Впервые я обнаружил, что являюсь хозяином собственных снов, когда впервые лег спать в общежитии. Я думал, что вообще не смогу заснуть, но в итоге погрузился в сон, в котором внезапно оказался на кухне, где мы с дедом часто проводили время. Все казалось слишком реальным, но этого не могло быть, я помнил, что должен был лежать на старой скрипучей кровати, но почему-то находился дома. Сначала было темно, но потом зажегся свет, а мои ступни почувствовали лапы кота, который имел привычку становиться на ноги. Я опустил взгляд вниз, и я даже не был в шоке от того, что увидел Апельсина, я просто был счастлив. Я опустился на корточки, чтобы погладить его. Он, как и всегда, был ласков и мурчал, когда мои пальцы теребили его уши.
– Как я понимаю, у нас гости, – послышался знакомый голос.
Я поднял взгляд и увидел своего деда, он стоял у плиты, на которой был почти готов омлет.
– Привет, ты голоден? – спросил он у меня.
– Дед? – неуверенно произнес я, поднимаясь.
– Я должен тебе кое-что рассказать, Симон, кое-что очень важное, – продолжил он.
Он разделил омлет пополам, следом две его порции сами улеглись на тарелки, которые поднялись в воздух и поспешили на стол, за которым мы с дедом разместились. Он при жизни часто его готовил, но я и представить не мог, что он все еще будет готовить его после своей кончины. Я сидел за столом, передо мной стояла тарелка, а напротив сидел дед. И я знал, что это был он, хоть и помнил все, что произошло в реальности.
– Где мы? – спросил я, продолжая изучать обстановку, которая и так была мне до боли знакома.
– Это место только выглядит, как наша кухня, – начал дед.
– Но не может же быть еще одного такого дома, ты же сам его построил? – произнес я, начиная переживать.
– Может, здесь все может быть.
– Это же все реально? – перебил я.
– Нет, на самом деле ты сейчас спишь, а это твой сон, – продолжил дед.
– Но все так реально? Я даже чувствую запахи, – сказал я, уставившись на омлет.
– В реальности посуда тоже может летать? – спросил он у меня, когда перед нами приземлились две чашки. – В каком-то смысле мы сейчас в твоей голове, в твоем сознании.
– Мое сознание – наш дом? – удивился я.
– Это только часть его. И так вышло, что я остался в нем.
И мы оба замолкли на пару минут, не зная, как продолжить этот странный разговор. Я помнил, как обнаружил его мертвым в собственной пастели, дед тоже понимал, что мертв. Он выглядел точно так же, как и в последний день своей жизни. На нем была даже та же одежда – черные брюки и тонкий серый свитер. У него были такие же зеленые глаза, как и у меня, а если бы он не подстригся коротко, было бы заметно, что у него тоже вились волосы. Мы были похожи, особенно крупными носами.
Я снова уставился в тарелку, омлет никуда не исчез, от него шли струйки горячего пара. Мне не хватало только вилки, чтобы начать его есть, и внезапно вилка сама прилетела и приземлилась прямо у моей руки. Я взял ее, вообще не понимая, что испытываю, что вообще делаю. Я, ни о чем не думая, начал есть, и дед тоже.
– Он такой же, как и в реальности, – сказал я, почти прожевав первый кусок.
– Рад это слышать, – произнес дед.
Мы продолжили есть, а когда закончили, нам пришлось продолжить наш странный разговор. Тарелки и вилки сами улетели в раковину, кран открылся, и вода сама начала мыть посуду.
– Почему все так? – спросил я, наблюдая за этим.
– Тебе передалась моя способность, я тоже мог скитаться по снам, – объяснил дед.
– Так это все-таки сон?
– Не совсем, обычно люди не могут управлять своими снами, а мы можем. Точнее в данный момент можешь только ты.
– Но я все равно не понимаю, как это.
– В реальности ты – обычный человек, но здесь ты можешь все, – продолжил дед. – Ты ведь и раньше управлял снами, просто ты этого не осознавал.
И первое, что мне пришло в голову после этих слов, был мой детский сон, который часто повторялся. В нем я мог летать, я и летал среди звезд, а потом падал в озеро или море. Все было таким искаженным, что сложно было понять, что именно это было, но я точно не задыхался под водой. Я мог дышать и спокойно плавать, хотя до восьми лет вообще не умел.
– Но ведь мне и снится то, что я сразу забываю? – вспомнил я.
– Обычные сны ты тоже можешь видеть, они нужны таким, как мы, чтобы восполнять силы.
– То есть, я могу здесь устать?
– Можешь, но не физически. Это ощущение больше похоже на головную боль, но до нее лучше не доводить. И сейчас тебе лучше погрузиться в обычный сон.
– Но я не хочу.
– Мы с тобой еще увидимся, и я тебе все объясню подробнее.
– И как мне это сделать? – спросил я.
– Просто закрой глаза и начни про себя считать овец, – объяснил дед.
К тому моменту у меня уже начала кружиться голова, и мне пришлось послушаться. Я все также сидел за столом, но мои глаза были закрыты, и я считал про себя, пока не растворился, и мой дед с Апельсином не остались одни на кухне.
Следом сразу же начался другой сон, о котором я ничего не помнил на утро, но вкус того омлета я не мог забыть и деда с котом тоже. И когда я ночью лег спать, я снова оказался на кухне, как и в тот раз. Дед, как и обещал, объяснил мне все, и как оказалось, такая особенность была у всех мужчин в нашей семье.
Мы могли управлять всем тем, что происходило в наших осознанных снах. И не только, мы также могли посещать сны других людей, но нам нельзя было в них вмешиваться, мы могли только смотреть за происходящим. И еще нам нельзя было ничего из них забирать, хоть мы и могли трогать все то, что в них находилось.
Глава 2
Доброе утро, дневник. Несколько дней я не вел записей, потому что мне почти ничего не снилось, а если и снилось, я этого не запоминал. Но этот сон не только запомнился, еще он заставил меня проснуться, когда на улице только начинало светать. Пугающим он не был, скорее странным. В нем я шел по лесу, кажется, была весна. Было светло, тепло, не хватало только птичьего пения и других лесных звуков. Внезапно я понял, что иду не один, что кто-то шел рядом. Кто-то чуть ниже меня.
Рассмотреть его мешала пелена, которая часто появлялась в моих неосознанных снах. Она словно обволакивала людей, мебель и другие предметы, не давая рассмотреть их более детально. Но это точно был парень с черными волосами и бледной кожей. Я не смотрел на него, продолжая идти. Мне не было страшно, мне вообще было все равно, кто это был. А вот к тому, что со временем деревья стали казаться меньше, я не мог быть равнодушным. Я и мой плохо видимый спутник точно оставались прежнего размера, а лес, окружающий нас, словно стремительно рос в обратную сторону. Казалось, что время перематывалось назад, а мы продолжали идти куда-то дальше. Мой спутник молчал, я тоже. Я вообще редко говорил в таких снах, в основном только слышал.
– Ты должен рассказать ему обо всем, – внезапно прозвучал незнакомый голос.
Он заставил меня остановиться и осмотреться, чтобы отыскать его обладателя, а спутника я потерял из виду. И пока мой взгляд не наткнулся на мужчину лет пятидесяти, я заметил, что деревья перестали уменьшаться. Некоторые сосны были чуть выше меня, некоторые – чуть ниже, встречались и совсем маленькие, не достающие до моего колена.
– Он должен знать правду, – продолжил мужчина, когда мы встретились взглядами.
Он как-то неожиданно оказался в двух метрах от меня, и на нем была ковбойская шляпа, которую дополняла бежевая вельветовая рубашка и темные джинсы. Видел я его впервые, но он мне кого-то напоминал, что-то в нем было знакомое. Я просто стоял и смотрел на него, не зная, что сказать в ответ.
– Он должен знать правду, – повторил мужчина. – Ты должен рассказать ему.
Я услышал шелест в нескольких метрах, и через несколько секунд к незнакомцу в шляпе подбежал доберман. Собака явно принадлежала ему, он словно вышел выгулять ее. Но она не была мне интересна, хоть я и мог разглядеть даже ее черный ошейник на фоне темной шкуры.
А вот спутник, который шел со мной, как оказалось, никуда не исчез, он был рядом и все также был прикрыт пеленой. Он был в нескольких метрах от нас, стоял среди деревьев, я заметил его краем глаза.
– Ты должен рассказать ему, – настаивал мужчина.
А я все так же не отвечал, не понимая, о чем он говорил. Кому рассказать? Кто должен знать? Что должен знать? Какую правду?
После того, как я задумался над этим, мне показалось, что на меня кто-то пристально смотрел. И это чувство не подвело, на меня уставился мой спутник, с которого спала пелена, и я смог увидеть его лицо, его добрые крупные глаза, лицо, которое сохранило некоторые детские черты. Я его знал в реальной жизни, где-то мы определенно встречались, но я не мог вспомнить. Внезапно собака залаяла, и сон прекратился.
Через несколько секунд после пробуждения я приоткрыл глаза, в комнате было темно, но сквозь занавеску начал пробиваться солнечный свет. Я перевернулся на живот и надеялся, что смогу заснуть, но просто пролежал с закрытыми глазами какое-то время и все-таки встал. Лицо того парня осталось в моих мыслях и продолжало не давать мне покоя, пока я не отправился в ванную.
Там, стоя под душем, я начал вспоминать, правда, я не сразу понял, что именно, но фрагменты памяти навязчиво представали перед моими глазами. То, что я долгие годы хотел забыть, снова возвращалось кошмаром наяву. Это были воспоминания о смерти моих родителей, мне тогда было всего пять, я сидел у деда на руках.
Чтобы успокоиться, я сделал воду холоднее и еще немного постоял под напором, но еще больше меня отвлекли мысли об экзаменах, до которых оставалось менее двух недель. Надо было готовиться, и с полотенцем на шее я сел за стол, на котором лежали тетради. Всего их было восемь, восемь одинаковых тонких тетрадей, исписанных неразборчивым почерком, с непонятными рисунками на полях. Они были не подписаны, я взял первую попавшуюся и открыл.
– Значит, начну с политологии, – подумал я, прочитав название первой лекции.
Я вообще не понимал, зачем мне нужны все эти определения и понятия, но продолжал читать то, что было на страницах. Где-то абзацы прерывались, материала явно не хватало, что было ожидаемо. У меня просто не хватало терпения на эти лекции, мне не хватило терпения и дочитать три страницы до конца, я почти ничего не мог понять и взял другую тетрадь. В ней оказался лист, сложенный в три раза, в нем был перечень вопросов, которые должны быть на экзамене, и было их много. Я бегло пробежался по всему списку и положил тетрадь обратно, понимая, что у меня просто не хватит терпения приступить к подготовке.
Я просто не мог сидеть на месте, на меня словно давили стены, хотелось куда-нибудь убежать, что я и сделал. Я натянул на себя джинсы и толстовку и поспешил покинуть комнату. Я был немного голоден, но не чувствовал этого, было воскресенье, не было и семи, и магазины были еще закрыты. Я не сразу обнаружил, что телефон и деньги остались в других штанах. Но, главное, что у меня были ключи, и я просто продолжал идти, не замечая ничего, что происходило вокруг. А ничего и не происходило, людей было мало, было тихо, слишком тихо.
Прошло какое-то время, и я остановился у набережной, я и сам не понял, как оказался там, я не помнил, как я шел. Мои ноги просто принесли меня именно туда, где я когда-то гулял вместе с дедом. Мы с ним могли часами просто идти вдоль нее, наблюдая за чайками и рыбаками, иногда я брал с собой кусок булки, чтобы покормить уток.
А сразу после набережной начинался парк, где можно было немного покататься на качелях. И качели там все еще остались, когда я оказался у ворот, я их сразу же заметил. Это была примитивная конструкция из труб и цепей, которую перекрашивали множество раз. Они находились на детской площадке, которая уже казалась не такой красочной, как в те дни, когда я был еще ребенком.
Не знаю зачем, но я продолжил идти знакомым мне с детства путем, остановился и у качелей, из которых уже давно вырос. Заметил, что их ремонтировали, сиденье явно было другим, прежнее было деревянным, теперь же к двум цепям был прикреплен кусок черного пластика.
Я вспомнил, как когда-то упал с них, и прежнее деревянное сиденье ударило меня по голове. Деда в тот момент рядом не оказалось, он отошел к фонтану, у которого продавали мороженное. А когда он вернулся, обнаружил меня сидящего на земле и держащегося за то самое сиденье. Он не понял, что произошло. Все же было в порядке, ударился я не сильно, а когда увидел в его руках мороженное, вообще обо всем забыл.
Я еще немного постоял у площадки и пошел дальше, к фонтану, который еще не работал. Выглядел он совсем просто, как большой круглый каменный резервуар, а по его периметру внутри тянулась система из множества трубок. Я подошел ближе, чтобы посмотреть на нее. Не знаю почему, но это бессмысленное занятие меня успокаивало. И наконец-то мне удалось окончательно прийти в себя, беспокойства, которое вызвал сон, а потом только усилили воспоминания и учеба, больше не было. И я решил завершить знакомый мне путь, я отправился дальше, покинул парк и пошел по улице, которая привела меня к торговому центру.
Его построили лет пять назад, это было просто огромное прямоугольное здание с парковкой у входа, а раньше на его месте был стихийный рынок, барахолка, где было на что посмотреть. И касалось это не только художников, которые продавали там свои картины. Было много интересных старых вещей. Только немного повзрослев, я понял, что люди так зарабатывали на вещах, которые делали сами или которые им стали не нужны. Дед покупал там книги, старые толстые книги с пожелтевшими страницами, и все читал и перечитывал, и продолжил перечитывать, когда оказался в мире моего сна. А когда я учился в школе, мы не смогли пройти мимо коробки с единственным котенком, который потом поселился в нашем доме.
Мне не хватало этого уютного шумного места, для меня то, что его не стало, было шоком. Настоящим ударом, столько хороших воспоминаний оно мне подарило, и вдруг оно исчезло вместе с приличным куском моего детства.
Я полазил по карманам, надеясь найти хоть немного мелочи, но того, что в них оказалось, могло хватить только на пакет. Я посмотрел на три монеты, положил их обратно и отправился дальше. Я пошел к дому, в который не мог войти, в нем я жил вместе со своей семьей. После смерти деда это двухэтажное строение должно было достаться мне, но возникла какая-то проблема с бумагами, и теперь я мог только смотреть на деревянный забор, калитку и окна, за которыми продолжала пылиться старая мебель.
Когда дед построил его, меня еще и на этом свете не было, но мои родители уже точно были знакомы. Отец помогал, подключив к процессу своих университетских друзей, которым повезло больше чем ему и моей матери, которая погибла вместе с ним. Подробности я узнал, когда учился в школе, их самолет разбился. А где и при каких обстоятельствах я не стал спрашивать, мне и этого знать было достаточно.
Я подошел немного ближе и посмотрел на небольшой сад, который раскинулся рядом с домом. Когда-то под деревьями у дорожек росли цветы, за которыми ухаживала бабушка, дома растения тоже были, но после ее смерти мы с дедом не смогли сохранить ни один фикус. И в итоге у нас остались только горшки с землей, из которой торчали сухие ветки. Я иногда жалел, что бабушка не осталась, как дед, в мире, в который я погружался, засыпая каждую ночь. Хотя дед мне признался, что не был бы рад, если бы она узнала правду о том, на что он был способен.
Этот секрет предстояло хранить и мне, и я уже начинал понимать, что будет совсем не просто. Мне не с кем было поговорить об этом, кроме деда, что немного угнетало. Начал угнетать меня и голод, который внезапно напомнил о себе. И мне пришлось вернуться, проделав такой же долгий путь назад. Я на минуту зашел в свою комнату, взял кошелек и поторопился в ближайший магазин. Вернулся быстро с целым запасом еды.
Столько всего я себе покупал редко, пакет был тяжелым, и на самом верху лежала упаковка конфет. Я взял ее просто так, заметив, что там были разные начинки. Я не так сильно любил сладкое, как мой дед, поэтому ничего похожего в пакете больше не было. Зато были фрукты, овощи, большая бутылка обычной воды, сыр, йогурт, хлеб, сок и нож, который уже давно надо было приобрести. Я и купил, самый простой с деревянной рукояткой, он разместился на полке вместе с остальными приборами, когда я закончил с приготовлением бутербродов.
Их было три, на квадратных кусках хлеба лежали почти такого же размера ломтики сыра, а на них – кусочки огурцов. И это был мой самый приличный обед за последние несколько месяцев. В общежитии приготовить что-либо вообще было сложно, студентов обычно спасала столовая, но так вышло, что мой университет находился слишком далеко. Да и та еда мне не особо нравилась, в меню было слишком много картофеля.
Я рухнул на кровать вместе с тарелкой и съел два бутерброда, после чего снова приступил к лекциям. За столом сидеть мне не нравилось, и я разместился на полу у кровати. Первым экзаменом у меня стояла социология, но я читал все, что было в тетрадях. К тому моменту, когда в комнате стало слишком темно, оставалась последняя тетрадь по политологии. Я поднялся с пола, чтобы включить свет, потом съел последний бутерброд и лег на кровать. Голова моя гудела от всего того количества информации, что пришлось вспомнить, и почему-то хотелось спать. А тем временем за окном где-то на горизонте только начал краснеть закат.
– Что же со мной такое? – спросил я у себя, уставившись в потолок.
Мне было лень подниматься с кровати, я дотянулся до стула, чтобы положить на него стопку тетрадей и пустую тарелку. Потом я стянул с себя одежду, которая тут же упала на пол, и забрался под одеяло. Я так устал, хоть толком и ничего не делал, а просто сидел и читал. Я погрузился в сон даже несмотря на то, что свет был включен. Я почувствовал, что медленно куда-то падаю, всей кожей почувствовал прохладу ветра и очутился на кухне.
– Привет, Апельсин, – произнес я, заметив кота, спящего на стуле.
Его правое ухо немного дернулось, после чего он издал протяженный звук, отчасти похожий на мурчание. Было видно, как он выдохнул, как сжались его ребра. А я сел на соседний стул, продолжая смотреть на него, деда не было, но я знал, что он появится. Так и вышло.
– Привет, – сказал он, увидев меня.
– Привет, – произнес я, после того, как услышал его голос.
– Поражаюсь ему, он даже во сне спит, – продолжил дед, заметив, что я смотрел на Апельсина.
– Он же кот, хотя да, это все сон.
– Как дела в реальном мире?
– У меня скоро экзамены, и я уже вовсю готовлюсь.
– Понятно, – произнес дед, присаживаясь напротив.
Как только он приземлился на старый дубовый стул, за его спиной открылись верхние шкафчики. За их дверцами хранился безграничный запас сладостей, все было разложено по вазочкам, которые поднялись в воздух и через пару секунд приземлились на столе. И примерно в это же время включилась конфорка, на которой стоял чайник. Не успел он и закипеть, как рядом с плитой оказался небольшой заварочный чайник, крышка которого взлетела, и внутрь посыпались листья черного чая.
Мне приходилось наблюдать подобное почти каждый свой сон, и это никогда не надоедало. Вот только к сладкому я был достаточно холоден, но не в этот раз, моя рука сама потянулась к конфетам, в то время как крышка заварочного ящика продолжала парить в воздухе, ожидая, когда вода закипит.
– Что-то тебя на сладкое потянуло, – заметил дед.
– Сам не понимаю почему, – признался я, разворачивая конфету.
До моих ушей донесся звук кипящей воды, и я поднял взгляд как раз в тот момент, как огонь погас, и чайник поднялся в воздух. Заварник начал наполняться кипятком, запахло чаем. Крышка опустилась, прозвучал тихий звон, и открылись дверцы еще одного шкафчика. Из него вылетели две чашки, они приземлились на столе вместе с заварным чайником и двумя ложками.
– Кстати, – вспомнил я. – Мне тут кое-что покоя не дает.
– Что же?
– В общем, я у университета парня видел, и сегодня он мне приснился. Кажется, я его раньше уже встречал.
– Ты же мне сам говорил, что людям снятся только те, кого они видели?
– Да, но мне хотелось бы вспомнить, где я его раньше встречал, – объяснил я.
– А он, случайно, не один из друзей Серафима? – сказал дед, глядя, как его чашка наполнялась заваркой.
– Нет, его друзей я хорошо помню.
– Значит, друг друзей.
– У Серафима их мало.
– А может быть такое, что он просто учится с тобой под одной крышей, и вы пересекались несколько раз, но ты забыл? – предположил дед.
– А вот это уже звучит правдоподобно, – согласился я и потянулся за еще одной конфетой.
Моя чашка наполнилась чаем, я сразу же отхлебнул немного и отправил конфету в рот целиком, а фантик, который от нее остался, мгновенно рассыпался в мерцающую пыль золотистого цвета, каким он и был.
– Хорошо, что от всего этого здесь не может быть кариеса, – произнес я, глядя на стол.
– И не только кариеса, – добавил дед. – Я, когда понял, что могу спокойно есть все это, был более чем рад.
– И не надоело тебе сладкое есть?
– Нет, это мой персональный рай, и из еды здесь не только сладкое.
– А я буду скоро скучать по супу, – признался я.
– Если хочешь, могу приготовить, – предложил дед.
– Спасибо, не надо, я бы предпочел съесть его в реальности, где могу себе приготовить только бутерброды.
– А в реальности ты такой же? В смысле тощий.
– Да, я не отличаюсь от себя реального, даже одежда та же, и пятна на ней, – ответил я.
– Была бы здесь твоя бабушка, она бы уже все, что сейчас на тебе надето, отправила бы в стирку.
– И я бы сидел здесь в рубашке времен вашей молодости, – добавил я.
– И мы бы ни один раз услышали от нее то, как ты на меня похож.
– Жаль, что она не смогла так застрять в моей голове, как ты.
– А мне кажется, хорошо, что она вообще не знала обо всем этом.
– Думаешь, для нее это было бы ударом?
– Сложно сказать, но ей бы точно понравилось то, что порядок здесь наводится сам, – предположил дед.
– И еще здесь не надо поливать ее растения, – добавил я.
– К тому же они здесь целы и вечны, – сказал дед и уставился на подоконник, который находился за моей спиной.
Он был заставлен горшками с фиалками, которые постоянно цвели, а сбоку стояла небольшая голубая лейка.
– Возможно, часть ее здесь все же есть, – продолжил дед и отхлебнул немного чая.
Свою бабушку я помнил хорошо, она умерла, когда мне было тринадцать, и она была полной противоположностью моего деда. Она была миниатюрной старушкой с аккуратной прической, в которой переплетались черные и седые пряди. Ее звали Вита, и она была доктором филологических наук, который привил моему деду-инженеру любовь к чтению. Она была строгой и очень пунктуальной, словно жила по графику, расписанному по часам, который никак нельзя было нарушать, что мы с дедом часто делали, опаздывая к обеду или задерживаясь в магазине. Она, конечно, не злилась из-за этого, просто делала вид, что была недовольна.
– В каком же она была бы ужасе, если бы знала, что произошло со всеми ее растениями, – произнес я, заметив, куда смотрел дед.
– Или просто ее растения решили присоединиться к ней.
– Тоже может быть, – согласился я. – Апельсин же отправился за тобой.
– Кажется, ты сейчас проснешься? – произнес дед, заметив, что мое тело стало немного прозрачным.
Я и проснулся после того, как взглянул на свою руку, которая словно таяла или испарялась. На кухне перед дедом я и испарился, а в реальности просто открыл глаза. Не знаю, почему я проснулся, было тихо, да и других раздражителей не наблюдалось. И только свет продолжал гореть, хотя к нему мое зрение сразу же привыкло. За окном было темно, а на часах был почти час, я поспал совсем недолго.
Я продолжал чувствовать странную слабость, к тому же голова немного трещала. Я поднялся, чтобы выключить свет, хотел попробовать снова погрузиться в сон, но ничего не вышло. Я просто лежал, уставившись в одну точку, пока не надоело, и я снова поднялся, но на этот раз, чтобы немного прибраться. Я помыл посуду, оставленную после своего обеда и ужина, повесил одежду в шкаф и добрался до холодильника, куда положил продукты. Зачем-то положил туда даже хлеб и в темноте наткнулся на конфеты.
Пачка была закрыта, я не заметил засечки и просто разорвал край. Сразу же мой нос почувствовал приятный сладкий запах, и я достал одну конфету. Кажется, она была зеленой, я развернул ее и отправил в рот целиком. Под тонким слоем шоколадной глазури оказалась мягкая однородная начинка с кусочками орехов. До этого момента я не ел сладкого с того дня, как был у Серафима в гостях. Я решил достать еще одну, положил пачку на полку и отправился обратно в кровать.
Уже лежа под одеялом, я съел вторую, она оказалась просто шоколадной, а синий фантик от нее упал куда-то на пол. Я жевал медленно и даже не заметил, что голова больше не болела, но заснуть все так же не получалось. Я был полон сил и решил навести порядок в ванной.