.
Известно Огнищеффу действительно было немало – и не только из газет и сплетен обывателей. Один из его постоянных партнёров вёл в Загорищенском какие-то дела, и как раз вернулся из поездки в те края. Знал он куда больше, чем было написано в «Ведомостях», и даже сам успел побеседовать с пострадавшим в один из недолгих моментов просветления между приступами тёмного беспамятства, в которое он то и дело проваливался. Поняв, что хозяин дома как раз интересуется этой историей, он не стал скрывать ничего – надо ведь поддерживать столь ценное знакомство! Опять же, неизвестно, какими выгодами это может обернуться в будущем…
При этой мысли он потрогал чёрный с бронзовой окантовкой имперский крест «За храбрость» – гражданский аналог «Железного Креста». Этот знак отличия получили все невоенные участники экспедиции. Полезная оказалась штучка: увидав её те, кто раньше не удостаивали коммерсанта даже взглядом, теперь вели себя с ним уважительно, как с равным. Ещё бы: отмечен Кайзером за подвиги во благо Империи!
– Скажите, Герр Огнищефф, а что вы имели в виду, когда сказали, что там «слишком солоно»? Диких зверей? Разбойников? Или ещё что-нибудь?
Вопрос задала Елена. Профессорская дочка слушала рассказ коммерсанта, не скрывая своего нетерпения: вертелась на стуле, тискала в пальцах платок и то и дело порывалась вставить в вопрос.
– Ну, откуда там взяться разбойникам, фройляйн! – Огнищефф развёл руками. Лихие люди – они ведь к человеческому жилью тянутся, или к дорогам. Иначе, кого грабить-то? Звери – оно конечно, куда без них… Но со зверями тамошние охотники справляться приучены, что с волками, что с горными барсами, что с пещерными медведями – есть там такие, больше обычных чуть ли не вдвое. Нет, фройляйн, тут дело в другом…
Он сделал многозначительную паузу.
– Нехорошо там, рассказывают… Люди умом двигаются. Один в тоску впадёт – сядет на землю и никакими силами его уже не поднять. А другой наоборот, буйствовать начинает, на спутников с ножом кидается, приходится вязать. Дорог в тех краях отродясь не было, а тропки такие… обманные: пойдёшь по ней, а она будет петлями водить, пока не заведёт в болото. А ещё там, говорят, водится хищный туман – влетишь ненароком в такой, так с костей всё мясо слижет, глаза вытекут. Единое, рассказывают, спасение – вовремя костры запалить, или факела, дым его отпугивает. Да мало ли что про Загорье болтают, фройляйн? Не наши это места, не человечьи…
– А город – тоже нечеловеческий? – спросил профессор.
– А каким же ещё ему быть? – удивился Огнищефф. – Люди в тех краях и зимовья-то не ставят, а тут цельный город! Вот от него-то, говорят, всё зло и расползается!
Елена встала, подошла к камину. Огнищефф предупредительно пододвинул ей кресло.
– Не понимаю: зачем же тогда его искать?
– Болтают, будто город этот битком набит сокровищами и всякими диковинами. Тот, кто его отыщет – враз обогатится. И к тому же, станет колдуном, да таким, что ни одному магистру не снилось. И, заметьте, без всякой Гросс-Ложи! Вот люди и верят.
– А если по воздуху? – задумчиво сказал профессор. – Неужели никто не предпринял до сих пор такой попытки? Сверху развалины должны хорошо просматриваться.
– И-и-и, герр профессор, вот и видать, что в тайге вы нечасто бывали! – с усмешкой отозвался коммерсант. – Любые развалины за несколько лет мхом да кустарником так затянет, что их и с земли-то не больно заметишь: холмы и холмы. Нет, тут надо основательно искать: землю рыть, штырями железными прощупывать, в поисках остатков каменной кладки. А с воздуха – пролетите мимо, и вся недолга!
– Да, об этом я как-то не подумал… – признал профессор. – Признаться, была у меня мысль пуститься на поиски на небольшом воздушном корабле, но теперь, после ваших слов…
– Да где ж вы его сейчас возьмёте-то? – всплеснул руками Огнищефф. Военные забрали всё подчистую – сами, небось, знаете, какие у них были потери. Нет, герр профессор, если уж искать Заброшенный Город, то только своими ногами, по земле. А это, как я вам уже говорил, дело опасное.
Он сделал паузу.
– Есть здесь, правда, одно обстоятельство. При прежнем губернаторе планировали такую экспедицию, и даже заказали для неё то ли два, то ли три тяжёлых шагохода. По особому проекту, специально для таёжных экспедиций… Но вскоре началась война, стало не до того. Господин, затеявший эти поиски – кстати, ваш, профессор, коллега, из Академии Натурфилософии – вскоре уехал. А потом сменился губернатор, и об этой затее позабыли.
Профессор поворошил короткой кочергой угли в камине.
– Я что-то такое припоминаю. Был такой проект: один молодой учёный действительно затеял экспедицию далеко на восток, в глухую тайгу. И даже нашёл меценатов, готовых оплатить его затею. Потом началась война, и финансирование ему срезали. Правда, я не знал, что на самом деле он нацелился на поиски мифического города!
– А шагоходы? – жадно спросила Елена. – Их-то он успел построить? Вы не знаете?
– Как не знать, фройляйн! – Огнищефф сделал очередную театральную паузу, – У меня был подряд на поставки для этих агрегатов паровиков, так что мне известно, и как их строили и где они сейчас.
– Так шагоходы целы? – профессор удивлённо вздёрнул брови. – Помнится, я видел эскизные проекты – действительно, крайне любопытные машины. Ну-ка, расскажите…
– Заказ на строительство взяла одна местная механическая мастерская. Когда заказчик, тот самый учёный, исчез, остались неоплаченные счета, и хозяин мастерской добился ареста шагоходов за долги. С тех пор они и пылятся у него в ангаре. Их даже пытались выставить на продажу, да только покупателей не нашлось. Он ужи цену снижал, и даже на лом хотел продать – бесполезно. Если захотите приобрести, то за гроши отдаст, точно вам говорю.
– Так что же мы сидим? – Елена порывисто вскочила со своего кресла. – Поехали немедленно, надо на них посмотреть!
– Погоди, егоза… – профессор поворочался, устраиваясь поудобнее в кресле. – Завелась – вынь, да положь ей шагоходы! Надо хорошенько всё прикинуть, съездить в Загорищенскую, с охотником этим побеседовать, если он, конечно, к тому времени душу не отдаст Творцу-Создателю. Подобные поиски – дело серьёзное, и с кондачка не затеваются.
– Я слышал… – осторожно заметил Огнищефф, – что губернатор встревожен слухами о появлении инри за Восточным хребтом и подумывает о посылке военной экспедиции. Даже, вроде, собирал на эту тему воинское и казачье начальство Новой Онеги и Загорья.
– А вот это действительно любопытно, голубчик! – оживился профессор. – Губернатор приглашал завтра с ним отобедать – вот и выспрошу, что к чему.
– А я пока всё же съезжу, осмотрю шагоходы. – упрямо нахмурилась Елена. – Если они в порядке – узнаю, сколько за них хотят.
– Много не попросят. – заверил девушку коммерсант. – Их уже выставляли на продажу, да только покупателей не нашлось. Нынешний владелец уж и цену снижал, и даже на лом хотел продать…
– А что, поезжай! – согласился профессор. – Глядишь, и пригодится для чего-нибудь. Герр Огнищев, надеюсь, вы не откажетесь сопроводить мою дочь к этому… м-м-м… вашему знакомому? Признаться, её деловая хватка внушает мне некоторые сомнения.
– Не извольте сомневаться, герр профессор! – Огнищефф вскочил и часто закивал, кажется, даже кланяясь. – Всё будет сделано в самом наилучшем виде. А с хозяином мастерской я сам переговорю – за гроши отдаст железяки эти, никуда не денется! Потому как для большого дела нужны, для государственного!
И заспешил к двери. Профессор проводил его ироническим взглядом и повернулся к дочери.
– Ну что, добилась своего? Но учти: с маменькой сама объясняться будешь. Она до сих пор не может мне простить, что я позволил тебе полететь со мной на «Кримхильде», а уж тут и вовсе со свету сживёт…
III
Теллус.
Близ Китового архипелага.
Фон Зеггерс наклонился к гибкой переговорной трубке – она торчала из приборного щитка, и чтобы сказать что-нибудь напарнику, требовалось сначала вытащить из амбушюра кожаную затычку.
– Великолепная машина этот ваш «кальмар!» Как жаль…
– Помню, помню… – прохрипело в медном раструбе, – Жаль, что у вас на Западном фронте не было таких. Ничего, герр капитан, на наш с вами век войны хватит. Пожалуй, я не прочь, чтобы её было поменьше.
– Да и я не против! – отозвался пруссак. – Просто хотел сказать, как приятно иметь дело с такой техникой…
Алекс ухмыльнулся…
– Может, хоть теперь вы смиритесь с использованием ТриЭс?
– Ровно до того момента, когда ваши инженеры построят нормальный двигатель внутреннего сгорания. С вашими материалами это будет агрегат помощнее всех, что мне довелось видеть. И тогда сто двадцать узлов, которые выжимает эта колымага, покажутся вам сущей ерундой!
– Ваши слова да Творцу-Создателю в уши, герр капитан!
Алекс ответил по-русски. Он делал так всегда, когда прибегал к пословицам и идиоматическим оборотам, характерным для своего родного языка.
– Но пока и «кальмар» с новым вооружением станет неприятным сюрпризом для наших остроухих друзей. Хотел бы я быть первым, кто вступит на нём в бой с «вивернами»…
– Размечтался, дружище! Ты же воздухоплаватель, офицер воздушного корабля. Пилотов и без тебя хватает.
– Ну, это мы ещё посмотрим… – буркнул Алекс. Шутки шутками, а он и в самом деле стал задумываться о том, чтобы подать рапорт о переводе. – Среди пилотов флапперов большие потери, лётные школы не справляются…