Очаровательный повеса
С большой неохотой Эва начала думать, что, возможно, он прав. Пусть он чрезмерно горд, самоуверен, но, не исключено, в его словах есть рациональное зерно. Возможно, вложения ее брата в его парк развлечений действительно окупятся.
– Надеюсь, вы сможете убедить меня не только словами, мистер Харт.
Он откинулся на спинку сиденья, очень довольный, словно уже добился ее одобрения.
– Именно это я и собираюсь сделать.
Экипаж свернул за угол, и впереди показалась ограда парка – высокая каменная стена, совершенно обычная, без каких бы то ни было признаков чего-то волшебного.
Эва, по своей природе очень осторожная, покосилась на мистера Харта, и тот кашлянул.
– Это черный ход.
Экипаж остановился.
Жан-Мари немедленно вскочил, опустил ступеньки и протянул хозяйке руку, чтобы помочь спуститься.
– Спасибо, – сказала Эва. – Пожалуйста, предупреди кучера, чтобы подождал нас.
Мистер Харт спрыгнул на землю и сразу направился к едва заметной в стене деревянной двери, открыл ее и пригласил гостей войти.
Их взору предстали заросшие бурьяном грязные дорожки, едва заметные среди кустов. Это было меньше всего похоже на парк развлечений, но ведь мистер Харт сказал, что посетители здесь не ходят. «Ладно, посмотрим».
Эва оглянулась на дверь, в которую они вошли.
– Разве она не должна запираться?
– Разумеется, когда мы откроемся, она всегда будет закрыта, чтобы через нее не проникали безбилетники, – ответил мистер Харт. – Но сейчас, когда процесс строительства в самом разгаре, так проще для поставщиков.
– А как насчет воровства?
Мистер Харт нахмурился в недоумении, но сказать ничего не успел: на одной из тропинок показался рыжеволосый молодой человек, которого Эва сразу узнала: мистер Малколм Маклиш, архитектор, нанятый ее братом, чтобы восстановить театр.
– Харт! – воскликнул Маклиш. – Слава богу, вы здесь. Привезли проклятую черепицу для крыши, но она наполовину разбитая, а кучер все равно требует полной оплаты. Я не знаю, что делать: отправить всю партию обратно или выгрузить и работать с тем, что еще можно использовать? Мы и так уже отстаем от графика, дождь заливает здание. Даже брезент начинает промокать и долго не выдержит.
Молодой человек перевел дух, поднял глаза и только теперь заметил Эву.
– О, мисс Динвуди, не ожидал вас здесь увидеть.
Он так густо покраснел, что Эва почувствовала прилив жалости. Когда они виделись в последний раз, он умолял помочь ему избавиться от робости перед ее братом, и теперь он явно пребывал в растерянности.
– Добрый день, мистер Маклиш. – Эва тепло улыбнулась.
Тут молодой человек вспомнил о манерах и элегантно поклонился.
– Приветствую вас, мисс Динвуди. – Он секунду помолчал и выпалил: – Вы единственный луч света во мраке этого ужасного дня.
Эва кивнула.
– Давайте посмотрим, как быть с черепицей.
Владелец парка развлечений нахмурился.
– Я привез вас сюда, мисс Динвуди, не для того, чтобы вы вникали в скучные закулисные процессы.
– А я думаю, что мне именно на них следует обратить внимание в первую очередь, – возразила Эва. – Пожалуйста, ведите нас, мистер Маклиш.
Архитектор, дождавшись недовольного кивка мистера Харта, повел процессию по грязной дороге.
Эва приподняла юбки, стараясь ступать с максимальной осторожностью. Жаль, что утром не догадалась надеть на свои симпатичные туфельки паттены[2]: сырость и липкая грязь, по которой она шла, судя по всему, уничтожат обувь.
– Признаюсь честно, исходя из вашего описания, я представляла себе парк более… – Она замолчала, пытаясь подобрать слово потактичнее, чтобы обозначить царившую вокруг разруху.
– Более ухоженным, – пробормотал Жан-Мари, перепрыгнув через клумбу с обвисшими догнивающими ирисами.
Судя по недовольной физиономии мистера Харта, вмешательство слуги ему явно не понравилось.
– Естественно, сад во время дождя выглядит не лучшим образом. Посмотрите лучше сюда! – воскликнул мистер Харт, когда процессия обогнула огромное дерево и перед ними блеснула вода пруда. – Именно здесь вы увидите, каким будет «Хартс-Фолли».
Пруд действительно был прелестным. В его центре располагался островок, соединенный с берегом арочным мостом. У самой кромки воды росли молодые деревья, словно обрамление для чудесной картины. Даже в дождь вид был невероятно привлекательным.
Поддавшись очарованию, Эва шагнула ближе к пруду и тут же провалилась в глубокую лужу. Холодная грязная вода насквозь промочила туфельки, и чары развеялись.
Она повернулась к мистеру Харту, от внимания которого не укрылось происшествие, взгляды их встретились, и он поспешил заверить ее:
– Мы, конечно, приведем здесь все в порядок перед открытием.
– Я надеюсь, – холодно ответила Эва и потрясла промокшей ногой.
Дальнейший путь проходил в молчании, и через несколько минут процессия подошла к ряду строений, центральное из которых, скорее всего, и было театром. Эва увидела широкие мраморные ступени, которые вели к колоннаде, поддерживавшей высокий фронтон с классическими барельефами театральных сцен. Здание определенно впечатляло, даже несмотря на брезент вместо крыши. Неподалеку стояла огромная повозка с запряженными лошадьми, а около нее трое мужчин громко переругивались с группой разношерстно одетых людей, полукругом стоявшей перед ними. Там было с полдюжины женщин в одинаковых ярко-желтых скандально коротких платьях – вероятно, танцовщиц. Одна дама была в необычном фиолетовом платье, густо накрашенная. Рядом с ней топталась женщина с недошитым корсажем в руке. Несколько мужчин – явно рабочие – держали в руках кто грабли, кто лопаты, а другие, получше одетые, прижимали к себе разные музыкальные инструменты.
– Плати, или мы развернем эту повозку и увезем груз обратно, – крикнул один из кучеров.
– Платить за что? – возмутился худощавый мужчина с умным лицом и взъерошенными черными волосами. – За груду осколков? Так мы никогда не восстановим этот театр. Мои музыканты не могут репетировать, когда на них льется вода.
– Что я слышу об осколках?
Собравшиеся обернулись на звучный голос мистера Харта, и несколько человек заговорили одновременно, но он остановил их, решительно подняв руку.
– По одному, пожалуйста. Начинайте, Фогель.
Темноволосый мужчина выступил вперед и заговорил, возбужденно сверкая черными глазами:
– Маклиш обещал, что все будет доделано еще в прошлом месяце, и что мы видим? Ничего. Одни слова!
– Не моя вина, что дождь не позволяет продолжать работу! – выкрикнул Маклиш, воинственно выдвинув подбородок. – Кроме того, позвольте заметить, работать, когда вокруг барабанят и пиликают ваши музыканты, не так-то просто.
Губы мистера Фогеля презрительно скривились.
– А вы предлагаете нам выйти на сцену без репетиций? Вы, англичане, ничего не смыслите в музыке вообще и в опере в частности.
– Я шотландец, а ты…
Мистер Харт вовремя втиснулся между двумя мужчинами, не допустив драки.
– Так что там с черепицей?
– Не моя вина, что она в таком виде, – сказал глава кровельщиков, и голос его прозвучал на удивление спокойно. – Какой получил ее, такой и привез.
– Ну а я ее такой отправлю назад, – заявил мистер Харт. – Я плачу за кровельную черепицу, а не за осколки.
– Я, конечно, могу забрать ее обратно. – Кровельщик безразлично пожал плечами. – Но другая поставка ожидается не раньше декабря.
Мистер Харт сжал кулаки.
– Послушай, ты…
В этот момент двери театра распахнулись, и наружу выкатился маленький кривоногий человечек в оранжевом костюме, таком ярком, что хотелось зажмуриться. Эва потрясенно моргнула, поскольку это был сам мистер Шервуд, владелец Королевского театра. Что он здесь делает?
– Шервуд! – зарычал мистер Харт, наступая на него. – Какого черта ты делаешь в моем театре?
– Харт? Какой приятный сюрприз! Не знал, что ты так рано встаешь. И мисс Динвуди здесь. – Шервуд не сразу, но все же разглядел за широкой спиной Харта Эву. – Рад вас видеть! Да что там, абсолютно счастлив.
– Мистер Шервуд, – сдержанно кивнула Эва.
– Ваше присутствие озаряет этот мрачный день, мэм! – Оранжевый человечек так сиял и приплясывал, что его белый парик съехал набок. – Вы сообщили Харту о моем предложении?
– У тебя нет средств, чтобы выкупить долю Монтгомери, – огрызнулся Харт.
– У меня нет, – легко согласился Шервуд, – но зато есть у моего спонсора.
Мистер Харт, как показалось Эве, прямо на глазах становился еще больше, его огромные ручищи сжались в кулаки, дыхание стало тяжелым. Эва на всякий случай подошла ближе к Жану-Мари: рядом с ним она чувствовала себя спокойнее.
– О каком спонсоре ты говоришь? – прорычал Харт. – Не может у тебя быть никакого спонсора.
Из распахнутых дверей театра вышел высокий джентльмен в кудрявом парике цвета лаванды и ярко-красном сюртуке, отделанном по манжетам и воротнику серебристой тесьмой, и остановился на верхней ступеньке.
Окинув взглядом собравшихся и заметив мистера Харта, он громко вскричал, выставив вперед руку, словно хотел отгородиться от владельца парка:
– Нет, ты не сможешь отговорить меня, и даже хваленое красноречие тебе не поможет!
– Что ты задумал, Джованни? – Голос Харта понизился до темных опасных глубин.
Эва украдкой огляделась. Неужели никто, кроме нее, больше не видит, что мистер Харт медленно, но верно закипает?
Все взгляды были устремлены на лестницу, по которой неспешно спускался пестро одетый мужчина. Эва сообразила, что это, должно быть, Джованни Скарамелла, знаменитый оперный певец.
– Он от тебя уходит, – пропел Шервуд, подтвердив худшие подозрения Эвы. – Джованни переходит в Королевский театр. Самый талантливый обладатель высокого сопрано в Лондоне теперь будет петь только в моем театре.
– Ты не можешь так поступить, Джо, – проговорил Харт. – Мы же договорились, что в этом сезоне ты будешь петь здесь.
– Разве? – легкомысленно переспросил певец, сделав удивленные глаза. – Но у мистера Шервуда великолепный оперный театр, к тому же мне предложили хороший гонорар. А у тебя, Харт, только грязь и протекающая крыша. – Кастрат пожал плечами. – Что же здесь удивительного, если я предпочитаю петь в комфортных условиях?
– В моем театре всегда выступают только самые лучшие певцы, – весело воскликнул Шервуд, размахивая зажатым в руке листом бумаги. – Пора бы тебе уже к этому привыкнуть, Харт.
Харт прищурился и прорычал:
– Будь ты проклят!
– Ха! – Шервуд еще больше развеселился. – Тебе удалось переманить к себе Робина Гудфеллоу и Ла Венециано, но посмотрим, как ты обойдешься без ведущего сопрано, Харт!
Не сказав ни слова, мистер Харт быстро шагнул вперед, и его огромный кулак врезался в улыбающееся лицо Шервуда. Коротко взвизгнув, владелец Королевского театра рухнул на землю, заливая ее кровью из разбитого носа.
А Харт продолжал стоять над ним – без шляпы, в одной рубашке, насквозь мокрой и прилипшей к телу, – и выглядел как воплощение дикой силы, даже варварства.
Эва, ненавидевшая насилие, судорожно вздохнула. Это была ошибка, ужасная ошибка. Сад оказался совершенно заброшенным, здание театра, судя по всему, так и не будет достроено, а владелец всего этого хаоса – грубое животное.
– Поехали отсюда, Жан-Мари, – попросила она, с трудом сдерживая слезы.
Глава 2
Король обратился к пророку после рождения своего первого сына, и тот сказал ему, что, если кто-то из королевских детей доживет до полуночи своего восемнадцатого дня рождения, король умрет, но если съест сердца всех своих детей, то будет жить вечно.
Бриджит Крамб вела хозяйство самого грешного человека во всей Англии.
Валентайн Нейпир, герцог Монтгомери, был красив почти по-женски, могуществен, богат и полностью – насколько это можно было видеть со стороны – лишен морали. Ее наняли всего за несколько недель до высылки герцога из страны. Один из слуг герцога узнал, что у нее репутация лучшей домоправительницы во всем Лондоне, и предложил сумму, вдвое больше, чем она получала в доме леди Маргарет Сент-Джон. По правде говоря, деньги для Бриджит были только одной из причин сразу согласиться на новую работу. За короткое время, что оставалось до отъезда в Европу, герцог разговаривал с ней всего однажды – когда без особой заинтересованности полюбопытствовал, что случилось с его дворецким. Бриджит вежливо ответила, что он решил вернуться на родину в Уэльс. Строго говоря, это была правда, хотя и не вся, поскольку она сама уговорила его вернуться на родину, чтобы исполнить наконец свою мечту – открыть там магазин.
Она также не стала объяснять, почему не наняла нового дворецкого. Зачем ей нужен еще кто-то в доме, если ее авторитет может быть непререкаемым?
Теперь Бриджит безраздельно властвовала в городском доме герцога, который именовался Гермес-Хаус. Это было очень даже удобно, учитывая другие причины согласиться поступить на службу к его светлости.
Между тем отсутствие дворецкого все-таки доставляло некоторые неудобства – мисс Бриджит приходилось самой встречать посетителей.
Вот и сегодня, услышав стук в дверь, она величественно проплыла по роскошному мраморному полу – розовому с серыми прожилками, – отполированному только сегодня утром, ровно в шесть часов. Остановившись у висевшего на стене зеркала в красивой позолоченной раме, она удостоверилась, что чепец сидит прямо, а тесемки завязаны под подбородком аккуратным бантиком. Бриджит было всего двадцать шесть – неслыханный возраст для такой высокой должности, – и она сумела обратить этот факт себе на пользу. Все без исключения слуги ей подчинялись беспрекословно.
Открыв входную дверь, Бриджит обнаружила на пороге сестру герцога, в сопровождении лакея. В отличие от его светлости мисс Динвуди не обладала и долей привлекательности. С братом ее роднили только роскошные золотистые волосы.
– Доброе утро, мисс Динвуди.
Бриджит посторонилась, впуская посетителей. Ей показалось, что девушка взволнована, что было для нее необычно.
– Доброе утро, миссис Крамб. Я пришла проверить бухгалтерские книги брата, – объяснила свой визит Эва.
– Конечно.
Мисс Динвуди посещала Гермес-Хаус один-два раза в неделю, после того как герцог покинул страну, чтобы контролировать инвестиции в «Хартс-Фолли».
– Прислать вам в библиотеку чай и легкие закуски, мисс?
– Нет необходимости. – Эва сняла промокший плащ и отдала домоправительнице. – Я ненадолго.
– Как скажете, мисс. – Бриджит властным жестом подозвала лакея и передала ему плащ гостьи. – Около часа назад принесли письмо от его светлости. Прошу прощения, что не отправила вам его немедленно.
– Ничего страшного. А что, его опять доставил тот странный парень?
– Да, мисс. Элф принес его прямо в кухню.
Эва тряхнула головой и что-то пробормотала себе под нос.
– Не понимаю, почему мой брат так упорно не пользуется обычной почтой. Интересно, как его корреспонденция переправляется через канал?
У Бриджит были мысли на этот счет, но комментировать средства связи, выбираемые герцогом, – не ее дело, поэтому она молча повела посетительницу по парадной лестнице вверх, а потом по широкому коридору в библиотеку. Штат прислуги в доме был уменьшен, поскольку герцог отсутствовал в стране, но Бриджит вела корабль с немногочисленной командой твердой рукой. Комнаты на этом этаже проветривались и убирались каждую неделю: именно сегодня был день уборки. Домоправительница остановилась у открытой двери, заметив одну из горничных, протиравшую деревянные панели.
– Затопи камин в библиотеке, Элис.
Элис – была симпатичная девушка лет девятнадцати, немного медлительная, но трудолюбивая – поднялась с колен и, кивнув, поспешила выполнять распоряжение.
Когда они добрались до библиотеки, Бриджит открыла дверь перед мисс Динвуди и кивком указала на столик из розового дерева в углу, на котором лежало письмо.
– Могу я еще что-нибудь для вас сделать, мисс?
– Нет, спасибо, – пробормотала Эва, взяла письмо, сломала печать и начала читать. Ее тонкие губы почти сразу сжались, а уголки – слегка опустились.
Бриджит, наблюдая за Элис, стоявшей на коленях перед камином с зажженной свечой в руке, подумала, как, вероятно, нелегко быть незаконнорожденной сестрой герцога Монтгомери.
Но ведь это не ее дело, не так ли?
Домоправительница дернула подбородком, и Элис, со страхом следившая за каждым ее движением, поспешно вскочила на ноги и выбежала из библиотеки.
Бриджит, вздохнув, закрыла дверь. Ну сколько можно объяснять этим невеждам, что в доме нет и не может быть никаких привидений.
Впрочем, сама она не была в этом уверена.
Только после полудня Эва и Жан-Мари добрались до дома.
Герцог Монтгомери, разумеется, нес сам все расходы по содержанию дома и прислуги, заботился, чтобы сестра жила в комфорте, но не в этом была причина ее согласия управлять его инвестициями в «Хартс-Фолли», когда он был вынужден в большой спешке уехать из страны.
Эва иногда недоумевала, знает ли он, почему она всем этим занимается. Валентайн так много делал либо из чувства долга, либо по финансовым соображениям, либо по другим, совершенно прагматичным причинам, что вряд ли мог понять, когда кто-то что-то делал только из любви.
От этой мысли ей стало грустно.
Эва переступила порог и сняла шляпку.
– Попроси Тесс принести мне ленч, пожалуйста, – сказала она Жану-Мари, – и чаю, конечно.
Верный слуга окинул ее встревоженным взглядом, но кивнул и молча исчез – словно растворился в полумраке.
Эва подумала о письме, которое сегодня прочитала.
Валентайн категорически запретил ей урезать расходы мистера Харта или продавать его долю. Черт бы его побрал! Он поставил ее в крайне неловкое положение – предоставил возможность управлять огромными средствами, но не дал реальной власти над ними, так что она не могла последовать своей интуиции в ситуации с «Хартс-Фолли» и самим мистером Хартом. Если бы только он позволил ей продать его долю мистеру Шервуду и его таинственному спонсору, она могла бы выгодно инвестировать вырученные деньги и значительно увеличить доход брата. В течение последних пяти лет Эва вкладывала собственные средства в судоходную компанию и теперь видела, как медленно, но верно увеличивается ее капитал.
К сожалению, она не была уверена, что Валентайн тревожился исключительно о деньгах, когда речь шла о «Хартс-Фолли».
Эва вздохнула и пошла наверх, в свою гостиную, заняться любимым делом. Там на рабочем столе стояло большое увеличительное стекло в бронзовой оправе, закрепленное на рукоятке, присоединенной к специальной подставке, так что обе руки оставались свободными. Рядом лежало несколько пластин из слоновой кости и коробка с красками, а под увеличительным стеклом миниатюра, над которой Эва работала: Геракл с поднятой ногой, в львиной шкуре и сандалиях, с целомудренно прикрытыми чреслами. Поза была задумана как героическая, но по непонятной причине бедный Геракл выглядел каким-то женоподобным: губы получились слишком пухлыми, лицо – мягким и нежным. Разумеется, все дело было в стиле: даже героев в Древней Греции было принято изображать кроткими. Эва изрядно в этом преуспела, но сегодня собственная работа ей неожиданно разонравилась.
Вспомнилось лицо мистера Харта: густые брови, сошедшиеся над переносицей, уверенная четкая линия рта, влажные волосы, прилипшие к щекам и лбу, когда он, сжав кулаки, наступал на мистера Шервуда. Эва ненавидела насилие и боялась его в любом проявлении, но все же не могла отрицать, что было в мистере Харте что-то очень живое, живое и энергичное, волнующее, что заставляло ее сердце биться чаще, чувствовать себя тоже живой.
Эва села за стол, с откровенной неприязнью глядя на бедного милого Геракла.
Мистер Харт – грубиян: это видно каждому, – не прислушивается к голосу разума, не придерживается даже самых элементарных правил приличия, ни разу не ответил на ее очень вежливые просьбы сообщать ей информацию и даже напал в ее присутствии на владельца Королевского театра. Как мог Валентайн ожидать, что она сможет работать с таким человеком?
Эва всегда старалась быть честной с собой, и потому не могла не признать, что подвела брата: обещала позаботиться о его вложениях, но если театр никогда не откроется и ей не будет позволено продать его долю, брат никогда не увидит своих денег, лишившись тысяч фунтов.
Эва нахмурилась, взяла одну из пластин слоновой кости и провела пальцем по гладкой поверхности. Сумма, уже инвестированная в «Хартс-Фолли», возможно, маленькая капля в океане богатства Вэла, но ведь она пообещала…
Эва старалась не нарушать свои обещания.
А тут еще это письмо, полное его обычного легкомыслия, зато с весьма необычным и четким указанием в постскриптуме: продолжать финансирование этого ужасного человека и его парка развлечений. Ей придется написать мистеру Харту, извиниться и взять обратно все слова, которые высказала этим утром. Пренеприятнейшая мысль. Вошла горничная Руфь, очень медленно, поскольку несла тяжелый поднос с едой. Поставив его на стол, она отступила в сторону и с улыбкой сообщила:
– Вот, мисс, Тесс поджарила вам свежую рыбу, к ней подала тушеные бобы и хлеб – его испекли нынче утром.
– Спасибо, Руфь.
Горничная присела в реверансе и выскользнула из комнаты.
Руфь – еще такая юная, почти ребенок, ей всего пятнадцать, – недавно приехала откуда-то из деревни, и для нее пока все здесь новое. Ее милую наивность Эва находила одновременно очаровательной и тревожной. Горничная еще не успела научиться осторожности в этом большом враждебном мире, никто не причинял ей зла.
Голубка, сидевшая в маленькой клетке на столе, заворковала, словно хотела напомнить о себе. Эва взяла несколько зернышек из стоявшего рядом блюдца и просунула сквозь прутья клетки. Птичка сразу начала их клевать.
Эва взяла нож и вилку, но почему-то задумалась. Как тихо и спокойно в ее комнате! Слышен только тихий цокот коготков птички, даже голосов или иных звуков из кухни, расположенной внизу, сюда не доносится.
Закрыв глаза, она легко могла себе представить, что осталась одна на всем белом свете.
Встряхнувшись, она отрезала кусочек рыбы и едва не подпрыгнула от громкого стука в дверь парадного, нарушившего ее воображаемое одиночество.
Эва положила нож и вилку, откинулась на спинку стула и неожиданно для самой себя обрадовалась, услышав громкие гневные мужские голоса. Раздались быстрые шаги Жана-Мари, потом открылась дверь.
Эва улыбнулась. А он, пожалуй, очень упрямый: привык добиваться своего.
Она решила, что, вероятно, должна выйти на лестницу, но передумала. Шаги уже приближались. Вероятно, ему удалось обогнать Жана-Мари.
Она постаралась придать лицу выражение спокойствия и безмятежности – даже искоса заглянула в зеркало оценить результат своих стараний – и опять взялась за нож и вилку. Аппетит ее не покидал даже в самых трудных жизненных ситуациях.
Когда дверь в ее комнату распахнулась, Эва как раз положила в рот кусочек восхитительной рыбы.
– Вы обязаны меня выслушать! – успел прорычать мистер Харт, прежде чем Жан-Мари ухватил его за шею, но ему удалось ловко вывернуться.
Сжав кулачищи, гигант повернулся к телохранителю, но Эва не могла допустить, чтобы Жан-Мари пострадал, поэтому спокойно, не повышая голоса, сказала:
– Мистер Харт! Если вы желаете, чтобы я вас выслушала, прошу не устраивать драку в моей гостиной.
Физиономия нежданного гостя потемнела от гнева, но, по крайней мере, кулаки он разжал и руки опустил.
Жан-Мари, однако, остался в бойцовской позе.
– Выкинуть его отсюда?
– Хотел бы я посмотреть, как у тебя это получится, – прорычал мистер Харт.
Эва с огромным трудом сдержала улыбку и серьезно сказала:
– Спасибо, не надо, Жан-Мари. Я поговорю с мистером Хартом, если он соизволит сесть.
Владелец парка развлечений скорее рухнул, чем сел, на небольшой диванчик, и тот жалобно скрипнул под его тяжестью.
Эва кашлянула и обратилась к верному слуге:
– Будь добр, принеси еще одну чашку для гостя.
Тот нахмурился:
– А не лучше ли мне остаться здесь?
Как правило, Жан-Мари никогда не оставлял свою хозяйку наедине с мужчиной, но Эва не могла допустить и мысли, чтобы выказать перед мистером Хартом слабость. Даже если в действительности она нередко нуждалась в Жане-Мари, сейчас ей очень хотелось выглядеть сильной и уверенной в себе.
Эва вздернула подбородок.
– Полагаю, наш гость не собирается причинить мне вред, так что я справлюсь.
– Спасибо, что согласились меня принять, – быстро проговорил визитер, не упуская из виду громилу лакея.
Эва кивнула, потом спросила:
– Вы успели куда-нибудь зайти на ленч?
– Нет, мэм.
– Тогда передай Руфь, чтобы принесла еще один поднос, – распорядилась Эва.
Жан-Мари окинул незваного гостя мрачным взглядом, но вышел молча.