Игра на жизнь

Редактор серии Е. Ирмеш

Дизайн обложки Д. Васильченко

© Кожевникова Д. С., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

1

До площадки, где он останавливался на своей фуре на ночлег, оставалось около ста километров. Около часа пути. Борис глубоко вздохнул, пытаясь отогнать усталость. Дорога ровно стелилась под колеса, монотонно мелькала разметка. Дальний свет фар бежал впереди машины, на изгибах дороги выхватывая из темноты подступающего к трассе с обеих сторон леса отдельные деревья. И лишь изредка попадались встречные машины, внося хоть какое-то разнообразие в монотонное движение по ночному шоссе. Мелькнул придорожный указатель… Восемьдесят! До площадки осталось восемьдесят километров. Такой пустяк на фоне тех многих тысяч, которые Борису довелось проехать за время его работы дальнобойщиком, и даже на фоне тех относительно немногих километров, что он уже проехал за этот рейс! Но усталость делала их длиннее. Темная трасса, тихий рокот мощного двигателя, лес по бокам, свет фар… Сознание коварно пыталось отключиться. Борис бросил в рот пару перченых орешков: пока жуешь, особенно что-то кислое или острое, дремота отступает. Потеребил золотую сережку в ухе, до боли перекручивая мочку. Лиза, жена, нередко подкалывала его по поводу этого украшения или дразнила пиратом. А ему нравилось! И он не рассказывал ей, как это иногда помогает бороться со сном. Он вообще старался не озвучивать ей негативных моментов своей работы.

Девчушка лет пяти выскочила на дорогу прямо из леса, и так внезапно, что Борис чудом успел среагировать. Сна как не бывало! Какое там! Организм мгновенно переключился в режим ЧС. Фура надсадно завыла, прицеп закачался, грозя опрокинуться. Борис не стал резко тормозить, понимая, что это не только опасно, но и бессмысленно. Нет, он сразу вывернул руль, пытаясь прикинуть в уме, куда сейчас может кинуться испуганный ребенок. Главной задачей было попытаться пропустить девочку между колесами, а не задавить и не накрыть прицепом, если тот все-таки опрокинется! Конечно, с ног он ее при этом собьет, но так у нее были шансы выжить. А если попадет под колесо – никаких! Борис лихорадочно прислушивался к своей ушедшей в управляемый занос машине – за годы работы он стал чувствовать ее как продолжение себя, и больше всего на свете боялся ощутить сейчас роковой, обманчиво мягкий толчок, как если бы одно из колес прокатилось по лесной кочке, легко сминая препятствие.

К счастью, на трехполосной дороге в этот момент других машин не было! Сложившаяся под углом фура наконец-то остановилась, все-таки устояв на колесах и перекрыв собой почти все три полосы. Борис врубил весь свет, все габаритки и аварийки, чтобы машину было заметно издалека. А сам выскочил из кабины и принялся высматривать, где ребенок. Сердце колотилось в грудину отбойным молотом, словно пытаясь пробить хозяину ребра, все тело покрыла испарина. Только бы не задавил! Только бы осталась жива!!! У него у самого сын был ненамного младше этой козявки!

Он обнаружил девчушку, упавшей на шоссе за прицепом, по звуку: отходя от шока, та заплакала. Значит, жива! И скорее всего, просто испугана, потому что от боли плачут совсем иначе.

– Маленькая моя, ты как здесь оказалась?! – Борис кинулся к ней, пронырнув под фурой, чтобы не оббегать ее по всей длине. Успевшая вскочить девочка забилась в его руках, как пойманный зверек. Он присел перед ней, взял за плечи:

– Малышка! Смотри на меня! Все хорошо! Ты как сюда попала, скажи?!

Не отвечая, девочка билась в истерике. И, как можно было догадаться, не только от встречи с машиной. Ребенок, один на дороге, ночью – тут для истерики наверняка были и другие причины. Борису ничего не оставалось, кроме как бегло осмотреть ее в поисках повреждений. Но повезло вдвойне: похоже, девчушка упала сама, от испуга, а не была опрокинута прицепом. Не найдя на девочке ничего серьезнее царапин с синяками, Борис отнес ее к кабине и засунул внутрь: не оставлять же на обочине! Застывшую поперек дороги фуру нужно было срочно вывести на свою полосу, пока кто-нибудь все-таки не нарисовался и не попытался ее протаранить, несмотря на то, что она сияла огнями не хуже новогодней елки. Борис по опыту знал, что ночью на трассе уставшие глаза могут неадекватно оценивать расстояние и очертания предметов.

– Ну-ка, еще вот так… – пробормотала Лиза себе в маску, стоя перед перевязочным столом и орудуя марлевым тампоном. Она уже могла все заклеить со спокойной душой. Но под предлогом как следует обработать рану на самом деле хотела просто еще раз, получше ее рассмотреть. Найденного утром на улице человека привезли на «Скорой» в приемный покой после ночной драки. Рядовой случай, у Лизы, хирургической медсестры, таких за годы работы было уже несчетное множество. Но… Лиза напоследок еще раз, очень внимательно осмотрела последнюю из гематом, оставленную на теле пациента, избитого кулаком неприятеля. Ту, где на багровеющей коже совершенно ясно сейчас проступал рисунок печатки, которая была надета на руку ударившего. С инициалами «БС» – Борис Смоляков. Лиза хорошо ее знала, эту печатку! И Борьку своего знала. Мастер уличных кулачных боев, он никогда не торопился демонстрировать свое мастерство окружающим и не ввязывался в драки по пустякам, до последнего пытаясь решить конфликт мирным путем. Но если его все-таки вынуждали драться, то противнику приходилось несладко! Как этому вот, которого привезли в больницу. Лежит сейчас перед ней на перевязочном столе, такой весь несчастный, что впору пожалеть! Однако хорошо знакомая с Борькиным характером, Лиза смело могла заявить, что он вовсе не жертва, какой тут пытается выглядеть, а как раз тот самый злодей, который честно сам напросился. Только где? И как?!

Сделав последний мазок тампоном, Лиза все-таки заклеила рану, напоследок буквально сфотографировав взглядом оттиск печатки рядом с рассеченной кожей. Тот теперь скрылся под краем пластыря, но упорно продолжал стоять у Лизы перед глазами. И пока Лиза доделывала перевязку, и пока замачивала инструменты, уже передав своего пациента дальше по инстанции, зашитого и даже загипсованного в двух местах, – мысль о печатке не покидала ее ни на миг. Могло ли это быть совпадением и у какого-то другого отчаянного парня было похожее украшение? Как Лизе хотелось в это верить! Но факты, с позавчерашнего дня не дававшие ей покоя, упорно приводили к обратным выводам. Все вместе! А печатка стала лишь тем последним звеном, которое помогло связать их оедино и прийти к выводу: Борька, надежный и верный Лизин муж, начал ей врать, впервые за четыре года совместной жизни.

Нет, в измене или каких-то похожих интрижках Лиза Борьку не подозревала. Все было гораздо хуже: похоже, у него возникли какие-то крупные неприятности, которые он от нее пытался скрыть. Потому что, как всегда оберегая ее, взялся решать свои проблемы в одиночку. Только что же это за проблемы такие, вынудившие Борьку даже скрываться от семьи?! Ведь он, дальнобойщик, после каждого рейса бежал домой, едва поставив машину, чтобы поскорее увидеть своих жену и сына. Обнять, с радостной улыбкой достать из сумки подарки, которые привозил каждый раз, хотя прекрасно знал, что тут и без них его счастливы видеть. А в этот раз… Вместо ожидаемого возвращения он позвонил Лизе и сказал, что задерживается из рейса, потому что возникли какие-то проблемы с документами, ничего серьезного, просто дурацкая бюрократия. И про телефон сказал, что пока регулярно созваниваться у них не получится, связь будет барахлить, так что пусть она будет к этому готова и не волнуется. Лизу сразу встревожил этот звонок! Наверное, даже не умом, а сердцем она почувствовала, что что-то не так, даже не столько в сочетании перечисленных фактов, сколько в Борькиных словах, в его голосе. Вроде таком же оптимистичном, как и всегда, но… теперь Лиза понимала, что именно в тот раз была в нем какая-то нарочитость, наигранность. А теперь вот эта печатка! Если действительно у кого-то нет похожей, прямо один в один, то это говорит о том, что Борька сейчас не в рейсе, а уже в городе. Неизвестно, с каких пор, и при этом скрывается вместе со своей весьма приметной фурой, которую он купил когда-то развалюшкой, заново собрал своими руками, а попутно не поленился оттюнинговать в своем вкусе. Так что фура выглядела под стать хозяину, смуглолицему и белозубому «пирату», любящему тельняшки еще с армейских времен. Яркому, с задорной щеточкой усов, а еще, кроме печатки, с золотым медальоном на шее, где он хранил портреты жены и сына, и с сережкой в ухе. И с браслетом, только уже не золотым, а из нержавейки – ну, любил Борька навешивать на себя всякие побрякушки! Так что хозяина и его машину трудно было не заметить издалека. Но где тогда они могли быть?!

Не переставая думать о Борьке, Лиза при первой же возможности схватила свой телефон и набрала его номер. Хотя уже заранее знала, что услышит: «Телефон абонента выключен или…» Сделав несколько попыток дозвониться, Лиза сдалась и убрала трубку. Но до самого конца рабочего дня так и не перестала гадать, что же на самом деле стоит за этим «или». Тревожно, очень тревожно ей было за Борьку! И уже не вспоминались те времена, когда она расхохоталась бы в лицо любому, кто сказал бы ей, что она может выйти за него замуж. Времена, когда она его на дух не переносила, а любила совсем другого мужчину.

Именно этому мужчине, после долгих раздумий и колебаний, Лиза решилась позвонить по окончании своей дневной смены. Потому что уже места себе не находила, воображая картины одну страшнее другой, и ей просто необходимо было с кем-то посоветоваться. Или хотя бы выговориться, чтобы выслушали. А к кому бы она могла еще с этим обратиться, как не к Ярославу Неверову? Которому Борька, при Лизином участии, тоже когда-то помог выпутаться из весьма непростой жизненной ситуации. Который теперь был женат на Лизиной соседке Вере, так что жили обе семьи в одном подъезде. И самое главное, который – Лиза была в этом твердо уверена! – никогда никому не выдаст Смолякова, даже если выяснится, что тот теперь не в ладах с законом.

Лиза позвонила ему, когда пошла забирать сына Леньку из садика. Знала, что Ярослав сейчас тоже заканчивает работу, и решила договориться о встрече с ним где-нибудь на нейтральной территории, по пути домой. Потому что поговорить с ним Лизе хотелось с глазу на глаз – трехгодовалый сынишка был не в счет. А кроме того, с Верой, женой Ярослава, у Лизы так и не сложилось тесных дружеских отношений. Хотя они и часто общались, и даже систематически помогали друг другу, живя рядом и имея малолетних сыновей (Леньке было три, а Вериному Даньке пять с половиной). Но и круг интересов у них был изначально разный, и… И в глубине души Лиза до сих пор не могла простить Вере того, что та, пусть и невольно, но стала разлучницей, вставшей между нею и Ярославом, по которому Лиза в свое время буквально сходила с ума.

– Да, Лиза? Привет! – Трубку Ярослав взял быстро, а значит, уже освободился. Так что Лиза не стала задавать наводящих вопросов, сразу приступив к собственно делу:

– Привет. Мне надо с тобой поговорить, хотелось бы где-нибудь вне дома. Мне кажется, дело серьезное…

И без того неспокойное Лизино сердце забилось еще быстрее, когда она услышала тревожно вырвавшийся у Ярослава вопрос:

– У Борьки что-то случилось?

– Я думаю, да. Как ты догадался?

– Потом объясню. Где встречаемся? Скажи, я подъеду.

– Давай тогда в парке, между домом и Ленькиным садиком. И по пути, и в то же время Вере на глаза не попадемся, чтобы не возникало лишних вопросов.

– Хорошо, – ответил Ярослав с некоторой запинкой. Свою жену он, без сомнения, очень любил, так что у нее не должно было быть ни единого повода для ревности к соседке, а по совместительству – к замужней доброй приятельнице ее законного мужа. Но все же Вера, как и Лиза, не стремилась к тесному общению между семьями: причиной были дети. Ярослав усыновил Вериного Даньку сразу после женитьбы и никогда его не обижал, но… если обе семьи вдруг пересекались где-нибудь на прогулке, то сложно было не заметить, что Ярослав отдает предпочтение не своему, а соседскому сыну. И на руки старается чаще брать, и даже голос у него звучит как-то звонче, когда он общается с Ленькой. Лиза прекрасно видела, что это не нравится ни Борьке, ни Вере. «Ну что ты хочешь, Ленька же младше! – ответила однажды Лиза на единственный Верин выпад, который та, наблюдая за Ленькой и Ярославом, как-то все-таки себе позволила. – Вот он к мелкому и тянется, потискать, а любит-то только вас».

«Тебя», – тут же мысленно поправилась Лиза, в то время как Вера – по крайней мере внешне, – вроде бы приняла ее объяснения, почему Ярослав больше внимания уделяет не своему, а чужому ребенку. Но тем не менее Вера мягко старалась пресекать излишне тесное общение своей семьи со Смоляковыми, против чего Лиза не возражала, а, наоборот, только поддерживала. Потому что видела, как не только Вере, но и ее Борьке не нравится слишком душевное отношение Ярослава к их Леньке. Хотя Борька, конечно, никогда ни слова не говорил, но порой косился в их сторону не слишком-то одобрительно. И при первой же возможности старался перехватить сына у заигравшегося Неверова из рук.

Ярослав приехал на встречу неожиданно быстро, словно уже был в пути во время звонка. Едва выйдя из машины и поздоровавшись с Лизой, он, как обычно, тут же развернулся к Леньке, протягивая руку:

– Привет, Леонид!

– Привет! – Ленька совершенно серьезно пожал дяде Славе руку и взял у него конфету, свою любимую. Ярослав бросил виноватый взгляд на Лизу, чтобы оправдаться:

– Всего одну, Лиз! Этим точно аппетит не испортишь.

В другое время Лиза все-таки не удержалась бы от упрека на тему: «Я столько раз тебя уже просила!» Но в этот раз лишь молча кивнула и сразу приступила к волнующей ее теме. Начала с вопроса:

– С чего ты решил, что у Борьки могут быть проблемы?

– А ты? – спросил Ярослав, явно не торопясь выдавать свои секреты. – Почему вдруг решила со мной об этом заговорить?

Пришлось выложить ему все, как и собиралась. О странном Борькином исчезновении из зоны доступа связи и его слишком оптимистичном, будто наигранном голосе при последнем звонке. О поступившем сегодня пациенте, которого с парой переломов и сотрясением госпитализировали в травматологию и на которого Лиза, уже наученная предыдущим жизненным опытом, не поленилась собрать анкетные данные, пока он куда-нибудь не исчез. Об оттиске Борькиной печатки на неприятельской скуле и о Лизиных сомнениях, стоит ли обращаться в полицию: в лучшем случае там ее доводы могут признать беспочвенными, а в худшем она сама, своим заявлением, может указать полиции на «преступника», от которого пострадал «потерпевший», что в Лизины планы никак не входило, потому что она была твердо уверена: без веской причины Смоляков в драку никогда не полезет. И уж тем более первым не нападет. Она сама несколько раз была свидетельницей того, как Борька, ее рубаха-парень, в ресторанах или на улице, сам или вступаясь за кого-то, до последнего старался загасить назревающие конфликты словами. Обычно это происходило с пьяными компаниями, ищущими себе приключений. И чаще всего Борьке удавалось-таки по-хорошему утихомирить зарвавшихся мужиков, не переходя от разговоров к действиям. Но если вдруг те не поддавались на уговоры, распалившись от переполнявшей их дури и от обманчивой безобидности призывающего к миру Смолякова, то исход был один. Быстрый, жесткий и вполне предсказуемый, несмотря на количество рвущихся в драку «героев». Если сегодняшний нападавший, назвавшийся в приемнике Семеном Черновым, был с Борькой один на один, то Лиза с уверенностью могла сказать, что он очень легко отделался. Просто потому, что Смоляков умел вовремя остановиться, не давая воли гневу.

Но один ли был Чернов? И что было потом? И куда все-таки делся Борька?! Лизе упорно не верилось в то, что кто-то мог его одолеть. Потому что на ее памяти Борис Смоляков был сражен всего один только раз. И то не кулаками, а ею, Лизой, забиравшей его из операционной после экстренно вырезанного аппендицита. По Борькиным словам, он влюбился в нее сразу, едва открыв после наркоза глаза. Но вначале так активно взялся налаживать с ней отношения, что добился совершенно обратного эффекта: Лиза просто возненавидела его за навязчивость и слишком бесхитростную откровенность. Ведь Борька, в отличие от выращенного аристократичной бабушкой Ярослава, не отличался ни утонченным воспитанием, ни изысканностью манер. Деятельный и громкоголосый, он раз за разом лишь раздражал Лизу своими попытками завязать с ней более тесное знакомство, и она долго еще не хотела его даже видеть. Но Борька не собирался сдаваться. Он осознавал свои ошибки, делал выводы и упорно шел к своей цели. После выписки принялся подкарауливать Лизу возле дома, извинялся, дарил цветы. Но вряд ли чего-то добился бы, если бы не Ярослав. И вставший между ними, поскольку Лиза тогда безумно в него влюбилась, и в то же время сумевший их невольно объединить: оказавшемуся в очень сложной жизненной ситуации Ярославу требовалась помощь, которую ему принялись оказывать и Лиза, и Борька, никогда не проходивший мимо чужой беды. А вот теперь настал момент, когда, похоже, помощь требовалась уже самому Смолякову. Потому что он начал скрываться. От кого?

– Ярослав, я прошу тебя, хотя бы посоветуй, с чего мне начать. Я хочу выяснить, что случилось, – тихо, но с чувством взмолилась Лиза. – И расскажи мне для начала, почему ты сразу после моего звонка спросил про Борьку?

– Потому что… – Ярослав ненадолго замялся, но потом заговорил, приняв решение. – Я не хотел тебе говорить в первую очередь потому, что он меня об этом просил. Но раз уж ты сама затронула эту тему… и, судя по всему, раз уж настал такой момент, когда действительно не стоит отсиживаться, а надо хоть что-то делать… В общем, он мне позавчера утром звонил. Ничего конкретного не сказал. Но очень просил меня присмотреть за тобой и за Ленькой. Когда я попытался выяснить, что, по его мнению, может вам угрожать, он сказал, что ничего конкретного и что он сам все сделает для того, чтобы отвести от вас неприятности. Но попросил, чтобы ни в выходные, ни в будни по вечерам я не выпускал тебя из вида, а в идеале – из дома. Это все. Потом, в ответ на мои вопросы, он заявил, что у него связь пропадает, и просто отключился.

– Удобно это у него получается – врать про связь, – проворчала Лиза, пытаясь за раздражением скрыть охватившую ее тревогу. – Кстати, о связи. Единственная достоверная информация, которую я сумела раздобыть об этом Чернове – это его телефон. Потому что прописан он в какой-то общаге, причем совсем в другом городе. Я хотела узнать его предыдущие места жительства, если такие есть, но паспорт мне полистать не удалось, брала данные из журнала регистрации пациентов. Так что пока это все.

– Нет, не все. Дату рождения помнишь? Тоже бы неплохо, – спросил Ярослав, доставая свой телефон.

– Дату помню. Ты куда собрался звонить?

– Кадету. Не хотелось бы прошлое ворошить… и напоминать о себе этой компании… но на что только ради друзей не пойдешь. А если кто-то и сможет сейчас собрать для нас хоть какую-то информацию, так это только Кадет. Особенно если этот Чернов действительно связан с криминалом.

– А я думала, ты даже номер Кадета давно удалил…

– Такие номера не удаляют, Лиз. Взять их потом неоткуда, а пригодиться могут. Видишь, вот потребовался же. В некоторых случаях Кадет может оказаться просто незаменимым. – Ярослав, в свое время жестоко расправившийся с насильниками своей бывшей девушки и отсидевший потом за это в тюрьме, принялся искать в телефоне нужного абонента, бывшего сокамерника, одновременно с Ярославом отбывавшего свой срок за какие-то изощренные аферы и подделки документов. – Попытаемся выяснить через Кадета, кто этот Чернов и на кого он может работать? Потому что, судя по масштабу катастрофы, Борька столкнулся явно не с каким-то одиночкой. А Кадет спец по сбору самой разной информации.

– Пожалуйста… – Лиза заломила руки, – сколько бы он ни запросил за свои услуги, я ему заплачу.

– Это после обсудим, – отмахнулся Ярослав и нажал на вызов, между делом почти машинально улыбнувшись Леньке. А получив ответную улыбку, погладил мелкого по голове.

Лиза уже привычно, как будто Борька был сейчас рядом, постаралась отвлечь внимание сына от дяди Славы. Присела перед Ленькой и принялась оттирать салфеткой его мордаху, а заодно и руки от остатков конфеты. Но при этом ловила каждое произнесенное Ярославом слово, после того как ему ответили на звонок, хотя понимала, что ничего ценного сейчас не услышит. Так оно и было: Кадет узнал своего бывшего сокамерника и удивился его звонку. Потом последовал обмен любезностями на тему здоровья и нынешнего положения дел. Кадет сейчас был на свободе, что уже порадовало Лизу: значит, сможет действовать без задержек и ограничений. И самое главное, что услышала Лиза, – он не отказал! Она полушепотом продиктовала Ярославу все данные Чернова, тот продублировал их Кадету и, отключившись, кивнул:

– Ну все, Лиз, будем ждать. У Кадета есть свой кодекс чести. Так что, раз взялся, то сделает все, что сможет, а может он многое. И самое главное, не сообщит другой стороне, что мы проявляем к ним интерес.

– Ярослав, спасибо тебе!

– Не за что. Мне Борька тоже не чужой. И сколько в свое время он для меня сделал! Так что будем ждать звонка. Как только появятся новости, я тебе сразу скину, – сказал он, предвосхищая Лизину просьбу. – А пока… – он наклонился и подхватил Леньку на руки, – …поехали домой.

– Да я прогуляться хотела, – Лиза замерла, не испытывая желания садиться к Ярославу в машину. – В пару магазинов зайти. А кроме того… ты же знаешь, что Вере не очень нравится, когда она видит нас вместе.

– Не выдумывай. Когда такое было? – Ярослав, не обладающий женской наблюдательностью в сочетании с интуицией, развернулся на полпути к машине, взглядом приглашая Лизу не артачиться. Кроме того, у него на руках был веский аргумент в виде Леньки. – Мне она о таком ни разу не заикалась. А вот Борька, не забывай об этом, просил за вами присмотреть.

– Именно поэтому ты вчера меня с рецептом пирога озадачил, якобы хотел сделать сюрприз любимой жене? – догадалась Лиза.

– Да, – признался Ярослав. – Позвал вас к себе на помощь, чтобы иметь перед глазами и быть уверенными, что вы не отправитесь куда-то гулять. Потому что вечер был слишком погожий, а Борька уж очень озадачил меня своим звонком.

– А ты Веру – пирогом и нашим внеплановым нашествием.

– Но согласись, что пирог ей все-таки понравился. – Ярослав открыл перед Лизой заднюю дверь и, дождавшись, когда она сядет, передал ей Леньку. И сказал, уже сев за руль: – Теперь, когда мы с тобой раскрыли наши карты, можно обходиться и без ухищрений. Так что я просто прошу тебя, чтобы ты больше не выходила из дома без крайней нужды. А если вдруг все-таки потребуется выйти, обязательно ставь меня в известность. Обязательно, слышишь? А то я знаю твою тягу к самодеятельности.

– Не тот случай. – Лиза не стала сажать Леньку в Данькино кресло, а, так как ехать было недалеко, оставила его у себя на коленях. Теперь же обняла, прижала крепче. Самодеятельность можно себе позволить, когда ты один и больше ни за кого не в ответе. А теперь у нее была семья. Смоляков начал приучать ее к этой мысли еще до Ленькиного рождения. Поначалу ее безумно раздражала его фраза: «Лиза, ну думай ты о ребенке!», которую он произносил всякий раз, когда ему казалось, что она может чем-то себе навредить в своем положении. Смоляков в то время вообще много чем ее раздражал! И не только из-за общего ее состояния, а еще потому, что она вышла за него замуж, совсем его не любя, а лишь под давлением обстоятельств, поддавшись на его уговоры. Но все ее вспышки Борька сносил терпеливо и молча. После очередного УЗИ его фраза трансформировалась в «Лиза, думай о сыне!», и он произносил это с какой-то особой, таящейся в его карих глазах теплотой. Лиза нередко чувствовала себя виноватой перед ним за свои срывы, но ничего не могла с собой поделать. Потому что все еще любила другого! Пусть, встречаясь с Ярославом, ставшим теперь ее соседом и Веркиным мужем, она уже не испытывала той пронзительной боли, которая раньше нередко заставляла ее реветь в подушку после этих встреч, но и спокойной оставаться после них не могла. А потому не раз обещала себе не срываться на Борьку, но не выдерживала и нарушала все свои клятвы, мучаясь потом угрызениями совести тем сильнее, чем спокойнее Борька выслушивал все ее скандалы на ровном месте. Сам Смоляков всегда думал в первую очередь о семье. И Лиза была уверена, что по этой причине он ни за что не сунулся бы в какие-то авантюры без крайней, очень веской необходимости. Либо оказался во что-то втянут случайно, либо не смог пройти мимо чужой беды.