Assassin’s Creed. Фрагменты. Клинок Айдзу

Глава 3

Ацуко была очень далека от придворных интриг и борьбы за власть между ассасинами и тамплиерами. Она не могла перестать вновь и вновь возвращаться мыслями к беседе с отцом и к тому, как ей без обиняков указали на ее место – место девушки. Будто и не было всех этих лет. Ей предстояло лишиться того особого отношения, к которому она привыкла, стать такой же, как все, и точка. Хуже всего было то, что она не чувствовала себя вправе сердиться на отца, который по крайней мере подарил ей счастливую юность. Она была уверена: все что он делал, он делал для ее же блага.

Но от этого смириться со своим положением ей было ничуть не легче.

– Эй, не спи! – возмутился Ибука. – Я тебя уже минут двадцать жду! Дорога займет два часа, а мне хотелось бы быть дома до захода солнца. Не говоря уже о том, что у меня нет ни малейшего желания тащиться в горы… чем раньше выйдем, тем быстрее вернемся.

Оторвавшись от мрачных мыслей, Ацуко попыталась изобразить бодрую улыбку. Брат был прав, она попусту тратила время на хандру, пренебрегая своими обязанностями. В конце концов, Ибука был не виноват в ее горестях. Он не просил родиться мальчиком, точно так же, как и она не выбирала рождаться девочкой.

– Иду! – бросила она, быстро собирая волосы в скромный пучок.

Их отец купил жирного быка у скотовода по имени Кокан, который жил по ту сторону холмов. Его хозяйство находилось далековато, зато цены были справедливые. К тому же он никогда не пытался обмануть покупателей насчет качества своего товара, чего нельзя было сказать о других скотоводах Айдзу. Однако скот от него приходилось доставлять самостоятельно, и Таномо попросил сына с дочерью взять эту обязанность на себя, а значит, им предстоял долгий путь по каменистым тропам. Дорога туда была довольно приятной, потому что солнце, столь немилосердно палящее в Эдо, здесь было куда ласковей. А вот обратный путь с быком, которого предстояло тянуть на поводу, сулил обернуться настоящим испытанием.

– Сердиться на отца нет смысла, – вздохнул Ибука. – Он твердо решил устроить для всего дома праздничный ужин по случаю приглашения даймё. Но если тебе интересно мое мнение, он делит шкуру неубитого медведя, то есть в данном случае быка. Ведь я пока не хатамото, а ты не замужем.

– И правда, пока нет, – ответила Ацуко. В голосе девушки слышалось больше яда, чем ей хотелось бы. – Но хочет он именно этого, и мы его не подведем. Если он желает быка, значит, мы приведем ему быка.

Ибука бросил на сестру удивленный взгляд; она всегда считала его очень чутким мальчиком, но в последнее время он проявлял поразительное равнодушие к ее чувствам. Быть может, он всегда знал то, что она поняла только сейчас: что все ее уроки фехтования были не более чем безобидной забавой, а вовсе не подготовкой к жизни воительницы.

Нет, она пообещала себе больше об этом не думать. Погода была хорошая – вместо переживаний стоило насладиться прогулкой.

Подростки бодро зашагали по дороге, которая поднималась к холмам. Оба они были в прекрасной форме и шли быстрым шагом, однако Ибука вскоре заскучал и предложил развлечение:

– Давай наперегонки до вершины второго холма? Кто придет первым, получит… хм… лучший кусок говядины.

– Но ведь кому достанется какой кусок решает отец, – возразила Ацуко.

– А мы ему расскажем о нашем состязании. Только не говори, что боишься проиграть!

– Да нет же, просто я считаю это ребячеством и…

Не договорив, девушка рванула вперед – и тем самым выиграла по меньшей мере три секунды, прежде чем брат опомнился.

– Эй, так нечестно! – вскричал Ибука и бросился вдогонку.

Юноша бежал изо всех сил; его ноги легко преодолевали подъемы и спуски. Ацуко прыгала с камня на камень, быстрая, словно горная козочка, – нет, даже не козочка, а величественная лань. В додзё она не могла превзойти брата ни в силе, ни в даре фехтовальщика. Но в быстроте она ему не уступала и к тому же здесь была свободна. Сердце ее бешено билось в груди, легкие горели огнем, но и речи не могло быть о том, чтобы остановиться или хотя бы замедлить шаг.

Катана больно била ее по бокам, а пару раз девушка чуть было о нее не споткнулась. Отец настаивал на том, чтобы Ибука и Ацуко всегда носили собой мечи, особенно за пределами города. Он объяснял детям, что в округе бывает опасно и что временами там бесчинствуют разбойники. Но истинная причина его требований была куда более обыденной: оружие было неотъемлемой частью самурая, и потому к его весу следовало привыкнуть точно так же, как к одежде. Обычно катана никак ей не мешала, и Ацуко порой даже забывала, что носит с собой острый клинок в деревянных ножнах. Но сейчас все было иначе: верный меч то и дело ставил ей предательские подножки.

Ацуко почувствовала, что в боку начинает колоть, и просто смирилась с болью, не замедляя шага. Позади слышалось прерывистое дыхание брата, и этот звук подстегивал ее, окрылял, заставлял превзойти саму себя. Она бежала так быстро, что глаза у нее начали слезиться, как от ветра, и сквозь слезы она наконец увидела вершину. Шумное дыхание у нее за спиной стало угрожающе близким, но неожиданная вспышка гнева и упрямства позволила девушке открыть второе дыхание – и она тоже прибавила шагу.

Ацуко первой взлетела на вершину холма и упала на землю, раскинув руки, еле переводя дух. Она принялась считать про себя: раз, два, три, четыре, пять, шесть – и только тогда Ибука наконец появился на вершине, обессиленный, на ватных ногах. Он камнем рухнул рядом с ней, со свистом втягивая воздух. Несколько долгих мгновений оба не говорили ни слова, не отрывали взглядов от неба и просто ждали, когда сердца перестанут выпрыгивать у них из груди.

– Шесть секунд, – наконец проговорила Ацуко.

– А?

– Я сжульничала и побежала первой, из-за этого ты потерял немного времени. Но пришел ты на целых шесть секунд позже меня. Я победила. Правда победила.

– Бесспорно, – с улыбкой признал юноша. – Если честно, я думал, что под конец сумею тебя догнать, но тут у тебя открылось второе дыхание. Лихо! Я впечатлен.

Ацуко почувствовала, что заливается краской, как дурочка. Она гордилась собой куда сильнее, чем стоило бы, ведь речь шла всего-то о беге наперегонки. И все же она сумела преодолеть себя. Сумела победить брата.

Она перевернулась на бок и с усилием поднялась на ноги. Слишком поздно она поняла, что все это время лежала на ножнах и они крепко отпечатались у нее на спине.

До самого хозяйства Кокана она шла с легким сердцем, будто сумела доказать что-то самой себе.

– Ну наконец-то! – заворчал скотовод, завидев брата с сестрой. – Я вас уже больше часу дожидаюсь!

– Нам очень жаль, досточтимый Кокан, – проговорил Ибука с легким поклоном. – Мы спешили как могли, немалую часть пути даже бежали.

– Главное не как быстро вы шли, а когда вышли. Если бы отправились в путь на рассвете, сейчас бы уже давно были дома. Ну да ладно. Ваш отец прислал условленную сумму?

Ацуко достала доверенный ей отцом кошелек и передала его торговцу, который тщательно пересчитал содержимое, пошмыгал носом, а затем подвел их к быку, шкура которого так и лоснилась здоровьем.

– Этот у меня один из лучших, – заметил он. – Если хочешь, походи по стойлам, погляди сама. Не забудь передать это Таномо: пусть знает, что Кокан всегда держит слово.

– Зачем же проверять? – поспешно выпалил Ибука. – Всем и так известно, что вы человек безупречной честности. Будь это не так, мы ни за что бы не отправились к вам через холмы.

– Хм. И все же не забудьте передать мои слова отцу. Я перед ним в долгу, и бык – только начало оплаты этого долга. Он поймет, что я имею в виду.

Брат с сестрой с изумлением поглядели на мужчину. Таномо никогда не упоминал никакого долга, но в этом как раз не было ничего удивительного. Он очень редко говорил о себе и еще реже – о своем прошлом.

– Не могли бы вы рассказать, чем вам помог наш отец? – осмелилась спросить Ацуко.

– Он сам вам расскажет, если захочет, – угрюмо ответил Кокан. – Главное, что вы уйдете домой с моим лучшим быком. Берегите его. Мясо у него будет отменное.

Ибука схватился за уздечку и шлепнул быка по боку. Тот покорно сдвинулся с места. Скотовод проводил их таким тоскливым взглядом, будто от него уходил целый пир, а затем вернулся в дом.

– Как думаешь, что отец для него сделал? – спросила Ацуко. Ее снедало любопытство. – Может, спас ему жизнь во время какой-нибудь войны?

– Какой еще войны? – возразил брат. – В этих краях уже много лет царит спокойствие.

– Уже много лет, ты прав, но и Кокан отнюдь не молод. Может, ему было лет двадцать, а отец был тогда юным самураем…

– Сложновато представить его юным, – повеселел Ибука. – Думаю, у него и тогда уже были плечи шире, чем у нас двоих вместе взятых.

– И ладони размером с наши головы, – хихикнула девушка. – Хорошо, что мы с тобой пошли в маму.

– А вот я был бы не против унаследовать немного его силы. Кажется, в молодости он мог гнуть подковы голыми руками.

– Ты что же, собираешься верить всем слухам, которые о нем ходят? Он силач, это правда, но ведь никто не способен…

– Что за великолепный бык! Только смотрю на него – а уже слюнки текут! Скажите-ка, юная парочка, неужто вас никто не предупреждал, что на этой дороге бывает опасно?

Ацуко развернулась и оказалась нос к носу с парнем лет двадцати, который сидел на ветви росшего у обочины дороги дерева. Он был долговязый и очень худой, а через плечо перекинул катану с обнаженным клинком, небрежно, будто крестьянин свою мотыгу. И пускай Ацуко всю жизнь прожила в уединении и никогда раньше не сталкивалась с серьезными угрозами, на этот раз в ней проснулось чутье, ее внутренний голос словно бы кричал во все горло: этот человек опасен!

Ибука встал между ними и положил руку на рукоятку собственной катаны – идеал спокойствия и уверенности. Ацуко почувствовала, как успокаивается ее дыхание. Конечно. И чего она испугалась? С братом ей было ничего не страшно.

– Спасибо, что предупредили. К счастью, мы прекрасно умеем себя защитить ото всех опасностей, что могут встретиться в дороге. Однако, – решил уточнить он, – мы не пара, а брат и сестра.

– Еще лучше, – обрадовался незнакомец. – Брат, сестра, бык… Вот это оргию вы решили устроить. Теперь я понимаю, почему вы решили уйти в холмы – это чтобы жить вдали от тех, кто вас осудит…

Тут его улыбка, в которой недоставало нескольких зубов, исчезла, взгляд стал жестким.

– Довольно любезностей. Давайте, выходите.

По его приказу из зарослей появились четверо мужчин. Все они были одеты так же бедно, как и первый. Один из них был в латах, которые, видимо, раздобыл на каком-то поле боя и которые были явно ему велики, но попытался исправить ситуацию, подвязав их кожаными ремешками. Двое из разбойников вооружились топорами, третий размахивал копьем с тупым острием, а четвертый угрожающе крутил в руках нагинату[18].

Ацуко почувствовала, как кровь прилила к голове. Не говоря ни слова, она вынула катану из ножен и встала спиной к спине с братом, чтобы никто из разбойников не сумел подобраться к ним сзади. Отец предупреждал их, что на окраинах города орудуют шайки, которые нападают на путников.

– Вы только поглядите, они хотят подраться! – ухмыльнулся главарь.

Он провел большим пальцем по лезвию своей катаны, проверяя, насколько она острая, и на подушечке тут же выступила капля крови. Он сунул палец в рот, не сводя глаз со своих жертв.

– Как-то глупо это – резать себя вот так, просто чтобы покрасоваться, – заметила Ацуко. – Ранка ведь может и загноиться.

– Когда мне понадобится урок травничества, я тебя спрошу, замарашка, – насмешливо пообещал ей главарь. – Ну что. У вас есть выбор. Вы, похоже, ребята храбрые, у обоих на поясе катаны. Уверен, что как минимум мальчишка даже умеет с ней обращаться. Стало быть, вы можете решить вступить с нами в схватку. Но я вас предупреждаю – закончится все очень плохо. Нас больше, и у нас больше опыта. Настоящие битвы, ребятки, совсем не такие, как в додзё, а катана – это вам не боккен. Если вас достану, кровь будет хлестать как из свиней и визжать вы будете точно так же. Ну, что думаешь, сопляк? Может, я отрублю тебе руки по плечи и оставлю в живых. Хочется тебе всю жизнь провести калекой? А может быть, я тебя убью, медленно, буду отрезать от тебя по кусочку. Не знаю пока. Посмотрим.

– Мы вас не боимся! – прорычала Ацуко, хоть голос у нее и дрожал.

– Правда? А стоило бы! Нас пятеро, а вас всего двое. За последние два года я убил двадцать семь человек. А вы? Думаете, сравняетесь со мной? Особенно это тебя касается, девчонка. Раз уж тебя так волнует, что ранка может загноиться.

Ладони у Ацуко стали влажными – еще ни на одной тренировке она так сильно не потела. Девушка перехватила катану поудобнее и пододвинулась поближе к брату. Неожиданно ей стало тяжело дышать, а мочевой пузырь почему-то горел огнем.

– Ну а если это вам не по душе, вы всегда можете оставить нам этого жирного быка и отправиться домой целыми и невредимыми. Мы ведь, в конце концов, не такие уж жестокие, для развлечения не убиваем, только по необходимости. Я – щедрый человек. Если отдадите нам быка, мы даже не станем вас обыскивать. Можете оставить себе свои кошельки и катаны. Если учесть стоимость клинков, сделка выгодная. А тебя, девчонка, я, пожалуй, даже поленюсь насиловать. Что-то не хочется. В общем, можно сказать, вы оба выйдете сухими из воды.

– Эй, а как насчет нас? – возмутился разбойник с нагинатой.

– Точно, а может, нам хочется? – напирал тот, у которого было копье.

– За свою девственность она будет драться куда отчаянней, чем за быка, – вздохнул главарь. – Будем же благоразумны. Думаю, потерять такого красивого быка им будет уже достаточно тяжело.

У Ацуко гудело в ушах. Вдруг девушка осознала, что за последние несколько минут ее брат не проронил ни единого слова. Что-то тут было не так. Ибука был не из тех, кто позволяет противнику выбить его из колеи, каким бы тяжелым ни было положение. Его самоуверенность граничила с высокомерием, и какими бы ни были обстоятельства, за словом он в карман не лез. К тому же он прекрасно владел катаной – Ацуко не сомневалась, что он способен в одиночку расправиться с пятерыми разбойниками. Тогда почему же он молчал? Почему не ответил им едкой шуткой? Почему не успокоил сестру, когда главарь говорил о разбое, об изнасиловании и она чувствовала, как ее охватывает ужас?

Ацуко украдкой бросила на брата взгляд, и ее сердце пропустило удар. Ибука был бледен как полотно. Руки, сжимавшие катану, дрожали, и клинок поник вперед – как далеко это жалкое зрелище было от идеальной низкой стойки, которую обычно принимал ее брат! На лбу у него выступила испарина, взгляд был опущен, будто он уже проиграл. На штанах расплывалось пятно мочи.

– Ибука, что ты стоишь? – вскричала Ацуко, не успев подумать. – Мы можем с ними сразиться!

– Похоже, брат с тобой не согласен, – усмехнулся главарь, раскручивая свою катану. – На самом деле, он, похоже, с минуты на минуту потеряет сознание. Определенно, мы живем в интереснейшее время: у женщин нынче храбрости больше, чем у мужчин, но куда меньше ума. Давайте же, оставьте быка нам и бегите себе прочь, поджав хвосты, в третий раз предлагать не станем.

– Возможно… возможно, нам надо сделать, как они говорят, – пробормотал Ибука, не смея взглянуть сестре в глаза. – В конце концов, это же просто бык.

– Просто бык… – повторила Ацуко, не в силах поверить своим ушам. – Да не в нем же дело! Нельзя этого так оставлять! Что бы сказал отец?

Главарь бандитов, стоящий перед ней, с многозначительным видом потер промежность.

– Я передумал. Этот твой колючий нрав будоражит мне кровь. Раз уж ты отказываешься слушать голос разума, мы сделаем тебя женщиной.

– Точно! Чур я – первый! – вскричал разбойник в подвязанных латах.

– Почему это ты всегда первый?! – встрял тот, у которого в руках была нагината.

– Потому что иначе я тебе все кости переломаю.

Ацуко снова поглядела на брата. Он ведь обязательно поможет ей. Обязательно. Это же ее брат. Реинкарнация Миямото Мусаси. Самый многообещающий фехтовальщик в Айдзу. Но он так и остался стоять на месте, без единого движения, и по щекам у него текли слезы.

Девушка почувствовала, как ее поглощает волна отвращения и, неожиданно для нее самой, – гнева. Всепоглощающего гнева. Мир был несправедлив. Ничто в нем не имело смысла. Она не потерпит того, чтобы ей навязали мужа на обеде в доме даймё. Она не потерпит, чтобы ее изнасиловали на горной дороге. Она не потерпит попытки отобрать у нее катану. Она не потерпит вида брата, который лишь вздыхает да переминается с ноги на ногу.

Прежде чем Ацуко успела подумать о чем-то еще или хотя бы спросить себя, насколько это вообще дельная мысль, годы тренировок взяли свое – и она бросилась вперед. Без лишних размышлений она нанесла цуки в горло главарю разбойников и была поражена тем, что тот не уклонился и даже не попытался парировать удар. Скорость реакции парня была далека от той, что проявлял на тренировках Ибука – он даже не успел заметить удара, который оборвал его жизнь. Кровь брызнула ключом, красная-красная, и было ее много, очень много. За какую-то долю секунды Ацуко перепачкалась и вымокла с головы до ног. Ее рот все еще был открыт в яростном воинственном крике, и она почувствовала на языке острый металлический привкус.

– Эй! – подал голос изумленный разбойник в латах.

Сказать ничего другого он не успел. Ацуко бросилась к нему, на ходу меняя защиту, подняла клинок высоко над головой и выполнила безупречный мен-учи[19]. Латы, которыми он так гордился, не сумели его защитить: голова разбойника раскололась будто перезрелый арбуз.

– Тварь! – зарычал грабитель с копьем.

Он кинулся на Ацуко, стараясь пронзить насквозь, но и он двигался куда медленнее, чем Ибука. Девушка развернулась, отбила древко в сторону плоской стороной клинка, а затем нанесла боковой удар – на уроке фехтования ее бы за такой не похвалили, и все же клинок врезался глубоко в плечо врага. Разбойник издал пронзительный заячий визг и непроизвольно выпустил оружие из рук, пытаясь защитить лицо руками. Напрасно – катана снесла ему голову, оставив после себя ровный опрятный срез.

Ацуко развернулась к остальным, но те уже неслись вниз по холму, не смея обернуться, словно за ними гнались демоны. Она смотрела, как они бегут, и в растерянности спрашивала себя, не стоит ли ей броситься за ними вдогонку, чтобы они не смогли и дальше нападать на путников. А потом неожиданно поняла, что вся в крови. Девушка пошатнулась, споткнулась обо что-то, повернулась и увидела оскалившуюся голову своей третьей жертвы, которая уставилась на нее с земли. Она закричала, упала на колени, попыталась отбросить катану в сторону, но из-за пота и крови рукоять намертво прилипла к ее ладоням. Ацуко опустилась на четвереньки. Ее вырвало. Потом вырвало снова, и так пока в желудке совсем ничего не осталось.