Зеркальные сёстры

Глава 1. Машка Ивановна. Пролог

Прекрасна и загадочна Уральская земля. Там, среди Рифейских гор, живут легенды и тайны. В глухой парме – величественной тайге – обитает Хозяин. Иногда он выходит к людям, принимая человеческий облик. Хозяин приглядывает за порядком, но бывает порой неоправданно жесток и ищет свою жертву. Человеку лучше с ним на узкой тропинке не встречаться.

Большая Черная Птица простирает над древними горами свои могучие крылья. Их тень может накрывать целые города. Это Птица оберегает людей. Она с высоты наблюдает за жизнью внизу. Может помочь, если сочтет это необходимым.

Далеко-далеко на Урале есть небольшой закрытый городок. Там когда-то появилась на свет девочка с необычными волосами. Медные и густые уже при рождении они вызвали немалый интерес всего медицинского персонала родильного дома. Здоровьем слабенькая, но две руки, две ноги, на которых правильное количество пальцев, – это уже хорошо. Городок ведь не случайно не имел названия, а только номер… Мама хотела назвать девочку Анной, папа – Мариной, сама девочка хотела быть Женькой, но сказать об этом не умела, поэтому назвали её Машкой… Ивановной.

Лесхоз

На территории городка, где Машка проводила золотое детство располагался тогда ещё не процветающий стратегический объект "Лесхоз" или 51 квартал. Но об этом наша история умолчит, поскольку то славное прошлое разглашению не подлежит. Ныне Лесхоз – заброшенный объект среди тайги, куда уже и самые упорные последние дачники позабыли дорогу.

Там среди полуразвалившихся построек, на большой свалке старых вещей покоится старый трельяж с массивной деревянной рамой по центральному зеркалу! Это место окружают странные, покатые, покрытые мхом бункеры; двухэтажные полуразрушенные дома «сталинки» с пустыми глазницами окон, страшная развалившаяся общественная баня с устремлённой в небо печной трубой, которая служит своеобразным маяком в таёжном море, сиротливым перстом указывая в ясное небо, словно укоризненно грозя всему, что может находиться рядом.

Тропа ведёт вдоль старого кладбища с покосившимися конусами и пирамидами, острия которых венчают поржавевшие пентаграммы, некогда бывшие пятиконечными звёздами. Когда оказываешься на кладбище, как-то невольно вовлекаешься в процесс жизненной арифметики, то и дело ненавязчиво подсчитываешь, каков был земной век того или иного упокоенного. На некоторых надгробиях видны имена и даты…

А какая первозданная природа вокруг! Наверно, благодаря особенностям состава воздуха за дальними бараками, почти невидимыми из-за слоя покрывавшего их мха, возникает марево. Летний таёжный воздух словно вибрирует. Надо ли говорить о чудо-грибах, меньший из которых достигал полуметра. Собственно, влияние радиации на любые живые организмы до конца не изучено: одним – это мучительная гибель, а другим – чудодейственное омоложение. В этом краю не поют птицы, не зудят насекомые, даже дикие звери тоже, по всей вероятности, покинули эти места… Щемящее безмолвие царит над когда-то важнейшим стратегическим объектом страны – Великой Державы, именуемой Союз Советских Социалистических Республик. Ах, сколь велика ты была, наша Родина, когда по нешироким улочкам «Лесхоза» проходили колонны военных, охраняющих объект, а хозяйки в газовых косынках спешили в продуктовый магазин, чтобы приготовить вкусный ужин для вернувшихся с работы мужей, которые трудились на благо Ядерного Щита Сверхдержавы…

Между клубом и баней – большая свалка. На ней обилие унылых стоптанных башмаков и ржавых банок, пластмассовых ёлок с крупными выцветшими хвоинками, остатками полинялого дождика и парой игрушек, на которых можно разглядеть юного космонавта с надписью СССР, поблёкшая кукла, из тех, что называли неваляшками, – любимая забава советских карапузов; поодаль проржавевший автомобиль, словно уменьшенная копия настоящего. Почему так много игрушек? Так ведь в советское время их в большинстве выпускали оборонные заводы в качестве добавочной мирной продукции.

Среди этой вселенской свалки сбоку, словно сползая со своего великого пьедестала, примостился старый трельяж. Амальгама задней поверхности во многих местах повреждена, и коричневые вкрапления и подпалины обрамляют три зеркала. Проржавевшие скобы прочно зафиксировали одну створку, но вторая, лишённая крепежа, свободно двигается, создавая иллюзию зеркального коридора…

Старое зеркало-трельяж было создано когда-то одним загадочным умельцем. Жил он долго. Работу свою любил, мастерил рамы для зеркал с упоением. Уважал этот мастер Большую Черную Птицу и платил дань Хозяину, потому жил да работал спокойно. Любил он украшать рамами с замысловатыми витийными узорами амальгамы разных форм и назначений: не только трельяжи, но и так называемые зеркала-псише, где два шарнира по бокам позволяют наклонять его и смотреть на себя под разным углом… Конечно, работа была кропотливая, и изделий было совсем немного, но расходились его чудесные зеркала по окрестностям, иногда переходя от одного хозяина к другому…

Так одно из зеркал-псише оказалось в тяжелые безденежные 90-е годы 20 века на рынке, где и приобрела его по велению души на последние деньги молодая Машка Ивановна. Свое волшебное зеркало она чтила, мнение его уважала. Потому Птица берегла Машку, и Хозяин ее не тронул, хотя след свой плотоядный оставил. Но не всё понимала Машка. Для начала ей надо было вырасти и прийти к своему Зеркалу…

Змеёныш

В комнате полумрак. Тишина. За окном январские сумерки. Громко тикают большие часы. Маленькая Машка, поджав ноги, сидит на спинке дивана. Ей страшно! На полу небольшой красный прозрачный шарик, словно наполненный маслом или другой жидкостью, в которой наблюдается небольшая точечка. Её хорошо видно с Машкиной недоступности… Там – змеёныш!

Машку первый раз оставили одну. Мама строго сказала, что ей срочно надо по делам. Машка покивала и спорить не стала. Первый раз одной остаться дома: и страшновато, и любопытно, и гордо!  Машка большая уже, взрослая! Скоро пять лет.

Раз она выросла, то первым делом надо накраситься, как мама. Машка сосредоточенно лезет в выдвижной ящичек с косметикой. Вот кисточка-метелочка и пуховка для пудры. Неожиданно из коробки поднялось облачко розоватой пыли, Машка чихнула. Вот коробка с тенями и маленькой кисточкой. Любимый темно-синий почти не тронут, а в серо-голубом – глубокая ямка. Машка усердно ковыряет тёмно-синий и проводит над глазом замысловатую дугу. Вот прямоугольник с черной тушью. Туда надо метко плюнуть и повозить щёточкой. Машка неловко тыкает в глаз. Вот тюбики помады. Машка находит яркую. Она тоже почему-то почти нетронута. Сложив губы уточкой, Машка старательно и жирно обводит их несколько раз. Красиво!

А что там еще – в уголочке ящичка? Машка шарит рукой и вдруг внезапно её отдергивает! Что это? Маленькое круглое скользкое и холодное. Это шарик, величиной с крупную горошину. Он прозрачный, красный, наполненный мутноватой жидкостью. Что бы это такое могло быть? Становится тревожно. Машке начинает казаться, что внутри шарика шевелится маленькая чёрная точка…

Внезапная догадка осеняет малышку. Это змеёныш!

Где бы она могла такое увидеть? На картинке? По телевизору? Неужели змеи родятся из таких вот икринок? Почему-то взрослой ярко накрашенной Машке кажется, что именно так, из этого маленького красного шарика вот-вот народится змеёныш. Девочка заскакивает на диван, взбирается на его спинку, поджимает ножки. Непонятным образом шарик скатывается на пол и следует за ней. Машке страшно. Но она не плачет. Чего реветь? Мамы нет рядом, спасения ждать неоткуда.

Темнеет. Сумерки в комнате сгущаются. До кнопки светильника далеко. В полумраке комнаты змеёныш быстро находит себе поддержку: из-за комода словно показался уголок острой морды. Волк? Гиена? Или огромная собака-оборотень? Где-то в трубе нехорошо загудело. Это змеёныш вызвал подмогу. От окна ложатся тени – корявые руки с цепкими пальцами. Почему они перемещаются, всё приближаясь к Машке?

Ноги у девочки совсем затекли, сил терпеть больше нет, и она стремглав бросается в коридор. Спешно наматывает шарфик, натягивает шапочку и шубейку. Теплые штаны уже времени надеть нет…

Машка выскакивает. Дверь захлопнута. Змеёныш и его команда заперты надежно! В подъезде Машка, отдышавшись, начинает размышлять, что же делать дальше… В квартире напротив живет дядька, которого зовут Алкаш. Он всегда что-то бормочет, от него неприятно пахнет. Скорее всего, от змеёныша у него не спастись. В квартире рядом живет баба Шура. Она старенькая и, кажется, сейчас лежит в больнице, потому Машку сразу не отвели к ней..

Малышка садится на ступеньку лестничного пролета. Этажом выше начинает подвывать собака. Машка знает её. Это грязно-белая болонка со слезящимися глазами, в уголках которых скапливается коричневая тоска. Её часто оставляют одну. Иногда слышно, как она скулит. А вот сейчас завыла. Машка понимает, что собака чувствует злополучного змеёныша и его армию. Возможно, они уже добрались до бедной болонки.

Машка начинает трястись, ей кажется, что змеёныш способен пройти сквозь стены. Девочка решает идти искать маму!

На улице темно и холодно. Особенно без теплых штанов. В какую сторону идти Машка не знает. Она бегает вокруг дома и жалобно зовет маму… Одну попытку отойти от жилья она всё-таки делает. Через снежное поле за детской площадкой. Там оказалась яма, и Машка по пояс проваливается в рыхлый снег. Падает, и складка белого одеяла накрывает ее с головой. Становится совсем страшно: так просто утонуть в снегу во дворе. Это, конечно, ловушка змеёныша! Как она выбралась, Машка не помнила. Вновь ощутила себя бегающей вокруг дома. В валеночках хлюпают тающие сугробы набившегося снега…

Сколько прошло времени девочка не знает. Туман застилает покрасневшие от слез глаза, в каждом зрачке по змеенышу в красном шарике…

Мама вернулась поздно. Машку, конечно, отругала. Разумеется, девочка заболела ангиной. В бреду высокой температуры ей снова и снова мерещился змеёныш. Он созревал и выползал из маленького красного шарика, ведя за собой целую армию детских страхов…

Когда Машка выздоравливала, еще слабая после болезни, робко спросила о страшном шарике. Мама сказала, что это душистое масло и легко раздавила шарик со змеёнышем двумя пальцами. По комнате разнесся сладковатый густой запах…

Но Машка знала, что змеёныш не умер!

1 сентября, или Рыжие учительницы

– Надо слушать внимательно, что вам учитель сказал! Распоясались! Ничего не учат! Вова, тебе бы только хулиганить! Михаил, что было задано? Нина, ты всё выучила? Тетрадочка должна лежать на парте, а портфель висеть на специальном крючке, а не валяться. Марианна, иди к доске.

Эту строгую речь проговаривала семилетняя девочка Маша. Она собрала непослушные кудри в хвост и нацепила мамин очки. Правда пришлось сдвинуть их на кончик носа, потому что за стёклами всё немилосердно расплывалось. Перед девчушкой сидели игрушки: заяц с оторванным ухом, он-то и был хулиганом Вовой; плюшевый медведь, конечно, увалень Миша; пупс со складчатыми ножками и ручками – хорошистка Нина; кукла Марианна – любимица, она уже стояла у доски. Потому что была отличницей и всегда знала урок. Перед учениками лежали маленькие листочки бумаги, прошитые ниточками – тетради, рядом на крючочках висели кожаные портфельчики. Всё помогла сделать мама-мастерица. Доска для куклы-отличницы была настоящей – грифельной, хотя и маленькой. В руке строгой Маши был кусочек настоящего мела, она аккуратно писала буквы. Потом воспроизводила их в маленьких тетрадочках своих подопечных, которые сама же затем старательно проверяла красными чернилами. Даже указка у учительницы Маши была настоящая! Она играла в школу. Осознанно, со знанием дела.

Откуда же она знала, как это происходит, ведь учителей рядом не было. Разве что далёкая бабушка, живущая за тысячи километров, когда-то работала учителем. Сама Маша в школе ещё не училась, только собиралась идти в 1 класс. Но она видела фильмы, мультфильмы, картинки в книжках, где дети чинно сидели за партами, а учительница проговаривала им задание. Почему-то Машкино внимание привлекали именно такие сюжеты для игр.

В реальную школу идти было страшновато. Вдруг там учительница слишком строгая, как сама Машка? А ещё неизвестно, какие будут девочки-одноклассницы? Маша с родителями недавно переехала в новый дом и ещё почти никого не знала. Только познакомилась с соседкой сверху, но дружить не хотела. Хотя они были ровесницами, однако соседка Наташа была девочкой бойкой, непоседливой, и игры ей нравились подвижные, шумные. А Маша предпочитала играть в школу…

Утро 1 сентября выдалось дождливым и неприветливым. Болезненную Машку заставили натянуть резиновые сапожищи с носками, тёплые кусачие колготы, поверх курточки намотали шарф и даже на непослушные жёсткие кудри, в которых еле держался бант, нахлобучили шапку горшком, отчего несчастный ненадёжный бантик тут же слетел… Наташка простуды не боялась и выглядела в первый школьный день замечательно: мягкие белокурые кудряшки. Собранные в два изящных хвостика, украшали огромные банты, похожие на крылья волшебных бабочек, которые не уродовала злополучная шапка-горшок. На её ножках в белоснежных колготочках красовались беленькие лакированные туфельки с ремешками. Опасаться коварных луж Наташка не собиралась! За лёгкой расстёгнутой курточкой виднелся гипюровый кипельно-белый фартук…

Так и стоят они вдвоём перед входом в школу на памятной чёрно-белой фотографии, сделанной Машкиным папой 1 сентября 1980 года: куколка Наташка с улыбкой, обозначившей милые ямочки на обеих щёчках, и бука Машка в своём утеплённом снаряжении, губы, стянутые в струнку и белёсые бровки, сведённые к переносице. Почему для одной девочки жизнь играет яркими красками, несмотря на моросящий дождь, а у другой дождит маленькое сердечко, предчувствуя все трудности, что обозначатся за порогом нового школьного мира?

В классе много девочек и мальчиков. Сразу в глазах пёстро от букетов. Но девочки в одинаковой коричнево-белой гамме и мальчики в тёмно-синей выравнивают эту пестроту и действуют на Машку неожиданно успокаивающе. На пороге кабинета всех встречает полноватая пожилая женщина с доброй улыбкой и ласковыми лучиками морщинок у глаз: «Я – Нина Ивановна, а как вас зовут, мои хорошие?»

Тревога моментально рассеивается, в носу неожиданно щекочет, хочется заплакать от счастья. В голове проворачивается мысль, как бы ответить, чтобы сразу обрадовать добрую Нину Ивановну и навсегда завоевать её сердце. Бойкая соседка уже щебечет, играя ямочками улыбки: «Я – Наташенька!»

«А я – Машка», – неожиданно для себя бурчит Машка.

– Может, лучше Машенька?

Девочка, понимает, что уже ответила неудачно и замыкается. Ей очень хочется сказать, что можно звать и Машенькой, и Машей и даже Марьей Ивановной, ведь её игрушечные ученики именно так и называют. Но непослушный язык намертво прилип к верхнему нёбу…

Машка очень опасается, что её будут дразнить. В детский сад из-за болезненности она ходила очень мало, но пару раз успела столкнуться с обидным словом в свой адрес. Дело в том, что голову, уже освобождённую от шапки-горшка, венчает непослушный огненно-рыжий каракуль! Бант обратно приладить не получилось, и кудри свободно торчат во все стороны. Наташенька со своими бантиками-бабочками уже упорхнула, встретив подружек, знакомых по детскому саду, куда она исправно ходила несколько лет.

У болезненной Машки подруг пока нет. В садике играла с девочками, но не сдружилась. Да и потом их отправили в другую школу. Машка тоскливо оглядывает класс, завистливо отмечая, что Наташка уже обнимается с Ниной Ивановной. Вот как она так легко может подойти к взрослому человеку и ластиться, пусть даже это добрая учительница?! А Машка стоит, как пугало посреди огорода, и по привычке чешет в кудрявой рыжей голове… О, чудо! В самом уголке класса за последней партой замечает белокожую веснушчатую девчушку с пухлыми щёчками и светло-рыжими золотистыми волосами. Она одиноко сидит, моргает длинными белыми ресницами; видно, что глаза ее блестят не пролившимися слезами. Машка рыжекудрым парусником плывёт прямо к этой девчушке. Забыв свою природную застенчивость, садится радом. «Я – Машка, точнее – Маша», – улыбается девочка. Глаза соседки по парте высыхают, и она улыбается в ответ, глядя на схожий оттенок волос приветливой Машки: «Я – Света!»

Они еще не начали говорить, но уже счастливы тем, что нашли друг друга. Возможно, обеим представляется бесконечная верная девичья дружба, способная преодолеть любые невзгоды, – неразрывное долгое чувство людей, чем-то похожих друг на друга. Ведь нас, рыжих, на большой Земле не так много, мы должны держаться друг друга…

Класс уже почти весь в сборе. Скоро начнется первый урок. Счастливая Машка сидит со Светой. Наташка – с какой-то смуглой надменной девицей. Уже шепчутся, критично оглядывая каждого…

Приоткрывается дверь, и в щель выталкивают девочку с алым букетом и не менее алым лицом, видимо от быстрой ходьбы. Что самое удивительное – цвет её волос… тоже близок к алому! Такой насыщенный оттенок медно-рыжего, краски которому добавляет покрасневшая кожа головы. Машка по собственному опыту знает, что все рыжие по любому поводу быстро краснеют… Девочка оглядывает класс. Не удивительно, что третье солнышко тут же двигается к Машке и Свете. По рядам первоклассников катится, как мячик, гул эмоций: «Три рыжих в одном классе!»

«Ну, вот! У нас во всех смыслах золотой класс!» – ласково произносит Нина Ивановна.

Красная девочка уселась за соседнюю парту. Успокоившись от бега и волнения, она стала приобретать человеческий розовокожий вид. Светка с любопытством смотрела на новенькую. В душе Машки шевельнулось недоброе предчувствие. Пока она не могла объяснить себе суть смутных подозрений, но это было, скорее всего, неприятие в дружбе нечётного числа, где один всегда будет лишним…

Конечно, троица рыжих сформировалась в тот же день! Но так и случилось, как предполагала Машка: дружить втроем было непросто. Красную девочку звали Лена. Её, как и Светку, вскоре записали в музыкальную школу. И Наташка, конечно, там оказалась. У Машки слух отсутствовал абсолютно, поэтому её отправили в художественную школу. Так Машка оказалась отделенной.

Но троицу рыжих объединял еще один интерес – игра в школу! Собравшись втроем, они неизменно рассаживали всех кукол, а то и сами садились за низенькую парту, которую смастерил папа Светы. Но всем троим хотелось быть именно учительницей! Светлым наставником, мудро улыбаться и выставлять заслуженные пятерки или строго отчитывать за двойки. Каждая из рыжих хотела учить! Поэтому игры не ладились. Но впереди было десять лет, которые предстояло пройти вместе троице рыжих, неожиданно сложившейся 1 сентября 1980 года, когда сидели они притихшие, задумчивые, настороженно поглядывающие на «не рыжий мир». Они не знали, но чувствовали, что обязательно будут учить! Свело-рыжая Светка – музыке, огненно-рыжая Лена – географии, а кучерявая медного оттенка Машка – литературе…

Машка и музыка

Слон постарался на славу, поработав над Машкиным слухом. Или это был медведь? Возможно, они счастливым тандемом танцевали на Машкиных ушах. Слух у девочки отсутствовал абсолютно! Конечно, песни Машка любила, но больше за слова или сладкозвучную звукопись.

Например, «У дороги чибис. У дороги чибис! Он сидит, волнуется чудак. А, скажите, чьи вы? А, скажите, чьи вы?» У Машки было много пластинок: больших и поменьше, очень чёрных, с дорожками, на которые надо поставить иголочку, потом включить кнопку… Когда Машка болела, ей ставили слушать эти пластинки. Она лежала с закрытыми глаза под байковым одеялом, пропитанная лекарствами и байховым чаем с лимоном, и слушала Большой детский хор: «Дремлет притихший северный город. Низкое небо над головой. Что тебе снится, крейсер «Аврора», в час, когда утро встаёт над Невой?» Шевелиться не хотелось, и пластинка, доиграв, печально крякала и затихала… Машка в жарком сне уплывала в притихший северный город…

Когда выздоравливала, выводила бодрые октябрятско-пионерские напевы: «Иди, мой друг, всегда иди дорогою добра!..» Немузыкальным, гнусавым после болезни, голосом Машка напевала по-своему: «Иди, мой друг, всегда иди дорогою бобра!»

В доме были телевизор и радио, поэтому отечественная эстрада не была чужда Машке. Иногда доводилось смотреть в передаче «Утренняя почта» на певицу с длинными кучерявыми волосами и круглым лицом. Машка, обнаружив некоторое внешнее сходство с артисткой, научилась так же отчаянно ерошить пятернёй волосы. Затем девочка поднимала глаза к потолку и отчаянно запевала: «Миллион, миллион, миллион алых роз…» Заслышав это исполнение, Машкин пёс – дворняжка по имени Кузька – начинал подвывать. Дальнейшее они уже исполняли диким трио: «Из окна, из окна, из окна видишь ты… У-у-у-у…»

Немалое влияние на формирование Машкиного музыкального вкуса оказал папа. Из детства девочка помнила большие круглые бобины, на которых была намотана коричневая плёнка, после щелчка ручки включения с них раздавался хрипловатый голос, проникающий в самую душу. Очень хотелось и Машке такой голос! Папа неудачно пошутил, что рецепт прост: надо выпить холодного молочка и высунуть голову в форточку. Пока никого не было дома, Машка выполнила все рекомендации родителя… Высоцкого из Машки не получилось, но после долгого ларингита она с энтузиазмом хрипела: «Жираф большой! Ему видней!»

А потом папа подарил первый кассетный магнитофон, похожий на ящик, и кассету, которую надо было ловко закладывать в откидное окошечко этого ящика! Папа уже не жил с Машкой и её мамой и, по всей вероятности, хотел таким шикарным подарком для дочери подложить свинью бывшей жене. Маман была увлечена обновлением личной жизни, и Машка несколько дней безнаказанно наслаждалась прослушиванием подаренной кассеты. Девочка быстро разобралась в немудрящих кнопочках включения – выключения и перемотки. Всё было новеньким и не заедало, перемотку на карандаше ещё только предстояло осваивать. Через пару дней прослушивания кассеты Машка решила поделиться музыкальной радостью со своими рыжими подругами. Обе девочки уже учились в музыкальной школе, но безропотно и снисходительно слушали свою безголосую подругу, подпевающую песням, записанным на кассете… Когда маман всё-таки случайно услышала вдохновенное пение дочери, было уже поздно! Машка с энтузиазмом голосила: «Нинка, как картинка, с фраером гребёт. Дай мне, Гера, финку, я пойду вперёд. Поинтересуюсь, что это за кент…» Папин подарок оценили по достоинству! Но расставаться с ним Машка наотрез отказалась, даже пригрозив уходом из дома…

Память у Машки была славная, девчушка отлично и надолго запоминала слова, но отчаянно перевирала мелодию. Впрочем, в шансоне музыка всех песен была примерно схожа – три аккорда…

Мама одной из Машкиных подруг преподавала в их школе музыку. Машка очарованно смотрела, как учительница, показывая на свои тонкие музыкальные пальцы, говорила, что у них есть глазки. Это были очаровательные уроки! Глазки у пальчиков девочка представляла легко, но, как только начиналось прослушивание классических произведений, заметно тускнела и скучала… Иногда на уроках музыки были современные новые песни: «Тридцать три коровы! Тридцать три коровы! Свежая строка!» Машка громче всех орала любимый припев. Учительница интеллигентно молчала, морщилась и ставила твёрдую четвёрку…

Классе в шестом Машка неожиданно почувствовала все признаки влюблённости. В доме случайно появился настенный календарь. Кто-то подарил, и им прикрыли жирное пятно на обоях, которое, кстати, посадила неловкая Машка. Чтобы жирное солнышко не раздражало глаза маман, его прикрыли случайно подаренным календарём. На нём был изображён стройный мужчина в элегантном белом костюме, лицо его освещала лучезарная белозубая улыбка, а голову украшала необычайно кучерявая длинноволосая шевелюра. А когда Машка услышала его голос, то поняла, что пропала! Созревающей Машке казалось, что именно ей этот мужчина доверительно поёт по радио: «Пусть у тебя на волосах лежит, не тая, снег, но ты, моя любимая, как прежде лучше всех…» Чтобы полюбоваться кумиром, необходимо было не спать в новогоднюю ночь, ожидая «Голубой огонёк». Неожиданно Машка поняла, что является любвеобильной особой, поскольку разглядела на эстраде ещё несколько интересных представителей мужского пола…

Взаимоотношения с музыкой развивались по-разному. Впереди были украшенные сердечками настенные календари кумиров молодёжи 80-х в самых разнообразных песенных жанрах: от эстрады до рока. Но это уже совсем другие истории…

Машка привычным жестом, принятым от рыжекудрой артистки, поворошила пятернёй волосы. «Разлук так много на земле и разных судеб. Надежду дарит на заре паромщик людям. То берег левый нужен им, то берег правый…» Машка неожиданно прервала пение, которым развлекала свою маман в дороге. На прилавке она заприметила маленький калейдоскоп! Она осязаемо представила себе, как стёклышки, отражаясь в зеркалах, создают берег левый, берег правый и ещё множество величественных картин…