Самба на острове невезения. Том 2. Разоблачение Шутника
«Вот и схожу», – подумалось мне, и я встала на ноги.
– Катя, ты куда? – спросила Анька.
– Дойду до банановой пальмы. Вдруг созрели новые плоды.
– Так быстро они не могли созреть!
– Ну, значит, поищу другую, не одна ж она тут. Или соберу кокосов.
– Вам понадобится помощь, – с готовностью поднялся Генерал. – К тому же, сейчас в джунглях небезопасно ходить одной.
Я посмотрела ему прямо в глаза и хитро прищурилась:
– Поверьте, одной мне намного безопаснее лазить по пальмам, чем с вами. Всего хорошего.
Удалившись от лагеря в глубь острова, я стала строить следующий план действий: найти место гибели Анны, отсчитать сто шагов во все стороны. Цель: поиск реки. Любой результат фиксирую в памяти и, как только прилетает спасательная группа, передаю Муравьеву на словах или в записанном виде.
Надеюсь, он не забыл мой прошлый рассказ и передал все в точности руководству.
Мысли меня покинули сразу, как только я почувствовала слежку. Сперва я просто ощутила это кожей, потому притаилась, сев в кусты, затем я уже отчетливо слышала торопливые шаги. Впрочем, слежкой это можно было назвать с гигантским натягом: шли за мной вовсе не таясь, сшибая ветви с листьями и приминая траву, и лучше будет сказать не «шли», а «бежали».
Когда я увидела прошедшего мимо меня Сан Саныча, вставшего в нерешительности в двух метрах впереди от кустов, где я пряталась, и завертевшего головой в поисках прекрасной соплеменницы, я выдала себя, поднявшись, и стала отряхиваться: дурацкие колючие ветки (вот угораздило из всего изобилия растительности выбрать именно этакую штукенцию) прицепились к шортам, майке и волосам и просто смертельно не желали расставаться с ними.
– Катя! – вздрогнул дед. – Ты меня напугала столь… хм… экстравагантным появлением. Что ты делала в кустах?
«Спасалась от Шутника, решившего взорвать остров!»
– Думала, за мной гонится рептилия.
– Серьезно? – Дед сперва хмыкнул, решив, что это шутка, затем посерьезнел, вытаращил глаза и задал вопрос: – Зачем тогда одна пошла, если так боишься?
– А вы совсем не боитесь? – ответила я вопросом на вопрос.
– А чего мне бояться? Я уже старый. Чему быть – того не миновать, а смерть все равно не за горами.
– Понятно. Знаете, не очень оптимистичные мысли вас посещают, – улыбнулась я. – Это не похоже на того друга, которого я знала.
Он тоже хихикнул.
– Катя, это все еще я! Нет, правда, просто я иногда застаю себя за мыслями, что я смертельно устал. И хочу к жене. – Заметив изменившееся выражение моего лица, поспешно добавил: – Это только в минуты слабости! Сейчас я досчитаю до двадцати, депрессия – или как там молодежь называет это состояние – пройдет, и я снова стану таким, каким ты привыкла меня видеть!
Я повторно улыбнулась:
– Я очень рада.
Мы шли вперед. Через пару минут он сказал:
– Катя, давай начистоту. Аньке ты можешь говорить все, что угодно, про бананы и яблоки с грушами, но я-то на такое не поведусь. Повторюсь, я уже не настолько молод, чтобы не отличать правду от лжи.
– Да? – Я не знала, что еще ответить.
– Да. Ты идешь вовсе не за фруктами. Ты идешь к месту, где нашли Анну Темникову. Я даже знаю зачем.
Вот это меня уже напугало. Я повернула к спутнику лицо, продолжая идти.
– И зачем же, по-вашему?
– Кутузов. Ты ему не доверяешь. Ты решила сама осмотреться и сделать собственные выводы. Как видишь, я работаю рентгеном для Львов. Вы любите перепроверять за всеми и в себя верите больше, чем в других.
– Это правда, но не до конца. Вы умеете хранить секреты?
Спутника этот вопрос несколько обидел.
– Катя, я танцевал ламбаду перед неработающей камерой в лопухах вокруг бедер и расстегнутой рубашке. Да еще и был застигнут в данном непотребном виде своими соплеменниками, если ты все это помнишь, конечно. – Хохотом я заверила старичка, что помню. – Так вот, да, я умею хранить тайны.
– Мне нужно отыскать реку.
– Реку? Здесь есть река?
– Либо есть, либо нет, – пожала я плечами. – Ответов всего два, это не так страшно.
– Я ничего не понимаю. Если ты идешь искать что-то, значит, считаешь, что это есть, иначе выйдет, будто мы ищем черную кошку в темной комнате, заныкавшую иголку в стог сена, которую мы тоже, кстати, ищем!
– Крокодил же – или кто он там – пришел откуда-то. Вот я и хочу посмотреть на место его обитания.
– Чтобы он цапнул тебя за ногу?
– Но это только в случае, если он там есть. – Мы обменялись многозначительными взглядами и как раз подошли к месту, где я обнаружила обезглавленное тело Анны.
– И куда мы двинемся?
– Я много читала о крокодилах, – начала я самозабвенно врать, – еще когда была ребенком. Я всегда обожала пресмыкающихся и земноводных. – Ну это больше про Юльку, нежели про меня. Но как-то же надо аргументировать свой интерес. – Так вот, я знаю, что они не отходят более чем на сто шагов от реки, где обитают. Сама эта река должна быть болотистой и медленно текущей. Такие любят и крокодилы, и аллигаторы. – Выдав полученную от Бориса информацию за свою собственную, продолжила: – Нужно пройти сто шагов в разных направлениях. Ясное дело, что на юге реки быть не может, там море и пляж. И мы там все уже успели исходить за эти дни. Я верно рассуждаю? – Старик кивнул. – Значит, начнем оттуда, – показала я рукой на север.
– Согласен. Двинулись.
Минув расположенное слева от нас конопляное поле, мы вошли в зону повышенной непроходимости. Ветви и лианы висели сплошняком и были так крепки, что я жутко жалела сейчас о неимении мачете. Конечно, можно было, отправляясь в путь, попросить у Олега Владимировича нож (что было бы оправдано легендой, по которой я отправилась срезать с пальмы бананы), но после той занимательной беседы просить его о чем-то не хотелось вообще. Причем занимательной она являлась только для нас с Кожуховым и Анькой, остальным же диалог казался бессмысленным. Когда-нибудь я расскажу им все, но не сейчас.
А зачем? Неужели я стала считать людей в лагере своими? Своими товарищами, компаньонами, своей группой… называть можно как угодно. Но почему-то после двух совместных бессонных ночей они мне стали чуть роднее. Во всяком случае, я не относилась к ним так же безразлично, как в первый день шоу.
«Катюха, а ты меняешься!» – сказала я себе и не знала, радоваться такому повороту или нет.
– А как мы понимаем, что не сбились с пути? – решив отвлечься от мыслей о социуме и моем месте в нем, спросила я товарища.
– Видишь, солнце справа. Там восток. Значит, идем куда надо.
– Отлично.
– Шестьдесят три, шестьдесят четыре… – бубнил себе под нос старик.
Это хорошо, что из нас двоих хотя бы один человек не забывает считать шаги. Мне стыдно, но я сбилась еще на двадцатом.
На сотом шаге мы встали как вкопанные и принялись озираться по сторонам. М-да, болотом не пахло. Измученные, порезанные и поцарапанные неприветливыми когтями джунглей, уставшие, потные и грязные, мы находились там же, где и десятки метров назад – в непроходимых зарослях.
– Идемте отсюда, – изрекла я грустно. – Здесь нечего больше ловить.
Неожиданно он со мной не согласился:
– А вот не скажи!
– А что такое?
– Послушай, – приложил он палец к губам.
Я перестала дышать и навострила уши.
– Что-то шумит? Похоже на плеск воды.
– Именно. Это оттуда, – показал он на запад. – Идем.
Мы шли еще столько же или чуть меньше, пока заросли не поредели, а под ногами не начало хлюпать.
– Болото?
– Не знаю, – голос старика был растерянным. Казалось, он не понимает происходящего.
Мы прошли еще немного, заросли совсем отступили, и вскоре тропа, ставшая размытой жидкой грязью, вывела нас… к реке!
– Не может быть! – воскликнул Сан Саныч. – Вот здесь он и живет.
– Ну не знаю. Не маловато ли для него пространства?
Мое замечание было обоснованным. Река, почти сплошь поросшая илом, была весьма неширока. Дальше, к северо-востоку она еще сужалась. Но если крокодил выполз раньше, и прополз до места происшествия сто человеческих шагов к юго-востоку… Это могло произойти.
– Меня больше интересует другое – что здесь плескалось?
– Не знаю, – пожала я плечами. – Лягушки? Ужи? Вряд ли что-то очень крупное.
– Пройдемся вдоль берега? – предложил старик. – Дальше к западу? Или боишься?
– Я ничего не боюсь, – заверила я и первая пустилась в путь.
– Ты все-таки смотри. Я пожилой, мне все равно, если мою голову отгрызет какой-нибудь мутант. А ты молодая и красивая. Да и как ты будешь смотреться без башки? Без башки тебе не пойдет. И замуж не возьмет никто такую.
Я захихикала:
– Да ладно, какой мужчина откажется от молчаливой жены! Рта-то у меня не будет.
Так мы шли на запад по берегу илистой речушки, временами погружаясь по пятку в грязную жижицу и уповая на то, что здесь нет трясины.
Через пять минут оказалось, что сужение реки к востоку было лишь иллюзией. На самом деле, такой река и была, просто в одном месте, которое мы видели вначале издалека, она была чуть шире, но дальше возвращалась к своим исходным полутора-двум метрам в ширину.
– Ну что, возвращаемся? – почесывая укусы еще более назойливых и кровожадных в этой части джунглей, чем в пляжном районе, москитов, предложила я, уставшая от ходьбы и бессмысленных поисков.
– Да, – согласился спутник, и я уже совершила шаг в обратном направлении, как вдруг что-то привлекло мое внимание.
– А что это там, под камнем? Видите, белеет?
– Да. Там определенно что-то есть. Уж не будущее ли потомство злобного крокодила?
Я пожала плечами. Хотя формой яйцо это никак не напоминало. Скорее это было что-то плоское, завернутое во что-то белое и спрятанное от посторонних глаз в реке, на всякий случай придавленное небольшим булыжником.
Мы подошли и сдвинули камень. Да, я была права. В кусок белой с темными разводами в некоторых местах простыни завернули какой-то большой и тяжелый плоский предмет.
– Разверните его, – попросила я, угнетаемая непонятно откуда взявшимся нехорошим предчувствием.
Сан Саныч вынес сверток подальше от реки на берег, положил на влажную землю и начал разворачивать.
– О боже! – я стиснула рот руками.
– Что за… – помощник отпрянул от предмета и поднялся. – Что за… Да что же это такое здесь творится?!
Глава 22
– Мы должны привести сюда остальных, – немного успокоившись, говорил мне Саныч. – Или отнести это к ним.
Я молчала.
Не согласившись с выводом, но и не желая открывать свою истинную мотивацию, я не могла сочинить что-либо, что могло его убедить меня послушаться.
– Что скажешь? – наконец обратился он ко мне.
– Это не лучшая идея, – покачала я головой.
– Не лучшая идея показать им это? – кивнул он на развернутую тряпку. – Но почему? Что мы вдвоем станем с этим делать? Неужели положим обратно, будто и не заметили?
– Нет, Сан Саныч. Мы это перепрячем.
Он посмотрел на меня удивленно. Я же перевела взгляд на топор. Конечно, его успели вымыть, но разводы на простыне говорили сами за себя. Этим орудием не так давно что-то отрубили. И это что-то пачкалось самой настоящей кровью.
– Подумайте сами, – наконец-то пришли ко мне слова, – мы оба не можем отрицать, что знаем, для чего он использовался. И крокодил тут ни при чем. Не берусь утверждать, что он вообще существует, несмотря на следы. Анне отрубили голову. Этим вот топором. Затем его помыли и спрятали здесь. Ну как вы думаете, убийце понравится то, что мы сейчас расскажем, как нашли вещь, с помощью которой он убил человека? Что он с нами сделает? А оставить все как есть нельзя тоже. Вдруг он замыслил еще одно преступление?
Старик от удивления расширил глаза:
– Ты решила, что некто, убивший Анну, из наших? – Почесал тыковку, раскинув мозгами. – Но подумай, как кто-то мог пронести такую вещицу на вертолет? Нас же обыскивали. Почему ты не думаешь, что это кто-то из местных жителей?
Такое пока не приходило мне в голову.
– Но как они могли сюда проникнуть? – пожала я плечами. – Территория же огорожена.
– Можно предположить, что топор здесь давно лежит. И когда обследовали территорию под шоу, его просто не заметили. Чистая случайность.
Я покачала головой:
– Нет. Он бы начал ржаветь. Топор спрятали относительно недавно. А шоу должны были готовить как минимум полгода. Вы же слышали, они изменяли ландшафт, многое пересажено сюда из других мест. И вообще, они обязаны были обследовать местность на безопасность.
– Ну хорошо. – Саныч, сморщившись недовольно, резким движением прихлопнул насекомое, пристроившееся на его руке. – Достали, паразиты… – Обернулся на белую простыню. – Тогда вопрос остается открытым: как он попал сюда? Допустим, воспользоваться им мог каждый. Я имею в виду, из нашего племени. Хотя не хочу думать, что среди нас есть убийца. Но пускай будет. Теоретически. Но этот человек не мог перевезти топор сюда из Москвы. Ты же помнишь, как тщательно нас проверяли.
– А вы должны помнишь перочинный ножик Кожухова.
– Ну сравнила, это же ножик! А то – топор.
– Хорошо, допустим, он был здесь. Но почему его не нашли? Где он был? Неужели закопан?
– Да, это возможно.
– Тогда как убийца узнал, где копать? – приподняла я бровь. – Интуиция? Человек-рентген, видящий сквозь толщу земли? Или он просто везунчик, перекопавший добрую часть острова, пока не нашел наконец то, что искал. Только что-то я не вижу здесь ям. – Я наигранно стала вертеться по сторонам. – Ямы! Ямы! Вы где? Отзовитесь, ау!
– Катя, прекращай цирк, это не смешно, – нахмурился старик. – Выходит, у него был сообщник… О господи, – выдавил он изнеможенно, – мы договорились до того, что случай с Анной был… предумышленным убийством? Но как так? За что девочку убивать?
Я пожала плечами:
– Значит, были причины, нам не ведомые.
– Но если убил кто-то их наших, она должна быть с ним знакома! Но этого ведь не наблюдалось.
– А откуда вы знаете? – Предполагалось, что мы с Анькой друг друга тоже не знаем. Но вслух я это не сказала.
Поспорив еще некоторое время, мы все же сошлись на моем предложении перепрятать топор. Ничего более здоровского, чем закопать его недалеко от того же самого места, в наши две светлые головы не пришло.
Вернулись мы усталые, голодные, с руками по локоть в земле и с двумя кокосами под мышками.
– Никто не прилетал? – спросил Саныч буднично.
– Издеваешься? – фыркнула Любовь. – Похоже на то, что мы тут обожрались обещанными яствами?
– Ну тогда на тебе кокос, – с превеликим удовольствием Саныч уронил ей на колени большой плод, и та еле успела подставить руки.
М-да, если даже добряк дедуля сделал что-то весьма походящее на попытку причинения физической боли, то, чувствую, еще день, и мы все поубиваем друг друга. Надо же, как меняется эмоциональный настрой людей в вынужденном сообществе. Когда еще теплится надежда на спасение на общем фоне потенциальной опасности, все сплачиваются, как крепкая, дружная семья. Но стоит инстинктам взять верх над верой – это будит агрессию.
До вечера этого дня мы все успели раз двадцать переругаться, оправдывая свежесочиненную мной теорию, пока наконец в шуме спора, склок и рождаемого ими крика мы не расслышали столь долгожданное гудение лопастей.
Ссоры как по свистку прекратились. Мы поднялись и молча уставились в чистую голубизну летнего неба с парящей в ней темной точкой.
Через четверть часа вертолет опустился и высыпал наружу людей: около восьми человек в странной спецодежде и парочку остальных, уже ставших привычными лиц. Операторы с ведущим, показав путь новеньким к месту происшествия, выгрузили с летательного аппарата несколько пластиковых ведер и контейнеров. Еще не зная их содержимого, наши желудки пронзили округу радостным бульканьем.
– Это не для эфира, – сказал мистер Фокс операторам, показывая на камеры, по привычке прихваченные теми с собой. Поняв намек, их тут же убрали подальше с глаз.
Накрыв богатый стол поверх лопухов и пальмовых листьев, Попугай, одетый сегодня не столь по-попугайски (обычная однотонная тенниска и бежевые брюки), стукнул себя по лбу:
– Да, совсем забыл! Да что же со мной творится, после этой смерти я совсем не свой, ха-ха!
Чавканье тут же прекратилось. Хоть мы только-только приступили к трапезе и, соответственно, продолжали быть голодными, но неожиданное напоминание об Анне, да еще и заявленное с очевидной долей оптимизма, вызвало неподдельный шок, переходящий в смутные и неприятные догадки о том, что же мог задумать прохвост Фокс.
– Прошу подвинуться, освободите место вокруг стола для еще одного члена племени!
С этими словами он с легкостью поднялся и бодрым галопом направился к открытому вертолету. Мы побежали следом.
– Кого он там еще притащил? – негодовала Люба.
– Как можно привозить нового участника почти в середине шоу? – вторил ей Вова.
Ну уж никак не в середине, это только седьмой день. Хотя в чем-то он прав, мне и впрямь казалось, что я здесь уже давно.
– Итак, прошу любить и жаловать!
Встав по-театральному слева от железных, выдвинутых из нутра «вертушки» ступенек с вытянутой ладонью вверх рукою, он тем самым дал разрешение на выход новому участнику шоу «Герой необитаемого острова».
Горя от смешанных, но бурных чувств, мы с нетерпением ожидали появления человека, пока на свет божий не явился… Маврикий!
– Это же… Это…
– Марик, – пискнула я вслед за всеми.
Гордый и неприступный, он стоял на платформе вертолета и окидывал нас неприязненным взглядом чванливого триумфатора.
– Да, да, вы с ним знакомы! – раздутый от своей способности удивлять, радовался шоумен.
– Но зачем вы его вернули? – крикнула обиженная Анька и, не замечая своих действий, начала ощупывать на себе купальник, точно проверяя его на наличие. – Мы же голосовали против него почти все! Он такое сделал… Такое… Мы ненавидим его!
– Нет, ошибочка! – поднял палец ведущий. – Вы голосовали против Анны, забыла, деточка?
– Потому что вы нас заставили!
– Это никому не известно, – стал он злиться. – Итог голосования – восемь голосов против Анны. Анна выбыла. Участников должно остаться девять. А вы пересчитайте себя!
Мы посчитали. Восемь. Что ж, он прав. У зрителей появились бы вопросы.
– Давайте придумаем так, будто он сам попросился уйти! – высказал предложение Виктор. Очень дельное, на мой взгляд. – Допустим, по состоянию здоровья!
– Это исключено. Правила есть правила. А они гласят, что каждые пять дней выбывает участник. Один участник! Маврикий, прошу вас, спускайтесь, не томите. – Марик послушался, важной птицей опустившись на землю. – Да, кстати, – улыбнувшись еще шире, добавил ведущий, – учитывая ваше особое к нему отношение, я дарую Маврикию на следующее голосование иммунитет. А если уж и за девять дней он не сможет втереться к вам в доверие, тогда делайте, что считаете нужным. Для того он и был придуман – Страшный Чан. Что ж, приступим к ужину. А то я ничего не ел, ха-ха!
Проходя мимо меня, бывший друг, а ныне заклятый враг Марик, словно в доказательство нового статуса, одарил меня жутковатым испепеляющим взором суженых глаз и шепнул:
– Тебе не жить.
Учитывая глобальность скрываемой мною и рассекреченной им тайны, в искренность сего обещания я поверила сразу.
Москва, день 7-й
– Это вы сделали! Это всё вы! – кричала я Евгении Михайловне, но та просто пожимала плечами, якобы не понимая, о чем ей говорят.
– Юля, что с тобой? – кинулась ко мне Кира, когда мой бессильный гнев перешел в слезы. Она начала успокаивать и гладить меня по голове, делая этим только хуже.
– Она порезала мои звездочки! – рыдала я.
– Ой, ну что ты как в детском саду, – прогнусавила Настька. – Звездочки! Послушай только себя. Новые порежешь, это ничего страшного.
– Когда? – почти орала я, из-за чего голос стал писклявым и каким-то мышиным. – У меня не осталось времени даже на тренировки, а еще с костюмами возиться, а звезды… Они были уже готовы…
– Юлечка, не реви, – гладила меня теперь уже по руке Кира. – Мы что-нибудь придумаем. Евгения Михайловна, это правда вы сделали? Но зачем? Так нравится издеваться над людьми?
– Я?! – пробасило чудовище. То ли в силу увеличившейся ненависти, то ли ввиду иных причин, но бородавки на ее лице мне показались в тот момент еще громаднее, чем обычно. – С чего она взяла, что я?! Она выдумывает!
– Как не стыдно! – уже тише бормотала я, стоя посередине комнаты вместе с Кирой и всхлипывая. – Вы одна оставались. Никто другой не мог.
– Ну и что, что одна? – вступилась за подругу Настя. – Это еще не показатель.
То, как они переглянулись, да и тон, с которым Кислякова это говорила, заставил мой мозг слегка поработать и выдать вот что:
– Это ты все придумала! Ты подговорила! – У Настьки на миг расширились ярко подведенные глаза, но она промолчала. – Ну же! Имей совесть признаться!
На секунду что-то мелькнуло в них, в этих злобных, ядовитых, заносчивых, болезненно в себя влюбленных глазах, и это что-то ясно дало мне понять в ту минуту, что в своих подозрениях я абсолютно, стопроцентно права. Это была именно ее идея, но она никогда не признается в этом.
– Юля, это слишком, – проговорила Кира, хотя ее никто не спрашивал. – Я понимаю, ты расстроена, но зачем приплетать сюда личное отношение? Ты же знаешь, Настя никак не могла порвать твои звездочки, потому что была с нами весь вечер.
Все здесь против меня! Все!
Кира перестала гладить мой свитер и уселась на кровать, вполоборота на меня уставившись. Настя и Евгения Михайловна нарочито громко стали что-то обсуждать, просто чтобы показать, что они меня игнорируют. А я так и стояла посреди комнаты «для девочек», чертовски сильно желая превратиться на пару минут в свою лучшую подругу, потому что та – я была уверена – налетела бы на них с кулаками, заставив обидчиц пожалеть, что они имели неосторожность с ней связаться, да еще и, как итог, сами бы предложили нарезать вместо нее новых фигурок из фольги. А я была тем, кем являлась. Социальные нормы стояли выше во мне, чем гордость и себялюбие, и я не могла вот так мощно, по-настоящему, по-мужски отстаивать свои интересы.
– Ну ладно! – высказала я угрожающе и вышла, хлопнув дверью, твердо зная, что это блеф и ничего я не стану предпринимать.
Однако, спрятавшись в ванной и вспомнив о досье, которое здесь часто читала, я уловила одну мысль за хвост. Взяла лист бумаги с ручкой, вернулась в ванную, закрылась на щеколду и принялась строчить.
«Дорогой Г.Н.! Простите мне мою оплошность. Шутник не С.С. Шутники – Кислякова и Евгения Ивановна. Вместе! У меня есть неопровержимые улики. Немедленно арестуйте их, да пожестче так, с наручниками и заламыванием рук и спровадьте-ка их в кутузку!»
Перечитав, посмеялась и порвала. Конечно, я не могла в угоду собственному чувству провалить всю операцию. Но одна маленькая мысль о том, что все-таки могу это сделать, немножко утешила. Кто они? Завзятая тусовщица и бывшая зэчка. А я – агент! Работаю на тайные службы! Под прикрытием! Да они локти кусать себе будут от зависти, когда узнают, кто я такая!
…Нет, все-таки не помогает. То есть помогло на время (и весьма непродолжительное), но уже вновь одолевают слезы и нестерпимо хочется повеситься.
– Завтра, – разрешила я себе отложить казнь на следующий день и завалилась спать.
Москва, день 8-й
Проснувшись на двадцать минут раньше будильника и не сказать чтобы в уныло-суицидальном настроении, я решила, что это судьба некоторым поплатиться за все и поднялась. Улыбаясь, острожной поступью вышла из комнаты и припала к коридорной стене напротив входа в ванную. У меня было в запасе пять минут, но вместо того чтобы изучать список, вывешенный на нужной мне двери, я заняла это время размышлениями. СС, он же Святослав Сергеевич, упомянул в разговоре про оставшиеся три дня. Безусловно, это были три дня до следующего выступления (а теперь уже осталось два). По всей видимости, он затеял совершить взрыв в прямом эфире или еще какую-нибудь пакость. Почему я говорю так спокойно? Ну, во-первых, он ясно и неосознанно для себя дал мне понять, что у него что-то не ладится с этой задумкой. Во-вторых, кого надо, я предупредила, не дадут же мне умереть, в самом деле? А вот что именно случилось, ввиду чего все расстроилось? Неужели это связано с убийством на острове? В предыдущий раз, когда мне удалось его подслушать, он заявил: «Есть баба, и она на острове». Либо он разгадал весь наш глобальный замысел и имел в виду Катьку, либо это был его человек, который на него работал или еще для чего-то был нужен. И тут он умирает… Стоп! А если… А если этот человек, наоборот, мешал ему? Тогда выходит, что убийство на острове… Дело рук СС?!
Щелкнул замок, я моментально воспрянула духом, так как Настька не успела еще выйти в коридор, но здесь я увидела Его и тут же пожалела о своем дурацком плане мести.