Таз оглушительно загрохотал. Его дно от удара острой подковой треснуло, словно бы было разрезано ножом, и дембельский блестящий сапог застрял в этой дыре. Дембель попрыгал на одной ноге, дёргая второй, пытаясь освободиться от «капкана», но ничего у него не вышло. Он, плюхнувшись на стоящий рядом диван, стал руками стаскивать таз с сапога. Острый край дыры в дне таза зацепился за «меха» дембельской «гармони», и, когда солдату наконец-то удалось сорвать многострадальный таз со своей ноги, голенище сапога порвалось.
– Вот блин! – раздосадованно воскликнул военный, отшвырнув таз к двери. – Порвался! Ёмана.
Он пошевелил пальцами отошедший лоскут кирзы на сапоге, примеряя его на место и снова отгибая, а потом, плюнув на пол, выругался:
– Тьфу ты! А-э-й, чёрт с ним! – сдвинув голенища обоих сапог к низу и усилив «гармонь», дембель снова поднялся на ноги.
– Ивашка, это ты, что ль? – вдруг послышался робкий вопрос из толпы подростков, сгрудившихся у стола с магнитофоном.
– Ивашко!!! Ёмана, – нервно проорал дембель с акцентом на последнюю букву своей фамилии. – Для вас, петушков, вообще Фёдор Ляксеич, а не Ивашка никакой! Кто сказал? Кто ты? Где ты?
– Это я – Серёга Кислый, – сказал Кислицын, сделав полшага вперёд.
– О! Кислый! Ёмана, – как-то уже по-доброму удивился Ивашка. – Ты, шо ль? Здорово!
Кислицын подошёл к солдату, и они хлопнули ладонями, пожимая друг другу руки.
– Тебя, прям, не узнать, – восхищённо произнёс солдат, выгнув губы, и показал на себе, что парнишка поздоровел, пока они не виделись, погладив ладонями по якобы большим виртуальным грудным мышцам и бицепсам. – Красавелло!
– Ну да, – засмущавшись, хохотнул Кислый. – Мне же тоже скоро служить. Готовлюсь.
– А чё, есть кто из наших-то? Ёмана, – уже по-приятельски спросил дембель у Кислого, обняв его одной рукой за шею и присаживаясь вместе с ним на диван. Затем начал перечислять: – Банан там? Бивень? Салик?.. – он задумался на секунду и достал из кармана сигареты. – Будешь?
– Не-е, спасибо. Не курю, – улыбнулся Кислицын. – Банан переехал вроде куда-то… Даже не знаю куда… – он пожал плечами. – Бивень в армейке служит. А Салик… – Кислицын задумался и, снова пожав плечами, добавил: – Я хрен его знает, где он…
– А Писягин где? – прикурив и зажав фильтр сигареты зубами, выдыхая густую струю дыма, спросил дембель.
– Писягин служит, а Салик на тюрьме чалится, – сказал кто-то из ребят, стоявших у стола.
– Это кто там пукнул?.. – снова грозно спросил дембель и поманил рукой. – Подь сюды.
Подошёл Слава Антонов.
– Здорово, – тихо сказал Ивашка и подал руку. – Садись! – предложил он по-доброму и похлопал рукой по дивану рядом с собой, приглашая присесть. – Да всё, расслабьтесь вы! Садитесь все, пацаны. Вы же «Птицы» мои, да?
Ребята зашумели. Отовсюду послышались подтверждения: «Да», «Птицы» и тому подобное. Все стали расходиться по комнате и занимать места на диванах и стульях.
– Ну вот, вы же стая моя молодая! – добродушно раскинув руки, с улыбочкой подытожил дембель. – О! А этот… как его? Пономарь-то где?
– Я Пономарь, – хмуро ответил Дима.
– Ты Пономарь? – удивился дембель.
– Ну да.
– А-а-а! Ты младшой, что ли? – догадался Ивашка. – А Михон-то Пономарь где?
– Миша служит ещё, – так же угрюмо проговорил Дмитрий.
– Ну-ну! И чё? Иди сюда-то, – солдат нетерпеливо подозвал к себе Пономаря-младшего. – Он же раньше меня служить-то ушёл! Э-э-э… Точнее, мы в один день… Сегодня же седьмое? – вдруг округлив глаза, спросил он, и, не дождавшись ответа, продолжил своё рассуждение. – Седьмое. Значится… сёня ровно два года – семьсот тридцать дней в сапогах! – он поднял палец вверх. – То есть… – он опять смутился. – Сегодня, конечно, ещё месяц до двух лет не хватает. Седьмого июня два года будет. Но я в отпуске-то не был, ёмана, поэтому раньше на месяц дембельнулся. А он чего, в отпуске был, что ль?
– Не. Не был, – ответил Дима Пономарь. – Он матери написал, что после Дня Победы вернётся. Там парад у них, то-сё.
– А-а-а-а! – прохохотал Ивашка. – Лошара, блин! Залётчик, походу! Ёмана.
– Да не, он не залётчик, – опроверг Пономарь-младший. – Он, наоборот, там, отличник! Старший сержант!
– О-о-о! Старшой! – с уважением понизив голос, удивлённо проокал Ивашка. – Десантура! Ёмана. Все дела! Ну короче! – он хлопнул в ладоши. – Мы же, как в «Железку»-то на сборник[5 - Сборник – сборный пункт в военкомате города Железнодорожного.] приехали, его сразу же в этот же день в команду забрали. Дерзкий такой, ёмана, летёха за ними приехал. Я б ему всёк, если б он на меня так орал, – Фёдор Ляксеич довольно заулыбался, потирая кулак об ладонь. – У нас в Удельной-то таких не было. Там у нас вообще нормальные «шакалы»[6 - В солдатской среде «шакалами» называют офицеров.] были. Ну так вот, ёмана в рот! – он хохотнул из-за получившейся рифмы и продолжил: – Его-то забрали, а я почти неделю ещё там «гнил». Ёмана. В наряд попал, в столовую. Тарелки эти сраные нескончаемые моешь-моешь! Моешь-моешь! А они всё не кончаются. Писец вообще! Ёмана. Будете в «Железке», лучше в наряд по столовой вообще не попадать! Хотя от вас там ничего зависеть не будет! – он зло захохотал. – Ну короче! Он же, ёмана, получается, седьмого должен уволиться. А если сержант, так ещё пять суток к отпуску добавляют. Значит ещё раньше, – дембель угрюмо задумался. – А я-то ведь только двенадцатого в часть попал. Но у меня там за караулы и за другие там ещё отличия трое суток к отпуску добавили. Ёмана. Вот я в отпуск-то не ездил, меня раньше на месяц значит отпустить должны плюс три дня за караулы. Вот завтра должен был уйти. А меня ротный сегодня отпустил. Нормальный мужик вообще, ёмана! Завтра там не до меня им будет, к параду готовиться надо. Строевые смотры там, ПХД[7 - ПХД – парково-хозяйственный день. Обычно проводится по субботам или в предпраздничные дни. В этот день везде: в казармах, на складах и в других помещениях, и на территории воинской части, наводят порядок (генеральную уборку). Солдаты в шутку расшифровывают так: «полностью хреновый день».], ёмана. Все дела. А я уже, – он вдохнул полной грудью и прорычал, подняв руки вверх: – Де-ембе-ель!!!
Все сидели тихонько и внимали дембельским байкам.
– О! А этот… как его? – дембель почесал затылок. – Автокран где? Во! В армию-то не забрали его?
– Н-е-е-е! – радостно заблеял Кислицын. – Не забрали. Он в путяге ещё учится.
– Писец, он – вечный студент! – хохотнул Фёдор Ляксеич. – Может, его позвать, а?
– Да не знаю, можно и позвать, – пожал плечами Кислый.
– Давай-ка организуй Автокрана сюда, а? – попросил дембель.
– Ага, – согласился Кислицын. – Семён! Сгоняй Крану цинкани, а! Или заскочи к нему вообще.
Стас Семёнов вышел из комнаты.
– А чё, тебе погремуха твоя уже не нравится, что ль? – со скромной улыбкой спросил Сергей Кислицын.
– «Ивашка», что ль? – уточнил солдат.
– Ну да.
– Да… – он угрюмо выдохнул, – называйте как нравится. Просто в армии как-то стрёмно было. А тут меня все так и знают. Везде в уважухе был: и у «Птиц», и у «Бродяг», и даже у ильинских. Вы-то с «Бродягами» контачите сейчас?
– Ну, так… – задумался Кислый. – Не срёмся и ладно. А раньше, бывало, и бились с ними.
– А чё тут, в подвале-то, только «Птицы» обитают? – поинтересовался Ивашка.
– Ну да, – твёрдо ответил Сергей и добавил с армянским акцентом: – Остальные на хер идут!
– О! А есть гитара у вас? – спохватился дембель и, прикрыв глаза, пропел несколько строк из самой любимой дембельской песни про то, как дембеля в родные края уезжают и везде шатаются весёлые и пьяные, отмечая свой праздник. – Ну, чё, есть гитарка-то? – довольно выдохнул он.
– Не, здесь нет, – сказал Кислицын. – Но, у этого… как его?.. – защёлкал он пальцами. – У Гогена есть! Где ты, Гога? – поискал он глазами приятеля. – Сгоняй за гитаркой, а?
Игорь Смертин, или Гоген, как его все звали (производная от – Гоша) – парнишка небольшого роста с чуть косыми от природы глазами, встал со стула. Опасливо обходя военного и кося на него свой взгляд, направился к выходу.
– Э! Братан! Споём? Да? – позвал его дембель и спел несколько строчек про караван, который идёт по зыбучим пакистанским пескам и везёт анашу.
– Ага. Ну да, – быстро закивал косой и поспешил выбежать из комнаты.
