Топтер резко повернул влево и свалился вслед за хозяином, а работорговец сиганул к крепости и начал отражать удары.
Александр бросился к башенному переходу, направляясь к замку. Причащенные кровью уже забрались на стены, опьяненные убийствами.
Толпа железных самураев ждала с обнаженными цепными клинками, пока на них обрушивался вал плоти, не обращая внимания на рычащие личины.
Крепостные стены были усеяны трупами, изжаренными дотла канонадой молний. Несколько сюрикеномётов до сих пор работали, поливая войска Александра сталью.
Капитан кинулся в рукопашную схватку, взревев, как ледяной дьявол. Молот молний пел песню смерти, каждый удар по черепу очередного работорговца заставлял сердце трепетать от радости.
Александр продирался среди берсерков, выбивая цепные мечи из рук, срубая головы с плеч. Кровь была у него на перчатках. На лице. На языке.
В небе закачался винтокрылый топтер, железный самурай спрыгнул со стены и вонзил оба меча в лобовое стекло. Машина накренилась и камнем упала на землю, самурай вознес молитву, когда аппарат по пути столкнулся с осадной башней. Из разбитых краулеров вырывались яркие дуги, поражая электрическим током солдат, сидевших внутри. Необузданный ток, танцующий на металле и плоти. Лица расплываются в кривых ухмылках. Воздух пропитан вонью горелого мяса.
Александр услышал громкий голос и звон цепных клинков. И увидел уже знакомого ему командира работорговцев, который сбил топтер. Мужчина прокладывал себе дорогу сквозь десятки солдат, сражаясь как одержимый. Над силовым блоком доспехов развевался флаг, синий, словно небо, с белым драконом, свернувшимся кольцом.
Повсюду раздавались песни бойни – визг цепных клинков, хруст костей, расплющенных молотами, стоны раненых и крики умирающих. В нос ударил запах битвы. Горящее топливо и поджаренная плоть, смрад вспоротых животов и дерьма, металлический привкус крови, такой густой, что Александр мог бы взмахнуть рукой в воздухе, и та стала бы красной.
Он продолжал пробираться сквозь толпу и успел снести голову какому-то работорговцу – совсем мальчишке, не старше восемнадцати.
Но взгляд капитана был прикован к командиру работорговцев, его люди пачками падали вокруг, и у солдат Александра теперь имелось преимущество в численности. Но этот человек все равно сражался, казалось, совсем без страха.
Причащенный кровью атаковал его, высоко подняв молот, и самурай отступил в сторону, рассекая живот берсерка, из которого вывалились внутренности длинными, перекатывающимися пурпурными кольцами.
Причащенный кровью взвыл, когда командир работорговцев крутанулся на каблуках, отрубив берсерку ногу по колено, и отскочил назад, когда мужчина рухнул в лужу собственных кишок. На него набросилось еще трое солдат, сокрушив цепными мечами.
По ногам Александра потекло топливо, густое и кроваво-красное, когда он перерезал горло одному солдату, а другого ударил кулаком в лицо. Но теперь вокруг него кишели враги и собратья, рой без кораблей – просто бурлящая масса железа и шкур освежеванных зверей.
– Подождите! – рыкнул Александр. – Он – мой!
Люди замерли, отступив на полдюжины шагов. Александр поднял щит, нацелил молот молний в череп работорговца. Мужчина все понял, и его люди расступились, освобождая пространство.
Работорговец потянулся к блоку питания, сорвал знамя клана, вонзил флаг – некогда ярко-синий, а теперь грязно-серый – глубоко в землю.
Символ – дракон – трепетал на ледяном ветру, дождь уподобился дерзкому шипению армии, пришедшей отомстить за двадцать лет резни. Не без боя. Не на коленях.
Люди Александра начали скандировать, выкрикивая одно-единственное слово в ритме биения пульса:
– Кровь, кровь, кровь!
К изумлению Александра, железный самурай воздел меч над головой и заговорил на морчебском языке:
– Приветствую тебя, брат! – крикнул он. – Я сожалею!
Александр бросил взгляд на окровавленные крепостные стены и на самураев. Бушевала буря, а в воздухе звенела какофония резни. Ему стало интересно, кто этот человек. Что им двигало? Терял ли он хоть немного сна при мысли о бойне, которую учинил его народ? Был ли кровожадным разжигателем войны? Или рядовым солдатом, выполняющим приказы?
В конце концов, ничего уже не имело никакого значения.
Александр подумал о матери. О сестре. Об отце.
И ответил на идеальном шиманском, голосом, сочащимся ненавистью:
– А я не сожалею. И ты мне не брат. – А затем ринулся в атаку.
Александр с грохотом пронесся по окровавленным камням, черный дождь застилал взор. По щиту стучал ливень тысячи крошечных барабанов, а молот молний был поднят высоко над головой, готовый отбивать ритм по черепу ублюдка-работорговца.
Когда они встретились, прогремел гром, и молот просвистел мимо отпрыгнувшего в сторону самурая, не причинив ему вреда. Зато вспышка искр осветила брызги грязной воды, когда чейн-катана срезала угол щита Александра.
Капитан нанес удар наотмашь, молот вспыхнул электрическим разрядом, самурай отклонился назад, и орудие с треском пролетело в считаных дюймах от его лица. В мгновение ока работорговец очутился напротив Александра, срезав очередной угол щита противника и оставив зазубренную борозду на нагруднике.
Александр сделал выпад, отразил две быстрых атаки, посыпались искры, а из двигателя, грохочущего на спине работорговца, повалил густой дым. Александр окунул носок сапога в запекшуюся кровь, подбросил кровяной сгусток к подбородку самурая и нанес сильный удар по плечу врага. Самурай застыл, когда по доспехам с треском побежал ток, а от кожи повалил пар.
Александр был уверен, что разряд тока прикончит работорговца на месте, но получил ответный удар, отбросивший его назад. Снова полетели искры, и с щита капитана исчезли куски железа.
Работорговец оказался мастером фехтования и полностью осознавал, что доспехи, питаемые энергией чи, дают ему преимущество. А для Александра секундное промедление означало смерть, равно как и потеря бдительности.
Если он будет отражать удары самурая, придется рисковать молотом – противник легко перерубит деревянную рукоять, что также будет означать верную гибель.
Александр отступил, но не отклонился назад, а шагнул влево, контратакуя. По спине самурая из смятых баков потекло топливо, пузырясь и покрывая ноги густой алой жидкостью. Спустя немного времени топливо в баках иссякнет – они оба это понимали.
Работорговец стремился прикончить Александра еще до того, как ослабнут скорость и сила оружия и доспехов, ведь тогда самурай превратится в обычного человека. Перестанет быть ужасом, нависающим над перепуганными детьми на улицах Кракаана или Вешкова. Потеряет обличье демона, проходящего сквозь людей, как солнечный свет сквозь пылинки. А станет лишь маленьким человечком в доспехах из безжизненного железа.
Время было на стороне Александра. Он мог играть в обороне и ждать, пока броня выйдет из строя. Но повергнуть калеку на глазах у всех воинов? Нет. Он не хотел бы, чтобы его люди запомнили такое. Он должен победить самурая, который был быстрее, сообразительнее, используя единственное оружие, которому бы позавидовали чи-монгеры и другие угнетатели.
Свой разум.
Скандирования людей Александра затихли, а вместе с ними исчезла и армия за спиной. Он снова оказался в лесу, ему снова тринадцать, а напускная храбрость и энергия, которыми он обладал, испарились, когда из темноты вынырнул волк, обнажив клыки, напоминающие ножи. Великий Кирилл, альфа-самец, наводящий страх и ужас. Кошмар Черного леса. Убийца сотен человек.
Одураченный, уничтоженный и разделанный тринадцатилетним мальчишкой, прикинувшимся мертвым.
Александр шагнул вперед, высоко подняв молот молний и намеренно опустив щит.
Заметив открывшуюся возможность, самурай нанес удар, и цепной клинок метнулся к горлу капитана. Но готовый к подобному маневру Александр вновь мигом поднял щит, и лезвие прошло сквозь металл, как сквозь масло. И хотя работорговец обладал мощью пятерых мужчин и мог разрубить противника пополам, этого было недостаточно, чтобы пробить два фута закаленной стали.
Меч застрял в разрушенном щите, не дотянув трех дюймов, чтобы пронзить его насквозь. Александр дернул щит вниз, увлекая за собой клинок самурая, и обрушил молот на лицо работорговца.
Взвился сноп искр. Полетели в разные стороны брызги крови. Самурай отшатнулся, когда новый удар обрушился на шлем, вбивая голову в плечи, прогибая железо, словно олово.
По доспехам работорговца заплясал ток, густая багряная жидкость смешалась с дождем, когда он рухнул на колени, а Александр нанес сокрушительный удар, держа молот обеими руками.
Раздался раздирающий хруст костей. Скрежет металла, пробивающего вражескую броню. Чавкающий вздох. Работорговец упал ничком перед флагом с драконом, истекая кровью. Александр стоял, опустив плечи, пытаясь отдышаться, не вдыхая слишком много отравленного воздуха. Рев людей был оглушительным, наполняя капитана до краев. Наконец он шагнул вперед и, сорвав знамя самурая, швырнул его на камни у своих ног.
И, повернувшись к легиону, указал молотом, покрытым алым налетом, на крепость и взревел во всю мощь легких:
– Убейте их всех!
Высоко подняв молоты, воины приступили к мрачному делу – к бойне. Александр застыл у крепостной стены под дождем, нависая над поверженным врагом. Он ткнул тело сапогом, напрягаясь от тяжести трупа. Когда мертвый работорговец перевернулся на спину, одна рука вытянулась, пальцы разжались, и под черным дождем блеснул медальон на кожаном шнурке с крошечной фотографией в рамке.
Александр взял приз, «полученный» от павшего самурая, глядя на групповой портрет: красивая женщина, пригожий мальчик, две хорошенькие девочки.
