– Как прикажете. – Капитан стукнул кулаком по нагруднику и развернулся на каблуках.
Голос матери Наташи оборвал его на полуслове:
– Александр Мостовой. Убийца Кирилла, альфы Черного леса. Покоритель Железной гряды. Трижды окровавленный на службе Императрицы. Сын Саши, дочери Дарьи, матриарха дома Мостовых.
Он медленно повернулся.
– Да, Святая мать?
Правый глаз женщины сверкал, и розовое свечение разливалось по ритуальным шрамам, превратив ее в хищника: щеки стали впалыми, зубы заостренными, а улыбка зияла синюшным оскалом.
– Твои сыновья запомнят этот день. Но каким его запомнят, зависит от тебя.
– Спасибо, Святая мать.
– Да благословит тебя Богиня.
– И тебя, Святая мать.
Женщина моргнула, свечение глаза померкло, как тускнеет свет заката. И даже в шатре будто бы повеяло холодом из-за отсутствия розового сияния.
Улыбка матери Наташи стала грустной и даже нежной.
– Мне благословения не понадобятся, – проронила она.
Александр повернулся и покинул шатер.
Разразилась буря, ниспосланная Богиней.
Как и говорила сестра Катя, ближе к полудню поднялся ветер, огромные тучи закрыли проклятое красное солнце Шимы и погрузили землю в ледяной мрак. Но затем молния осветила небеса, словно Богиня хотела, чтобы грядущую бойню было хорошо видно.
Пока командиры колонн выстраивались в шеренгу, Александр оглядел раскинувшийся перед ним разрушенный город и усмехнулся.
Неболёты Шимы спускались, как и обещала сестра Катя, с изрядным трудом. Их кидало из стороны в сторону, будто ими играли ледяные великаны. Один врезался в стены крепости из-за сильного бокового ветра, в другой ударила молния, и неболёт вспыхнул.
Когда он сгорел дотла, по рядам атакующих прокатились кровожадные возгласы и восславления Богине. Несомненно, именно она наслала бурю, чтобы наказать вероломных свиней. Двадцать лет резни, грабежа и рабства. Платеж давно просрочен.
Причащенные кровью не знали усталости и стучали боевыми молотами по земле. Под гнилостным дождем шкуры на плечах постепенно становились серыми. Александр повязал лицо платком, но губы все равно потрескались и горели, а в тех местах, где ливень просачивался сквозь броню, слезла кожа. Некоторые из солдат пострадали настолько сильно, что он приказал им вернуться и обратиться за помощью к сестрам милосердия в медицинских пунктах. Но каждый человек войска горел желанием ринуться в атаку – чем меньше времени придется провести среди омерзительной бури, тем лучше.
Инженерные роты просигнализировали, что они готовы к броску. Последний из неболётов работорговцев врезался в землю. Александр кивнул связисту и отдал приказ о запуске топтеров. Тихий вой превратился в пульсирующий стрекот – тр-тр-тр-тр-тр-тр-р-р-р – пропеллеров, вибрирующий у него в груди.
Александр повернулся и принялся наблюдать. Взгляд бледно-голубых глаз следил за неторопливым подъемом аппарата, который жесткий шторм беспокоил не больше, чем собаку горстка блох.
Корпуса топтеров формой напоминали изогнутое тело стрекозы, и вид у них был слегка асимметричный и грубоватый, что характерно для инженерных достижений его страны. Найти два одинаковых судна оказалось невозможно. Их собирали механики из разных домов, и у каждого имелась теория о том, как сконструировать летательный аппарат. Однако основные принципы были схожи – круглая капсула с хвостом, два стеклянных портала вроде глаз насекомого, три огромных пропеллера слева, справа и на корме.
Они были неуклюжи, как пьяные шлюхи, и медлительны, как трехногие лошади. Не могли ни развить скорость, ни достичь высоты, где плавали неболёты Шимы, а еще постоянно испытывали катастрофические сбои. Экипажи топтеров называли аппараты летающими гробами, а пехота – крылатыми мертвецами.
Но, благословение Богини, они обладали способностью летать во время штормов.
И в такой день, как сегодня, это было единственное преимущество, в котором нуждались морчебцы. Крепость работорговцев притулилась на крутом холме, примыкая к неровному гранитному утесу. Башни оскалились тяжелыми сюрикеномётами. Любым осадным орудиям, отправленным на осаду твердыни, следовало быть изготовленными из металла, чтобы их не испепелило огнемётами, усеивающими крепостные стены с бойницами.
И даже если не загорятся штурмовые башни, то сидящие внутри люди вспыхнут наверняка.
Конечно, огнемёты сработают только в том случае, если в живых останутся работорговцы, которые ими управляют.
Флот топтеров, общим счетом почти сорок, неровным строем парил в пятидесяти футах над землей, раскачиваясь под порывами свирепого ветра.
Но вот ветер ударил посильнее, и какой-то топтер врезался в два других «собрата». Все три рухнули с неба и превратились в искореженные пылающие снаряды на булыжниках Кавы. Но остальные пробирались в воздушных коридорах над тесными улочками горящего города, приближаясь к крепости работорговцев и самураям, карабкающимся, как насекомые, по отвесным стенам.
Когда топтеры приблизились на расстояние выстрела, небеса взорвались градом сюрикенов и зарядами катапульт. Александр слушал ненавистный грохот и свист снарядов, и его мысли возвращались к тому дню, когда отца зарубили на стенах Мрисса. Топтеры продолжали падать, а люди превращались в протекающие мешки с окровавленным мясом.
Взрывы эхом разносились по мегаполису. Разбившиеся винтокрылы ярко вспыхивали, вздымая в высь столбы едкого дыма. Александр стиснул зубы, пробормотал молитву. Напряг слух. Прищурился. Он ждал, когда буря разразится по-настоящему.
Глухой потрескивающий звук обжег пространство между его барабанными перепонками, и губы Александра искривила мрачная улыбка. Из морды ведущего топтера вырвались яркие дуги невозможного сине-белого цвета. За ним последовало полдюжины других.
Ослепительные молнии летели из установленной на брюхе аппарата пушки, прорезая крепостные стены, оставляя зеленые вспышки в глазах Александра и почерневшие руины там, где когда-то стояли самураи. В морды топтеров летели огненные струи, а молнии превращали дождь в пар. И, повернувшись к связисту, Александр отдал приказ о начале второй волны атаки.
Осадные орудия на гусеничном ходу – краулеры – взревели двигателями, наполняя воздух вонью горелой кожи и запахом озона. Машины представляли собой уродливые толстые громадины из клепаного железа, обтянутые сегментированными танковыми гусеницами. Одиннадцать рванулись вперед, прокладывая путь через склады и жилые дома, направляясь к крепости.
Они были совершенно новым творением инженеров-механиков, работающих на полигоне Акмарр, а нападение на Каву стало для орудий первым настоящим боевым испытанием. Выглядели они достаточно впечатляюще: сплошь обитые черным железом, с широкими мордами, смахивающими на наконечники копий. Но во время высадки на берег было потеряно тридцать процентов комплектующих, в основном из-за проблем с механикой.
Словно прочитав мысли Александра, один из краулеров выплюнул ослепительные искры из вентиляционных отверстий, вздрогнул и со скрежетом остановился. Люки распахнулись, повалил густой дым, а из обжигающих внутренностей вывалились обугленные солдаты. Сестры милосердия метнулись к ним и, уложив бедняг на носилки, потащили пострадавших к санитарным палаткам в хвосте колонны.
Александр приподнял платок и попытался сплюнуть с языка привкус обугленной плоти.
«Твои сыновья запомнят этот день».
Александр подождал, пока краулеры не отошли на пятьдесят ярдов от крепостной стены, вознес последнюю молитву Богине, взобрался на штабель упаковочных ящиков, вытащил молот молний и оглядел войско. Легион тяжелой стали и черных знамен с двенадцатью красными звездами, сверкающие из-под шлемов голубые глаза, грозовые отсветы на клинках.
И капитан взревел, возвышая голос над хаосом битвы, ревом двигателей и бури:
– Братья! Перед вам распростерся ненавистный враг, он дрожит за каменными стенами! Вы выпьете силу противников! Станете носить их шкуры! И сегодня вечером будете ужинать в крепостных развалинах или с Богиней в Залах Победоносных мертвецов!
Мужчины ответили ревом, все подняли кулаки и сверкнули железом.
– Сегодня вы не жители Аушлосса, Кракаана, Вешкова или Мрисса! Вы – не сироты после двадцати лет кровавого угнетения. Вы – не отцы порабощенных дочерей, не братья украденных сестер, не сыновья убитых матерей! Вы – не солдаты! Вы – расплата!
Новый рев – бесформенный и оглушительный.
– Кровь за Императрицу! Кровь за Богиню!
– Кровь! – кричали они. – Кровь!
– Вперед, братья!
И люди ринулись вперед, словно стена из железа и ярости. Осадные башни столкнулись со стенами крепости, и воины ринулись вверх по переходам, а Причащенные кровью размахивали огромными двуручными молотами, нацелившись на самураев, которые кинулись им навстречу. Александр шагал по улицам, на мгновение его ослепила пушка-молниемёт, и он прищурился, выкрикивая приказы командирам колонн, перекрывая нарастающий шум битвы.
Железные самураи сражались как демоны, и нечестивая сила, исходившая от механической брони, была достойным зрелищем. Александр увидел, как один работорговец, – вероятно, командир – спрыгнул с крепостной стены и приземлился на морду винтокрылого топтера. Мужчина пробил лобовое окно и через разбитое стекло вытащил пилота наружу, а после швырнул на землю.
