Трактаты черного свитка

Сказка стереотипов

Преданные

(перевод с кошачьего)

Холодно. Ужасно холодно. Сыро, мерзко и холодно. И даже подшерсток не спасает от этого свирепого пронизывающего промозглого холода. Хотя какой там подшерсток. Одно название. Когда я была молодой, юной, резвой, здоровой кошечкой, он был хорош. Густой, пушистый и теплый. А сейчас…. Едва защищает меня от ненастья. Злой холод без труда с легкостью забирается под него, пронимая дряхлое больное тело до самых старых костей. Он наверняка бы меня давно доконав прикончил. Однако мне несказанно повезло с убежищем. Старый, воняющий канализацией и плесенью подвал не плохо защищает от собак и непогоды. Здесь мне не страшны ни ветер, ни дождь. Вот только холод. Он вездесущ. Он попадает сюда, как и я через узкий квадратный проем в железобетонной стене….

Не выносимо холодно. Наверное, быть может статься это моя первая и последняя зима в этом подвале. Вне дома. Дом. У меня был дом. Теплый уютный дом с жаркой чугунной батареей, а так же широким пластиковым подоконником, на котором было так приятно развалиться после сытного обеда, раскинув лапы в стороны. Или сидеть наблюдая за дразнящим порханием птиц по карнизу, ну и всем любопытным во внешнем мире. А когда это порядком надоедало можно было прыгнув кому ни будь из хозяев на колени с мурлыканьем отдаться ласковым добрым рукам. Я их еще помню….

А еще я помню что сегодня должна прийти она. Маленькая, хрупкая, миниатюрная девушка с короткой темно-русой косой и чрезвычайно добрыми, чистыми серо-зелеными глазами. Взирающими одновременно рассудительно спокойно и в тоже время по детски игриво, с толикой бойкости свидетельствующей о сильном характере за фасадом из легкой ребячливой непосредственности. Совсем как у юной познающей мир, преисполненной любопытства кошечки. А еще у нее совершенно особенный аромат. Такой необычный. Фруктово-сладкий, нежный, наделенный приятными теплыми нотками ванильной терпкости. Единственное его весьма портят примешивающиеся к нему запахи никотина и почему-то новой кожаной обуви…..

Она обратила на меня внимание едва как только я появилась здесь, в этом дворе облюбовав сей подвал. Примерно два полнолуния назад, когда не было еще так холодно. Когда погожих дней было больше, а солнце радовало своим теплом более щедро. Погреться под его лучами я и выбралась в тот день наружу, в надежде заодно отыскать, что ни будь съестное у ближайшей помойки.

Она же просто торопливо курила в пролете дворовой арки. Быстрыми, резкими, суетливыми движениями поднося к тонко очерченным чувственным устам сигарету и вдохнув выпуская вслед за тем сизоватое облако дыма. Ее мысли были отстраненно далеки. По крайней мере лицо было весьма задумчиво. И уж не знаю, что во мне так привлекло ее внимание, но с того дня она стала с завидным удивительным постоянством навещать меня. С периодичностью каждые два дня. При этом принося мне плошечку с водой и поесть мягкого, вкусного, мясного паштета. Как предусмотрительно с ее стороны. Ибо у меня вовсе нет зубов. А тут даже не надо жевать….

При одной мысли о паштете начинают течь слюнки….

Как же холодно. От холода голод чувствуется острее. Конечно, можно было бы забиться поглубже в подвал туда, где холод ощущается не многим слабее, но я боюсь пропустить ее приход. Виной чему голуби. Пернатые, настырные, противные разносчики заразы! Того и норовят украсть, нагло слопать все то что приносит мне заботливая девочка. Ну и хочется по скорей насытить ноющую утробу…..

Потому я и не ухожу от лаза, вопреки холоду сквозь него наблюдая за двором. Ведь скоро она непременно появится…. Скоро. Совсем скоро….

Плохо только что начинает накрапывать изморось. Определенно повезло мне заиметь это убежище, в отличие от того вон глупого, не смышлёного щенка. Пугливо жмущегося к железной стенке мусорного контейнера помойки. По всему видно он был «подарком». Иначе говоря, таким живым существом, что иной раз преподносит мужчина интересующей молодой особе, дабы та допустила его к спариванию с ней. Как пошло. Однако еще более пошло, гадко и аморально выглядит то, что после полового акта, по прошествии нескольких дней вдруг выясняется, что молодая особа абсолютно не готова к такому подарку. Да, по началу он ее радует, смешит, веселит. Девушка с восторгом тискает его в объятьях, целует, дает забавное прозвище, играет с ним. Но затем, очень скоро, внезапно оказывается что прелестный, очаровательный комочек меха вовсе не игрушка, не модный аксессуар. Который нельзя выключить и убрать в коробку, красивый чехол. Он живое существо. Вносящее ощутимые коррективы, изменения в существовавший прежде, устоявшийся, привычный образ жизни и быта. Ибо в проявлении определенных своих животных инстинктивных собачьих качеств способен запросто испортить излюбленную юной хозяйки вещь. Потому как глубоко безразлично сумочку или туфли, от какого кутюрье он грызет, а так же в каком бутике приобретены. И ежели он чего понять и не может, так только того почему хозяйка сама не грызет просто предназначенные для этого занятия вещи.

Помимо этого выясняется, что славное пушистое существо необходимо не только кормить, поить и выгуливать, частично жертвуя некоторым личным временем. Но и, это самое главное и наиболее важное, маленькое живое существо требует постоянной заботы и внимания. А та девочка, в руки коей вручена чужая крошечная жизнь, оказывается, еще совсем не готова к такой колоссальной ответственности.

В такой ситуации поступают двояко. Одни человеки из чувства совести срочно подыскивают питомцу новую хозяйку и другой дом…. Иные же предпочитают не утруждать себя лишними хлопотами. Им проще выкинув на улицу предать…. Этому бедняге, очевидно, не повезло…. Ну что ж сейчас накрапывающая изморось быстро напитав короткую черную шерсть, сделает его полностью беззащитным перед холодом. А тот проникнув в кровь, сковав лёгкие, мастерски остановит сердце. Наверняка к утру он уже издохнет. Если кто ни будь не позаботиться о нем, или он сам не найдет себе какое ни будь пристойное укрытие. Но в свое я его не пущу. Щенок мал и бестолков. Будет лаять, шуметь, чем наверняка навлечет если ни дворников, то крыс уж точно.

Крысы сильные, ловкие, проворный и коварные твари. Когда они атакуют стаей с ними, не всякая молодая кошка сладит. Что уж говорить обо мне старой беззубой и больной. Стало быть, если малыш сунется, мне придётся приложить все имеющиеся силы чтоб отогнать его, не пустить. Пусть ищет в ином месте или умрет. Хоть мне и не пристало так поступать, ибо я сама, как и он преданная. Меня тоже предали. Правда не так как этого щенка. По другому. По пути из ветеринарной лечебницы…..

За много лет проживания в семье я привыкла, что меня как минимум раз в год отвозят на осмотр к высокой долговязой белокурой женщине в накрахмаленном медицинском халате с невероятно чуткими успокаивающими руками. Словно в них таилась сокрытая древняя животная магия, попадая под воздействие которой любой зверь моментально притихает, тут же становясь покладистым и смирным….

Однако нынешней весной во мне что-то сломалось, и меня стали носить к волшебной женщине значительно чаще. И вместе с тем все более тщательными и не приятными, порой даже болезненными, с каждым разом делались осмотры на приемах этой доброй женщины ветеринара.

Так из любимицы я превратилась в тягостную обузу. Хозяева, проявляя верх сострадания, пытались меня лечить, всякими микстурами, уколами, процедурами старались исправить то, что делало меня больной. Они прилагали массу усилий, но им так и не хватило в итоге сил, чтоб усыпить, умертвить меня. И тогда они решили предать…. Им вдруг пришло в голову, что просто выпустить меня, оставив беспомощную, домашнюю, не приспособленную к жизни на воле, на произвол судьбы – гуманней, нежели впрыснуть по игле яд. Поистине гуманизм есть религия слабых и оправданье дураков…. Именно придерживаясь ее канонов они в один прекрасный день, возвращаясь после очередного посещения ветеринарной клиники, неожиданно решили завернуть в близлежащий по дороге парк.

Погода и в самом деле была прекрасная. И выпущенная из переносной клетки, я как маленький котенок припала к зеленой траве. На короткий миг позабыв об сжирающем изнутри недуге, принялась принюхиваться, кататься, скакать. Резвиться, нежась в ласковых лучах жаркого полуденного солнца.

Домашней кошке не часто, редко, выпадает удача побаловаться во внешнем мире, находящемся за пределом ее обычной среды обитания – каменных стен. Поэтому очутившись по случаю в нем, они зачастую совершенно теряют голову. Ибо необъятное количество новых не знакомых прежде звуков, запахов просто пьянит, одурманивает. И практически не возможно отказать себе в упоительном удовольствии попробовать каждый из них на нюх, на слух, потрогать лапой….

Когда я опомнилась от нашедшего на меня, овладевшего мной, пьянящего затмения, хозяев уже не было. Белая деревянная скамейка всего в трех прыжках от меня была пуста. Еще мгновение назад они сидели на ней, глядя на мои чудачества с тоскливыми улыбками на печальных лицах, и вдруг словно растаяли, испарились, исчезли. Ушли смешавшись с общей массой прохожих. Напрасно звала их, плакала. Они предательски бросили меня, и я осталась одна….

В большинстве человеки проходили в полнейшем безразличии ко мне. Растерянно метущейся по дорожкам парка, он скамейки к скамейке в призрачной иллюзорной надежде отыскать своих утраченных хозяев. Однако находились и такие человеки, кто останавливался, привлеченный моим смятением, протягивал ко мне свои руки, подзывая к себе. Не знаю для того чтоб помочь или обидеть. Я им не далась. Поскольку как кошка я могу пойти лишь в те руки, коим доверилась единожды…. Наверное, такова кошачья гордость….

Меж тем как день неотвратимо все больше близился к закату. О чем свидетельствовало неумолимое скатывание великого светила к щербатой из-за крыш домов, линии горизонта. Вместе с солнцем покидали парк и прогуливающиеся прохожие, выдворяемые сгущающимися под кронами дубов тенями сумрака надвигающейся ночи. Одна лишь я все продолжала неприкаянно носиться по извилистым тропинкам дорожек. До тех пор пока окончательно не выбилась из сил.

Инстинкт подсказывал найти срочно безопасное место, чтобы переждать ночь, а с рассветом продолжить поиски. Однако, ведомая чувством самосохранения, забраться на выбранное развесистое дерево я так и не сумела. Мне не хватило ни сил, ни сноровки. Я ведь в конечном счете старая, больная, домашняя кошка…. И не сумев забраться на ветку, я не долго помыкавшись нашла пристанище в колючем кусте шиповника. Но умостившись в его сердцевине поудобнее, на охапке прелых листьев, заснуть я так и не смогла. Ночные звуки; новые, не известные, жуткие и очень страшные, пугая беспокоили меня. Прислушиваясь к ним, я поминутно вздрагивала. И с трудом дождавшись рассвета, вновь ринулась на поиски.

На этот раз я не носилась в бездумной панике. Теперь я целенаправленно устремилась за предел парка, в надежде по имеющимся в памяти приметам отыскать свой дом. Запавшие в память запахи, обязаны были послужить мне дополнительными ориентирами. Однако вместо помощи они на оборот меня еще больше запутывали, сбивая с толку. А может и не они виноваты, а причиной всему моя старость. Притупились и слух и нюх. Ослабело зрение. Возможно, в купе они и подвели меня старую….

Тем не менее, я продолжала рыскать в возведенном из камня лабиринте улиц, дворов и скверов. Поджав уши и опустив хвост тенью следуя вдоль стен. Несколько раз мне показалось, что я будто бы определенно напала на след, и что очертания, признаки, некоторых мест смутно чем-то знакомы. Но как бы не кружила я около них, они ни к чему меня не приводили. Мнимый след, похоже, оказывался иллюзией….

В результате, чрезвычайно отдалившись от парка, я не видела уже смысла возвращаться в него. Да вряд ли бы уже нашла обратную дорогу. Вместо этого я предпочла провести следующую ночь под прислоненным к стене под углом куском фанеры.

Примечательно, что переночевав, на утро подле служившего мне защитой фанерного листа, мною было обнаружено блюдечко с молоком. Принесенное и оставленное чьей-то заботливой сердобольной рукой. В сущности, я могла бы спокойно остаться здесь, подле этого дома, выбрав единственно место для ночлега покомфортнее. Однако распаляемая неугасаемой надеждой преданность настырно подначивала меня. И вылакав до последней капли молоко, я отправилась дальше….

Ночуя каждый раз в новом месте, перебиваясь либо отбросами, либо плодами милосердной доброты, я не прекращала свои поиски, покуда окончательно не уверилась в их безнадежности.

Так уж совпало, что в довершении к своему разочарованию в этот момент я впервые столкнулась с крысами. Случилось это где-то наверное на пятый или шестой день скитаний. Когда с приближением сумерек, дабы не быть застигнутой бродячими псами на открытой местности на открытом пространстве, я сунулась в один из разбитых оконных проемов нижнего этажа старого, ветхого, кирпичного строения. Внутри к моей преждевременной радости было довольно сухо, и относительно вольготно. Пахло пылью, ветошью, человеческой мочой, птичьими экскрементами и еще чем-то…. Для меня, как истинно домашней кошки, этот запах был категорически не знаком, но унаследованный, переданный на генетическом уровне от матери инстинкт настойчиво сигнализировал о присутствии таящейся угрозы, опасности. И он и в этот раз меня не обманывал. Вот только соблазненная любопытством я проигнорировала внутреннее предупреждение. Лучше бы я сразу прислушалась к нему. Ибо лишь едва я спрыгнула с узкого подоконника на изъеденный дырами, проваливающийся паркетный пол, как ворох старых картонных коробок в дальнем углу внезапно зашуршал, зашерудел, и из под него высунулась небольшая, горбоносая морда с парой черных внимательных глаз. С минуту они пристально смотрели на меня. Затем юркнув под кучу картона исчезли.

Существо коему они принадлежали было мне однозначно не знакомо. Хотя сама не знаю, каким образом, наверное, руководствуясь звериным чутьем, я догадалась, что это крыса. А также что под кучей грубой бумаги и мусора, она не одна. И действительно спустя пару мгновений ко мне на встречу вышло шестеро таких же серых здоровых крупных тварей, всего в половину ниже меня в холке. Щетинясь, они долгое время, как и первая, сосредоточенно изучают меня, принюхиваясь на расстоянии, аккуратно обходя с боков….

Леденящий душу страх, пробежав по холке спины, тронул сердце нарастающим ужасом, предчувствия не доброго.

Язык, характер движений для всех животных один. В данной же ситуации он красноречиво возвещал, что сейчас эти хищники охотятся, а жертвой избрана я. Что лишний раз подтвердило то, как хитро подступались, пытаясь обойти сзади. Однако, не дожидаясь нападения, я резко, круто развернувшись на месте, сиганула обратно на край окна. Чудом, избежав лязгнувших у самого горла зубов и по касательной лишь пригладивших шерсть когтей. В следующее мгновение я неслась уже со всех лап прочь от враждебного опасного строения по лабиринту скверов, подворотен, арок, до тех пор, пока не обессилила.

Когда же обессиленная, усталая, огляделась, то оказалось что я нахожусь в этом продолговатом колодце двора с двумя арками. Желая немножечко отдохнуть и собраться с силами, я, немного пошарив по двору, отыскала квадратный лаз, через который попала в подвал. Так получилось что остановившись в нем для короткой передышки я осталась в нем на совсем. Прижилась, облюбовала….. Быть может так получилось либо из-за затянувшихся поисков, от безрезультатности которых я невыносимо устала. А может из страха, пережитого при знакомстве с крысами, не пускавшего меня из кажущегося надежным убежища. Но я больше не отправлялась на поиски хозяев. Лишь изредка, когда вдруг в каком-то прохожем мне внезапно казалось что-то знакомым и родным я бросаюсь в до гонку, однако догнав и покрутившись у ног, огорченно плетусь обратно к своему лазу. К своему новому дому….

А потом, как я уже рассказывала, в моей кошачьей жизни появилась она. Удивительная замечательная девушка…. Только почему ее все нет…. Когда же она придёт….. Ведь так хочется, есть…. И так безумно холодно…..

Холодно, очень холодно….. Но этому маленькому щеночку придётся умереть. Можете попрекнуть меня жестокосердием, но я хоть стара и больна, однако я тоже хочу жить…. Пусть немного, пусть самую малость, но пожить…. Еще пожить, еще поесть…. Даже жутко насколько жизнь и смерть близки….. Но как же все-таки холодно….

Санкт-Петербург 02 апреля 2018 год. Жидков Андрей Александрович.

Бродячие псы

Лежа в своей мягкой постели,

Ты у видишь чудесные сны.

О бабочках, что умирали

В ожидании черной весны .

Жидков А.А.

Повернув ключ, и тихонечко войдя в квартиру, она осторожно притворила за собой дверь, стараясь не щелкнуть громко замком. В прихожей было темно. И нашарив на стене выключатель, она зажгла свет.

Старенькая люстра осветила бежевые бумажные обои в мелкий цветочек, встроенную прихожку и вытянутое зеркало в деревянной оправе. Она посмотрелась в застывшее в нем собственное отражение. Худощавое чуть осунувшееся лицо еще не утратившее своей привлекательности, но уже несущее на себе серьезный отпечаток пережитых невзгод отпечатавшихся на нем парой борозд глубоких морщин. Женщина удрученно вздохнула, потрогав пальцами легкие припухлости мешков под глазами.

«Это всего лишь усталость» – утешила она сама себя. – «Я просто очень устала».

Сняв куртку и тут же убрав на вешалку прихожки, она распустила завязанные в узел прямые черные длинные до лопаток волосы с проступившей у корней проседью. Но что на нее обращать внимание, если нет денег на краску.

Вынув из сумочки банку со страшной смертельной отравой, она приподнявшись на носочках убрала яд на антресоль. Несмотря на то, что прошло более года порванные на икрах связки по-прежнему болели. По этому она не любила лазить на антресоль, но содержимое банки было слишком опасным, чтобы держать его опрометчиво в легко доступном месте.

Затем засунув ноги в тряпичные потертые комнатные тапочки, женщина покинула прихожую, перейдя на кухню.

Росчерк спички и расцвел синий газовый цветок, заставив мелодично засвистеть алюминиевый чайник. Присев на шаткий стул, она включила оставшийся после смерти мужа небольшой диагональю в двадцать пять дюймов телевизор. Настроив его на новостной канал она стала смотреть. Там как раз был сюжет про двух отравленных сегодня утром бездомных собак. Тех самых коих она по дороге на работу покормила рубленным пропитанным страшной отравой сырым мясом. Она помнила, как мучительно собаки сдыхали, как пузырились кровавой пеной их пасти и как, жалобно скуля, они отхаркивали свои смешанные со слизистой желчью и кровью внутренности.

На теле экране показали упитанную любительницу животных в пальто с отменным собольим воротником. Покраснев от распиравшего ее негодования поборница добра начала с пеной у рта вопить об аморальности совершённого деяния. Рядом с ней сердобольная старушка увещевала о том, какие это были хорошие собачки, как их все любили. Они ведь бедные, несчастные, бездомные.

А она смотрела, склонив голову, набок слушала и думала:

«Интересно если бы эти чудесные бродячие собачки убили или покалечили, кого ни будь из их детей эти защитницы животных так же бы верещали от любви к ним? Почему ни одна из этих добродетельных матрон, не взяла этих животных в свой дом? Лицемерные потаскухи льющие прокисший елей, дабы показать свою лживую добродетель! Ведь много усилий не нужно чтобы бросить беспризорному псу объедки. А ты попробуй, потрать свои силы и время на устройство его судьбы». – Женщина зло оскалилась. – «Это из-за них государство тратит деньги на стерилизацию вместо того чтобы повысить пособие матерям одиночкам».

Она, поморщившись, выключила телевизор:

«В сущности, бедные животные ни в чем не повинны, мне бы следовало отравить этих лицемерок! Ведь если задуматься, то это они должны страдать исходя слезами до тех пор, пока не поймут, что зверь всегда остается зверем и ему должно быть на поводке. Ибо собака не безобидный пупсик. У нее есть клыки и когти, и природой ей уготована роль хищника».